2. Невольник чести
Редко где найдётся столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге — Ф.М.Достоевский. «Преступление и наказание».
В Столярном переулке когда-то жил печально известный Родион Раскольников из романа Достоевского «Преступление и наказание». Коренной ленинградец Постников прекрасно разбирался не только во всех переулках и улицах города на Неве (что часто помогало ему в работе), но ещё и знал, какая история скрывается за тем или иным зданием.
Раскольников в романе жил в доме номер пять, а поэт Леонтьев — в доме номер шесть. Проходя мимо этих домов, Евгений про себя подумал, что это весьма символично. Рысин, никогда особо не интересовавшийся литературой, значения этому не придал, а просто молча следовал за своим начальником и напарником.
Леонтьев жил в квартире на последнем этаже. Постников подошел к двери и несколько раз нажал на звонок. Никакого ответа. Постников позвонил ещё раз. Ничего. Лишь на третий раз из-за двери послышались шаги и дверь открылась. На пороге стоял парень лет двадцати, с русыми волосами какого-то неестественно блеклого цвета и усталыми глазами. Постников заметил, что эта усталость вызвана явно не недосыпом.
— Ну чего надо? Шесть утра, имейте совесть, — сказал парень, который, очевидно и был Леонтьевым безо всякой интонации в голосе.
— Мы из милиции, — сказал Постников, доставая удостоверение, — Майор Постников. Старший инспектор по особо важным делам Уголовного розыска.
— Проходите, — все также безразлично сказал Леонтьев. Эта его пассивность казалась Постникову все более странной.
— Скажите, товарищ Леонтьев, знаете ли вы гражданку Викторию Вениаминовну Орловскую?
— Ну, знаю, — сказал Леонтьев, — Я с ней встречаюсь. Мы учимся в «Кульке» вместе. Только я на режиссерском, а она на актерском.
— Где? — переспросил Рысин.
— В Ленинградском институте культуры имени Крупской, — пояснил Леонтьев, и сел на диван, — А что такое случилось?
— Сначала вы ответьте на мой вопрос, — напряженно сказал Постников, — Почему ваша мать говорит, что вы куда-то уехали, а на самом деле вы здесь, в Ленинграде.
— Никуда я не уезжал, — проворчал Леонтьев, — Я в психушке лежал весь месяц. Мне там целую кучу болячек нарисовали. Нервный срыв, острая реакция на стресс, диссо...какая-то амнезия, — Леонтьев говорил все также безразлично.
— А в какой больнице лежал?
— В Кащенко. Где же ещё? Меня только вчера выписали.
— А как вы относитесь к товарищу Орловскому?
— Дурак старый, — сказал Леонтьев впервые немного изменившимся голосом, — Взъелся на меня непонятно за что. Еще и стихи мои назвал графоманией. Ничего он в искусстве не понимает, хотя и народный артист или кто он там. Я его попросил помочь вступить в Союз Писателей, а он...наорал, забрал тетрадь со стихами и в мусорку швырнул. Ещё и сказал, чтобы я не смел больше к нему и к его дочери приходить. Но, по правде говоря, плевать я на него хотел.
— Скажите, товарищ Леонтьев, вам знакомо это письмо? — Постников достал из кармана записку со стихом и протянул юному поэту. Леонтьев безразлично пробежался глазами по тексту.
— Это стихи Лермонтова. И что?
— Эту записку, вместе с вот этой фотографией, — Постников протянул поэту и фотографию Вики, — Обнаружил у себя на пороге гражданин Орловский. Он обвиняет вас в том, что вы подкинули ему это, и в записке угрожаете его дочери.
— Бред, — безэмоционально сказал Леонтьев, — Говорю вам, я в психушке лежал месяц. Вчера только оттуда выписали. Из дома никуда не выхожу. Не верите мне, спросите родителей. Они, правда, на работе уже...
— Спрошу, не беспокойтесь. Всего доброго, — сказал Постников, и вышел из квартиры Леонтьева. На недоуменный взгляд Рысина, который как бы спрашивал «И вы его просто так отпустили, Евгений Петрович?», майор ответил.
