Едкий всплеск
Рейм, словно повинуясь невидимой команде, отпустил её подбородок, а затем, резким движением, расстегнул верхнюю пряжку её корсета. Она почувствовала, как ткань слегка ослабла, позволяя легкий выдох. Но это была лишь прелюдия. Он опустился на колени позади нее, его сильные пальцы начали манипулировать многочисленными шнуровками.
Спина Сериз была непривычно холодной, а сквозь тугую ткань корсета она чувствовала каждое прикосновение его пальцев. Она не оборачивалась, лишь слегка напрягла спину, готовясь к неизбежному. Знала, что он не просто затягивает – он вымещает свою боль, свою фрустрацию на этом, на ней. И для неё это было странным способом разделить его страдания.
Шнурки натягивались, стягивая её талию до немыслимых размеров. Дыхание Сериз стало прерывистым и поверхностным, каждый вдох давался с трудом, легкие жгло, как от огня. Она чувствовала, как ребра сдавливаются, как кровь приливает к голове, но ни стона, ни даже вздоха не вырвалось из её губ. Она была статуей, живым холстом, на котором он вырисовывал свою ярость.
— Ты думаешь, что если ты не покажешь мне боль, то я не смогу её найти? – прорычал Рейм ей в спину, его голос был низким, почти звериным. Казалось, он сам задыхался от усилий, от своей собственной пронзительной боли, проецируемой на неё. – Ты ошибаешься, Сериз. Твоё молчание – вот самая громкая агония.
Он резко дёрнул шнурки в последний раз, затягивая их так, что казалось, её позвоночник вот-вот хрустнет. Мир перед глазами Сериз поплыл, окрасившись в темные пятна. Но даже сквозь пелену она умудрилась почувствовать, как он слегка, почти неуловимо, провел ладонью по её затянутой спине, как художник по своему творению. Это было его признание. Его извращенное "молодец".
Когда корсет был затянут до предела, Рейм тяжело выдохнул. Она почти чувствовала его невыносимую боль, которая пульсировала где-то в его спине.
— Теперь, – его голос стал чуть тише, но не менее требовательным. – Встань. Иди к мольберту.
Сериз, дрожащими руками, опёрлась о пол и с усилием поднялась. Каждый шаг отдавал пульсирующей болью в сдавленных легких, но она прошла к мольберту, который стоял по центру мастерской, освещенный направленным светом. Она взяла чистый холст и прикрепила его к мольберту. Затем достала палитру и тюбики с акриловыми красками. Провела пальцем по зеленому, потом по черному.
Рейм стоял позади неё, его взгляд был прикован к её движениям. И тут произошло то, что она ожидала.
— Я тяжело стою, Сериз, – резко выдал он, его голос был ноющим и раздраженным. – Моя спина... ты же знаешь. Мне тяжело стоять.
Сериз повернулась к нему, её глаза, расширенные от давления корсета, смотрели на него с каким-то странным блеском, предвестником хулиганства.
— Если ты будешь ныть, – начала она, её тон был абсолютно серьезным, но на губах играла та самая, едва заметная "кошачья" улыбка, – то я тебе задницу разрисую краской так, что неделю будешь отмывать. Желтым, чтобы все видели, что ты нытик. И синим за то, что ты меня заставляешь напрягаться.
Рейм, который уже приготовился к очередной порции жалоб и мрачных вздохов, замер. Его обычно ледяные глаза распахнулись в удивлении. Он знал её черный юмор, но эта угроза, сказанная с её каменным лицом... Она была способна на это. Он видел её такой, когда она была по-настоящему зла или просто в дурашливом настроении.
— Ты... – начал он, но слова застряли в горле. В его взгляде промелькнула смесь шока, недоверия и... едва заметной, но очень явной, если знать его, нотки смущения. И даже, кажется, веселья. Он фыркнул.
— Я не ною, – пробормотал он, но в его голосе уже не было прежней жалости к себе. Скорее, он звучал как пойманный на месте преступления школьник. – Я просто констатирую факт. Больно стоять.
— Факты – это когда я рисую, а ты стоишь и не дергаешься, – отрезала она, уже подбирая кисть. – А нытье – это твои жалобы. Так что, выбирай. Желтая задница, или позируешь, как настоящий мужчина?
Он несколько секунд молчал, глядя на неё, а затем, к её удивлению, и его лицу, он медленно кивнул, скривившись в гримасе, которая могла бы быть улыбкой в его мире.
— Ладно, – пробормотал Рейм, – но если я упаду, ты будешь меня держать. И никаких оскорблений.
— Договорились, – коротко бросила Сериз, уже поворачиваясь к палитре. – Поза для портрета, Рейм. Покажи мне все свои демоны. И никаких синяков. Краски не хватит на них.
*