Глава IV - сканирование
Дни шли без убийств. Это пугало сильнее, чем новые тела.
Потому что тишина — это давление, если знаешь, что кто-то играет с тобой. И особенно — если знаешь, что тот, кто ищет, приближается к правде.
Макс молчал.
И именно этим он вытягивал из Адель больше, чем любые допросы. Он не спрашивал прямо. Не приказывал. Он смотрел. Задерживал взгляды. Останавливался, когда она проходила мимо. Делал замечания, не имеющие смысла — до тех пор, пока не складывались в цепочку, понятную только им двоим.
Она начала сбиваться.
Не вслух. Внутри.
Мозг, который раньше работал, как острый нож, начал скользить. Появились мысли, которых раньше не было. Чувства. Воспоминания. Ложные или настоящие — она уже не знала.
Сегодня её задержали в кабинете наедине. Остальные ушли. Свет — приглушённый. Окна затянуты шторами. Ощущение замкнутости. Она села на стул, выпрямив спину, будто защищаясь от чего-то невидимого.
Макс подошёл ближе.
Свет мягко ложился на его лицо, подчёркивая скулы, тень под глазами, прямую линию носа. Его светлые волосы были чуть растрёпаны, как будто он только что вышел из чужих мыслей, не из офиса.
Он красивый.
Даже слишком. Опасно красивый. Не глянцевый — живой, с мраком под поверхностью, от которого хочется спрятаться… и посмотреть ещё.
Адель отвела взгляд. Слишком быстро.
— Ты начинаешь терять хватку, — сказал он, не оборачиваясь.
— У тебя богатое воображение.
— У меня — аналитика. У тебя — реакция. И она уже дрожит.
Он подошёл ближе.
Она всё ещё сидела. Макс наклонился, опираясь на край стола, на расстоянии дыхания.
— Тебе страшно?
— Нет, — выдохнула она.
— Врёшь. У тебя зрачки расширены. Дыхание срывается. Ты, Адель, с самого начала думала, что держишь контроль. Но тебе даже не интересно, как я собираю улики.
Она подняла глаза.
И в этот момент он дотронулся до её щеки.
Не грубо. Не властно. Пальцем — медленно, почти ласково, по скуле. Её кожа загорелась от этого прикосновения, как будто его рука была раскалена.
Она не отпрянула.
И он не убрал руку сразу.
— Ты делаешь ставку на холод, — прошептал он. — Но я знаю, что ты вся из жара. Я чувствую, как ты горишь под своей кожей, профессор.
Она выдохнула. Неритмично. Почти всхлипом.
И он ушёл. Просто развернулся и вышел.
Не объяснив ничего.
***
В тот вечер она вернулась домой слишком рано.
Сняла пальто, бросила на кресло. Туфли — мимо шкафа. Блузку — прямо на пол. Она даже не зажгла свет — только открыла окна. В квартире пахло улицей и холодом.
На ней остался только тонкий халат. Шёлк, телесный оттенок. Он скользил по телу, как чужие руки.
Она встала у зеркала. Долго.
Рассматривала себя. Лицо. Шею. Грудь. Тот участок скулы, куда он дотронулся.
Никто никогда не осмеливался до неё прикасаться так. Не с такой уверенностью. Не с таким правом.
Это было… как будто он считал её, как страницу.
И, что страшнее всего — она позволила.
В какой-то момент она больше не могла стоять.
Колени подогнулись.
Истерика пришла не громко, не с криком. Сначала — дыхание, как будто не хватало воздуха. Потом — слёзы. Тёплые, липкие, злые. Руки дрожали. Она сползла на пол, прямо у стены, схватив себя за локти, будто пытаясь склеить что-то внутри.
— Ты не имеешь права, — прошептала она, даже не зная, кому. — Ты не имеешь права ломать меня.
Слёзы капали на халат. Она сжалась, как ребёнок.
В этой квартире не было ни музыки, ни звука. Только её дыхание. Её дрожь. Её разрушение.
Всё, что она так долго строила — уверенность, расчёт, отстранённость — трещало.
Потому что в городе появился кто-то, кто умеет видеть сквозь неё.
Не глазами. Умом.
И этот кто-то — не просто враг.
Он — её равный. Или — смерть.