Прозрачно

Виктор ненавидит вещи, которые ограничивают его в движении. Трость. Свой организм. Себя. И верёвки. Чувствовать на запястье бечёвку и не суметь пошевелить ни пальцев от сильной стяжки — кошмарный сон. Гайос не шевелится. Подключает для начала слух и оценивает обстановку. Глаза не приоткрывает, старается для начала ощутить прохладное дуновение ветерка. В помещении достаточно холодно, чтобы побеспокоиться о том, зачем похититель сам себя замораживает. Только даже открой окно — так холодно не будет. Сейчас июнь, жарко. Так может быть только в подвале или отдалённых уголках Зауна. Гайос не уверен, что «всё из» сейчас — верный ответ.

Он качает головой с тихим мычанием, чтобы понять, что и где ещё связано. Выходит хорошо. Ноги, руки, локти и таз. Таз и стул соединяет одна верёвка, но она давит несильно, словно её накинули ради позёрства. Виктор кренится влево и вправо, поднимает голову. Медленно приоткрывает глаза и смотрит. Он привык к темноте с детства, и сейчас на концентрацию уходит пару секунд. Он всматривается в уголки помещения и не находит мебели. Его стул — единственный предмет здесь?

За спиной слышится женский хмык, и Гайос остро улыбается, откидываясь больной спиной на спинку. Голову отклоняет назад настолько, насколько возможно для больного тела.

— Добрый, — задумывается, — вечер. Оливия.

Делает ставку на то, что ещё сегодняшний день. Даже не ночь. Он не дёргается, ничего подобного. Только удобнее устраивается и слушает хихиканье за спиной.

— Добрый, Виктор, добрый. Я сегодня готова к любым поворотам, потому ты так нелепо сейчас выглядишь. Прости, милый.

— Ничего, у меня будет время показать правильное применение шибари, — они хмыкают одновременно и до безумия похоже. Дышат одним воздухом. Гайос решается спросить: — Ты сегодня где меня удерживаешь? Заун или подвал?

Джонен поднимается и двигается в его сторону, чтобы встать за спиной и уложить ладони на плечи. Проводит по ним и сжимает легонько.

Решила сделать мне массаж перед смертью, красавица?

Гайос расслабляется сильнее, чтобы она не почувствовала его скованность на её касания. Провести сталью по его горлу ей сейчас ничего не составляет.

— В моей квартире в Зауне.

Она разворачивает его резко, на задних ножках стула. В глаза врезается свет за окном, заставляя прищуриться. Удивительно. В этой комнате ещё есть одна кровать. И всё. Не удивительно. Виктор выдавливает из себя хмык и ведёт плечом.

— Любишь минимализм?

— Люблю свободу.

Виктор кивает, и Оливия отходит, присаживаясь на кровать. Закидывает ногу на ногу, оголяя бедро. Ткань съезжает по оливковой коже волной. Гайос рассматривает бедро, не находя там крепления для кинжала. Джонен смеётся с его нахмуренного лица и осторожно ведёт рукой в воздухе, словно собирая слова в предложение.

— Ты ведь знаешь все участки, где девушки прячут удовольствие, — он неодобрительно косится на хитрый прищур, закатывая глаза. — Не стала утруждать себя выдумыванием новых. Тем более мне хватит и этого.

Она засовывает руку под подушку, доставая маленький бело-золотой револьвер. Изящный и ёмкий. Она прокручивает его, заполняя пулями и укладывая на колени. Мило и любезно улыбается. Как Джейсу. Гайос ёжится слегка от ощущения фантома за спиной, но не даёт себе повернуться и проверить.

Не его чёртово дело.

Гайос смотрит на Джонен и решает, что продолжить их беседу стоит.

— Как застала меня врасплох?

Оливия улыбается снова и смачивает губы слюной. Виктор смотрит и думает, что во флирте она хороша. У него бы встал, если бы не одно «но». Большое такое «но». Джонен пожимает плечами.

