Глава XXI
День у Невены не задался с самого начала. Завтрак и обед заменила шаурма, купленная в ларьке, ещё и саднило горло после мытья головы, а значит, о тренировке не могло быть и речи. Ехать на практику приходилось в другой конец города, поэтому вставать надо было раньше шести утра.
«Кажется, Холодная война длилась одиннадцать лет потому, что Громыко не давали спать восемь часов и иметь три приема пищи в день,» – подумала студентка, едва сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза под звуки "Riblja Čorba" в радиоприемнике Ярема.
С утра в автомобиле Ретта девушка набрала номер соседки, Славки. Не приходилось надеяться, что Обрад сможет покормить Бранимира обедом, рабочий день брата заканчивался немногим раньше. Невена закусила губу, набирая номер телефона матери Николы. Как бы ни приятны были эти оборотни, девушка очень не любила просить помощи у других людей.
– Здравствуйте, пани Томашевич, – торопливо поздоровалась она, – извините за беспокойство, Вы не могли бы занести Бранимиру что-нибудь на ужин? Я буду весь день в министерстве экономического развития. Пообедают они в школе, а готовить я не успеваю.
Невена услышала, как женщина всплеснула руками.
– А я сама на работе, – студентка уже готовилась звонить кому-нибудь другому, но Славка остановила Невену. – Я к вам пришлю Николу.
Студентка с сомнением почесала щеку. Честно говоря, Невена с трудом могла представить себе юношу в качестве няни.
Начать хотя бы с того, что сколько она его помнила с шести лет, Никола никогда не делал ничего вовремя, но, ко всеобщему удивлению, ни разу не оставался на второй год. При том, что юноша вставал не раньше обеда, за одну ночь он успевал сделать такое количество работ, на какое Невене требовалось не меньше недели без перерыва.
Все остальное время младший Томашевич проводил за компьютерными играми и ещё Бог знает, за чем, причем отдавал предпочтение "Пасьянсу" без интернета и сомнительным фанфикам на "The Archive of My Own". Невена открывала этот сайт один раз в жизни по предложению самого Николы, и пришла к выводу, что худший интерфейс мог быть только у сайта городского округа Меласева-Слобода (впрочем, чтобы отдать должное сайту городского округа, он был создан тринадцать лет назад, и с того момента не обновлялся).
К тому же, у Николы не было постоянного места работы или учебы. Он легко поступал куда-то, но быстро отчислялся, ему повезло закончить курсы бариста, однако на этом образование закончилось. В кофейнях, куда устраивался юноша, его работы всегда хвалили, но ни в одной он не оставался надолго.
Сомнение неприятно защекотало горло, но Невена взяла себя в руки и напомнила себе, что вариантов у нее немного. Тем более, отказывать доброй соседке очень не хотелось, так что девушка решила дать шанс соседскому парнишке.
«Лишь бы они оба не умерли от голода у полного холодильника,» – с усмешкой подумала она.
В приемнике заиграла старая песня на сербохорватском. Дворжак прибавил звук, а Невена пожалела, что взяла с собой мало аспирина. Сначала головная боль была терпимой, но на припеве песни девушка не выдержала.
– У меня ужасно болит голова, – вздохнула она.
Ярем усмехнулся, и студентка едва сдержалась, чтобы не выбить пану Дворжаку пару зубов в его улыбке, как у Джона Кеннеди.
– Надо же, я думал, целебный сербохорватский нравится всей вашей семье, а не только вашему деду, – но мужчина всё таки выключил радио.
Невена поняла, что ее опять пытаются поддеть, и прокляла день, когда судьба свела ее деда с этим хорватом.
– Если вам не нравится то, что мой дед разговаривает на родном языке, тогда почему бы вам не перейти на немецкий? – едко заметила она. – Может, вы захотите захватить какую-нибудь страну.
Водитель прищурился и улыбнулся.
– Почему-то мне кажется, ваш дедушка тоже не против возродить Королевство сербов, хорватов и словенцев. Только словенцы и хорваты не обрадуются.
***
Над горами поднимался густой туман. Он курился над землёй, похожий на пенку, какая бывала на молочной лапше в детском саду.
