Самооправдания

«Так что же значит «нечто более глубокое»?» - спросил я с неподдельным интересом.
«Одна из концепций, определяющая понимание или непонимание глубокой мудрости, - это концепция, которую мы называем самооправданием, то есть нахожусь я в ловушке собственного мнения или я вне ее». «О'кей», - произнес я медленно, ожидая разъяснений. «Как мы уже с тобой определились, независимо от того, как ты ведешь себя «снаружи», люди всегда будут отвечать лишь тому состоянию, которое у тебя «внутри». А то, что мы чувствуем по отношению к людям, зависит от того, находимся мы в собственной ловушке или нет. Позволь объяснить тебе мою точку зрения с помощью нескольких примеров.
Около года назад я летел из Далласа в Феникс рейсом без указания места на посадочном талоне. Во время посадки я услышал, как стюардесса говорила кому-то, что почти все места на рейс были проданы и осталось всего несколько свободных кресел. Я почувствовал себя счастливо и облегченно, найдя свободное место возле окна, примерно в третьем ряду с конца самолета. Пассажиры, по-прежнему нуждавшиеся в местах, продолжали двигаться вглубь самолета, осматривая глазами и оценивая свои шансы занять одно из немногих оставшихся свободными мест. Я положил свой портфель на свободное место рядом, достал утреннюю газету и принялся читать. Я помню, как глядя поверх края газеты, наблюдал за людьми, которые проходили дальше по проходу. Мой портфель ясно давал понять, что место рядом со мной было занято, поэтому я развернул газету пошире, делая это место как можно менее привлекательным для посадки. Ты представил себе эту картину?» «Да».
«Отлично. Теперь позволь мне задать вопрос: какие качества и привычки я проявил тогда в самолете? Как ты опишешь те вещи, которые я делал?» «Ну, с одной стороны, вы вели себя как придурок», - ответил я. «Это, несомненно, правда, - сказал Бад, широко улыбаясь,
- но это не совсем то, что я имел в виду, во всяком случае, не сейчас. Я имел в виду конкретные действия, которые я применил в самолете. Каково было мое внешнее поведение?»
Я еще раз представил себе ту ситуацию: «Вы были... нет, вы заняли два места. Вы это имели в виду?» «Конечно. Что еще?» «Э-э... вы читали газету. Вы наблюдали за людьми, которые, возможно, хотели бы сесть радом с вами. Короче говоря, вы сами сидели на двух креслах».
«Хорошо сказано, - сказал Бад, - вот еще один вопрос: когда я демонстрировал такое поведение, как я выглядел в глазах людей, искавших свободное место? И что я чувствовал по отношению к ним?»
«Я бы сказал, что вы видели в них опасность, неудобство или даже проблему - что-то вроде этого» Бад одобрительно кивнул головой: «Ты мог бы сказать, что я считал потребности тех, кто все еще искал место, столь же важными, как и мои собственные?
«Вовсе нет. Свои потребности вы учитывали, потребности других людей - нет,
- ответил я, удивляясь своей прямоте, - вы считали себя очень важной персоной».
Бад рассмеялся, явно наслаждаясь таким комментарием. «Хорошо сказано, хорошо сказано, - затем продолжил, но уже более серьезно, - ты совершенно прав, я учитывал потребности остальных пассажиров гораздо меньше собственных. А теперь сравни тот случай со следующим: около шести месяцев назад мы с Нэнси решили поехать во Флориду. Каким-то образом произошла ошибка в оформлении билетов, и наши места оказались порознь. Самолет был почти полный, и стюардесса с большим трудом пыталась найти способ посадить нас вместе. Когда мы стояли в проходе, пытаясь что-то сообразить, сзади к нам подошла женщина с поспешно сложенной газетой в руках и сказала: «Извините, если вам нужны два места рядом, я полагаю, что второе кресло возле меня свободно, и я бы с радостью поменяла его на одно из ваших».
«Теперь задумайся об этой женщине. Как бы ты сказал: что она увидела в нас
- угрозу, неудобство или проблему?»
«Нет, - сказал я, качая головой, - кажется, она разглядела в вас людей, нуждающихся в том, чтобы сесть вместе. Это, наверное, слишком примитивное описание того, что вы хотели, но...».
