Тень семьи Грейс

Я вернулась в лабораторию ближе к вечеру. На улице уже начинало темнеть, и в стеклах корпусов отражался мрачный, тяжелый закат. День подходил к концу, но ощущение, что что-то только начинается, сидело где-то под кожей.

Внутри было тише, чем обычно. Свет - тусклый, флуоресцентный. Пахло растворами, кофе и чем-то кислым - привычная смесь, от которой мутит, но не до тошноты. Только до правды.

Дерек сидел за компьютером, хрустел сухариками и даже не удивился, увидев меня. Он не сказал «привет», не спросил, как я. Просто молча указал на монитор.

- Смотри.

Я подошла ближе, положив руки на спинку его стула. Глянула на экран.

И замерла.

Имя в графе совпадения ДНК.

Келли Грейс.

Моё имя. Чётко. Без ошибок.

В груди что-то медленно сжалось - будто невидимая рука надавила на сердце. Но лицо осталось спокойным. Никаких эмоций. Только взгляд, пристальный, как у охотника, смотрящего в глаза зверю.

- Это ошибка? - спросила я спокойно.

Дерек пожал плечами, не оборачиваясь.

- Нет. Повторил дважды. Совпадение сто процентов. Это твой. Вопрос только в том, почему ты сомневаешься что твой волос может быть у тебя дома ?

Я не ответила. Мне нечего было сказать. Не сейчас.

И в этот момент зазвонил мой телефон.

Звук был такой же резкий, как утром. Такой же хищный. Я взяла трубку, не отрывая взгляда от экрана.

- Грейс, это Миллер. - Голос был напряжённый, сухой. - Ты где?

- В лаборатории. Что-то случилось?

- Нашли ещё одного. Мужчину. В парке, неподалёку от старой водонапорной башни. Сердце - пробито ножом. Похоже, всё по той же схеме.

Я не сразу ответила. Просто слушала. Где-то в животе зашевелилось что-то холодное.

- Имя? - выдохнула я.

-Стивен Карроу. Один из восьми. Шестым - был Тейлз. Теперь седьмой. Остался в живых только восьмой, Дональд Грин.

- Я еду.

Повесив трубку, я стояла посреди лаборатории. Тишина сдавливала, как пластик на лице. Дерек уже не спрашивал ничего. Он просто смотрел.

Седьмой.

Седьмой мёртв.

А я - снова не помню, точно ли я была дома.

И где был Кайван.

Я вышла на улицу. Воздух казался гуще, чем утром. Почти вязкий. Сердце било ровно, но в голове - шум.

Я шла к машине и вдруг поняла: во мне что-то сдвинулось. Не сломалось - ещё нет. Но сдвинулось.

Потому что где-то глубоко внутри - очень тихо - я почувствовала облегчение.

Дональд Грин- следующий.

Я села в машину, всё ещё ощущая на коже холодный осадок слов Миллера. Дональд Грин. Колотая рана в сердце. Всё, как раньше. Всё - как будто по ритуалу.

Ключи звякнули в замке зажигания, мотор завёлся, и я, не задумываясь, повернула направо. Мимо светофора. Мимо перекрёстка. Плавно, без колебаний. Пальцы сжимали руль слишком крепко, но внутри - ни малейшей тревоги.

Я не спрашивала адрес.

Миллер не успел его назвать.

И всё же... я знала, куда ехать.

Старая водонапорная башня. Участок парка, где деревья сгущаются плотнее, где давно уже не ходят семьи с детьми. Где асфальт потрескался, а трава прорастает между плитами. Где когда-то, много лет назад, по словам отца, тренировались новобранцы. Где сейчас - только ветер, сырость и одиночество.

Я знала, как туда проехать. С какими улицами свернуть, где будет яма на дороге, где фонари перестают работать. Я ехала, как будто возвращаюсь. Не как следователь - как человек, который уже был там. Может быть, не телом. Может - мысленно. Или... чем-то другим.

Когда показался металл ржавого каркаса башни, я выключила фары заранее. Инстинкт.

На месте уже были машины. Один наряд. Скорая. Чёрные силуэты полицейских, лента. Всё - как в учебнике. Только я стояла на обочине, не выходя, и смотрела на это с другой стороны стекла.

Я знала, где будет тело.

Я знала, как он будет лежать.

Спина к дереву. Колени подогнуты. Глаза - открыты. В груди - аккуратная, смертельная точка.

И я не удивилась, когда увидела всё именно так.

Я вышла медленно. Сделала несколько шагов. Ветер качнул ленту у моего плеча, она стукнула по куртке, как будто напомнив: ты здесь не просто так.

- Келли! - Миллер махнул рукой, подбегая. - Твоё чутьё сегодня сработало чертовски точно.

Я слабо кивнула.

Чутьё?

Если бы.

Это было не чутьё. Это было... знание. Странное. Тихое. Чужое.

Как будто кто-то другой внутри меня уже знал. Уже побывал. Уже выбрал.

Я посмотрела на тело и, впервые за всё расследование, почувствовала, что моё дыхание стало неровным.

Семеро.

Остался один.

А если считать правильно - трое.

Потому что мы с ним, пока ещё живы.

Я подошла ближе.

Стивен Карроу лежал у корней дерева - словно аккуратно положенный. Не брошенный, не поверженный. Почти... уложенный. Как будто кто-то хотел, чтобы он выглядел мирно. Как будто смерть - не была здесь насилием.

Грудь окровавлена, но рана - снова одна. Одна и точно в сердце. Не размашистая, не злая - точная, методичная, почти как подпись. Тонкий рез. Мгновенная смерть.