В такую погоду охоту взялась возглавить сама Альфа-самка. Стая уже пару недель преследовала семью кабанов, и сегодня Чертополох решила взять самого крупного самца. Волки договорились окружить добычу кольцом и выпрыгнуть на кабана из тумана.
Все были на изготове. Милица заняла свою позицию между Люцерной и Птахой. Туман был настолько густой, что волчицы, которые находились в паре метров от нее, почти полностью скрылись из глаз.
Черная волчица притаилась в высокой траве. Она впервые охотилась в тумане на практике, и хоть Лазарь и Добрило дали щенкам теоретические знания, но неизвестность, скрытая за дымкой, будоражила неопытное воображение молодой самки.
Стал слышен звук, с которым копыто кабана утопало в вязкой грязи. Хлюпанье приближалось, и когда раздался сигнал от главной охотницы, волчицы начали постепенно смыкаться, подходя все теснее и теснее. Милица поймала себя на мысли, что совсем перестала замечать налипшую к шерсти траву и жидкую грязь, и теперь ее запах мало отличался для кабана от запаха обычных волков.
Мощные клыки дикой свиньи, чернеющие и кривые, сверкнули в темноте. Стая схлестнулась с противником, Милица старалась оберегаться от сильных ног и зубов, понимая, какая сила заключена в этом неуклюжем на вид теле. Эти клыки оставляли на волчьей шкуре глубокие дыры, а один удар таким острым копытом по голове или спине мог закончиться смертью.
Птаха повисла на шее кабана и ударила его в глаз тупыми когтями. Кто-то крикнул «Поберегись!», но это не помогло. Зверь подкинул волчицу над собой, словно мячик, ее тело описало в воздухе дугу и глухо ударилось оземь. Самка скорчилась на траве.
Милица хотела броситься на помощь, но не смогла уйти со своей позиции. Чертополох стиснула челюсти на шее кабана, толстая шкура затрещала. Свинья завизжала, ярко-красная кровь ручьем поструилась из раны. Теперь тяжело раненый зверь не мог сопротивляться с прежней силой, и волки начали наносить новые и новые раны, пока забитый кабан не обессилел и не опустился на землю.
Самка оборотня склонилась перед Птахой. Уже нельзя было хоть чем-то помочь, так что волки стали ложиться рядом и вылизывать ей морду и бока. Две дыры от клыков зияли на брюхе, обнажая розовую кожу, но по неестественному положению тела стало понятно, что у волчицы просто сломан позвоночник.
Милица была смущена и ошарашена, сердце в груди трепетало. Она не была уверена, как ей следует поступать, и может ли она присоединиться к общему прощанию.
Тело было ещё теплым, и некоторое время можно было услышать хриплое дыхание. С Птахой прощалась вся стая. Даже маленькие щенки пришли попрощаться с тётушкой, пытаясь разбудить её.
Люцерна, сгорбившись, склонилась над подругой, когда к ней властно подошла мать. Чертополох воинственно распушилась, ее глаза горели яростью.
– Почему ты не следила за тем, что она делает? – зарычала Альфа. – Это твоя ответственность. Я в тебе очень разочарована.
Люцерна пристыженно поджала хвост и поникла головой. Обычно мать кусала ее за скакательные суставы и бедра, но сегодня и этого не потребовалось, чтобы причинить боль.
Милица прижала уши к голове. Ей хотелось сказать Люцерне слова поддержки, но она не была уверена, что та их примет. Волчица нашла глазами Хитроглазого и подошла к нему.
– Бедная Птаха, – шепнула она знакомому. – Она не заслужила этого. И Люцерну тоже жаль.
Самец печально кивнул, понурив уши, грусть стояла в его жёлтых глазах, но Хитроглазый ничего не говорил. Милица неловко погладила друга по спине хвостом.
Волчица задумалась, как долго и сильно скорбят по погибшим жители стаи.
«Наверное, смерть для них - не такое редкое явление, как для нас. Может быть, для них это привычно,» – подумала Милица, когда стая стала обедать.
Все ели молча. Сначала вожаки, затем их старшие дети, лишь Люцерна отказалась от своей доли. Когда Милица принялась за пищу, главная охотница поморщилась.
– Где твои манеры? – фыркнула она. – Тебя никто есть не учил?