«Скорее, наоборот, - сказал Бад, - это прекрасный способ описать события. Женщина просто увидела в нас людей (мы еще вернемся к этому через минуту). А теперь давай сравним то, как предположительно видела других людей та женщина и как видел их я в той истории с моим портфелем на сидении. Ты сказал, что я считал себя тогда очень важной персоной, более важной, чем другие, с потребностями, которые были выше потребностей остальных людей в самолете».
Я кивнул головой.
«Считаешь ли ты, что та женщина видела себя и других так же, как это делал я? - спросил Бад. - Неужели она, как и я, считала свои потребности и желания выше потребностей и желаний других?»
«Нет, мне так не кажется, - ответил я, - это вроде как, с ее точки зрения, в данных обстоятельствах ваши и ее потребности считались примерно одинаковыми».
«Это то, что я почувствовал в тот момент, - сказал Бад, одобрительно кивая головой. Он поднялся и пошел к другому концу стола. - Смотри, у нас две ситуации, в которых человек сидит в самолете, рядом с ним свободное место, он, по-видимому, читает газету и наблюдает за другими людьми, которые все еще ищут свободные места в самолете. Это то, что лежит на поверхности - поведение или образ действий».
Он открыл две большие дверцы из красного дерева в стене возле дальнего конца стола и достал большую доску для записей. «Но обрати внимание, насколько разным был подобный опыт для меня и той женщины. Я преуменьшал потребности других, она - нет. Я чувствовал беспокойство, страх, раздражение, угрозу и злость, в то время как она, казалось, не испытывала подобных негативных эмоций. Я сидел там, осуждая других в том, что они посягали на место моего портфеля: кто-то выглядел слишком веселым, кто-то - слишком мрачным, у одного было слишком много ручной клади, другой - слишком много болтал и т. д. Она же никого не порицала, а наоборот, относилась с пониманием. Будь-то веселый человек или грустный, с тяжелой ручной кладью, разговорчивый или нет - им всем нужно было где-то сесть. А если так, то почему место возле нее или даже собственное место не может быть в равной степени занято любым другим человеком?
Теперь вопрос к тебе, - продолжил Бад, - разве это не тот случай, когда люди на обоих самолетах имели соизмеримые надежды, потребности, тревоги и страхи, и что все они имели более или менее ту же потребность удобно и безопасно сесть?»
Мне это показалось правильным: «Да, я соглашусь с этим».
«Если это правда, значит, у меня тогда были большие проблемы, потому что я не смотрел на людей в том самолете с такой точки зрения. Моя точка зрения была такова, что я имел больше прав или был выше тех, кто все еще искал места. То есть я вообще не видел в них людей как таковых. Они мне больше напоминали вещи в тот момент, нежели людей». «Да, я это вижу», - согласился я.
«Обрати внимание, как мой взгляд на себя и на других был искажен и отличался от того, что мы приняли с тобой за реальность, - сказал Бад. - Однако правда заключалась в том, что все мы были людьми с одинаковой потребностью
- найти свободное место и сесть. Но я не видел ситуацию таким образом. Так что мой взгляд на мир был систематически неправильным способом видеть других и себя. Я рассматривал людей как объекты с потребностями и желаниями, вторич- ными и менее значимыми, нежели мои собственные. Но я не мог увидеть проблему, с которой я столкнулся. Я был в ловушке самооправдания. Женщина, которая предложила нам свое место, напротив, отчетливо видела других людей и ситуацию в целом, без искажения. 'Она видела других такими, какими они были
- людьми, как и она сама, со схожими потребностями и желаниями. Она все видела прямо. Она была за пределами «ловушки» или «коробки» - называй как нравится.
Таким образом, внутренние переживания двух людей, - продолжил Бад, - хотя и показывают одинаковое внешнее поведение, были совершенно разными. И эта разница очень важна. Я хочу выразить это при помощи схемы».
