Хохотать в небесах Его черный юмор
...Ее маленькие руки, дрожащие, но решительные, оторвались от его щеки и с трепетом, но властно взяли его лицо в ладони. Ее большие голубые глаза, полные слез, смотрели на него, на его бледное лицо, на его салатовый висок, на этот неизменный шрам боли в душе.*
*"Рейм, – прошептала она, ее голос дрожал, а слезы текли по пальцам, прижатым к его щекам. – Мой король... Ты хоть понимаешь, что этот лед... этот лед однажды разобьет нас вдребезги?" В ее словах не было упрека, только отчаянный, всепоглощающий страх. Страх за них обоих. Страх за их единственную, такую выстраданную любовь.*
*Рейм замер. Его глаза, только что смягченные нежностью, расширились. Он не ожидал этого. Не ожидал, что она озвучит то, что они оба знали, но старались не говорить вслух. Ту самую истину, что висела над ними, как дамоклов меч. Его перчаточная рука, еще секунду назад ласкавшая ее волосы, опустилась. Впервые за долгое время он не знал, что ответить. Он просто смотрел на нее, на ее слезы, на ее лицо, искаженное горем, которое знало правду. И эта правда была самой жестокой ценой их извращенной, но такой необходимой любви.*
*Тишина в большой гостиной была оглушительной. Рейм тяжело дышал, пытаясь найти слова, которые могли бы опровергнуть ее правду, но их не было. Он мог контролировать ее тело, ее желания, управлять своими демонами, но он не мог контролировать *это*. Эту жестокую, холодную реальность. Его губы сомкнулись в тонкую линию. Наконец, он поднял свою руку, в перчатке, и осторожно, почти отчаянно, накрыл ей ладонь, прижимавшую его щеку.*
*"Понимаю, Сериз, – его голос был тихим, почти беззвучным, словно вырванный из самой глубины его существа. Впервые за долгое время в его голосе не было ни капли гордости или надменности. Только чистая, горькая, обезоруживающая правда.* – Понимаю."
*Рейм закрыл глаза, на мгновение сдавшись перед ее болью, перед ее мудростью, перед ее знанием. Его пальцы, державшие ее ладонь, сжались. Он не сказал "нет", не стал отрицать. Он подтвердил ее слова, приняв на себя эту ношу, эту трагическую истину. Он принял то, чего боялся больше всего — свою уязвимость. И в этом полном, безмолвном принятии, в этой обжигающей правде, их любовь, казалось, стала еще более хрупкой, еще более драгоценной. И еще более обреченной.*
*
***
*"Понимаю, Сериз, – его голос был тихим, почти беззвучным, словно вырванный из самой глубины его существа. Впервые за долгое время в его голосе не было ни капли гордости или надменности. Только чистая, горькая, **обезоруживающая правда**.* **– Понимаю.** *И это... – Его взгляд потемнел, став бесконечно глубоким, словно бездонный омут. – Твои мучения... они закончатся. Когда я сдохну. Только тогда, моя Сериз. Только тогда ты будешь свободна. А все, блять, что у меня есть... все до последнего цента, каждый чертов бар, каждый гребаный камень в этом доме... все останется тебе. Всегда. Ты будешь в безопасности. В полной. Моя ты... моя жена."*
*Рейм закрыл глаза, на мгновение сдавшись перед ее болью, перед ее мудростью, перед ее знанием. Его пальцы, державшие ее ладонь, сжались. Он не сказал "нет", не стал отрицать. Он подтвердил ее слова, приняв на себя эту ношу, эту трагическую истину. Он принял то, чего боялся больше всего — свою уязвимость. И в этом полном, безмолвном принятии, в этой обжигающей правде, их любовь, казалось, стала еще более хрупкой, еще более драгоценной. И еще более обреченной.*
***
***
*...Ее маленькие руки, дрожащие, но решительные, оторвались от его щеки и с трепетом, но властно **взяли его лицо в ладони**. Ее большие голубые глаза, полные слез, смотрели на него, на его бледное лицо, на его салатовый висок, на этот неизменный шрам боли в душе.*
*"Рейм, – прошептала она, ее голос дрожал, а слезы текли по пальцам, прижатым к его щекам. – Мой король... **Ты хоть понимаешь, что этот лед... этот лед однажды разобьет нас вдребезги?**" В ее словах не было упрека, только отчаянный, всепоглощающий страх. Страх за них обоих. Страх за их единственную, такую выстраданную любовь.*