— Ты просто давно не отдыхал и сделал большую ошибку, когда уснул на рабочем месте. Миротворцы очень мне помогли в доставке твоей туши сюда, — она рассматривает свой маникюр, рассказывая легко, как про погоду, а Виктор хмуро наблюдает. Болван. Сам виноват.

— Так ты не знала, где я живу?

Она останавливается и поднимает на него какой-ты-дурак взгляд. Презрительно фыркает, опуская руку, и откидывается слегка назад.

— Нет, конечно. Зачем? Решила, что убив Майкла и Локи, ты достаточно показал. Решила, что нам стоит оставить свои безопасные местечки в покое.

Гайос смотрит на Оливию и хмурится. Она странная. Очень. Он не успевает за её мыслями, как и она за его. Они думают параллельно. Благо, Гайос это делает с лёгким опережением.

— Ждёшь кого-то?

Он передёргивает плечами снова, чтобы унять начинающийся зуд между лопаток. Не помогает, Оливия только недовольно осматривает его попытки.

— Твоего напарника. Всего лишь.

Гайос замолкает и пытается понять, что думать об этом. Ощущает ли он телефон в кармане? Нет, а значит, забрала. И скорее всего уже написала с него, так как он пароль никогда не устанавливал.

Виктор вздыхает и слегка горбится. Локти сведены в неудобное положение, и сделать ничего он не может с этим.

— Может, ослабишь узлы хотя бы на сгибе? Я всё-таки больной человек.

Джонен осматривает его с ног до головы и кривится, отвечая:

— Ты меня, кажется, убьёшь своей аурой, стоит мне только подойти. На такой риск я не пойду.

Виктор кивает, удовлетворённо замечая её подхалимство. Красотка. Джонен поднимается, чтобы закрыть окно, и возвращается с балкона с графином в руке и кружкой. Предлагает Виктору воды, и он по неведомой причине соглашается.

Есть что терять?

Нет.

На вкус оказывается и правда вода, рассудок не мутится. Джонен косится на его удовлетворённое выражение и хмыкает, поджимая губы. Довольна. Он тоже. Капля воды стекает по подбородку, соскользнув с горлышка, и Джонен стирает её пальцем, царапая слегка нижнюю губу ногтем. Гайос глазами хлопает и с ухмылкой косится на вырез декольте.

— Для кого наряжалась?

Оливия заводит прядь его волос за ухо и отшагивает, позволяя осмотреть себя ещё раз. Виктор безмолвно соглашается на условия и смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит. Впитывает. Она эффектна. Очень. На лодыжке закреплены туфли и три маленьких бутылёчка с фиолетовой жидкостью. Гайоса неконтролируемо передёргивает.

Мерцание.

Он кривится и поднимает взгляд к её глазам. Вопросительно выгибает бровь. Джонен плавно разворачивает его стул в прежнее положение, и Виктор снова осматривает деревянную дверь и ободранный косяк. Она наклоняется к его уху и обдаёт кожу горячим дыханием. Окутывает запахом дерева и соли. Виктору недостаточно. Виктору нужен лес. Он не вдыхает.

— Для тебя. Для Джейса. Для себя. Я никогда не наряжалась просто так, Виктор. Сегодня — для тебя, — она ведёт ногтями по позвоночнику Гайоса, его пробирает на дрожь, — У меня достаточно времени было, чтобы изучить, что тебе нравится. Сегодня на мне комбо из всего. Выбирать не придётся, милый.

Она похлопывает его по плечу и присаживается на кровать, оставаясь позади. Виктор цокает, ухмыляясь и выкручивая запястье, чтобы показать ей фак.

— Странно, что ты сделала подобный вывод, — на её «м?» поясняет: — Ты мне никогда не нравилась, Валерия.

Акцентирует внимание на настоящем, надеясь сбить с толку, но Джонен только хмыкает. Позади слышится вибрация мобильника и шебуршание.

