Странности. Проба. Разведка.
— Сынри, — представился он, улыбаясь. — Миленькая комнатка. — счёл нужным добавить он, конечно же, чтобы сделать мне приятное.
Он держался очень прямо, как будто позируя перед креслом, которое я наконец кое-как сумел ему предложить.
— Я бы выпил чего-нибудь, — сказал Сынри.
Я открыл дверцу холодильника и достал маленькую бутылку шампанского.
— Это подойдет?
Сынри взял бутылку.
— Это калифорнийское, — сказал он слегка севшим голосом, — ну да ладно, сойдет. А вы еще совсем молодой. Такой опрятный. Вы мне нравитесь. — Затем он поднялся и приблизился ко мне.
— Как Вы будете платить? Наличными? Чеком? Кредиткой?
— Наличными, — ответил я.
Он расстегнул две пуговицы моей рубашки, слегка оголяя кожу, затем нагнулся, чтобы поцеловать мне сосок. Он был выше меня по меньшей мере на голову. От него исходил сильный запах духов. Он стоял совсем рядом, и я заметил, что костюм у него не шелковый. Затем Сынри скрылся в ванной. Десять минут спустя он сидел передо мной, положив ногу на ногу, а я, стоя на коленях, лизал его ступню, не переставая мусолить свой член. Сынри мелкими глотками пил шампанское, как будто это был бренди, а затем, когда я все-таки кончил, легонько оттолкнул меня носком, прошептав:
— Мазохист.
Мазохист.
Тариф был триста долларов в час, но, по негласному правилу, эякуляция означала конец сеанса. Тридцать минут! «Позвони мне», — сказал он, улыбнувшись и вышел из номера. Мысль о том, что я воспользовался деньгами, которых у меня итак было не много, чтобы снять себе шлюху, расстроила меня.
Я думал про Чимина, вылизывая подмётки блондина. Чимин стал для меня чем-то вроде психоаналитика и в то же время медиума. Он знал все, он видел меня насквозь. Я боялся, что он оставит меня, вот здесь, в этом номере, голого. Он видел, как я высыпаю эту дорожку кокаина, он видел все, и я заметил презрение в его глазах. «Ты знаешь, что ты заслуживаешь наказания? Выбери его сам. Подумай о таком, которое доставило бы мне удовольствие и которое ты сам бы привел в исполнение. Ты ведь человек, не лишенный воображения, не так ли? Ты, должно быть, еще способен на это». Это не было галлюцинацией, я ясно слышал его голос. Это были слова, которые мне до смерти хотелось услышать, и я отчетливо различал их. Мне казалось, что я уже читал об этом феномене, где-то в курсе кибернетики.
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это, не так ли?
Ты ведь еще способен на это. не так ли?
Я слышал, как его голос повторяет это с назойливостью телефонного звонка. Чимин обладал способностью обращать в ничто своих собеседников. «Я понял, какой образ себя самого ты хотел бы запечатлеть, — говорил он. — И что ни говори, с абсолютной ли точки зрения или с относительной, образ этот довольно мелкий, и ты сам это понимаешь. Ты никогда, со дня своего рождения, не предпринял ни малейшего усилия, чтобы стать лучше, и именно этого ты стыдишься. Твое лицо покрыто стыдом, ты уродлив. Ты боишься. Ты всегда боялся, боялся попытаться стать лучше. Ты всегда обращался в бегство, прежде чем всего лишь сделать попытку. Ты дышишь стыдом, и именно поэтому ты никогда не получишь удовлетворения. Ты даже забыл, что существует такое слово, как „бороться". Сейчас дело уже не в деньгах, не в общественном положении и не в почестях — ты должен придумать, как наказать себя. Должен отыскать это в самом себе. Тебе нравятся эти картинки китайских пыток, у тебя их довольно много, не так ли? Настало время разбить твои самые безумные мечты и разорвать все эти фотографии, на которые ты любуешься. Твой образ, который ты сам себе выбрал, должен наполнить конкретным содержанием твое наказание, которое ты сам приведешь в исполнение; естественно, совсем не обязательно себя четвертовать, но знай тем не менее, что это наказание станет единственным и последним способом, который может помочь тебе узнать, кто ты есть на самом деле. Попытайся хоть ненамного повысить тот уровень, на котором ты застрял. Я не требую от тебя невозможного, лишь одно небольшое усилие... Ты ведь еще способен на это, не так ли?»
Я с силой втянул дорожку кокаина и принялся лизать собственную сперму, протекшую на ковер. В глазах у меня стояли слезы.
Я лизал.
— Да ты кто вообще такой-то? — спросил Ёнхван. У него был странный акцент. Я слышал голоса других людей, разговаривавших рядом с ним.
— Пак Чимин дал мне этот номер, я хотел бы встретиться с Вами, по поводу господина Тэяна, — я с трудом ворочал языком, несмотря на порядочную дозу кокаина. — Меня зовут Юнги. Мы знакомы.