Милица обернулась. Ей хотелось сказать что-то колкое, но она понимала, что это может плохо закончиться, поэтому решила вежливо осведомиться:
– А как надо?
Люцерна лишь фыркнула, затем поискала кого-нибудь глазами и выловила Хитроглазого.
– Вот ты и объясняй этой дикарке,– с этими словами Люцерна покинула поляну.
«Это кто ещё из нас дикарка,» – подумала Милица с усмешкой.
Оборотень решила пропустить грубость мимо ушей. Молодой кобель пожал плечами.
– Не обижайся на нее, она просто очень расстроена. Мать ее постоянно шугает.
Черная волчица отмахнулась. Ей ли привыкать? За свою жизнь она слышала куда больше гадостей и научилась достойно с ними справляться.
– Жизнь слишком коротка, чтобы обращать внимание на всех, кто тобой недоволен, – спокойно заметила она. – Давай лучше обсудим другое.
Молодой кобель принялся за пояснение:
– Сначала вынимаешь внутренние органы, трясешь кишки, очищая от непереваренной травы, потом жир, после отдыха остаточное мясо, кости. Копыта обычно остаются на потом, – он говорил все это с таким видом, будто ему приходится объяснять алфавит. – А то ешь самое вкусное мясо сразу, как главная волчица стаи.
Черная самка слушала очень внимательно. Ей никогда не приходило в голову, что у этого есть какой-то алгоритм. Когда Хитроглазый закончил объяснение, они ещё некоторое время сидели рядом и молчали.
– Слушай, – задумчиво произнес кобель через некоторое время. – А что ты там говорила про своего дядю?
Волчица удивилась такому вопросу. Неужели он заметил эту ее мимолетную фразу?
– Его похитили. Я не уверена, жив ли он ещё.
Волк сочувственно покачал головой.
– Охотники?
Милица пожала плечами. Она не знала, как объяснить всю сложность ситуации, но ей показалось, что в этом нет необходимости.
– Да, – вздохнул самец. – Люди очень опасны.
Волчица повела ухом.
– Люди говорят о волках точно то же самое, – заметила она.
Хитроглазый с любопытством посмотрел на нее, но ничего не спросил. Потом поднялся и поманил состайницу хвостом за собой. Милица проследовала за Хитроглазым. Было трудно сказать, сколько времени волки шли вдоль русла реки, но в скором времени они вышли через пустырь к береговой линии около жилых домов. Это была полоса территории, где жили люди. Девушка никогда не была здесь - не очень-то оборотни любили людские поселения.
Около берега стоял небольшой коттедж, типичный для Балканского полуострова: шторки на окнах снаружи, один этаж. Дальше шла линия, что называется, "balcony houses": гряда домов одного роста в одинаковом стиле с одинаковыми окнвми. Но внимание привлекали совсем не дома.
Вдоль берега и прямо напротив домов высился холм гниющего мусора. Здесь были картонные коробки, пластиковые бутылки... Кусочки битого зеленого стекла лежали среди песка вместо ракушечника. Черная волчица, подавив брезгливость, проследовала за спутником и в ужасе уставилась на эту картину. Стеклянные бутылки запутались среди зелёных змей рогоза и кувшинок. Рой кусачих мух вился над мусорным полигоном.
– Взгляни, что люди сделали с нашим домом, – тяжело вздохнул Хитроглазый.
В его голосе не было слышно упрёка или ненависти, только тихая горечь.
Милице стало стыдно. Она не задумывалась, что вне Слободы люди так небрежно относятся к такой великолепной сербской природе. Впрочем, ее одногруппники не брезговали бросить мусор прямо на улице и не видели в этом ничего плохого. Люди на Балканах просто просто не понимали, зачем в принципе сортировать мусор, и куда он потом отправляется.
– Мне очень жаль, – только и смогла прошептать она.
Волк лишь грустно улыбнулся в ответ.
– Мне тоже.
***
Самка поймала себя на мысли, что Хитроглазый был единственным волком, с которым Милица чувствовала себя относительно безопасно, и в то же время ей не хотелось слишком сближаться с ним.
«Наверное, я слишком серьёзно воспринимаю его хорошее отношение к себе, – подумала она. – Он тоже считает меня калекой и природным врагом».