— Сейчас мы ничего от этого невольника чести не добьемся. Сам видишь, он языком еле-еле ворочает. Еще не отошел от препаратов, — сказал Постников, уже когда они с лейтенантом спускались вниз по лестнице, — Конечно, не факт, что он не притворяется. Но, сдается мне, это не тот, кто нам нужен. Хотя версия, я тебе скажу, красивая. Я думаю, мы к нему ещё заедем. Но потом. Сейчас мне нужно заехать в управление, выпить кофе и привести мысли в порядок. Это как раз тот случай, когда дело может и подождать.
— А вы знаете, Евгений Петрович, на какую мысль меня навёл этот Леонтьев, — сказал Рысин, уже открывая пассажирскую дверь машины Постникова, — Что преступник...хотя, какой преступник? Тот, кто послал это письмо — простой сумасшедший. Вот и всё.
— Похоже на то, — сказал Постников, садясь за руль своей «Волги».
На этом разговор и завершился.
***
Кофе Постников всегда пил в милицейской столовой. Какой-то хороший человек притащил на работу редкую турецкую электрическую кофеварку, и с тех пор ей пользовались все, кому не лень. Особенно — Постников, который считал этот напиток единственным источником энергии.
Евгений выпил целых две чашки, прежде чем вернулся к работе. В кабинете его отдела царило веселье. Капитан Роман Архипов, услышав историю с подкинутыми под дверь стихами едва не покатился со смеху. А узнав, что ради этого Постникова подняли в пять утра из постели, Архипов залился таким смехом, что на звук даже пришел какой-то милиционер из соседнего кабинета и вежливо поинтересовался, что такого смешного случилось. Пришлось рассказать эту историю. В отличие от Архипова, милиционер лишь посочувствовал своим коллегам и удалился.
Трудно было бы найти более непохожих друг на друга людей, чем капитан Архипов и майор Постников. Постников —высокий, худой, с угольно-черными волосами, и Архипов—среднего роста, но крепкого телосложения, обладатель коротко постриженных русых волос. У Архипова была семья — жена и две дочери. Постников был буквально «женат на работе». Но чаще, как ни странно, рисковал Архипов. Задержание? Он шёл в первых рядах. Вооруженный преступник? Архипов не боялся. Он будто бы точно знал, что ему ничего не грозит. Постников тоже неоднократно рисковал жизнью, но был, в отличие от своего товарища и коллеги, более осторожным. Постников не курил и не пил ничего крепче любимого кофе. Архипов курил «Приму», и не отказывался от алкоголя. Постников всегда приходил на службу вовремя и был пунктуален. Архипов, порой, опаздывал.
И тем не менее, эти двое непохожих друг на друга людей, были хорошими друзьями и ещё более хорошими коллегами. Столько дел было раскрыто ими...
— Жениться тебе надо, Евгеша, — заметил Архипов, после того как вдоволь насмеялся, — Каждый в управлении знает, что ты бобылем живешь. Вот и постоянно вызывают тебя куда надо и куда не надо. А между тем, должно ведь оставаться время и на личную жизнь. Вот посмотри, сколько девушек красивых? Да даже у нас. Знаешь Дашу из ОБХСС?
— А твоя жена знает, чем ты тут на работе занимаешься? — парировал Постников, — Девушек разных обсуждаешь, меня к кому-то сватаешь. Так недалеко и до адюльтера.
— Да ну тебя к черту, — отмахнулся Архипов, — Я тебе помочь пытаюсь, а ты...
— Хватит упражняться в остроумии, — сказал Постников, — Лучше давай думать над нашим сегодняшним делом. Я все еще думаю, что это просто какой-то дурацкий розыгрыш. Шутка для своих. Письмо непонятно про что. Просто стихи Лермонтова. Да, вырванные из контекста строчки могут показаться жуткими. Но в письме с угрозами должны быть какие-то требования. Чего хочет тот, кто отправляет письмо? Денег? Пробиться на сцену? Что-то ещё? Вот я и склонен думать, что это розыгрыш. Либо же, какой-нибудь городской сумасшедший решил подбросить это письмо. Миша предложил такую версию.
— Ну, самый умный из нас все равно ты, — усмехнулся Архипов, — Ты и думай.
Две чашки кофе действительно придали энергии Постникову и немного привели в порядок его спутанные мысли. Все они сводились в итоге к одному: нужно было ехать в Ленконцерт и поговорить там с коллегами гражданина Орловского. Евгений поднялся со стула, взял со стола ключи от машины и на несколько секунд задержался в дверях.
