Глава 4
Мия стояла, как вкопанная, ледяной ужас парализовал её конечности, а в голове гулко билась одна-единственная мысль, отчаянная и беспомощная: «Нет, нет, этого не может быть». Пистолет, который вложил ей в руку отец, ощущался чужеродным, невыносимо тяжелым продолжением её собственной плоти – холодный, смертоносный металл, обещающий только боль и разрушение. Он был символом того кошмара, в который её погружали. В её сознании, как на качелях, метались две мысли: отцовская жестокая правда о защите Акито, об этом безжалостном мире, где выживает сильнейший, и её собственное, вопящее от ужаса понимание того, что происходящее – чудовищно, неправильно, немыслимо. «Но нормально ли подростку 15 лет убивать людей?» Этот вопрос, словно назойливый комар, зудел в её мозгу, не давая покоя, не позволяя безропотно принять эту страшную судьбу.
— Чего стоишь? Заходи, — раздался резкий, нетерпеливый голос отца из-за её спины. Он прозвучал, как щелчок хлыста, и Мия невольно вздрогнула всем телом, словно очнувшись от оцепенения. В его голосе не было ни капли сочувствия, лишь приказная, ледяная сталь.
Ей ничего не оставалось, как подчиниться. Ноги, ватные и непослушные, словно принадлежали кому-то другому. Дрожащей рукой она толкнула тяжелую металлическую дверь. Та поддалась с протяжным, мучительным скрипом, будто сама сопротивлялась тому, что должно было произойти за ней. Шагнув внутрь, Мия почувствовала, как её сбивает с ног волна густого, тошнотворного запаха. В нос тут же ударил резкий, металлический запах крови – он был настолько концентрированным, что, казалось, его можно было попробовать на вкус, он оседал на языке и в горле, вызывая рвотные позывы.
Комната была тускло освещена единственной, свисающей с потолка на голом проводе, лампочкой, которая отбрасывала дрожащие, зловещие тени на голые бетонные стены. И там, на холодном полу, в луже чего-то темного и липкого, лежал человек. Он был едва различим в полумраке, но то, что Мия увидела, заставило её кровь застыть в жилах. Мужчина был весь в крови, его одежда была разорвана и пропитана ею. Дыхание его было едва заметным, прерывистым, сопровождалось тихими, булькающими хрипами. Его тело было страшно изувечено: повсюду виднелись темно-багровые синяки, глубокие порезы, из которых всё ещё сочилась кровь, неестественно вывернутые конечности. Он был больше похож на окровавленный мешок, чем на живое существо.
— Облегчи ему страдания, Мия, — голос отца прозвучал теперь совсем близко, прямо над её ухом, спокойный и методичный, отчего становилось ещё страшнее. — Он в любом случае умрёт. Он предатель. А с предателями Портовая Мафия расправляется быстро и без сантиментов.
Его слова были как удары молота по её истерзанным нервам. "Облегчить страдания". Какая чудовищная эвфемизм для убийства.
— Я… Я не могу… — дрожащим, срывающимся шёпотом произнесла девушка. Слёзы жгли глаза, но она не позволяла им пролиться. Пистолет в её руке задрожал ещё сильнее. Она инстинктивно сделала шаг назад, потом ещё один, её тело само рвалось прочь от этого ужаса, от этого запаха, от этого приказа. В голове мелькнула отчаянная мысль: убежать. Вырваться из этого проклятого здания Портовой Мафии, бежать без оглядки, вернуться домой, к Акито, в тот мир, где не нужно было убивать, чтобы выжить. Туда, где она ещё была просто Мией, а не потенциальной убийцей.
— А если бы ты узнала, что этот человек, — Шинсуке кивнул в сторону лежащего на полу, его голос наполнился ядовитой риторикой, — причинил бы боль Акито? Если бы он посмел тронуть твоего брата, навредить ему, заставить его страдать? Ты бы точно так же, скованная страхом, стояла здесь и даже не попыталась отомстить?! Защитить единственного родного человека, который у тебя остался?!
Его голос, до этого холодный и методичный, теперь начал набирать силу, становясь громче, резче, в нём отчётливо прорезались нотки неприкрытого раздражения и презрения к её слабости. Он снова бил по самому больному, безжалостно используя её любовь к брату как оружие, как рычаг давления. Он рисовал перед ней страшные картины, пытаясь сломать её последнее сопротивление, заставить её увидеть в этом изувеченном человеке не жертву, а угрозу, врага.
