Внизу этой дороги - путь социальный

В качестве досуга Хёнджин выбрал одну из книжек, стоящий на полках, с яркой обложкой, на которой изображён был загадочный лес. Страницы сразу же заскользили под его пальцами, наполняя комнату тихим шорохом. Хёнджин углубился в чтение, но мысли о сегодняшнем разговоре с тем странным юношей никак не покидали его. Каждое слово из прочитанного прозвучало каким-то далеким и неважным, пока он не отвлёкся на окружающий его мир.

Солнечные лучи пробивались сквозь окна, создавая теплые пятна на полках с книгами. Время тянулось мучительно медленно. Он взглянул на часы, и сердце его пронзила неожиданная тоска. Хёнджин закрыл книгу и встал, решив прогуляться по коридорам, надеясь, что движение хоть немного отвлечёт его от тревожных мыслей.

На ужин Хёнджин также пошел вместе с остальными. Свобода от оков оказалась кстати. Теперь он мог свободно передвигаться по отделению, в надежде найти какие-нибудь ответы. Как и сказал доктор Кан, дозу лекарств ему уменьшили. Хоть он и спал днем после их приема, но большую часть времени находился в сознании. Пол дня парень занимался размышлениями над тем, что произошло в столовой в обед. Книги, что он успел полистать, были больше похожи на брошюры секты, готовящейся к концу света. Написанное в них показалось Хёнджину сущим бредом.

К вечеру в столовой собралось куда больше народа. Преимущественно здесь были юноши возраста самого Хёнджина или чуть старше. Кроме единственного старика, настолько взрослых людей больше не было. Это отделение было мужским. Единственные женщин, которые здесь имелись это медсестры и повара. Больше всего Хёнджина удивляло и пугало то, что все же большинство пациентов — юноши его возраста. Всем около восемнадцати-двадцати.

«Что они все здесь делают? Во внешним мире какая-то эпидемия психических заболеваний, которое поражает преимущественно молодых людей?» — думал парень.

Два парня, с которыми Хёнджин разговаривал ранее, также находились в столовой. Сейчас они сидели вместе с другими пациентами, тоже весьма юными. Одного из них Хёнджин уже встречал, когда искал столовую – веснушчатый блондин. Вторым был крепкий парень с лисьим взглядом и волнистыми волосами. Все четверо со скучающим видом жевали свою еду. Они не разговаривали и даже не глядели друг на друга.

За другими столами обстановка была примерно та же. Группки парней, молча жующие и смотрящие куда-то в пустоту. Где-то парочка людей все-таки общались, поэтому хоть какое-то оживление в комнате присутствовало. Однако, в целом атмосфера нагоняла тревогу.

В этом молчаливом собрании Хёнджину стало казаться, будто он остался совсем один на этой земле, а люди, окружающие его, всего лишь роботы или куклы, лишь притворяются живыми. Руки парня покрылись мурашками.

Выбирать за какой стол сесть особо не приходилось. Во-первых, свободных мест почти не было. А во-вторых, после длительного одиночества Хёнджину хотелось побыть с теми, с кем он хоть немного знаком. Поэтому Хёнджин направился прямиком к столику тех четырех парней.

— Можно к вам присоединиться? — спросил Хёнджин, уже ставя поднос на стол.

Тот парень-щенок с опаской взглянул на Хёнджина. В его взгляде виднелась укоризна. Ранее он ясно дал понять, что не стоит общаться с ними при свидетелях.

— Конечно, — безучастно произнес тот.

Хёнджин неловко присел. Остальные продолжили трапезу.

— Я Хёнджин.

Парень-белка насмешливо хмыкнул, словно Хёнджин перечислял названия дней недели, которые итак все знают. Тем не менее Хёнджин продолжил:

— А вас как зовут? — парню отчаянно хотелось заручиться поддержкой в этом мире. Он понимал, что стоит послушаться совета парня-щенка.