— Тэян? Но я не знаю никакого Тэяна, и как вы еще сказали? Пак Чимин?.. Если речь идет о том немного чокнутом парне, который все время был с ним, то, наверное, это Тэхён, не Тэян, а Тэхён, или я ошибаюсь? Я не знаю, что с ним теперь. Он странный тип. Да что с тобой, нанюхался, что ли? Зайди ко мне завтра, часа в два. Это шестьсот восемьдесят девятый сектор на Седьмой.
Я записал адрес. Рука у меня дрожала, выводя какие-то неразборчивые каракули. «Вас что-то встревожило, напугало?» — спросил бы психиатр, изучив мой почерк. Чего же я так боялся? Я никак не мог понять.
Офис Ёнхвана находился на четвертом этаже красного кирпичного здания. Место было просторное, в отделке чувствовался вкус, как и в подборе мебели, большей частью старинной. Девушка в приемной оторвалась от своего компьютера, чтобы проводить меня в дальнюю комнату, и открыла передо мной дверь.
Ёнхван сидел на своем рабочем столе. Он носил очки, а когда поднялся мне навстречу, чтобы поприветствовать меня, я подумал, что он собьет меня с ног, настолько он казался громадным. Холодильная камера.
— Привет. Можешь звать меня Ён. Да-да, никаких проблем, давай располагайся.
Я сел в кресло, стоявшее возле окна. Оно было очень удобное, с широкими подлокотниками. Ночью я не сомкнул глаз. Ранним утром я вышел, пошатываясь, на улицу в поисках аптеки, работающей круглосуточно, чтобы раздобыть снотворного. Две таблетки должны были свалить меня замертво, но мне пришлось проглотить целую дюжину, чтобы уснуть. Я не слышал первого утреннего звонка. Все тело у меня затекло и было тяжелое, как камень. Какие бы я ни подбирал доводы, чтобы встать, все они вызывали у меня лишь жгучее чувство ненависти. И ненависть эта была оправданной. Я прекрасно понимал, как наркотик может поглотить личность человека. Я, должно быть, истребил половину того порошка, который мне дали. Я с тревогой подумал о том, что со мной будет, когда оприходую остальное. Я чувствовал себя в полной растерянности. Мне так никогда бы и не удалось подняться, если бы я не представил себе лицо Чимина, телефон мог бы звонить хоть три часа подряд.
— Ты просил меня позвонить, Юнги, помнишь? Так значит, ты виделся недавно с Чимином? В отеле? И он по-прежнему был одержим садомазо играми?
— Да, — подтвердил я, и Ён расхохотался своим громовым смехом.
— Ты знаешь, последний раз, когда я его видел, он сказал мне: «Теперь я собираюсь написать роман о жизненных невзгодах садистов и мазохистов».
Затем Ён объяснил мне, что он снимает фильмы.
— Я продюсер будто уже целую вечность. Я знал Чимина еще до всех этих Тэянов и Ри. Мы вместе сделали один фильм. Как же он назывался-то? На корейском это должно было быть что-то вроде «Отрыв с друзьями»...Да, может быть, да это не важно. Прошло уже лет пятнадцть. Черт, как мы тогда вместе отрывались! Чего только не творили! Пропадали в стриптиз-барах, ночных клубах. А когда оба оказывались на мели, скидывались, чтобы снять одного мальчика на двоих. Да, по концертам ходили... В общем, ты понимаешь.
— Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне про Тэяна.
— Слушай, скажи мне, отчего тебя так интересует жизнь других. Это что, правда так интересно?
— Меня попросил Чимин.
— Чимин? Хм! Он всегда был немного дурным. Все, что он делает, всегда очень странно. В то время когда я причаливал в Нью-Йорк, он всегда появлялся с каким-нибудь парнем. Но никогда с одним и тем же. Вечно какие-то тощие коты. Такие мальчики нагоняют на меня тоску! Честно говоря, у меня никогда не возникало желания трахнуть корейца. Меня интересуют крупные мужчины, с бицепсами... в общем, чем больше, тем лучше. Мне нравится, чтобы парень был выше меня Так что, сам понимаешь, с корейцами особо не разбежишься, слишком мелкие. Самый кайф, если бы можно было найти, скажем, метра два с половиной, вот это да! Но таких просто не существует, поэтому я до сих пор один. Я же голубой. Можешь мне поверить. У Тэян не слишком хорошо было с английским, да и был он всегда каким-то робким, из тех, что не могут даже снять себе мальчика в ночном клубе. И он привозил их из Кореи. Вечно какие-то маленькие и скромненькие, как библиотекари. А потом, раньше мы любили побаловаться наркотой. Сейчас я это бросил, но тогда мы оба это обожали. В тот раз, когда он появился с Чимином, он накачался как сумасшедший. А ночью, когда ему не удавалось заснуть, когда он сходил с ума от страха, он звонил мне. Прямо посреди ночи! «Ни в коем случае не ложись на живот. Ложись на спину. Под голову — подушку. Дыши медленно» — вот что я ему тогда говорил. Этот Тэян приезжал в Нью-Йорк с Чимином трижды. Я доставал им ЛСД и другие наркотики в немыслимых количествах. И делал это не ради денег, нет конечно. Мне нравился этот парень. Вот и все. Он был для меня как друг детства, пусть даже он и вел себя как последний чертов эгоист, но в каком-то смысле он был гением. Понимаешь, у него были свои достоинства. О черт! Как нам с ним было здорово вдвоем... Ну, и? Ты это хотел услышать? Скажи точнее, чего он хочет, этот Чимин?