Слова отца, как раскалённые иглы, вонзились в сердце Мии. Образ Акито, страдающего, плачущего от боли, вспыхнул перед её глазами с невыносимой яркостью. Эта мысль была настолько чудовищной, что перехватило дыхание. Из её глаз, которые до этого момента она отчаянно пыталась удержать сухими, хлынули слёзы. Горячие, жгучие, они катились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Она задыхалась от рыданий, которые рвались из груди, но не могла издать ни звука, ни слова. Губы её беззвучно шевелились, но голос пропал, утонув в волне ужаса и отчаяния. Её начало трясти. Сначала это была мелкая дрожь в руках, потом она охватила всё тело, сотрясая её в неконтролируемых конвульсиях. Пистолет ходил ходуном в её ослабевшей хватке, и она боялась, что уронит его. Мир вокруг сузился до этой тускло освещённой комнаты, запаха крови и безжалостного голоса отца.
— Я сказал, убей! — рявкнул Шинсуке, его терпение окончательно лопнуло. Голос его прогремел, как выстрел, в замкнутом пространстве подвала, отбрасывая все сомнения и колебания. Это был уже не вопрос, не убеждение, а прямой, не терпящий возражений приказ. Властный, жестокий, окончательный. В нём не было места для жалости или понимания – только требование немедленного, безоговорочного повиновения. Он смотрел на неё в упор, его взгляд был как стальной клинок, пронзающий её насквозь, не оставляя ей ни единого шанса на отступление. В этот момент Мия поняла, что пути назад нет. Её загнали в угол, и единственный выход, который ей оставили, вёл через кровь.
В самый напряженный момент, когда воздух в подвале, казалось, сгустился до предела, готовый взорваться от невысказанного ужаса и отцовского приказа, за спиной Шинсуке неожиданно раздался голос. Спокойный, почти безразличный, он разрезал давящую тишину, как острый нож.
— Шинсуке-сан.
Мия вздрогнула от неожиданности, её внимание на мгновение переключилось с лежащего на полу человека и пистолета в её руке.
— Мори-сан попросил вас зайти к нему. Есть разговор, — продолжил тот же голос, ровный и лишенный каких-либо эмоций, словно его обладатель был совершенно не затронут той драмой, которая разыгрывалась в этой комнате.
Сквозь пелену слёз, застилавших глаза, Мия с трудом различила фигуру, стоявшую в дверном проёме позади отца. Это был тот самый шатен, которого она мельком видела ранее, когда они с отцом спускались в подвал – тот, кто оживлённо, почти игриво спорил с другим, рыжеволосым парнем. Его появление здесь, в этом месте пыток и смерти, казалось совершенно неуместным, почти сюрреалистичным.
— Я занят, — спокойно, без малейшего намёка на то раздражение, которое он выплескивал на Мию мгновение назад, ответил Шинсуке. Его голос снова стал ровным и контролируемым, словно он надел невидимую маску. Он даже не обернулся. — Что-то серьёзное, Дазай? — спросил он, и в его тоне проскользнула едва заметная нотка деловитости, словно речь шла об обыденных рабочих вопросах, а не о прерванном акте принуждения к убийству.
— Не знаю, — ответил юноша по имени Дазай. Его голос был подчёркнуто скучающим, словно его оторвали от чего-то гораздо более интересного. Он лениво прислонился к дверному косяку, засунув руки в карманы своего плаща. — Мори-сан сказал, чтобы я лишь позвал вас. Он не уточнил детали, но выглядел так, будто это не терпит отлагательств.
Рядом с Дазаем, чуть позади, маячила фигура того самого рыжеволосого парня. Он стоял молча, скрестив руки на груди, и его взгляд, колючий и недовольный, скользнул по Мии, затем по её отцу, и, наконец, остановился на изувеченном теле на полу. Его лицо не выражало ничего, кроме плохо скрываемого нетерпения.