— Я Хан, — ответил парень-белка. — Это Сынмин, — он указал на парня-щенка, который по мнению Хёнджина был их вожаком. — Это Ёнбок, — палец указывал на блодина из коридора. — А это Чонин.

— Приятно познакомиться, — Хёнджин слегка поклонился головой.

Хан снова заулыбался. Сынмин же яростно посмотрел на него.

— Будто до этого мы не были знакомы, — пряча улыбку, пробубнил Хан.

— Простите, я ничего не помню.

— Мы знаем, — сочувственно сказал Ёнбок и продолжил пихать еду в рот. Хоть парень и выглядел тощим, ел он за троих.

До конца ужина за столом было тихо. Сынмин взглядом приказал всем помалкивать. Хёнджин отметил, что парни вообще не подавали вида, что они близки. Их взгляды ни разу не пересеклись между собой. Разве что на самого Хёнджина время от времени посматривали. Каждый из них безучастно жевал еду. Но в отличие от прочих пациентов, казалось, будто они специально притворяются отрешенными. В их глазах горел огонек жизни и свободы. Почему то эта особенность поразила Хёнжина. В какой-то момент он заметил за ухом Хана какой-то рисунок. Затем нечто похожее обнаружилось и у других ребят, сидящих за столом, у кого на кисти, у кого на шее. Символ напоминал восьмиконечную звезду. Он хотел было спросить, что это значит, но вовремя одернул себя, увидев недобрый взгляд Сынмина.

Звезда эта чем то напоминала пентаграмму. Она была золотого цвета, а каемка выделена тонкой черной линией. Внутри как-будто было написано какое-то слово. Хёнджин рефлекторно осмотрел свои руки, предполагая, что это штамп лечебницы. Но его руки были чисты. Он оставил себе мысленную заметку позже проверить остальное тело на предмет татуировок.

Закончив с ужином, все также молча разошлись по своим делам.

***

В палате почему-то не оказалось часов. Как знание о том, который сейчас час, может навредить пациенту, не понятно. Хёнджин беспокоился, что может упустить назначенное время, поэтому вышел в общую комнату. Несколько человек смотрели телевизор. Он присоединился к ним, поглядывая то и дело на электронные часы, висящие над телевизором. Когда на часах было без десяти семь, Хёнджин вернулся в комнату, взял всё необходимое и вновь вышел в коридор. Перед этим парень заблаговременно порыскал в шкафу и нашел необходимые банные принадлежности.

На дежурном посту сидела молодая медсестра. Невысокая, полненькая, явно наивная девчушка. Она читала какую-то любовную мангу. На то, что происходит вокруг, ей было все равно. На вид девушка была доброй, поэтому Хёнджин решил рискнуть.

— Здравствуйте. Не подскажите, где здесь душ? Я давно не принимал его, уже весь грязью зарос.

Девушка оторвала взгляд от книги. Она оглядела парня с ног до головы. Когда она встретилась с его взглядом, щеки ее порозовели, а глаза расширились раза в три. Девушка тут же засуетилась. Она достала какой-то толстенный журнал и начала его листать, то и дело поглядывая на пациента. Лицо ее продолжало краснеть.

— Из какой вы палаты?

— Из 306.

Девушка снова уткнулась в журнал.

— Господин Хван, по расписанию ванна назначена на завтра.

— Правда? — Хёнджин попытался изобразить максимально естественный голос. Словно он и правда разочарован. — А нельзя сегодня вместо завтра? Я умираю от того, насколько грязный.

Девушка поджала губы. Оглянувшись по сторонам, глаза снова скользнули по Хёнджину.

— Я не уверена. Сегодня мой третий день здесь. Я спрошу у старшей медсестры, подождите здесь.

Хёнджин тут же запаниковал. Он должен был что-то придумать. Глядя на наивные глаза девушка, он интуитивно понял, что понравился ей. Да и без интуиции ее раскрасневшееся лицо говорило само за себя. Только полный чурбан не сообразит, что к чему. Парень натянул ослепительную улыбку и слегка накрыл ладонь девушки своей.