— Сегодня я Оливия. Валерия давно уже умерла, — она клацает ногтями по экрану перед тем, как продолжить: — И если у тебя на меня не встал — не значит, что я тебя не привлекаю.

Он не спешит опровергнуть. Правда должна быть осмыслена и донесена всем. Виктор не стесняется того, что Оливия интересует его. Но это только интерес.

Она не Джейс.

Три звонка в дверь звучат вовремя, не давая даже подумать о продолжении беседы. Оливия поднимается, чтобы поравняться с Виктором плечом.

— Я волью в тебя мерцание, если ты откроешь рот или попытаешься сделать что-то не так, как я сегодня захочу. Кинжал у меня острый, ты мог заметить. Сердце Джейса хрупкое. Надеюсь, эти факторы послужат для тебя весомой причиной сидеть смирно и отыгрывать роль наблюдателя. Сделаешь всё как надо — и меня больше не увидишь.

Виктор не отвечает. Он странно благодарен, что Джонен создала наилучший исход из ситуации. Без смертей.

Она плавно двигается к входной двери, поправляет прическу перед тем, как впустить Джейса.

Талис выглядит слишком безумно. Он в форме советника, а значит, убежал прямиком с заседания. Испугался ли советник Сейло? Виктор надеется, что тот умер.

Джейс не притрагивается к Оливии, которая испуганно глядит на него, поджимает губки и раскрывает руки для объятий. Талис головой крутит и находит то, что искал. Ему бы стоило свернуть Джонен шею при входе, но он настолько перепуган сам, что лучшим решением для него становится броситься к Виктору, который удобно так уже растёкся по сидушке пластмассового стула. Он что-то себе бубнит под нос и мельтешит, стараясь развязать узлы, трогает Гайоса за щеки, пытаясь понять, в каком он состоянии, и совершенно не контролирует ситуацию за спиной.

Оливия наблюдает за сценой со смешинками в глазах и мягко качает головой от глупости происходящего. Опирается на одну ногу, придерживаясь за стену, и пальцами достаёт одну баночку мерцания, поднимает её на свет лампы. Виктор на Талиса не обращает внимания, приглядывая за Оливией.

А кто, если не он?

Джонен шагает, разбивая атмосферу цоканьем каблука. Джейс замирает, резко поднимаясь и загораживая собой Виктора. Гайос разочарованно думает, что узлы так и не снялись с него.

— Оливия, — рыком вылетает из горла, и Виктору смеяться истерически хочется от несдержанности партнёра.

— Он напал на меня, Джейс! — Джонен продолжает спектакль, прижимая руки к сердцу и поражённо выдыхая.

Словно не понимает, за что на неё злятся. Виктору нравится актёрство этой красавицы. Он прокашливается. Настоящая ухмылка прорезается на губах Джонен.

— Отойди, Джейс, всё нормально.

Она просила помолчать, но кажется не против подобного переброса словами. Клацает туфлями по полу, останавливается за спиной Виктора и укладывает ладони ему на плечи, легонько разминая. Виктору она не нравится, но он впервые ей благодарен, что не даёт боли разойтись по телу сильнее, хотя сама и виновата в её появлении. А Талис слишком сильно сбит с толку. Он смотрит непонимающе, глаза бегают от лица Виктора к Оливии и к её рукам. Гайоса и Марк зрелище забавляет. Только из них двоих Оливия позволяет себе восхищённую улыбку.

— Виктор, ты сделал самый верный выбор в своей жизни впервые. Не теряй его.

О.

Только Джейс в этой комнате не понимает, о чём они, и Виктор благодарит Оливию во второй раз. Талис хищно смотрит на руки Джонен, и она со смехом отнимает их, а Гайос тянется за касаниями. Джейс только сильнее мрачнеет, но не отступает, всё так же оставаясь около Виктора. Гайос фактически зажат между ними, и это довольно-таки неудобно. Он чувствует их молчаливый разговор и пугается тому, во что это может вылиться. Не мешает.

Сами разберутся.

Трофей тут Джейс, а не он.