— Вот что. Миша — съезди в Кащенко. Поспрашивай, действительно ли этот Леонтьев лежал у них. И, если уж придумал версию с сумасшедшим, отрабатывай её до конца. Поспрашивай психиатров. Рома, — Постников указал на Архипова, — езжай в дом на Гороховой. Подключи участкового, обойди квартиры. Спроси, не видел ли кто чего. А я поеду в Ленконцерт. А потом в театр оперы и балета. Поговорю с его коллегами.
— Есть! — хором сказали Рысин и Архипов и вышли из кабинета следом за Постниковым.
***
Настроение Евгения немного улучшилось. Теперь он уже не проклинал мысленно Орловского, потревожившего его из-за пустяков. Любовь Постникова к своей работе перевесила недовольство пустяковым делом, которое теперь воспринималось как разминка для ума. Скорее всего дело удастся закрыть прямо сегодня вечером, или завтра утром. Евгений был уверен, что это все — неудачная шутка «от своих». Не просто же так Орловский говорил, что в артистической среде нередки были заговоры. А у Орловского, похоже, была целая череда завистников. Любому таланту (а скорее, как убедился Постников за столько лет службы, не сколько таланту, сколько деньгам, который этот талант приносит) всегда завидуют. Здесь нужно было искать обычный рациональный мотив. Вот и всё.
Итак, сначала Ленконцерт. А потом в театр. Постников не любил театры, считая их бесполезной тратой времени, хотя, при этом всём был весьма начитан и разбирался в классической литературе. Но для общего дела, видимо, придется посетить и ненавистный театр, и ещё более ненавистный Ленконцерт — типичное «бюрократическое учреждение», где чтобы достать нужную информацию придется пробираться через целые дебри.
«Волга» сорвалась с места и скрылась за поворотом.
***
Май 1941 года. Стрельна.
Ученики школы номер три в Стрельне, что под Ленинградом всегда с нетерпением бежали на уроки русского языка и литературы Льва Ефимовича Лейкина. Лейкин, сам по себе человек скромный, незлобивый, говорил тихо, но так, что его всегда было слышно. Лев Ефимович всегда рассказывал обо всём с интересом, с воодушевлением. На несколько минут весь восьмой «А» замирал, и погружался в мир писателей и поэтов.
Даже в мае, когда в школе, в общем-то, делать нечего, и многие ученики предпочитали прогуливать, на уроках Лейкина был почти весь класс. Сегодняшний урок не стал исключением.
— Итак, ученики, — начал своим тихим голосом Лейкин, окинув взглядом класс, — На прошлом уроке я задал вам выучить наизусть стихотворение Лермонтова. «Смерть поэта». Оно же известно и под другим названием, которое мы слышим реже. «На смерть Пушкина». И перед тем, как вы расскажете мне этот стих наизусть, позвольте мне рассказать кое-что о нём. Все из вас знают, что в 1837 году Александр Сергеевич Пушкин погиб на дуэли. Его смерть особенно тяжело переживал тогда ещё молодой и малоизвестный Михаил Лермонтов. Некоторые из вас могут вполне справедливо спросить меня, что такого в этом стихотворении? Кто-то считает его всего лишь стихийным мемориалом Пушкину. Но разве «всего лишь» мемориал вызвал бы такой ажиотаж в обществе? И из-за чего тогда так взбесился шеф жандармов Бенкендорф?...
Класс молчал, слушая рассказ учителя. Никто из них не подозревал, что всего через месяц начнется война...
— ...Стихотворение вызвало целый ряд подражаний и откликов. Лермонтову писал даже сам Огарев! Вот его стихи... — Лев Ефимович взял со стола небольшую записную книжку и с выражением прочитал.
Певцы замолкли. Пушкин стих:
Хромает тяжко вялый стих,
Нет, виноват! есть, есть поэт,
Хоть он и офицер армейский.
Чуть есть талант, уж с ранних лет -
Иль под надзор он полицейской
Попал, иль вовсе сослан он.
— Стихотворение было написано ровно сто лет назад — весной 1841 года. Знал ли Огарев, что всего через пару месяцев погибнет и Лермонтов. Тоже на дуэли...