Контур

Я покупаю билет. Оставляю гитару у охранника и прошу спрятать под стол.

Вхожу в зал.

– И что ты тут делаешь? Пришел сюда, чтобы спрятаться? Сам-то в это веришь? Ты мог просто выбежать из кинотеатра, пока они тут рыщут. Семья, ты должен жить ради семьи, а сам бежишь за девчонкой в кино. Я-то понятно, у меня они в печенках сидят... – начал Счастливчик.

– Не говори так! Тем более, когда ты на меня давишь.

– А Алину я не выношу. Собственно говоря, из-за ее языка у нас проблемы.

– Ты не думал бы так, если бы потерял их!

– Стал бы таким лицемером, как ты?

– Как думаешь, что будет, если один из нас умрет? Ну, вот ты, например, Счастливчик? Я потеряю связь с твоим миром, а может, займу твое место, а может, мы и вовсе станем одним целым?

– Так вот что ты задумал, ты решил им попасться. Чтобы получить мою жизнь, тебе нужна моя смерть. Верно?

– Шибко надо. Я бы предпочел проверить это на себе. По крайней мере, в случае провала я просто умру, а мама и Алина будут жить с тобой. Я знаю, что делать. Нужно валить отсюда подальше, найти Гремина в моем мире и напороться на нож. Тогда мы оба станем свободны.

– Затея века. Ты псих! Совсем рехнулся!

– Заткнись и предложи что-нибудь получше!

Я успокаиваюсь.

Таня сидит в одиночестве на местах для поцелуев. Удивительно, что она не ушла после моего представления. Зато на него билетов не потребовалось.

Она смотрит на меня и вздрагивает.

В тот день, когда мы поцеловались в последний раз, мы были у нее дома.

– Может, тебе тогда станет легче, если ты наконец поплачешь? Если ты не можешь сделать это один, то просто прижмись ко мне и выпусти горе. Это нормально. Гораздо более нормально, чем твое поведение. А еще лучше сходи, наконец, к психологу.

– Я с пяти лет не плакал, уже разучился. Да и не поможет это.

– Посмотри, во что превратилась твоя жизнь. Да тебе больно, и эта боль никуда не денется. Ты ведешь себя как ненормальный. Разговариваешь сам с собой, бегаешь не пойми от кого, боишься заходить в автобусы. От тебя все отвернулись.

– Главное, что ты рядом.

Я наклонился к ней, дотронулся до щеки и поцеловал.

– Рядом, – отозвалась Таня с грустью.

Тогда я еще не расслышал, что наши сердца больше не попадают в ноты.

Синий

Таня сидит в объятьях Кирилла. Счастливчик чувствует, как сердце ломает ребра, а кровь разъедает вены.

Свет гаснет.

Счастливчик подбирается к Тане и садится на соседнем ряду. Она в недоумении хмурится. Смотрит в потолок, оглядывается и царапает стеклышко стереоочков.

– Ой, Кирилл, кажется, мне испорченные дали.

– Возьми мои, Рыжик. – Кирилл протягивает ей очки.

– Не-не-не. У тебя мужские, а мне женские нужны. – Таня отмахивается.

– И с каких пор они отличаются?

– С тех пор, как ты их надел. Все. Меньше вопросов, больше очков. Иди, меняй уже. – Таня указывает пальцем на выход.

– Прикалываешься, что ли? – Кирилл чешет затылок.

– Не занудствуй, сюрприз у меня, покажу, как вернешься.

Он пожимает плечами, целует ее и уходит. Таня надевает его очки.

Счастливчик переваливается через сиденье и плюхается на место Кирилла.

Вот так сюрприз.

Красно-синий.

Голос Тани раздваивался эхом. Я с трудом разбирал слова:

– Ты пугаешь меня...

– Ты бесишь меня...

– Что произошло?

– Куда ты вляпался?

– Ты ведешь себя, как тогда.

– Ты все такой же чокнутый.

– Зачем ты здесь?

– Какого черта приперся?

Я молчу. Пытаюсь что-то придумать. И как мне говорить с ней? Как подобрать слова, чтобы отвечать им обеим?

– Не молчи.

– Отвечай.

– Ты так и не начал ходить к врачу?

– Ты из дурки сбежал или вас погулять отпускают?