— Зачем так утруждаться? Это же просто ванна. Я же не ножницы у вас прошу.

Парень беспечно засмеялся от своей шутки. И это сработало. Девушка смущенно отвела взгляд. Поколебавшись еще пару секунд, она уступила.

— Ну хорошо. У вас есть полотенце и мыльные принадлежности?

— Да, — продолжая улыбаться, Хёнджин указал на банную сумочку в свой руках.

— Тогда следуйте за мной.

Они вышли за пределы отделения, пересекли просторный холл и направились к лестнице. Отделение, в котором они оказались, было точно таким же, как и то, в котором находился сам Хёнджин. Краска, мебель, безжизненные глаза пациентов. Спустившись на три этажа ниже, они оказались в подвале. Там пахло сыростью. От сильной влажности в воздухе летал пар. При входе душевая делилась на две половины: женскую и мужскую. Они вошли в ту, что располагалась слева. За дверьми их ждал санитар.

— Опоздавший? — спросил он, кивнув на Хёнджина.

— Да, — соврала медсестра.

— Слышал вы больше не буйный, господин Хван? — обратился он напрямик к Хёнджину. Тот слегка смутился. Было странно слышать определение «буйный» в свой адрес.

— Мммм... Нет,— неуверенно ответил тот. Был ли это риторический вопрос?

— Проходи. Помнишь, где что?

Хёнджин отрицательно покачал головой, но тут же опомнившись сказал:

— Но я найду.

Парень не хотел, чтобы санитар рыскал где-то вблизи. Санитар одобрительно кивнул. А медсестра покинула душевую, сказав коллеге, чтобы тот вызвал ее, когда Хёнджин закончит принимать душ.

Хёнджин направился в раздевалку. Быстро освободишься от одежды, он нацепил полотенце на интимные места и зашел внутрь. Душевая представляла из себя длинную комнату, по бокам с каждой стороны весели краны. Пространство было абсолютно открытым. Голые стены, покрытые плиткой и душевые насадки. Крбчки для сумок и подставки для мыла. Ничего лишнего.

Комната была пустой. Лишь в дальнем углу стояли два парня — Сынмин и Хан. Хёнджин примостился рядом с ними. Он повесил свои принадлежности на крючок, снял халат и принялся намыливать себя. Боковым зрением внимательно наблюдал за парнями. Было странно, что они молчали. Но начать первым он не решился, ведь ранее Сынмин обращал на него грозный взгляд из-за нарушения запрета на разговоры. И теперь был неуверен, есть ли возможность разговаривать тут свободно.

— Санитар тебя не сопровождал? — спросил Сынмин, не отрывая взгляда от стены.

— Нет. Я сказал, что дойду сам.

— Хорошо. Не верти головой. Смотри ровно в эту стену. С противоположной стороны тоже есть камера. Приватность пациентов для этой больницы не в приоритете.

— Хорошо, — послушно ответил Хёнджин и устремил взгляд на стену перед собой.

— Что ты помнишь о себе? — продолжил Сынмин.

— Ничего. Я даже имени своего не помню. Конечно, мне сказали, что меня зовут Хван Хёнджин, но...

— И до сих пор ничего не вспомнил? Ты уже давно пришел в себя?

— Уже несколько дней. И нет, не вспомнил. Вы знаете, что со мной произошло?

— Тоже, что и с нами всеми. Ты стал неугоден власти.

Это заявление сконфузило парня.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты что-нибудь помнишь о системе, которая сейчас действует в нашей стране?

Хёнджин на пару секунд задумался. Об устройстве мира в целом, о законах физики и химии и подобном, парень отлично помнил. Но о том, какие порядке действуют в стране не было никаких воспоминаний. Какие-то мысли пробегали в голове, но тут же исчезали.