*Рейм замер. Его глаза, только что смягченные нежностью, расширились. Он не ожидал этого. Не ожидал, что она озвучит то, что они оба знали, но старались не говорить вслух. Ту самую истину, что висела над ними, как дамоклов меч. Его перчаточная рука, еще секунду назад ласкавшая ее волосы, опустилась. Впервые за долгое время он не знал, что ответить. Он просто смотрел на нее, на ее слезы, на ее лицо, искаженное горем, которое знало правду. И эта правда была самой жестокой ценой их извращенной, но такой необходимой любви.*
*Тишина в большой гостиной была оглушительной. Рейм тяжело дышал, пытаясь найти слова, которые могли бы опровергнуть ее правду, но их не было. Он мог контролировать ее тело, ее желания, управлять своими демонами, но он не мог контролировать *это*. Эту жестокую, холодную реальность. Его губы сомкнулись в тонкую линию. Наконец, он поднял свою руку, в перчатке, и осторожно, почти отчаянно, накрыл ей ладонь, прижимавшую его щеку.*
*"Понимаю, Сериз, – его голос был тихим, почти беззвучным, словно вырванный из самой глубины его существа. Впервые за долгое время в его голосе не было ни капли гордости или надменности. Только чистая, горькая, **обезоруживающая правда**.* **– Понимаю.** *И это... – Его взгляд потемнел, став бесконечно глубоким, словно бездонный омут. – Твои мучения... они закончатся. Когда я сдохну. Только тогда, моя Сериз. Только тогда ты будешь свободна. А все, блять, что у меня есть... все до последнего цента, каждый чертов бар, каждый гребаный камень в этом доме... все останется тебе. Всегда. Ты будешь в безопасности. В полной. Моя ты... моя жена."*
*Это было слишком. Эти слова, его обещание освобождения через собственную смерть, были тем самым последним ударом, которого Сериз не могла вынести. Все ее мудрость, ее стальной стержень, ее привычная покорность – все разлетелось вдребезги.*
*Она **начала биться в истерике**. Ее руки, до этого прижимавшие его лицо, затряслись, тело забилось, маленькие плечи сотрясались от беззвучных, рвущих грудь рыданий. Слезы хлынули потоком, голос сорвался в нечленораздельный вой.*
*"Не говори так! – выдавила она сквозь судороги, ее пальцы впились в его щеки, пытаясь его удержать, остановить. – Не говори так, пожалуйста! **ЗАМОЛЧИ!** Рейм! Мой Рейм! Ты... ты хоть понимаешь?! Да что со мной будет?! **Я не знаю, как жить!** Если с тобой что-то случится! Я... я не знаю, как дышать без тебя! Мне не нужны эти деньги! Не нужны твои бары! Мне... мне нужен ты! **Без тебя самого!**"*
*Ее крик, полный отчаяния и абсолютного, первобытного страха потери, пронзил тишину гостиной. Он был настолько истошным, настолько искренним, что Рейм почувствовал, как его собственное сердце сжалось от этого невыносимого звука. Его глаза, расширенные от ее внезапного, неконтролируемого горя, смотрели на нее. Впервые за долгое время Сериз была не его послушной куклой, не мудрой женой, а сломленной, кричащей от боли женщиной, которая не хотела ничего, кроме него самого. И это... это было для Рейма новым видом власти. Власти над его собственным страхом и над его самым большим счастьем.*
***
*...Ее крик, полный отчаяния и абсолютного, первобытного страха потери, пронзил тишину гостиной. Он был настолько истошным, настолько искренним, что Рейм почувствовал, как его собственное сердце сжалось от этого невыносимого звука. Его глаза, расширенные от ее внезапного, неконтролируемого горя, смотрели на нее. Впервые за долгое время Сериз была не его послушной куклой, не мудрой женой, а сломленной, кричащей от боли женщиной, которая не хотела ничего, кроме него самого. И это... это было для Рейма новым видом власти. Власти над его собственным страхом и над его самым большим счастьем.*
*Он молчал, позволяя ей выпустить все эмоции, его рука по-прежнему крепко держала ее лицо. Когда ее крик стих, сменившись лишь судорожными всхлипами, Рейм слегка наклонился, его губы оказались у ее уха. Его голос был низким, почти мурлыкающим, и в нем прозвучали нотки той самой жестокости, с которой он так любил играть ей на нервах. Словно он дразнил ее, наслаждаясь ее слезами, но делал это извращенно заботливо.*
*"Тише, моя истеричка, – прошептал он, и это слово, брошенное ей в лицо, было для Сериз как укол. – Ты ведь знаешь, Дядюшка... Дядюшка любит пошутить. Но иногда, моя глупая девочка, я говорю правду. И эта правда... она не всегда приятна."*