Оливия наконец-то открывает свой рот:

— Джейс, присядь, поговорим.

Жевательные мышцы на лице ходуном ходят, кулаки поджимаются, но он отшагивает к стулу, который Оливия так любезно принесла для него. Стул в пяти метрах от Виктора. Далеко, но недостаточно, чтобы не разглядеть кинжал, который оказывается в её руках и подносится к тонкой шее. Виктор даже не удивляется тому, где она его взяла, если при ней было только мерцание и револьвер.

Талис дёргается, но на её приподнятую бровь с грохотом усаживается обратно. На самый край, чтобы сорваться, если что. Знает ли Джейс, что он в принципе не успеет? Виктор не хочет знать ответа.

— Отпусти его. Тебе же я нужен, а не он.

Оливия роняет голову, чтобы плечом прикрыть рот и не рассмеяться в полный голос. Тонкое лезвие сильнее впивается, заставляя Гайоса напрячься и вытянуть шею, стараясь отодвинуть её назад. Позвоночник дрожит от напряжения.

— Милый, милый, Джейс. Ты так ничего и не понял? Ты так к нему привязан, что мне из-за тебя приходилось его пытаться убить, — она отнимает ножик, чтобы взмахнуть рукой, но через секунду возвращает его обратно, — Ты ведь на нём заканчиваешься. Не будь Виктора — не было бы и точки давления. И, боже ж ты мой, хватит притворяться, что ничего не знаешь. Ты был достаточно скован тогда на балу, чтобы я сделала верные выводы. Выпытал из своего Виктора, — наблюдает орлом за реакцией на местоимение и, получая её, удовлетворённо хмыкает, — всю информацию? Или он сам рассказал? — Джейс было открывает рот, но Джонен продолжает, не давая и слова проронить, — А впрочем, неважно, — она отходит от Виктора, чтобы встать полубоком, налить стакан с водой и вылить туда пузырёк с мерцанием. В комнате никто не двигается, — Виктор выпьет это, если твой ответ мне не понравится, Джейс.

Гайос качает головой на примитивную угрозу, но молчит. Всматривается в напряжённую позу Джейса и старается поймать его взгляд.

Смотри на меня. Не на неё.

И Джейс поражённо вздыхает на просьбу Джонен, но зрительный контакт не прерывает.

— Какой пароль, Джейс? — она качает воду в стакане по кругу, создавая водоворот и массируя кожу головы Виктора осторожными касаниями. Тянет его голову назад, запрокидывает и подносит стакан. Гайос неодобрительно хмурится, закатывая глаза. — Пароль от информации в восьмом секторе.

Тишина оглушающая. Бьёт по перепонкам сильнее, чем звук автомобильной аварии. Виктор не удивлён её вопросу. Больше — заинтересован.

Восьмой сектор?

Джейс прокашливается.

— Ладно... Но сначала отпусти его.

Он осторожно и очень медленно привстаёт, поднимает руки, чтобы показать, что не вооружён и нападать не собирается. Оливия осматривает слезящиеся глаза Виктора от боли и отпускает, но не отходит.

— Сначала пароль.

Гайос смотрит на Джейса, зрачки из стороны в сторону бегают, передавая ответ.

НЕТ.

То, что нужно Оливии, возможно, приведёт к чудовищным последствиям. Виктор не готов рисковать всем миром ради своей жизни. Он достаточно любит себя, но Джейсу ещё здесь жить, и подставлять себя под это — глупо. Виктор поджимает губы, видя ярость на лице Джейса от его молчаливого предложения. Талис переводит взгляд на Джонен и кивает.

— Отойди от него. Дай, я скажу сам.

Виктора поражает, как спокойно Джейс принимает ситуацию. Спокойно — относительно того, что Виктор сейчас связан и не пойми где. Даже странно. Только Джонен хмыкает.

— Дорогой, я не глупа. Ты привёл с собой миротворцев, которые, кстати, подчиняются мне. Ты пытаешься сейчас что-то сделать, но это только причинит вред твоему... — она склоняется к шёпоту, — партнёру.