— Если вы заняты, я могу зайти в другой раз, — сказал я.
Ёнхван говорил очень быстро, и я чувствовал в его голосе все нарастающее раздражение.
— Да нет же. Странный ты все-таки. Ты ведь сам хотел встретиться, разве нет? Я специально освободился! Об этом можешь не беспокоиться. Я не видел Тэяна уже целую вечность, и знаешь, мне бы тоже хотелось, чтобы ты мне немного рассказал о нем, что с ним стало. Мне кажется, что он больше не хочет со мной встречаться. Даже не знаю почему, но мне это втемяшилось в голову. Ему, верно, стыдно. Потому что я знаю о нем все. Все его секреты. Когда я говорю «секреты», я, естественно, не имею в виду Чимина или Ри. Других извращенцев может быть, но не Чимина и не Ри. Тэян совсем не такой крепкий, как я, однако ты не можешь себе представить, насколько этот парень непробиваемый! Он может набивать себя кокаином в таких дозах, которые убили бы любого другого. А он — ничего. Сердце выдерживает. Но все же напряг порядочный! Так что, глядишь, и отходить начнет. А у него это всегда круто, отрыв. Блюз. Я говорю блюз, но у него это, скорее, нечто вроде экзистенциального страха, есть здесь что-то таинственное! Он сходил с ума, если оставался один. Ему необходимо было кому-нибудь позвонить, даже посреди ночи. Он был очень уверенный в себе и гордый, но я-то знаю его слабости, и ему, конечно, стыдно. На самом деле он слабак. Да что там! мы все слабаки, хоть и строим из себя перед другими, правда? Особенно перед женщинами, в его случае, потому как, что ни говори, он был настоящий сексуальный маньяк! Как он теперь? Я на самом деле не представляю, что он забыл в этом Вауэри... Что он там делает?
— Даже не знаю. Я встретил его, и мы немного поговорили в кафе.
— И это все? Ну что ж! Так о чем же ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?
— О Ри, — ответил я. Из-за порошка я уже не был в этом уверен, но мне казалось, что Чимин велел мне расспросить его именно о Ри.
— Ри? Это девушка из Пусана. Сейчас она живет в Париже. Приезжает иногда в Нью-Йорк. Она пользуется большим успехом в Германии. Кажется, часто бывает в Берлине. Начинала она как простая танцовщица, сыграла в нескольких музыкальных комедиях. Потом у нее открыли талант актрисы. Вот и все, что мне о ней известно.
В общем-то, все это должно было быть известно и Чимину. Я же понял, что он хотел, чтобы я расспросил Ёнхвана об отношениях Ри и Тэяна. Но я никак не находил слов, чтобы направить разговор в нужное русло. Мозг мой отказывался функционировать. Я все еще находился под действием кокаина и снотворного, при этом я по-прежнему был возбужден, желание неотступно преследовало меня и, казалось, не собиралось утихать. У меня было такое ощущение, будто тысячи насекомых копошатся у меня в черепной коробке. Секретарша Ёна была довольно маленького роста, в меру упитанная, с лицом, покрытым веснушками. Ее ноги, и особенно ступни, не давали мне покоя, я угадывал ее формы под длинным синим платьем, ее туфли ловко сновали по паркету. Я вдруг почему-то вспомнил об одном обсуждении на курсе кибернетики, где я обучался, как раз о том занятии, где речь шла о физиологии и психологии шимпанзе и где нас научили мастурбировать. На самом деле эта беседа состоялась не во время самого курса, а уже после занятий, когда мы собирались вместе с товарищами и обсасывали одну и ту же тему. Я вдруг ощутил глубокую ностальгию по тому времени, по всем тем глупостям, которые мы друг другу говорили. Что, собственно, я здесь делал? Я оказался в плену у чего-то, чего я не мог постичь. Я стал задыхаться и чуть было не заорал во все горло. Я был напуган.
Я вытащил из кармана носовой платок и стал вытирать лоб и шею, пытаясь прийти в себя. Пот лил с меня градом.
— Тебе что, слишком жарко? Отопление-то у нас работает кое-как, и мне даже пришлось сходить домой за теплым свитером. Нет. ты и правда какой-то странный!