При этом он повернулся к доске и провел там минуту, рисуя следующее: Вот что я хотел тебе показать, Том, - сказал Бад и становился рядом с доской так, чтобы мне было хорошо видно схему. - Другими словами, что бы я ни делал «на поверхности»: сидел, наблюдал за другими, читал газету или что-то другое - это основывается на одном из двух фундаментальных способов действий. Первый: видеть людей прямо, какими они есть сейчас, - такими же людьми, как и я, у которых есть свои неоспоримые нужды и потребности. Второй: не видеть этого.
Я слышал, как это озвучила Кейт: «В первом случае я чувствую себя как человек среди других людей, то есть я нахожусь вне рамок своего мышления. Во втором случае я чувствую себя как человек среди посторонних объектов, и здесь я ограничена собственным мышлением». Ты видишь смысл в моих словах, Том?»
Мне на ум пришла ситуация, которая произошла неделю назад, когда одна из сотрудниц моего отдела сама вовлекла себя в неприятности. И я не мог понять, как здесь можно было бы сменить мышление стандартное на нестандартное. Тем не менее эта ситуация, казалось, отражала то, что объяснял Бад.
Поэтому я ответил: «Не могу сказать, что я все понял. Давайте я расскажу вам об одной ситуации, а вы скажете, подходит ли она под этот принцип». «Хорошо, давай», - сказал Бад, усаживаясь обратно в кресло.
«В здании, где я работаю, есть конференц-зал, прямо за моим офисом, куда я хожу поразмыслить над стратегией. Мои сотрудники знают, что для меня этот зал, как второй офис. И после нескольких изменений в графике они теперь заботливо оповещают меня, прежде чем занять кабинет. На прошлой неделе, однако, моя коллега без разрешения заняла целый зал на продолжительное время и, более того, стерла все мои записи на белой доске. Что вы думаете по этому поводу?»
«Учитывая обстоятельства, думаю, что эта сотрудница неправильно оценила ситуацию».
Кивая, я продолжил: «Я разозлился, мягко говоря. Чтобы восстановить свои мысли на доске, потребовалось дополнительное время, и я до сих пор не уверен не забыл ли я там какую-нибудь деталь».
Вообще-то, я собирался продолжить свой рассказа о том, как я вызвал сотрудницу в офис, даже не пожав ей руку и не предложив присесть. Я объяснил ей, что больше так не следует поступать, иначе ей придется искать новую работу. Но тут мне в голову пришла другая мысль: «А как принцип само- оправдания применим к этому сценарию?»
«Позволь тебе задать один вопрос, - сказал Бад в качестве ответа на мой вопрос, - и затем ты сам узнаешь, как правильно надо было поступить: какие мысли и чувства переполняли тебя по отношению к этой женщине, после того как ты узнал, что она сделала?»
«Ну... сначала я подумал, что она неуважительно отнеслась к распорядку». Бад кивнул вопросительно, поощряя меня говорить дальше.
«Еще я думал, что с ее стороны было очень глупо так поступать, не спросив разрешения. Мало кто может быть настолько самонадеян, правда?» - добавил я после паузы.
«Да, мудрым поступком это не назовешь, - согласился Бад. - Что-то еще?» «Нет, это все, что я помню с того момента».
«Хорошо, тогда скажи мне следующее: знаешь ли ты, для чего она захотела использовать ту комнату?»
«Н-нет, а какая разница для чего? Это не отменяет того факта, что она не имела права занимать ее без разрешения, не так ли?»
«Наверное, так. Но скажи, ты знаешь, как зовут эту женщину?»
Вопрос застал меня врасплох. На минутку я задумался. Не помню даже, спрашивал ли я ее об этом. Неужели даже секретарша не упомянула? Или, может быть, сама сотрудница произнесла невнятно, протянув мне руку? Я пытался найти хоть одну зацепку, но в памяти по этому запросу ничего не нашлось.
Какая вообще разница? - подумал я про себя, пытаясь найти себе оправдание.
- Ну, не помню я ее имени и что из того? Неужели это преступление? - «Нет, я не знаю, как ее зовут, то есть не помню».
Бад кивнул: «Теперь я хочу, чтобы ты подумал вот над чем. Допустим, эта женщина действительно легкомысленная, самонадеянная и бестолковая. Ты веришь, что она по жизни точно такая же, какой ее видишь ты?» «Ну, я ее не так хороню знаю, чтобы обвинять во всех грехах». «Может, на словах ты ее и не обвиняешь, но ты же с ней общался со времен инцидента?»