Джейс вздрагивает, подбородок дёргается, вытягивается по стойке смирно и открывает рот. Виктор, к счастью, быстрее.

— Не смей.

Плечо обжигает касание лезвия, и рубашка намокает от крови, которая не ждёт момента, чтобы вытечь из организма. Джейс дёргается, но под поднятым револьвером замирает.

— Я сам решу, Виктор, — он выпаливает, взмахивая руками.

— Не смей.

Шипение вырывается сдавленным писком, когда палец давит на кровоточащую рану. Виктор сгибается на стуле, сжимая зубы, чтобы не показать, что больно. Чтобы Джейс не переживал. Хотя, кажется, он и так всё понимает.

— Оливия, хватит! — звучит не как угроза. Джейс умоляет. — Не слушай его! Я скажу! Это...

Его обрывает крик Виктора, который только и повторяет два слова:

НЕ СМЕЙ.
НЕ СМЕЙ.
НЕ СМЕЙ.

Два пореза не останавливают его мантру. На кадык давят тонкие пальцы. Слова обрываются хрипом и звёздочками перед глазами.

Виктор изо всех сил старается не прикрывать глаза от боли. От того, что всё так плохо, что до обморока осталось рукой подать. Он видит пальцы Джейса, сжимающие края стула, разъярённое лицо, и старается быть таким же сильным. Оливия пальцами старается погрузиться в порезы и надавить на нервы, а Виктору достаточно лёгкого касания, чтобы сдавленно зарычать от боли. Он качает головой, дёргается, но куда он денется, когда его держат четыре верёвки?

Джонен не жалеет, дожидаясь второго стона, и отпускает. Отпускает, чтобы перехватить лезвие во вторую руку и нанести два точно таких же пореза на другое плечо. Джейс что-то кричит громко, но Виктор концентрируется на внутреннем.

Боль в нём — значит её можно отпустить.

У Синджеда получилось.

Значит стоит попытаться.

Гайос ведёт носом по воздуху, чтобы впитать все запахи места и сосредоточиться не на себе. Стул с грохотом падает, Оливия даже не вздрагивает. Она лениво отнимает лезвие от кожи, так и не доведя линию до конца. Смотрит приторно на Талиса, который руки по швам держит, краснеет от злости сильнее, слёзы на глазах у него выступают, пальцы подрагивают, но он молчит и смотрит не на неё. На Виктора. Гайос дёргает уголок губ, чтобы подбодрить партнёра, и отрицательно качает головой.

Не вздумай.

Джонен же воспринимает его движение по-своему и, в наказание, с размаху бьёт рукояткой по больному колену. Боль накрывает, остро вспыхивает в голове. Виктор воет от резкой, рвущей мышцы боли, жмурится так сильно, что кажется — сейчас глазницы провалятся внутрь черепа. Он дёргается всем телом, чтобы дать этой боли растечься, забрать другие участки, не дать ей застрять в одной точке. Дышит резко, глубоко, через зубы, отрывисто. Голова кружится, а рубашка на теле неприятно прилипает к коже, напитанной теплом крови. Виктор ненавидит. Себя — за то, что не справляется. За то, что слабее, чем должен быть.

Оливия поднимает рукоятку снова. На лице у неё — отравленное удовольствие.

Виктор прикидывает за секунду, где он бы мог купить новый ортез... или инвалидное кресло.

Но удара не случается. Джейс, бьёт ребром ладони по предплечью Оливии, выбивая кинжал из её тонких пальцев. Виктор чувствует, как падающие лезвие задевает ляшку здоровой ноги, раня и ее. Джейс падает на колени, укладывая пальцы на его больную ногу, тут же начиная спешно откручивать винты на ортезе, чтобы размять поражённый участок.

Не хочешь сначала остановить кровь, идиот?

Не лишай меня способности защитить себя!

Зачем ты подставляешься?!