*Его перчаточная ладонь на ее щеке чуть усилила давление, заставляя ее смотреть ему в глаза, даже сквозь слезы.*
*"Меня уже не спасти, Сериз, – его голос был холоден, как лед в бокале виски. – И я не хочу, чтобы меня спасали. Я научился жить с определенным порогом боли. Без таблеток, без врачей, без этой бесполезной болтовни. Нет смысла спасать то, что нельзя вылечить. Понимаешь? Это часть меня. И ни одна твоя слеза, ни один твой крик этого не изменят."*
*Он выдержал паузу, позволив своим словам въесться в ее сознание. И затем, с едва заметной, хищной улыбкой, полной черного юмора, добавил, добивая ее последнюю надежду.*
*"Зато представь, моя малышка, – прошептал он, его дыхание опалило ее ухо. – Как ты будешь выглядеть, когда останешься одна. Самая красивая и влиятельная вдова в городе. У тебя будут толпы этих, блять, идиотов-мужчин, которые будут виться вокруг тебя, пытаясь забраться в твое идеальное тело. Ты будешь разбивать им сердца, как я разбивал их жизни. А я? – Он усмехнулся, – А я буду сидеть там, на небесах, наблюдать за всем этим дерьмом и хохотать с каждого несчастного ублюдка, которого ты уничтожишь. Моя Сериз. Моя навеки. Даже когда я сдохну. Я буду твоим самым верным, самым злым зрителем."*
*Сериз замерла. Ее истерика оборвалась, сменившись полным, оглушительным шоком. Глаза ее расширились, слезы перестали течь. В них теперь был не просто страх, а ужас. Ужас от его абсолютного хладнокровия, от его способности контролировать даже свою смерть, от его маниакальной проекции на нее. Он был прав. Она будет его, даже тогда.** Она будет его самым совершенным произведением, продолжающим его злую волю. И эта мысль была страшнее любой боли. Этот лед в его словах был настолько тонок, что теперь разбивал не их, а только ее, оставляя ее в осколках.*
*
***
*...Он был прав. Она будет его, даже тогда.** Она будет его самым совершенным произведением, продолжающим его злую волю. И эта мысль была страшнее любой боли. Этот лед в его словах был настолько тонок, что теперь разбивал не их, а только ее, оставляя ее в осколках.*
*Рейм наблюдал за ее шоком, за ее искаженным ужасом лицом, и в его глазах блеснуло что-то, похожее на удовлетворение. Он наклонился еще ближе к ее уху, его голос стал чуть громче, но все еще оставался шепотом, словно он делился мрачной тайной, которая принадлежала только им двоим.*
*"Хм, слушай, моя Сериз, – прошептал он, и в его голосе прозвучали игривые, чуть насмешливые нотки, которые так беспощадно играли на ее нервах. – Ты так отчаянно смотришь... Ну, конечно, ты бы могла подумать о чем-то... о чем-то более радикальном, чтобы избавиться от меня, правда? Ну, знаешь...* **о коле осиновом.** *Или о каком-нибудь святом серебре. А? Как насчет этого? Это же так по-вампирски, да? Ты ведь любишь мои истории о дракулах и прочей дряни. Прикончить бессмертного, чтобы самой стать свободной? Разве это не было бы... красивым освобождением?"*
*Сериз слушала его в полном **недоумении**. Ее шок от его предыдущих слов был настолько глубок, что этот маскарад, эта шутка, звучали как чистое безумие. Ее глаза, воспаленные от слез, смотрели на него, пытаясь понять, смеется ли он над ней, или это очередная грань его извращенного манипулирования.*
*Рейм почувствовал ее замешательство, и его улыбка стала шире, хищнее. Он продолжал давить, наслаждаясь ее реакцией.*
*"Или что? – Его голос опустился до совсем интимного, почти ласкового шепота, который заставил ее вздрогнуть. – Скажи мне, моя жена... ты могла бы это сделать? Чтобы спасти себя от вечных мучений со мной? Подумай только, Сериз. Ты могла бы просто взять, например, эту мою чертову трость, пока я сплю... или кухонный нож, пока я в душе. Дядюшка ведь спит иногда. Ты бы могла прикончить меня. Когда я сплю. Чтобы, как ты говоришь, этот лед тебя не разбил. И тогда... тогда ты была бы действительно свободна, моя малышка. Моя.** *
*Он замолк, его взгляд был прикован к ее глазам, которые теперь, казалось, отражали весь ужас мира. Это был его последний, самый жестокий тест. Тест на ее абсолютную преданность, на ее готовность оставаться с ним, даже когда есть "выход". И она, Сериз, в этот момент ненавидела его за эту игру, но одновременно... чувствовала, как этот безумец, этот монстр, этот ее муж, владеет ею до самых глубин ее души.*