Я вспомнил о том холодном приеме, который оказал ей в своем офисе, даже не ответив на ее приветствие.
«Да, один раз мы разговаривали».
Бад наверняка заметил изменения в моем голосе, так как сам снизил тон и стал говорить не так сухо, как прежде: «Том, представь себе, что ты находишься на ее месте. Что бы ты почувствовал во время первой встречи с начальником?»
Ответ, конечно, был очевиден. Ей наверняка было так неприятно, как если бы ее били по голове деревянной битой. Я вспомнил, как дрожал ее голос и как быстро она убежала из моего кабинета. Впервые я задумался о том, какую боль я причинил и что она почувствовала после встречи со мной. Я представил, как тихо и неуверенно она ведет себя на работе, особенно с того момента, как все в отделе узнали о случившемся. «Да уж, - ответил я медленно, оглядываясь на свой поступок, - боюсь, что я поступил неправильно».
«Тогда позволь мне вернуться к своему первому вопросу: не думаешь ли ты, что твое мнение о сотруднице было хуже, чем она была на самом деле?»
Я медлил с ответом, не потому что был не уверен, а потому что хотел найти подходящие слова, чтобы сохранить хладнокровие: «Ну, может быть. Но это не отменяет тот факт, что ей не следовало делать то, что она сделала, правда?»
«Конечно, нет. И мы еще к этому вернемся. Но сейчас давай поразмыслим, независимо от того, правильно ли она поступила или неправильно, твое мнение о сотруднице совпадает с моим мнением о людях на самолете или с мнением женщины, которая уступила нам с Нэнси места?»
Я задумался над вопросом Бада.
«Посмотри сюда, - сказал он, обращая мое внимание на схему на доске, - ты видел в своей сотруднице такого же человека, как ты сам, с похожими надеждами и желаниями, или она представлялась тебе лишь помехой, объектом трудностей, проблем и угрозы?»
«Скорее всего, она была просто объектом неприятностей для меня», - ответил я, в конце концов.
«А теперь, скажи мне, применим ли здесь принцип самообмана? Был ли ты «в ловушке» или нет»?
«Можно сказать, что да, я был «в ловушке».
«Над этим стоит еще поразмышлять, Том. Потому что эта разница показывает, что стоит за успехом Лу Герберта и «Загрума». Так как Лу был за пределами стандартного мышления, он видел все без искажений. Он видел в человеке то, что необходимо, - самого человека. И он нашел способ построить организацию людей, которые тоже разделяют его взгляды, в отличие от сотрудников других компаний. Если хочешь знать, в чем секрет этой фирмы, то присмотрись к культуре отношений, которую нам удалось развить, чтобы видеть в людях их потребности. Когда видишь человека прямо, без искажений, он отвечает тебе тем же. Вот что я почувствовал к мистеру Герберту в ответ на его чувства ко мне».
Все это звучало замечательно, но казалось слишком простым элементом отличия «Загрума» от других. «Неужели в этом весь секрет, Бад? Если бы только эта теория была в основе компании, то уже все конкуренты сдублировали бы это, разве не так?»
«Пойми меня правильно, - сказал Бад, - я не хочу уменьшить важность, например, найма умных и квалифицированных людей, или трудолюбие, или еще что-нибудь, что способствовало успеху этой компании. Но обрати внимание, что конкуренты сдублировали все это, однако не достигли тех же результатов. А это потому, что они не понимают, какими умными становятся умные люди, какими квалифицированными становятся квалифицированные люди и какими трудо- любивыми становят трудолюбивые, когда к ним относятся непосредственно как к людям. И не забывай, самообман - это сложная проблема для лидера. До определенного уровня поражения болезнью самооправдания организации не видят проблемы. Они застряли «в коробке».
Последние звуки намертво зависли в воздухе. Бад взял стакан воды и сделал глоток. «Кстати, ту женщину зовут Джойс Малман». «Какую женщину?»
«Твою сотрудницу, которой ты не хотел пожать руку. Ее имя - Джойс Малман»