Глава 19. На крючке.
ЭВЕЛИН.
Мастерская на окраине города была заброшенным скелетом прошлого, бывшим складом, где ржавые балки под потолком скрипели от ветра, а пол был покрыт пятнами машинного масла, въевшегося в бетон, как шрамы. Запах ржавчины и старого металла висел в воздухе, смешиваясь с холодом, пробирающимся сквозь щели в стенах, увешанных облупившейся краской. Тусклые лампы, свисающие на потрёпанных проводах, отбрасывали желтоватый свет, создавая островки тепла в этом мрачном убежище. Здесь не было уюта моей квартиры, с её тиканьем часов и ароматом кофе, но было безопасно — насколько это возможно в городе, который, казалось, дышал нам в затылок, выжидая момент для удара. Мы с Дэвидом укрылись здесь после нападения, понимая, что Кравен и его люди будут наблюдать за нами, как хищники, выслеживающие раненую добычу, проверяя, сломаемся ли мы под страхом или сделаем ошибку.
На металлическом столе, покрытом царапинами и пятнами ржавчины, лежали наши инструменты войны: старый ноутбук с треснувшим экраном, копии документов из "Красной Папки", диктофон с голосом Джоанны, чьё пластмассовое покрытие было потёртым, как будто хранило следы её пальцев, и папка с фотографиями из тайника Стоуна, перевязанная пожелтевшей от времени бечёвкой. Эти вещи были нашим оружием, нашей надеждой, но также и грузом, который тянул нас вниз, напоминая, что каждый шаг приближает нас к пропасти. Я стояла у стола, мои пальцы скользили по краю диктофона, чувствуя его холод, и вспоминала голос Джоанны, её слова о свете, который нельзя спрятать. Она была с нами, как тень, как призыв, и я знала, что мы не можем подвести её, Стеллу — её дочь, чья тетрадь привела нас к правде, — всех, кто заплатил за эту правду кровью.
Дэвид стоял напротив, его силуэт был резким в тусклом свете лампы, как будто вырезан из тьмы. Его пальцы барабанили по краю ноутбука ритмично, но с напряжением, как будто он пытался удержать свои мысли в порядке. Его лицо было усталым, с тёмными кругами под глазами, но в его взгляде горела та же решимость, которую я видела в квартире, когда он стрелял в наёмника, не задумываясь, как будто инстинкт выживания выжег всё, кроме цели. Я знала, что он думает о Стелле, о том, как её жизнь теперь зависит от нас, и о Джоанне, чей жетон он всё ещё носил в кармане — напоминание о своей вине.
— Нам нужно выманить его, — сказал он. Его голос был низким, но твёрдым, как будто он уже видел план в своей голове — карту, ведущую к Кравену. — Через мэра. Через СМИ. Через утечку. Кравен не любит, когда его загоняют в угол. Он придёт. Или пошлёт кого-то. Мы должны защитить Стеллу, пока он не добрался до неё.
Я кивнула, чувствуя, как адреналин начинает пульсировать в венах, как ток, пробуждающий тело. План был рискованным, как шаг по тонкому льду, но это был наш единственный шанс заставить Кравена выйти из тени, где он прятался за своей властью и угрозами. Мы решили передать Клэр Брейди, журналистке из «Линден Пост», намёк на утечку через зашифрованное сообщение, зная, что она начнёт копать, как собака, почуявшая кость. Это было мероприятие, которое они не могли отменить без подозрений, и Кравен, как их правая рука, не мог позволить, чтобы правда о коррупции, шантаже и убийствах всплыла в такой момент, разрушая их фасад. Мы уже связывались с Клэр раньше, передав ей копии флешки, и после её первых вопросов она передала нам запасной ключ от квартиры, спрятанный под ковриком в подъезде — знак доверия на случай, если её работа станет слишком опасной.
— Он не знает компромиссов, — добавил Дэвид. Его взгляд встретился с моим: серый, как туман на Пайн-стрит, но горящий, как угли. — Только приказы: «подавить». Он либо убьёт угрозу, либо спрячет её так глубоко, что никто не найдёт. Если он узнает, что Стелла жива, он не остановится.
Я вспомнила Кравена в его кабинете, его холодный голос, его пальцы, сжимающиеся в замок, как будто он уже подписывал наш приговор. Он был не просто человеком — он был машиной, частью системы, которая перемалывала всех, кто осмеливался поднять голову. Но даже машины дают сбои, если нажать на правильные рычаги. Клэр была молодой, не старше тридцати, с острыми скулами и глазами, которые видели больше, чем она говорила. Её репутация была построена на статьях, разоблачающих коррупцию в мелких городских советах, и она не боялась задавать вопросы, даже если ответы грозили ей потерей карьеры — или жизни. Она была нашим голосом, нашим шансом донести правду до города. Я чувствовала, как надежда смешивается с тревогой, когда мы усилили её работу намёком на утечку.
Мы рассчитывали, что её вопросы, звонки и запросы привлекут внимание Кравена или Карлсона. Мы хотели, чтобы они сделали ход, показали свои карты, и мы были готовы встретить их — с пистолетами, с уликами, с правдой Джоанны. Но мы ошиблись. Они не пришли за нами. Они ударили по тому, кто был ближе к свету.