Игра на грани

СМС от Джейка пришло на следующий день после семейного "урагана":

> Джейк: Прости за вчерашнее вторжение. Искренне. Чтобы загладить вину и удовлетворить свое любопытство, приглашаю тебя туда, куда не ступала нога журналиста. Место, которое... многое для меня значит. Сегодня, 20:00. Пришлю адрес и пропуск. Одевайся тепло. И будь готова удивляться. Не откажи, Бестия. Я не умею проигрывать.

Кейт перечитывала сообщение, чувствуя знакомый клубок эмоций: гнев за его наглость, тревогу, профессиональный азарт и... предательское волнение. "Куда не ступала нога журналиста? Ловушка? Или ключ к его тайне?" Отказаться значило признать поражение, испугаться. А Кейт Морган не отступала. Она ответила кратко: "Адрес. Пропуск. И объяснения – на месте. Кейт."

Адрес привел ее к неприметной двери в старом промышленном квартале. Пропуск – электронная карта – открыл доступ к лифту, который умчал их на головокружительную высоту. Двери открылись – и Кейт ахнула.

Они стояли на крыше старой водонапорной башни, гениально переделанной в... приватную обсерваторию и смотровую площадку. Под ногами – прозрачный пол, сквозь который сиял весь город, как рассыпанные драгоценности. Над головой – огромный стеклянный купол, открывающий бездонное, усыпанное звездами небо. В центре стоял мощный телескоп, рядом – уютные кресла-мешки, пледы, и низкий стол с термосом и... коробкой изысканных пирожных.

– "Звездная Башня", – голос Джейка прозвучал сзади. Он был в темном свитере и мягких брюках, без пафоса. – Мое... убежище. Здесь я сбегаю от всего. От Вандербильта, от дел, от масок. Сюда не приводят гостей. Ты – первая. – В его глазах не было привычной игры. Была странная уязвимость и надежда, что она поймет.

– Почему я? – спросила Кейт, подходя к прозрачному полу и чувствуя легкое головокружение от высоты и вида.

– Потому что ты не смотришь на меня как на кошелек или экспонат, – он подошел вплотную, его плечо почти касалось ее плеча. Тепло от него противостояло ночной прохладе. – Ты смотришь сквозь. И это... пугает и притягивает одновременно. Как эти звезды. – Он указал вверх. – Хочешь увидеть Сатурн? Его кольца сегодня должны быть видны идеально.

Они провели час у телескопа. Джейк оказался страстным и знающим рассказчиком о космосе. Он говорил о туманностях, о возрасте света, о бесконечности – и в его голосе звучала подлинная страсть, далекая от образа холодного дельца. Кейт ловила каждое слово, забыв на время о расследовании, погружаясь в магию момента и его неожиданную открытость. Они сидели в креслах-мешках, укутавшись в пледы, пили горячий шоколад из термоса и делились пирожными. Говорили о книгах, о страхе высоты (у Кейт), о глупых поступках в юности.

– Я вот, например, в четырнадцать полез на крышу завода, похожего на эту башню, – усмехнулся Джейк, отламывая кусочек пирожного. – Хотел доказать местным "авторитетам", что не боюсь. Упал. Вот откуда шрам на брови. – Он невольно провел пальцем по едва заметной линии. – Отец потом отлупил меня так, что я неделю сидеть не мог. А мама... плакала и пекла мои любимые оладьи. Как твой папа вчера. – В его глазах мелькнула глубокая грусть.

"Зацепка!" – мысленно среагировал журналист в Кейт. "Отец... строгий? Мама... добрая? Завод... его родной город?" Она осторожно спросила:
– Вы с родителями... близки?

Тень закрыла его лицо. Он отпил шоколада, смотря куда-то вдаль, за стеклянный купол.
– Мама умерла, когда мне было семнадцать. Рак. Отец... не пережил ее ухода. Спился. Потом... несчастный случай на том самом заводе. – Голос был ровным, но Кейт почувствовала ледяную боль в этих словах. – "Вандербильт" родился из отчаянной попытки сбежать. Из нищеты, из боли, из... себя. – Он резко встал. – Хватит о грустном. Покажу тебе Юпитер!

Он подвел ее к телескопу, его руки легли на ее плечи, чтобы скорректировать положение. Его дыхание смешалось с ее дыханием. Запах его кожи, ночного воздуха, шоколада – опьянял. Город сиял внизу, звезды – вверху. Мир сузился до этой башни, до этого момента, до него.

– Ты видишь? – прошептал он, его губы почти касались ее уха. – Вот он, гигант. С его спутниками...

Кейт видела размытое пятно в окуляре. Но все ее внимание было приковано к его рукам на ее плечах, к его близости, к безумному, нарастающему напряжению. Она выпрямилась, оторвавшись от окуляра, и повернулась к нему. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. В его глазах не было звезд – там горел только вопрос, ожидание, и та же неистовая тяга, что сжигала ее изнутри.