— Честно говоря, не особо много.

— Это все их терапия, — вклинился Хан.

— Из-за которой я память потерял?

— Да.

Сынмин уже в третий раз наносил на голову шампунь. А его друг натирал подмышки.

— От чего меня здесь лечили?

— Я уже сказал. От «неугодности».

— Что это за заболевание такое? Или хочешь сказать, что у меня его и не было вовсе? А «неугодность» это эфимизм?

— Так и есть. Как и у большинства людей в этом отделение, ты абсолютно здоров, в психическом плане.

— Тогда почему нас здесь держат? Это вообще законно?

— Законно? — усмехнулся Сынмин, смывая пену с волос. — Ты действительно ничего не помнишь. Закон здесь — это то, что удобно власти. Если ты не вписываешься в их картину мира, ты становишься проблемой. А проблемы нужно устранять.

— Но как они могут просто так лишать людей памяти? Это же... — Хёнджин замолчал, пытаясь найти подходящее слово.

— Бесчеловечно? — закончил за него Хан, вытирая руки полотенцем. — Да. Но они давно перестали считать нас людьми. Мы для них — винтики в системе. Сломались? Починим. Не поддаётся починке? Выбросим.

— И что теперь? — спросил Хёнджин, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

— Теперь? — Сынмин вздохнул. — Теперь мы пытаемся выжить. И, если повезёт, найти способ противостоять им.

— Закон пишут те, кто имеют власть, — повторил Хан. — А делают они это, чтобы сломать нас и заставить встать на их сторону. Хоть и редко, но у них это действительно выходит, как в случае с тобой. После лечения пациенты теряют память. А таким человеком куда легче манипулировать. Пара тройка сеансов внушения и во-а-ля готовый образцовый член общества, а не трудноуправляемый индивидуалист. Так что не стоит здесь доверять никому, даже тем, кто добродушно улыбается тебе. Я бы даже сказал, в особенности таким.

Хёнджин застыл на месте. На ум сразу же пришел образ доктора Кана. Широкая улыбка, вызывающее доверие голос. И только глаза выдают опасный блеск. Теперь почему-то парень уверился в том, что улыбка доктора фальшивка. И доверять ему уже точно нет никаких причин.

У парня было столько вопросов, но он понимал, что времени у них не так много, так что задать все он не успеет. А следующая встреча в душе еще не известно, когда состоится, учитывая, что расписание, судя по всему, не рассчитано на ежедневное мытье.

— Получается, я не единственный, кто потерял память?

— Да. Еще с десяток таких, как ты. И Бог знает, сколько еще по всей стране. Их давно выписали, после того, как убедились, что они перевоспитались, а память их не вернется.

— Память невозможно вернуть?

— Не знаю. Может и можно, — задумчиво ответил Сынмин. — Проблема в том, что сложно это проверить. Ведь это «лечение» начали использовать не так давно. Да и те, на ком оно было использовано, не особо хотят сотрудничать с прежними друзьями. Мозги врачи промывать умеют.

— Вы тоже прошли через это лечение?

— Да.

— И давно вы здесь?

— Мы попали сюда примерно в одно время с тобой. Только на нас лечение не подействовало. И они понимают, что мы лишь притворяемся. А на тебя подействовало. Поэтому их главная задача теперь не допустить того, чтобы мы снова вернули тебя в свои ряды.

— А как именно происходит лечение, почему теряется память?

— Они применяют какой-то новый аппарат, основанный на электро-магнитном воздействии на мозг. На самом деле неважно, как они этого добиваются, важен сам факт этого зверства. Лишить человека личности... — Сынмин помрачнел.

В голове Хёнджин пытался упорядочить все свои вопросы, но их было слишком много, поэтому задавать их приходилось хаотично, бессистемно.

— Неугодность, про которую ты говорил, что это значит?