— Хорошо. Сейчас буду, — кивнул Шинсуке после короткой паузы. Он наконец обернулся, но его взгляд не задержался на Дазае. Вместо этого он снова впился в Мию. В его глазах читался немой, но абсолютно ясный приказ, когда он вернётся, дело должно быть сделано. Человек на полу должен быть мёртв. Этот безмолвный ультиматум был страшнее любых слов. Затем он перевёл взгляд на шатена. — Проследи за моей дочерью, — приказал Шинсуке, обращаясь к Дазаю. В его голосе не было просьбы, только констатация факта, что его приказ будет выполнен.
— Хорошо! Как скажете! — неожиданно весело, почти с энтузиазмом ответил Дазай. Эта весёлость резко контрастировала с мрачной атмосферой комнаты и серьёзностью ситуации. Однако, когда его взгляд на мгновение встретился с взглядом Мии, в глубине его карих глаз промелькнуло что-то странное, почти неуловимое. Что-то, что невозможно было понять, но отчего по спине пробежал холодок. Это была не злоба и не сочувствие, а какая-то пугающая пустота, запредельное знание или опыт, который делал его взгляд очень тёмным и безжизненным, словно он смотрел на мир из какой-то глубокой, неизведанной бездны. Этот мимолетный проблеск чего-то нечеловеческого в глазах весёлого на вид юноши напугал Мию едва ли не больше, чем приказ отца.
Когда тяжелая металлическая дверь за Шинсуке захлопнулась с глухим, окончательным стуком, отрезая его присутствие, Мия ощутила не облегчение, а новую волну ужаса. Она осталась одна, если не считать двух незнакомых парней, примерно её возраста, в этом жутком подвале, рядом с умирающим человеком и с невыполненным приказом, который давил на неё всей своей тяжестью.
Её ноги подкосились. Она инстинктивно прижалась спиной к холодной, шершавой бетонной стене, медленно сползая по ней вниз, пока не оказалась на грязном полу. Это было единственное, что казалось хоть немного надёжным в этом шатком, кошмарном мире. Слёзы, которые она с таким трудом сдерживала, хлынули с новой, неудержимой силой. Они обжигали щёки, капали на одежду, но ей было всё равно. Глухие, рваные рыдания сотрясали её хрупкое тело. Она просто не могла. Не могла поднять пистолет, не могла нажать на курок, не могла отнять жизнь, даже у этого изувеченного, обречённого человека. Это было выше её сил, противно всей её сути. С отчаянным, почти бессознательным движением она оттолкнула от себя пистолет. Оружие со стуком отлетело в сторону, на несколько футов, будто она избавлялась от ядовитой змеи. Обхватив колени руками, Мия уткнулась в них лицом, пытаясь скрыться от этого мира, от этого запаха, от этих взглядов, от самой себя. Её плечи мелко дрожали.
— Ну надо же. Чего ты расплакалась-то? — раздался над ней голос Дазая. Он прозвучал на удивление легко, почти беззаботно, что диссонировало с окружающей обстановкой до абсурда. Мия услышала тихие шаги, а затем увидела, как рука шатена с удивительной лёгкостью и привычностью подняла с пола брошенный ею пистолет. Он небрежно повертел его в пальцах, словно игрушку, а затем направился к лежащему на полу мужчине, обходя его и рассматривая с каким-то отстранённым любопытством. Рыжеволосый парень оставался у двери, молчаливый и хмурый, наблюдая за сценой со скрещенными на груди руками.
Мия не ответила. Она не могла. Слова застряли в горле комом из слёз и ужаса. Любой звук, который она могла бы издать, превратился бы в жалкий, бессвязный вой. Она лишь сильнее вжалась в колени, желая стать невидимой.
— Молчишь? — Дазай остановился рядом с умирающим, но говорил, обращаясь к ней, не оборачиваясь. В его голосе не было ни сочувствия, ни осуждения, только лёгкое, почти игривое любопытство. — Дай угадаю, твой суровый папаша приказал тебе прикончить этого "бедолагу"?
В ответ на его вопрос, Мия, не поднимая головы, лишь судорожно кивнула, её плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Этот едва заметный жест был полон отчаяния и безмолвного признания её бессилия. Она была сломлена, раздавлена, и даже простое слово казалось непосильной задачей.
— Так чего не убьёшь? — голос Дазая оставался таким же ровным, с лёгкими нотками игривого недоумения, будто он не понимал, в чём, собственно, проблема. Он подошёл ближе к Мие, всё ещё держа пистолет в руке, но не направляя его ни на кого конкретно. — Тут всё просто. Смотри, — он даже сделал вид, что целится куда-то в стену, — нужно лишь направить вот эту штуку, прищурить один глаз, если так удобнее, и... — он щелкнул языком, имитируя звук нажатия на курок, — нажать вот сюда. Пальчиком. Раз – и готово. Никакой магии.