– Я... я не вижу Юпитер, – прошептала она, ее голос дрожал. – Я вижу только...

Он не дал договорить. Его руки скользнули с плеч на шею, пальцы вплелись в ее рыжие волосы. Он наклонился, и его губы нашли ее губы.

Первый поцелуй был не нежным, а жадным, властным, полным накопившегося напряжения и нераскрытой тайны. Как столкновение двух стихий. Он притянул ее к себе так сильно, что она почувствовала каждый мускул его тела через тонкую ткань одежды. Она ответила с той же яростью, впиваясь пальцами в его спину, забыв о расследовании, о лжи, об опасности. В эту секунду существовали только он, она, звезды над головой и холод стеклянного пола под ногами.

Они разомкнулись, дыхание сбитое. Джейк прижал лоб к ее лбу, его глаза были темными, почти черными в полумраке.
– Вот он, мой Юпитер, – прохрипел он. – Гравитация, от которой невозможно сбежать. Ты разрушительна, Кейт Морган.

Она не нашла что ответить. Ее губы горели, сердце колотилось как бешеное. Она была одновременно победительницей и пленницей.

Он проводил ее домой поздно. В машине царило напряженное молчание, прерываемое краткими, осторожными фразами. У ее подъезда он не стал пытаться поцеловать ее снова. Просто взял ее руку и крепко сжал.
– Сегодня было... настоящее. Спасибо. – Он выглядел так же потрясенным, как она. – Я позвоню.

Кейт молча кивнула и вышла. Она чувствовала его взгляд на спине, пока не вошла в подъезд.

Мама (Наутро): За завтраком сияла. "Ну как свидание, дочка? Звездная башня! Как в кино! Он такой романтик! Когда приведёшь его снова? Пирог испеку!" Кейт, раздражённая и виноватая одновременно, огрызнулась: "Мам, это не свидание! Он не... Это сложно!". Мама обиделась: "Почему ты всё усложняешь? Он хороший парень! Видно же!"
Подруги (Чат):
    София: "СТОП. Ты целовалась с подозреваемым? На звездной башне?! КЕЙТ! Это не просто нарушение протокола, это... это опасно для сердца! Ты влюбляешься?"
    Лили: "ОМГ! ЗВЕЗДНАЯ БАШНЯ?! ЭТО ЖЕ ЛЕГЕНДАРНОЕ МЕСТО! Говорят, Вандербильт/Бард построил ее для себя! И он показал его ТЕБЕ? И ПОЦЕЛУЙ?! Детали! Немедленно! Он хорош в этом? "
    Кейт: "Помогите, а не издевайтесь! Я ничего не контролирую! Он... Он рассказал о родителях. Мама умерла, отец погиб... Это было... настоящее. Но это не меняет того, кто он сейчас! Что делать??"
    София: "Ох... Это меняет дело. Но не расслабляйся, подруга. Следи за сердцем и головой. И копай глубже – про родителей, про тот город."
Работа (В редакции): Кейт пыталась сосредоточиться на письмах читателей. Перед глазами стояли то звезды, то его глаза. Она тайком залезла в архивы, ища старые новости из его родного северного городка Колдспринга за 10-12 лет назад. Нашла короткую заметку о несчастном случае на шахте "Глубокая" – погиб горнорабочий Майкл Бард. Отец. И крошечный некролог в местной газете: Элеонор Бард (1975-2012). Любящая мать и жена. Память о тебе – навсегда в наших сердцах". Мама. Фото не было. Грусть сжала сердце Кейт. Он не лгал о самом страшном.

Вечером пришло СМС:
> Джейк: Ты не выходишь у меня из головы. Как Юпитер в телескопе – яркая, далекая, манящая. И разрушительная. Спасибо за сегодня. За то, что была настоящей. Ты единственная, кто видит Джейка, а не Вандербильта. И это... безумно страшно. Спокойной ночи, Кейт.

Кейт отложила телефон. Она сидела в тишине своей квартиры, чувствуя себя расколотой. С одной стороны – журналист, видящий зацепки (шахта, трагедия, побег из прошлого), обязанность докопаться до его мошенничества. С другой – женщина, тронутая его болью, очарованная его сложностью, помнящая жар его поцелуя под звездами. Она тронула его прошлое, он вторгся в ее настоящее. Теперь они были связаны не только расследованием, но и нитями влечения, боли и опасной близости.

Кто кого поймал в ловушку? Она охотилась за его тайнами, а теперь сама стала его самой большой тайной и, возможно, слабостью. Игра вступила в новую, непредсказуемую фазу, где правила писались на ходу, а ставкой были уже не только правда, но и их сломанные сердца.