Миллер отступил, когда увидел, как я опускаюсь на корточки. Не стал мешать. Он давно понял - иногда лучше не вмешиваться, особенно когда я чувствую.

Я склонилась ближе. На его груди - остатки ткани рубашки, порванной при падении. Кровь. Но между пуговицами, чуть сбоку, подслеповато блестело что-то маленькое.

Пальцами в перчатке я осторожно потянула за край.

Маленький предмет выскользнул наружу - и замер в моей ладони.

Брелок.

Крохотная фигурка стеклянной балерины. Треснувшая. С ножкой, отбитой наполовину. Хрупкая, пыльная... узнаваемая до боли.

Мир перед глазами дрогнул.

Я знала эту фигурку.

Я не видела её десять лет. Может - больше. Её подарил мне отец, когда мне было восемь. Я всегда носила её на молнии школьного рюкзака, пока однажды - не потеряла. Долго искала. Перерывала дом. Плакала. А потом - забыла. Или вытеснила.

Но она была здесь. Сейчас. У него.

У Стивена. Мужчины, который даже толком не знал меня и видел один раз.

Моё горло сжало, как будто внутри что-то рванулось. Я поднялась медленно, дрожа не снаружи - внутри. Миллер что-то спросил, но голос его был далёким, глухим, как из-под воды.

Я не ответила. Просто спрятала балерину в карман. Не как улику. Как вещь, которая принадлежит мне.

Это уже не просто совпадения.

Это было обращение.

Это было послание.

Не полиции. Не Миллеру. Мне.

Убийца знал. Видел. Хранил.

И теперь - подкинул.

Либо чтобы я вспомнила.

Либо - чтобы перестала отрицать.

Я ехала домой, не включая музыку. Тишина в машине была оглушающей - как вакуум, давящий на виски изнутри. Руки на руле были холодными, пальцы будто сводило. Я сжимала их сильнее, чтобы не дрожали.

В кармане - брелок. Он будто обжигал через ткань. Хрупкая балерина. Отбитая ножка. Трещина на спине. Всё - как тогда. Как в детстве.

И я точно помнила, что потеряла её. Навсегда.

Открыла дверь квартиры. Сбросила обувь. Прошла мимо кухни, не включая свет. Прямо в спальню. Дальше - в кладовку. Руки двигались быстро, точно, без колебаний. Колени дрожали, но тело слушалось.

Я знала, где искать.

На верхней полке, в глубине, стояла картонная коробка с пыльной надписью: «Келли. Старое». Мелким почерком матери. Я не открывала её с подросткового возраста. Там были рисунки, заколки, детские книги, ленты, письма себе самой.

И - среди всего этого - маленький кусочек ткани, в который я когда-то аккуратно завернула то, что было особенно дорого. Как память. Как ритуал.

Я развернула его.

Пусто.

Никакой балерины.

Ни трещины. Ни ножки. Ни стекла. Просто вмятина в пыли. След от того, что должно было быть.

Я села на пол, прислонившись к стене. На мгновение всё затихло. Сердце грохотало в груди, но вокруг - стояла полная, удушающая тишина.

Её здесь нет.

А значит - та, что лежала на теле у мужчины.

Была той самой.

Моей.

Моё детство. Моё воспоминание. Моя потеря.

Только кто-то... всё это время хранил её.

А теперь - вернул.

Зачем?

Чтобы напомнить?

Чтобы сказать: «Я рядом»?

Или чтобы шепнуть: «Это была ты»?

Я закрыла глаза, и перед внутренним взором на секунду вспыхнул фрагмент - чьё-то лицо. Неясное. Мужское. Крик. Вспышка боли. Мгновение страха.

И... тишина.

Слишком знакомая, чтобы быть чужой.

Дождь только начинался - тонкий, пробный, он постукивал по стеклу, как будто что-то шептал. Я почти не слышала. В голове гудело.

Фигурка лежала в моей руке, и я была благодарна, что никто не увидел её. Ни Миллер. Ни патрульные. Ни судмедэксперты, которые осматривали тело. Никто.

И это было самым странным.

Как никто не увидел?

Она лежала почти на груди. Была на виду. И всё же - её увидела только я.

Словно она была оставлена только для меня.

Я чувствовала себя разбитой. Не просто уставшей - сломанной изнутри. Как будто из меня вынули что-то важное и не вернули. Как будто с каждым новым трупом я сама исчезала всё больше.

Фары засветили в окно, обнажив знакомый фасад, лестницу, крыльцо. И я выглянула.

Кайван.

Он стоял, прислонившись к машине, с капюшоном, сброшенным на плечи. Лицо промокшее, волосы тёмные от дождя. И взгляд - прямой. Слишком прямой.

Я вышла на улицу. Дождь усиливался. Капли стекали по лицу, по волосам, забивались в воротник, но мне было всё равно.

Он смотрел на меня - молча. Не приближался. Не улыбался. Не спрашивал.

И я тоже не говорила.

Просто стояла перед ним, мокрая, уставшая, выгоревшая.

Мы смотрели друг на друга, как два человека, которые уже не могут притворяться, что всё в порядке.

Между нами - дождь. Мокрая улица. Пустота.

И правда, которую больше нельзя заглушить.

Я посмотрела ему в глаза. Долго. И наконец, тихо, будто признавая то, что давно зрело, сказала:

- Что мы натворили?

Он не ответил сразу. Только опустил глаза. А потом - сделал шаг ко мне. И второй. Мы стояли почти вплотную, и я не отстранилась.

- Правосудие, Келли, правосудие...

Я заплакала:- Не уходи в сегодняшнюю ночь никуда... пожалуйста.