— Не… не могу… — еле слышно прошептала Мия сквозь слёзы, которые продолжали течь, оставляя мокрые дорожки на её бледных щеках. Её голос был хриплым и надтреснутым, словно осколок стекла. Это было не просто нежелание, это была физическая невозможность, паралич воли и тела. Мысль о том, чтобы намеренно оборвать чью-то жизнь, даже жизнь этого изувеченного, страдающего человека, вызывала в ней тошноту и леденящий ужас.
— Понятненько, — Дазай кивнул, словно её ответ был чем-то совершенно ожидаемым и обыденным. Он задумчиво посмотрел на пистолет, потом на Мию, потом снова на лежащего на полу мужчину. На его лице на мгновение появилась какая-то странная, задумчивая ухмылка. — Хорошо! Уговорила! Помогу тебе! — внезапно весело, почти радостно воскликнул он, и от этой неуместной бодрости у Мии по спине пробежал новый холодок.
Не дав ей опомниться или что-либо сказать, Дазай резко развернулся к умирающему. Без малейшего колебания, без изменения выражения лица, он вскинул пистолет. Грохот трёх выстрелов, один за другим, оглушительно разорвал тишину подвала. Они прозвучали сухо, отрывисто и страшно окончательно. Тело на полу дёрнулось раз, другой, а затем обмякло, затихая навсегда. Запах пороха тут же смешался с уже знакомым запахом крови, создавая удушающий коктейль.
Мия смотрела на это широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Её рыдания прекратились, сменившись полным оцепенением. Она не могла пошевелиться, не могла дышать, не могла отвести взгляд от неподвижного тела и от фигуры Дазая, который так легко, так буднично только что отнял жизнь. Мир вокруг неё, казалось, замер, превратившись в страшный, искажённый стоп-кадр. Шок был настолько силён, что она даже не сразу поняла, что произошло.
— Скажешь Шинсуке, что это ты его прикончила, — спокойно, почти деловито проговорил Дазай, поворачиваясь к ней. В его голосе не было ни тени сомнения или беспокойства. Он подошёл к Мие и, присев на корточки, протянул ей пистолет рукоятью вперёд. В его глазах снова мелькнул тот самый странный, тёмный и безжизненный блеск, который она заметила ранее, – пугающее отражение какой-то глубокой, непонятной тьмы. — Держи. Будет правдоподобнее.
Шок от выстрелов ещё звенел в ушах Мии, смешиваясь с гулким стуком её собственного сердца. Дым от пороха медленно рассеивался, но едкий запах оставался, въедаясь в ноздри и, казалось, в саму душу. Она с трудом перевела взгляд с неподвижного тела, теперь уже точно безжизненного, на Дазая. Её лицо было бледным, как полотно, глаза – огромными, полными немого вопроса и ужаса, который ещё не успел полностью оформиться в сознании.
— Зачем?.. — её голос был едва слышным шёпотом, надломленным и дрожащим. Она сглотнула, пытаясь унять поднимающуюся тошноту. — Зачем… ты это сделал?
Вопрос был не столько обвинением, сколько отчаянной попыткой понять, найти хоть какую-то логику в этом вихре безумия, в котором она оказалась. Она смотрела прямо на Дазая, ища в его глазах ответ, какое-то объяснение его леденящей душу лёгкости, с которой он отнял человеческую жизнь.
— А ты бы хотела снова слышать оры своего отца? — Дазай ответил немедленно, его голос был спокойным, ровным, почти гипнотизирующим. Он не отводил взгляда от её лица, и в его карих глазах не было ни тени раскаяния, ни злобы, ни даже удовлетворения. Только та же странная, отстранённая внимательность, словно он проводил какой-то эксперимент. — Как он давил на тебя, провоцировал, используя твоего брата? Как пытался заставить тебя переступить черту, которую ты, очевидно, переступать не хотела? Думаешь, это доставило бы тебе удовольствие?
Его слова, такие спокойные и рассудительные, били точно в цель, вскрывая её самые потаённые страхи и боль. Он говорил о её отце так, будто знал его много лет, будто понимал всю глубину его жестокости и манипуляций.
