Глава VII - расплата.
Город спал. Влажный воздух пропитан гарью и дождём. Где-то гудели машины, далёкие, отрешённые. Адель шла по двору, медленно, сквозь темноту, будто на ощупь. Сердце било медленно, ровно. Странно спокойно.
Она знала: за ней следят.
После допроса и молчаливого поцелуя с Максом всё пошло не так. Её дом больше не казался крепостью. В каждом взгляде прохожих мерещилась угроза. Каждое движение в зеркале — как призрак. Она спала одетой. Ела через силу. Сердце сжималось при каждом шуме.
Он был рядом. Макс. Но он молчал. Он наблюдал. Иногда с болью, иногда с чем-то, что походило на надежду. Адель знала — в нём что-то сломалось. И всё равно он продолжал быть рядом. Пусть и не открыто.
Она шла к машине. Уже дёрнула ручку, когда всё случилось.
Тишина разорвалась.
Сзади — резкий шаг. Захват. Что-то плотное и твёрдое врезалось в шею. Она упала — не успела крикнуть. Рука обвилась вокруг горла. Лезвие — скользнуло по коже.
— Шлюха, — прошипел голос. Мужской. Хриплый. Холодный. — За Дмитрия. За Артура. За их кровь.
Она пыталась вырваться, но тело не слушалось. Боль пульсировала в горле. Он крепко держал, знал, что делает. Убийца. Профессионал.
Мир начал расплываться. Вкус крови во рту. В ушах — гул. Тьма подступала. Он почти прорезал трахею. Еще секунда — и…
— Отпусти её, ублюдок.
Голос. Гром. Удар.
Макс.
Он налетел на мужчину с такой яростью, как будто ему от этого зависело существование мира. Он сбил его с ног. Ударил в лицо. Ещё раз. И ещё. Кулаки срывались в кровь. Звук костей. Глухие хрипы. Мужчина попытался вырваться, но Макс перехватил запястье, выкрутил, сломал. Хруст разнёсся по двору.
Адель упала на колени, задыхаясь. Глаза расширены. Горло — в крови. Она тряслась. Как будто её отбросили обратно в детство, в темноту, где никто не спасал.
А Макс продолжал бить. Уже не человек — ярость, воплощённая в теле. Он вбивал в асфальт всё, что боялся. Всё, что сдерживал. Всю боль, ревность, страх, что мог её потерять.
— Тебе. Не. Прикасаться. К ней. — каждый удар сопровождался словом. Глухо. Ровно. Без истерики. Но со звериной болью.
Тот уже не сопротивлялся. Тело распласталось. Макс отшатнулся, весь в крови. Его дыхание сбилось. Кулаки — в ссадинах.
Он развернулся к Адель.
— Ты в порядке? — голос сорвался. Он упал перед ней на колени. Взял её лицо в руки. Его пальцы дрожали. — Посмотри на меня. Посмотри…
Адель смотрела, будто не верила, что он здесь. Что он пришёл. Что он спас.
И тогда она — впервые — уткнулась лбом ему в грудь. Без слов. Без силы. Просто позволила себе быть сломанной. Он обнял. Прижал. Не отпуская.
Она дрожала. Он гладил по спине. Его голос был шёпотом:
— Я с тобой. Я здесь. Всё. Всё.
***
Позже, когда приехала полиция, когда увезли полуживого телохранителя, и все документы сверили, Макс сидел рядом с Адель в «скорой». Она молчала. Он держал её за руку.
Говорить не было смысла. Было только молчание, наполненное чувствами.
Он смотрел на неё. В её лице — всё, что он боялся потерять. И всё, что он не понимал.
***
Позже, дома, Макс стоял у окна. Фонари били светом по лицу. В комнате пахло дождём и кровью. На кулаках — бинты. В глазах — решимость.
Он больше не сомневался.
Теперь, если кто-то хотел добраться до неё — им придётся пройти через него.
Потому что даже если она и чудовище — это чудовище было его.
***
Адель сидела на диване в его квартире. Завёрнутая в плед, с кружкой чая, которую он заставил её держать. Макс присел рядом. Смотрел не в глаза, а в сторону. Как будто каждое слово приходилось вытаскивать из себя сквозь рёбра.
— Я должен спросить, — начал он хрипло. — Эти трое. Артур. Дмитрий. Кристина. Это была ты?
Она долго молчала. Смотрела на его руки. На бинты. На то, как его плечи были напряжены, будто он держит всё здание, которое вот-вот рухнет.
— Да, — сказала она наконец. Тихо. Без оправданий. Без попыток вывернуться.
Он сжал челюсть. Закрыл глаза. Не удивился. Просто услышал то, что уже знал.
— Почему?
— Потому что они были гнилью. Потому что у меня были причины. Потому что… — она вздохнула. — Я не могла иначе.
— Ты не веришь в суд? В систему?
— Я — часть системы, Макс. Я видела, как она работает изнутри. И я знаю, где она всегда отказывает.
Он не отвечал. Только кивнул. Медленно. Пальцы его скользнули по её запястью.
— Я мог бы тебя сдать.
— Но не сделал.
И снова тишина.
— Ты знал, — прошептала она. — Но всё равно спас. Всё равно держал меня. Почему?
Он посмотрел прямо в её глаза:
— Потому что я бы убил того, кто посмел бы тебя тронуть. Даже если ты виновна. Особенно если ты виновна. Потому что если ты пойдёшь в ад — я пойду туда с тобой.
***
— Я, кажется, хочу чего-то горячего, — пробормотала Адель, опуская голову ему на плечо.
Макс улыбнулся. Первый раз за день.
— У меня есть паста и сыр. Можем сварганить макароны по-флотски.
— Это звучит как преступление, — хмыкнула она. — Но я готова пойти на него.
Она встала с дивана и пошла на кухню, босиком, закутавшись в его плед. Макс смотрел, как её тень скользит по полу. Уже не та строгая, ледяная профессор. А просто уставшая, милая девушка, с трясущимися пальцами и теплом в глазах.
— Дай нож, я порежу сыр, — сказала она, открывая шкаф.
— Нет уж, ты сегодня уже с лезвиями пообщалась, — он подошёл, накрыл её плечи руками, обнял сзади. — Я сам.
Она рассмеялась. Тихо. По-настоящему.
— Ладно. Тогда я просто постою здесь и буду мешать.
— Как всегда, — подколол он.
И в этой кухне, среди запаха сыра, варящихся макарон и скомканных слов, зарождалось что-то новое. Не про кровь. Не про страх. А про жизнь. Простую, хрупкую, возможно временную — но их.
И на секунду — Адель улыбнулась по-настоящему.