Что же делать. Черт. Зря я пришел. И на что я надеялся? Я же ненормальный. Ничего не будет, как прежде. Единственное, что я могу – быть с семьей. Через Счастливчика. Я думал, этого будет достаточно. Невыносимо жить такой жизнью, но потерять их навсегда еще хуже. Хуже, чем сойти с ума.

Фильм начинается. Глаза болят. Картинка на экране мелькает красным и синим. Смотрю на билет, название одинаковое. Один и тот же фильм, но начало в нем разное.

Я надеваю очки. Линзы прозрачные, хотя цветные подошли бы мне гораздо лучше.

Таня молчит.

Рыжик трясет меня за плечо и тараторит.

Я прижимаю ее к креслу. Она вырывается. Кожа мягкая, как охапка кленовых листьев.

Отводит глаза.

Прожигает Счастливчика взглядом.

Перестает сопротивляться.

Пытается пнуть Счастливчика.

Я впиваюсь в губы. Забытое ощущение. Осколки сердца протыкают язык. Я перемешиваю их во рту, еще не зная, проглотить или выплюнуть.

Но Рыжик знает, что с ними делать. Она кусает Счастливчика за язык и отвешивает пощечину.

Я мычу и отдергиваю голову, не позволяя Тане растаять у себя во рту.

Рука мелькает из-за затылка и сдавливает горло Счастливчика. Еще два амбала закрывают ряд с двух сторон. Все оборачиваются на них.

– Все нормас. Мы активисты проекта «Грема против». Ловим насильников. Вы же видели, как он приставал к девушке? – говорит Гремин и тащит Счастливчика к выходу.

Несколько голов кивают. Рыжик трясется.

Я цепляюсь за воздух около шеи и пячусь к выходу. Таня начинает рыдать. Из зала раздается недовольное шипение и оханье.

Я вываливаюсь наружу. Таня в слезах бежит за мной.

Счастливчика вышвыривают на улицу. Рыжик выбегает к нему. Она мечется, задыхается и кричит:

– Да что с тобой творится?!

– Не трогайте его! Он просто болен!

Гремин смотрит на Таню и говорит:

– Емана, вот это совпадение. Мы как раз его искали, когда ты нас выставила.

На улицу выбегает Кирилл.

– А ну, отвалили от моей девушки!

– Слышь, чепушила, иди кино позырь. Пропустишь. – Гремин скалит зубы.

– А может, ты по роже пропустишь? – Кирилл заслоняет Таню грудью.

– Лучше надрессируй свою телку с левыми поцами не зажиматься.

– Он сам на меня набросился! – Таня толкает Счастливчика.

– Что он сделал?! А ты за «телку» ответишь!

– Да завалитесь! – Счастливчик замахивается.

Он целится в одного из амбалов, но разворачивается и вспахивает физиономию Кирилла. Таня визжит. Пелена застилает глаза. Кирилл кидается на Счастливчика, как горилла на обнаглевшего павиана. Слышу глухой стук. Костяшки проминают висок – боль сдавливает скулы.

Мир барахтается, и Счастливчик оказывается на земле. Ботинки пляшут перед глазами, а в щеку вонзаются стекляшки и камни. На губах металлический привкус, и в ноздри лезет запах табака. Рядом валяется окурок, такой же израсходованный, как и я. И даже туча плюет в меня первой каплей.

Поднимаюсь. Драка продолжается без Счастливчика. Кирилл набивает синяки, а Таня судорожно роется в сумочке. Счастливчик хватает ее за руку. Таня кричит, достает баллончик и прыскает во все стороны. Глаза режет перцем, а горло сдавливает изнутри. Задыхаюсь. Амбалы приплясывают на месте, протирая глаза. Кирилл бьет одному в ухо, а второму с ноги под колено. Оба падают на асфальт. Гремин подпрыгивает и с локтя разбивает противнику нос. Кирилл отскакивает в сторону и пробивает апперкотом в челюсть. Гремин складывается, как перочинный нож.

Дождь становится все сильней.

Таня, не переставая рыдать, вырывается и бежит в переулок. Счастливчик откашливается и преследует ее. Впереди забор светится синим контуром. Рыжик останавливается возле него, вцепившись в баллончик. А Таня пробегает во дворы, не встретив препятствий. Позади слышен топот, Счастливчик оборачивается и видит, как Кирилл несется на него.

Хлоп. Счастливчик врезается в забор.