Впрочем, в этом не было бы ничего удивительного. Милица была благодарна хотя бы за то, что волки не называли ее уродливой и не пытались подшучивать. Едва ли ей нравилось быть одноглазой, и едва ли ей хотелось быть оборотнем. Милице хотелось быть просто нормальной.
Хотелось лечь и заплакать от жалости к себе и от злости. Усталость Милицы росла день ото дня. Волчица понимала, что для дела, за которое она взялась, нужно терпение и время, но вот если терпения было в избытке, то времени критически не хватало. Искать Лазаря было необходимо, каждый день надежда найти дядю живым становилась все меньше.
«Зачем я вообще пошла к волкам? – в отчаянии думала она. – Может, эти оборотни никак и не замешаны в похищении, а я впустую потратила время, и Лазарь пострадает из-за моей глупости».
Эта мысль лежала на совести тяжёлым камнем, и справляться каждый день с чувством вины становилось все труднее. Милица стиснула зубы от злости. Очень захотелось домой.
«Нет, не сейчас, – напомнила себе волчица. – Я должна помочь Лазарю. Неважно, какими средствами».
Эта мысль придала ей сил. Стая будет с ней не всегда. Это закончится. Она вернётся домой, как только сможет выяснить то, что ей нужно.
Она найдет Лазаря.
***
Невена приехала домой затемно. Надо было встретить Милицу завтра утром, поэтому она планировала лечь спать пораньше.
Девушка открыла дверь. В прихожей стояли старые стоптанные сандалии с узором из разноцветных камушков. Невене даже не нужно было угадывать, чья это обувь - Никола такое просто обожал.
На кухне словно прошел Мамай. На столе стояла мука, скорлупа от яиц, соль, молоко...
Никола был в бабушкином фартуке с красными цветочками и красных очках, как у Джона Леннона. Его длинные рыжие волосы, хоть и были убраны в хвост, все равно торчали из-под него непослушными кудрями.
На противне лежали красивые лепиньи, посыпанные кунжутом. Это были лепешки, выпуклые с двух сторон, обваленные в муке и пахнущие так вкусно, что Невена даже забыла о просыпавшейся муке.
Девушка изумлённо открыла рот. Юноша таинственно улыбнулся, подмигнув Невене.
– Как тебе?
Студентка отмерла и строго сложила руки на груди.
– Я расскажу, как только моя квартира будет идеально чистой.
С этими словами она торжественно вручила Николе швабру.
Обрад вцепился в угощение, но тут же был оторван от него сестрой.
– Эй! – обиженно хмыкнул он. – Вообще-то, вкусно. Я не знал, что твой друг так умеет готовить.
– Я тоже, – честно ответила она. – Но пока в моем доме не будет чистоты, я никому ужинать не разрешаю. Бранимир, тебя это тоже касается.
Мальчишка запротестовал, когда Невена давала ему пылесос, однако девушка была непреклонна.
– Ничего, готовить и есть любишь - люби и убирать, – ласково проворковала она.
По всему дому разносился запах свежей выпечки. Даже Добрило вылез из своей комнаты и принялся доставать сало и сливочное масло.
Никола сел за стол вместе со всеми. Семья принялась ужинать.
– А где ты так научился готовить? – восхищённо спросил Бранимир, жуя лепенью и закусывая свиным салом.
Никола смущённо улыбнулся. Невена заметила на его глазах подводку и блёстки и не сдержала усмешки. Она всегда удивлялась, почему никто не избил его на улице, когда Томашевич был в таком виде.
– У меня бабушка из Индии, – он с важностью поправил на себе жёлтую рубашку с узорами фламинго. – Она и учила готовить. Англичан, правда, не любила, у нее папа был индийским революционером.
Добрило прожевал ещё один кусок и задумчиво произнес:
– Мой дед боролся за установление в Югославии республики, а твой прадед боролся за суверенитет Индии, чтобы мы сидели сейчас за одним столом и пили чай.
Ужин кончился, а Никола отправился домой. Невена ещё долго лежала в кровати и задумчиво смотрела в потолок. Она все думала, как там Милица, и что надо бы отнести ей попробовать тех самых лепёшек.