— Неугодность — это когда ты не вписываешься в их систему, — объяснил Сынмин, понизив голос. — Когда твои мысли, поступки или даже просто существование угрожают их идеологии. Они не терпят инакомыслия. Если ты не соответствуешь их стандартам, тебя либо «исправляют», либо стирают.

— Но как они решают, кто неугоден? — спросил Хёнджин, чувствуя, как в груди сжимается холодный ком. — А если я просто хочу быть собой? — прошептал Хёнджин, глядя в пол.

— Тогда ты уже неугоден, — резко ответил Сынмин. — Здесь быть собой — преступление.

— Сейчас уже нет времени все объяснять. Постепенно мы все тебе расскажем. Сейчас для нас самое главное — это не позволить ИМ сломить тебя до конца. Они, итак, забрали у нас слишком много. Никому не доверяй, понял? — Сынмин краем глазом следил за Хёнджином, проверяя его искренность.

Парень неосознанно усмехнулся.

— В таком случае, мне и вам доверять не стоит?

Впервые за этот день Сынмин улыбнулся.

— Получается так. Но вскоре ты поймешь, что НАМ доверять можно.

— Нам это кому?

— Тем, кто сидел за столом за ужином и еще паре ребят из отделения. Но тебе пока не стоит слишком близко находиться рядом. Камеры повсюду. Если заподозрят что-то неладное, могут снова применить лечение. Им не выгодны наши союзы. Так, по их мнению, мы можем снова сплотиться и коллективно вернуться в дело. А по одиночки мы бесполезны.

— Камеры не записывают звук?

— Нет, звук не записывают. Но они следят за нашими жестами, мимикой, поведением. Если заметят что-то подозрительное, начнут задавать вопросы. А вопросы здесь — это всегда риск.

— И как же тогда общаться?

— Учись говорить, не открывая рта, как мы.

В душевой повисла тишина. Лишь звуки капающей воды эхом распространялись по просторному помещению.

— Когда вы расскажете остальное?

— В общей комнате у камеры есть слепое пятно. Она не снимает самый крайний шкафчик с запискам. Там есть листки бумаги. Кто-то из нас постарается передать тебе послание. На листке будет написано время и место, где мы сможем более менее спокойно разговорить. Правда таких мест не много. Мы будем использовать карандаш, так что как только прочитаешь записку, сразу же ее стирай и пиши что-нибудь свое или рисуй, чтобы они ничего не заподозрили. Ты все понял?

— Да.

— Тогда нам с Ханом пора уходить. Подожди какое-то время. Сразу не заканчивай после нас.

— Сынмин, постой.

Почему-то Хёнджину в голову пришел именно этот вопрос. Хотя он не до конца сознавал, что побудило память зацепится за эту деталь.

— В общей комнате есть две книги, написанные Ким Намсуком...

— Дай-ка угадаю: «Запретная зона. Или как искусство пропагандирует инакомыслие» и «Самый верный путь — социальный путь»?

— Как ты догадался? Впрочем, не важно. Эти книги как-то связаны с неугодностью, о который ты говоришь?

Сынмин снова улыбнулся.

— В точку. Это самое настоящее пособие, как сделать из человека бездумного робота, слепо подчиняющегося любым приказам, продиктованные властью. Почитай на досуге. Занятная бредятина. Только, пожалуйста, относись ко всему, что прочтешь с критикой.

За дверью душевой послышался скрип двери. Сынмин моментально оглянулся в сторону звука.

— Кажется, пора закругляться.

Через пару секунд действительно вошел санитар. Благо, он лишь проверил, все ли в порядке с пациентами и ушел. Один за другим парни покинули душевую. Если бы не лекарства, Хёнджин вряд ли бы сумел заснуть этой ночью. Единственное, что он понимал, так это то, что вероятно он находится в большой беде.

«Похоже, на этой Земле я один. И справляться со всем придется самому.», — с такими пугающими мыслями парень погрузился в сон.