Глава IX - тишина в стенах.
Макс сидел в своём кабинете, у окна. Тьма за стеклом казалась гуще обычного. Он не курил, не пил, не говорил. Просто сидел, сцепив пальцы в замок, и глядел в никуда. На столе лежало досье. Папка с её делом. Его подпись. Его решение.
Он выбрал такой путь. Ради неё.
Но когда дверь приоткрылась и вошёл Аслан, глаза Макса сразу оторвались от пола.
— Она… — начал Аслан, помедлив. — Она не ест, Макс. Лежит на полу, ничего не делает. Даже на охранников не смотрит. Просто... молчит.
У Макса что-то дрогнуло внутри. Как будто всё напряжение в позвоночнике обрушилось вниз, не давая дышать.
— Ей нужна помощь, — тихо добавил Аслан. — А не стена. Не система.
Макс встал, оттолкнув стул. Прошёлся по кабинету. Он знал. Знал, что делал. И всё же...
Он вспомнил, как она спала у него на груди. Как дышала, уткнувшись в его шею. Как смеялась на кухне, пересаливая омлет. Как впервые сказала, что любит его, и как он сам испугался этого слова — потому что понял, что чувствует то же. Он просто не умел любить раньше. Но с ней — научился.
А теперь она лежит на холодном бетонном полу. Смотрит в стену. Режет себя стеклом.
Он ударил кулаком по шкафу. Сила — как всегда — ничего не изменила. Только кожа на костяшках вспухла.
Он сел обратно. Облокотился. Закрыл глаза. Вдохнул глубже.
План был прост: он сдаёт Адель «временно», делает вид, что перешёл на сторону закона. Тем временем — ведёт дело сам, подстраивает улики, перенаправляет доказательства, добивается признания другого подозреваемого. Когда всё оформлено — он «находит» настоящего убийцу и «вынужденно» освобождает Адель. И всё. Она чиста. Никто больше не посмеет её тронуть.
Но он не учёл, насколько хрупка её душа. Он знал — она сильная. Но не знал, насколько глубоко сидят её страхи. Её одиночество. Её детские травмы. Она поверила ему — полностью. И теперь чувствует, что он предал.
— Блядь... — прошептал он. — Я не так хотел. Не так...
Он вскочил. Достал телефон. Хотел написать, хотел позвонить. Но знал — нельзя. Вся слежка — на ней. За малейшее касание его система тут же насторожится. Он и так балансирует на грани. Только чуть-чуть не туда — и они поймут, что он всё подстроил.
Адель ждёт. Точнее, не ждёт — она умирает внутри. А он не может даже подойти.
Дверь снова открылась. На этот раз — Саня, с Егором за спиной. Лёгкая усмешка на губах:
— Поехали в клуб, брат. Ты сдохнешь в этом кабинете.
— Отдохни, — добавил Егор. — Мы закажем виски, музыку нормальную включим. Может, какая-нибудь блондиночка отвлечёт тебя.
Макс повернулся. Его взгляд был таким, что оба сразу затихли. Встал, подошёл ближе. Говорил тихо, но жёстко:
— Вы знаете, где она сейчас? Знаете, как она спит? Что не ест? Что лежит одна в четырёх стенах, потому что я сделал вид, будто предал её?
Они переглянулись, опустили глаза.
— Мне не нужен клуб. Мне не нужен алкоголь. Мне нужна она.
Он прошёл мимо. Взял куртку. Папку с записями.
— Я сам вывезу её из этого ада. Но вы не смейте больше звать меня туда, где весело, пока она гниёт внутри.
Он вышел, оставив за собой только молчание.
Ему было всё равно, как долго займёт реализация плана. Ему было плевать на последствия. Он сделает всё, чтобы её спасти.
Потому что если он не спасёт её — то потеряет не только её. Он потеряет себя.
***
Тем временем Адель всё так же лежала на холодном полу камеры. Взгляд — стеклянный. Губы — треснувшие. Кожа — бледная.
Она почти не чувствовала тела. Лишь легкий зуд от засохшей крови на бедре.
Сознание блуждало. Уходило вглубь. В воспоминания, которые она годами зарывала под бетонные плиты психики.
Детство. Старый диван с вмятинами. Телевизор орёт. Кухонные крики. Стекло разбивается.
— Ты мне жизнь испортила! — орёт отец. Пьяный. С перекошенным лицом.
— А кто тебя просил?! — в ответ мама. В халате. Вся дрожит.
Удар. Хлопок. Мать падает. Кричит. Девочка — лет шесть, сидит в коридоре и прижимает к себе потрёпанную мягкую игрушку. Молчит. Только ресницы трясутся.
— Что ты на меня уставилась?! — потом и к ней. Мать уже рыдает, но всё равно шипит: — Из-за тебя я осталась с этим животным. Из-за тебя. Ты — ошибка.
Адель тогда не плакала. Только отвернулась к стене. И внутри, будто что-то разорвалось. Как шнур. Как душа. Там, в детстве, она впервые поняла, что никто не придёт. Что никто не спасёт. Что безопасное место — только внутри. В темноте. В молчании.
И сейчас, много лет спустя, она снова была там. В той же темноте. В том же одиночестве. Только на этот раз — она не пряталась. Она умирала.
Тихо. Беззвучно. Медленно.
***
Когда Макс наконец добился разрешения на встречу и вошёл в её камеру, его сердце сжалось. Простая, ледяная комната. И в центре — она.
Адель лежала на полу, босая, укрытая только тенью. Платье задралось до колен, на бледной коже — красные линии, пересекающие бедро. Руки вытянуты вдоль тела. Глаза раскрыты, уставлены в потолок. Ни одного звука. Ни одной эмоции.
Но по её щекам текли слёзы.
Он опустился на колени рядом. Несколько секунд не решался прикасаться. Просто смотрел. А потом, медленно, осторожно, дотронулся до её руки.
— Адель, — голос сорвался. — Ты слышишь меня?
Она не ответила. Только дыхание — почти неразличимое — выдало, что она ещё здесь.
— Я не ушёл. Я здесь. Всегда был. Всё, что я сделал — было ради тебя. Чтобы защитить. Ты думаешь, я предал? — он сглотнул. — Но я предал только одного — себя. Потому что не сказал тебе правду. Не сказал, как сильно ты мне нужна.
Он аккуратно сжал её ладонь. Она не сжала в ответ, но и не отняла руку.
— Прости меня. За всё. За боль, за молчание, за холод. Но, прошу, не исчезай. Не умирай внутри. Не сдавайся. Ты не одна.
Он склонился ближе, прижав губы к её лбу.
— Я пришёл за тобой, Адель. И я вытащу тебя. Из этой камеры. Из этого мрака. Из себя. Клянусь.
Она слегка повернула голову к нему. Впервые за всё это время. Губы приоткрылись, но голос сорвался. Только слёзы потекли сильнее.
Макс осторожно обнял её, прижав к груди. Тело Адель было хрупким, почти невесомым. Она не обняла в ответ. Но не отстранилась. И этого было достаточно, чтобы он знал: она слышит. Где-то там — под слоями боли — она ещё с ним.
А он не уйдёт. Не отпустит.
Никогда.