— Спросишь, откуда я это знаю? — Он усмехнулся, едва заметно, уголком губ. Эта усмешка не несла веселья, скорее, знание чего-то, что ей было неведомо. — Мы с Чуей пришли сюда почти сразу же, как твой отец поволок тебя в этот подвал. Стояли там, за углом, и слышали каждое его слово, каждое твоё всхлипывание. Весь этот спектакль, рассчитанный на то, чтобы сломать тебя.
Дазай проговорил это всё тем же монотонным, но пронзительным голосом. Было видно, что он хотел добавить что-то ещё, какая-то мысль промелькнула в его глазах, но он быстро передумал, словно решил, что сказанного и так достаточно. Он резко развернулся, его плащ взметнулся, и, не сказав больше ни слова, направился к выходу. Его шаги были лёгкими и бесшумными на бетонном полу. Дверь скрипнула и захлопнулась за ним, оставляя Мию, как она в тот момент думала, совершенно одну – наедине с трупом, отданным ей пистолетом и оглушающей тишиной, нарушаемой лишь её собственным прерывистым дыханием.
Мия плотно зажмурилась, пытаясь отгородиться от ужасающей реальности. Её веки дрожали, а перед глазами всё ещё стояла картина: Дазай, легко и буднично стреляющий в человека, и безжизненное тело на полу. Её до сих пор всю трясло, крупная дрожь сотрясала её от макушки до пяток, словно она попала под ледяной ливень. Она пыталась дышать глубоко, но каждый вдох давался с трудом, принося с собой тошнотворный запах крови и пороха. Она чувствовала себя маленькой, потерянной и абсолютно опустошённой.
Внезапный шорох заставил её резко распахнуть глаза. Сердце испуганно подпрыгнуло в груди. Прямо перед ней, на корточках, сидел тот самый рыжеволосый парень, который всё это время молча стоял у двери. Он смотрел на неё внимательно, его ярко-голубые глаза, казалось, пытались что-то прочесть на её лице. Его присутствие было неожиданным, она почти забыла о нём, поглощённая действиями Дазая и собственным шоком.
— Чего тебе? — спросила Мия, её голос был хриплым и слабым, но в нём уже пробивались нотки усталой раздражительности. Она с трудом сфокусировала на нём взгляд, пытаясь понять, чего хочет от неё теперь он.
— Останешься тут? — его голос был низким, немного грубоватым, но, в отличие от Дазая, в нём не было ни капли насмешки или отстранённости. Скорее, это был прямой, почти деловой вопрос. Он обвёл взглядом мрачное помещение: стены, покрытые пятнами неизвестного происхождения, тусклую лампочку, и, наконец, его взгляд на мгновение задержался на трупе.
— Какая тебе разница? — огрызнулась Мия, её защитные механизмы начинали медленно включаться. Она не хотела показывать свою слабость, свою уязвимость перед этим незнакомцем. Ей было всё равно, что он о ней подумает.
— Мне-то, по большому счёту, без разницы, — рыжеволосый пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым. — Только вот, думаю, вряд ли тебе самой захочется долго сидеть тут, в такой компании, — он едва заметно кивнул в сторону тела. — Атмосфера, знаешь ли, не располагает. — в его голосе не было издевки, скорее, сухая констатация факта. — Пошли, выведу тебя отсюда, — добавил он, уже поднимаясь на ноги. Он протянул ей руку, ладонью вверх, предлагая помощь.
Мия несколько секунд смотрела на его протянутую руку, потом на его лицо. В его голубых глазах не было ни жалости, ни угрозы – только спокойная уверенность. Она колебалась. Часть её хотела остаться здесь, забиться в угол и просто исчезнуть. Но другая, более рациональная часть понимала, что он прав. Сидеть здесь, рядом с трупом, было невыносимо. Медленно, словно боясь, что это очередная ловушка, она протянула свою дрожащую руку и вложила её в его. Его пальцы оказались сильными и тёплыми, когда он крепко, но не грубо, сжал её ладонь и помог ей подняться на нетвёрдые ноги. Мир качнулся перед глазами, но он продолжал поддерживать её, пока она не обрела относительное равновесие...
__________________________________
Тгк: https://t.me/plash_gogolya