Мысли проносятся одновременно и невозможно быстро. Лицо кривится от эмоций, но он слишком сильно концентрируется на внутреннем, так и не справившись с собой. Синджед бы счёл его слабаком. Пускай.

Виктор щурится, смотря на Джейса, пальцы которого трогают уже четвертый болт, и прикуривающую Оливию на стуле Джейса. Она неотрывно следит за движениями Талиса, и Виктор видит в этом возможность обезвредить её. Ему бы свободную руку и нож. Или хотя бы трость. Но одна мысль в голове бьётся сильнее остальных, и он прислушивается к ней, потому что вокруг слишком громко все молчат.

Оливия отступила.

Виктор осознано поднимает голову, чтобы посмотреть на Джонен и увидеть чистое блаженство на лице. Не может человек, который не достиг цели, так выглядеть. Не может.

Виктор склоняет голову, чтобы увидеть Джейса, который раскручивает последний винтик и начинает осторожно раздвигать части ортеза.

Она отступила бы только в одном случае.

Джейс сказал.

И этот факт громом по сознанию бьет, заставляя остаться только одному желанию в теле — свернуться в комочек. Виктор скручивается. Ближе к Джейсу.

— Почему?

Талис резко дергается, словно не ожидал слов от Гайоса. Останавливается и смотрит в ответ. Очень виновато, подтверждая все догадки Виктора. Гайос откидывается пораженно на спинку стула и кривится, не давая Джейсу прикоснуться к ноге снова. Плюнуть бы, но во рту только кровь.

— Почему?

Повторяет ещё раз, медленно. Чуть ли не по слогам. Ему так нужно знать, что скулы сжимаются. Только Джейс мнется и не говорит. Слышна только тлеющая сигарета и затяжки Оливии. Дополняет картину очень сильно. Виктор хочет скривить губы в плаче, но держит маску омерзения и совсем не собирается давать слабину. Достаточно уже на сегодня.

Джейс выдыхает, чтобы с вдоха начать оправдываться:

— Там нет совсем важной информации, Ви, — он тянется пальцами к ортезу, продолжая то, что начал, а Гайос почему-то разрешает, продолжая чувствовать себя преданным, — При революции были созданы трубы, ведущие в Заун, чтобы пустить по ним газ, — чужие пальцы причиняют столько же боли, сколько и приятных ощущений, когда начинают разминать коленную чашечку, возвращая ей чувствительность, — До дела не дошло... Примирение получилось все же достичь. Но трубы остались, — Джейс поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза партнёру и передать что-то, что до Виктора не доходит, — Это не важно, Ви. Многие в нижнем городе... Опасны.

Выпаливает это со злостью, горечью, и Гайос внутренне содрогается. От осознания. Понимания, что он ошибся в позиции Талиса по отношению к себе. Джейс никогда его не примет больше чем коллегу потому, что то, что он сказал, имеет место быть. Дело только в том, что...

— Я из нижнего города, Джейс.

Талис отшатывается, словно и правда вспоминая об этом только сейчас. Виктор не позволяет себя обмануть и дать надежду.

Два число хорошее. Стоило остановиться на нулевом.

Талис тянется к его плечу, вероятно, чтобы извиниться, но Гайос метает на него слишком враждебный взгляд, заставляя замереть.

— Оливия, развяжи меня. Ты добилась чего хочешь.

Вкладывает в последнее слово всё, чтобы она поняла. Он больше не будет мешать и защищать. Он уйдет. Пусть ебуться как хотят. Без него. Не с ним. Не для него. Джонен кивает и приподнимается, разглаживая складки. Подходит медленно, оценивая обстановку, и отталкивает Талиса, который смотрит на неё до ужаса презрительно. Но отходит. Виктор в этом видит некоторое доверие её к Джейсу, и на душе тошно становится.