***
***
*...Он был прав. Она будет его, даже тогда.** Она будет его самым совершенным произведением, продолжающим его злую волю. И эта мысль была страшнее любой боли. Этот лед в его словах был настолько тонок, что теперь разбивал не их, а только ее, оставляя ее в осколках.*
*Рейм наблюдал за ее шоком, за ее искаженным ужасом лицом, и в его глазах блеснуло что-то, похожее на удовлетворение. Он наклонился еще ближе к ее уху, его голос стал чуть громче, но все еще оставался шепотом, словно он делился мрачной тайной, которая принадлежала только им двоим.*
*"Хм, слушай, моя Сериз, – прошептал он, и в его голосе прозвучали игривые, чуть насмешливые нотки, которые так беспощадно играли на ее нервах. – Ты так отчаянно смотришь... Ну, конечно, ты бы могла подумать о чем-то... о чем-то более радикальном, чтобы избавиться от меня, правда? Ну, знаешь...* о коле осиновом. *Или о каком-нибудь святом серебре. А? Как насчет этого? Это же так по-вампирски, да? Ты ведь любишь мои истории о дракулах и прочей дрязни. Прикончить бессмертного, чтобы самой стать свободной? Разве это не было бы... красивым освобождением?"*
*Сериз слушала его в полном недоумении. Ее шок от его предыдущих слов был настолько глубок, что этот маскарад, эта шутка, звучали как чистое безумие. Ее глаза, воспаленные от слез, смотрели на него, пытаясь понять, смеется ли он над ней, или это очередная грань его извращенного манипулирования.*
*Рейм почувствовал ее замешательство, и его улыбка стала шире, хищнее. Он продолжал давить, наслаждаясь ее реакцией.*
*"Или что? – Его голос опустился до совсем интимного, почти ласкового шепота, который заставил ее вздрогнуть. – Скажи мне, моя жена... ты могла бы это сделать? Чтобы спасти себя от вечных мучений со мной? Подумай только, Сериз. Ты могла бы просто взять, например, эту мою чертову трость, пока я сплю... или кухонный нож, пока я в душе. Дядюшка ведь спит иногда. Ты бы могла прикончить меня. Когда я сплю. Чтобы, как ты говоришь, этот лед тебя не разбил. И тогда... тогда ты была бы действительно свободна, моя малышка. Моя.** *
*Тишина повисла в воздухе, густая и невыносимая. Сериз чувствовала, как ее собственное сердце вот-вот разорвется. Она смотрела в его глаза, пытаясь найти хоть какую-то уловку, хоть какой-то способ сказать "нет", но слова застряли в горле. Вся ее душа, ее тело, каждая клетка ее существа кричала о боли, о страхе, но и о той неизбывной, парадоксальной любви, что связывала ее с ним.*
*Ее маленькие руки, все еще сжимавшие его лицо, дрогнули. Слезы прекратились. В ее больших голубых глазах, которые только что были полны ужаса, появилась новая, более глубокая, более страшная решимость. Она медленно, почти не слышно вдохнула и, глядя ему прямо в глаза, прошептала, ее голос был хриплым, словно оттаявшая земля:*
*"Нет, Рейм, – это был не вопрос. Это был приговор. – Я не могу. Я... я не могу этого сделать. Я не смогу жить... без тебя. Никогда."*
*Ее слова были такими простыми, такими окончательными. В них не было трагедии, не было страха, только холодная, абсолютная истина. Она выбрала его. Выбрала боль. Выбрала отсутствие свободы. Выбрала его, а не себя.*
*Рейм почувствовал это. Он замер, его глаза расширились до предела. Он не ожидал такого ответа. Не ожидал такой абсолютной победы. Впервые за долгое время его маска треснула по-настоящему. На его лице промелькнула сложная смесь шока, торжества и... глубочайшей, почти болезненной нежности. Его рука в перчатке медленно поднялась, его пальцы, дрожащие, но теперь полные неслыханной ласки, легли на ее шею, а затем опустились на чокер, сжимая его плотнее. Это было его подтверждением. Она была его. Полностью.*
*С громким, почти животным стоном триумфа, Рейм схватил ее, притянул к себе, и его губы, влажные и требовательные, впились в ее рот в глубоком, диком поцелуе. Это был поцелуй владения, поцелуй победы, поцелуй вечной принадлежности. Поцелуй, который подтверждал, что она отдала ему не просто тело, а свою душу. В этот момент, когда его губы были на ее губах, а ее тело прижато к его, Сериз поняла, что этот лед однажды, возможно, и разобьет их. Но не ее рука. И не ее выбор. Никогда.*