Виктор молчит всё время, пока верёвки снимаются с его кожи. Первым делом растирает локти, чтобы вернуть кровообращение в норму. Потом запястье и остальное. Гневно раздувает ноздри, на то, что Джейс разобрал его ортез, и всё также сидя на стуле, наклоняется к винтам, начиная самостоятельную сборку. Тянущаяся рука Талиса на помощь останавливается громким хлопком по ней. А что он хотел?

Виктор хотел много чего, он мог бы по пальцам пересчитать, чтобы учесть всё. И первым стояло «жизнь». Желательно у моря. Только кому это интересно, когда они сидят в душной квартирке в самом ужасном районе Зауна с кровью на руках?

Виктор мысленно даёт себе пощёчину, когда от наклона тела начинает темнеть в глазах. Он промаргивается, продолжая упорно делать вид, что всё нормально. Позволяет себе разогнуться только, когда закручивает последний болт. Удовлетворённо кивает. И чувствует слишком сильную усталость, чтобы продолжить этот день. Смотреть на Джейса желания больше нет. Он сделал свой выбор.

Еще когда ушел, хлопнув дверью.

Когда сказал.

Виктор старается не проводить параллель, что сделал бы то же самое. Но он это он, а Джейс должен был сделать, то что ему говорят, даже если бы это грозило смертью для Виктора. Гайос сплевывает кровь на пол под ноги Талиса, почти на начищенные ботинки до блеска.

Разворачивается к Оливии, придерживаясь за спинку стула, и протягивает ладонь для рукопожатия. Ничья. Проигрыш. Расходимся.

— Трость, Оливия.

Требует, на что получает довольную улыбку.

— Джейс, она в коридоре. Принеси.

Талис смотрит хищно, оскорблённо, но спорить не смеет, уходя в направлении пальцев Джонен.

— Я не закончила, Виктор. Мне нужно больше, — Гайос по неведомой для него причине повышает уважение к Марк на один балл. Хороша.

— Закончил я.

Она подходит ближе, чтобы поправить смятый воротник рубашки, и понижает голос до шепота.

— Ты не знаешь и половины правды. Может тебе интересно всё?

Знает куда давить.

Виктор довольно облизывает пересохшие губы и всматривается в карие глаза напротив. Джейс бесшумной тенью останавливается на пороге.

— Я бы поговорил с тобой в более приятной обстановке.

— Мне сжечь и твою новую квартиру?

Виктор улавливает тонкий юмор и позволяет себе острую улыбку.

Сожги.

Чтобы я мог потом захоронить там твой труп и станцевать на твоих костях.

Он кивает.

Джонен озорно смеётся, похлопывая Гайоса по ладони, и отходит обратно к постели. Присаживается на край, осматривая револьвер.

— До встречи, Виктор. Я пришлю письмо.

Гайосу повторять дважды не нужно. Он выходит за дверь на своих двоих и трости, любезно поданной ему Джейсом. Он дошагивает до угла, зная, что Талис за ним не последует. Знает потому, что пошел в ту сторону, где незнающий не пройдет. И умрет.

Михаил соскальзывает с крыши рядом, чуть позади, достигая его в два шага. Молча ногу в ногу ступают по грязи и гравию, смешанному с мерцанием. Виктор хромать себе слишком сильно не позволяет, но усталость на тело уже давно легла полотном, закрывая всё, что можно. На очередном повороте, когда Гайос шатается, Синица придерживает его за локоть и роняет последние слова на сегодня.

— Я вышел на её организацию. Ты можешь быть спокоен. А теперь пойдём ко мне домой, Синджед тебе не поможет.

И Виктор почему-то останавливается, чтобы кивнуть и позволить Мише увести себя подальше. Он всматривается в ночное небо, присматриваясь к звёздам, которые складываются в лицо Талиса, и кривится. Выдыхает скопившееся раздражение из грудной клетки и шепчет, опуская голову:

— Все нормально, я бы тоже себя не выбрал...

Он пинает гальку ботинком и шагает тверже, чем до этого, не зная, что белые глаза доктора наблюдают за ним с момента пересечении линии районов.

Да и знать ему ни к чему.