Глава 10
Аврора вышла из ванной комнаты, на ходу выжимая волосы полотенцем. Футболка неприятно липла к мокрому телу, но девушка так спешила, что забыла даже вытереться. Ей совершенно не хотелось оставлять без присмотра чужого ребёнка, который так внезапно стал её ответственностью – и приключением.
Барбары не было дома, она у кого-то ночевала – у Кевина или нет, Аврора не спросила. С этим, конечно, очень повезло: никаких тебе неудобных вопросов. Аврора уложила Лео на своём диване на кухне, а себе постелила свежее бельё на соседкиной кровати, решив, что та не обидится. Главное, чтобы не нагрянула среди ночи домой, но и тогда они как-нибудь потеснятся.
В душ идти Лео не захотел. Зато схомячил две шоколадки, которые нашёл на столе. Они были горькие, и всё существо Лео выражало недовольство этим фактом, но он всё равно съел их, решительно отказавшись от нормальной разогретой еды. Аврора решила не спорить и просто надеялась, что такое количество десертов не скажется на детском организме какими-нибудь неприятными последствиями.
Она проверила сообщения в телефоне и облегчённо сказала:
– Клеон написал, что заберёт тебя прямо с утра.
Телефон снова пиликнул.
– Но теперь он пишет, что не хочет выходить на улицу, так что я сама должна тебя привести. Постой, что?!
Аврора набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, стараясь не сердиться. Да, она знала Клеона всего ничего, да, она определённо испытывала к нему симпатию... Но то, с какой виртуозностью он умел возмутить и привести её в недоумение своим поведением! Неужели все знаменитости капризны и имеют нестабильную психику, размышляла Аврора. Иначе объяснить это было невозможно.
Если только, конечно, не поверить в «признание» Клеона в том, что он... купидон.
Аврора прикрыла глаза на последнем слове. Это даже в мыслях звучало нелепо. Почему он не сказал ей, что он вампир? В современном мире в такое поверить куда легче.
Аврора бросила полотенце на спинку стула и присела на край дивана рядом с Лео. Она рассчитывала, что он уснул, но мальчик лежал и наблюдал за ней.
– Пора спать, – сказала Аврора. – Встанем пораньше и пойдём к твоему дяде. Хочешь, расскажу тебе сказку на ночь?
Она улыбнулась, поправила на груди Лео одеяло, и тут ей пришла в голову идея получше.
– Или, может, ты расскажешь её мне? За весь день ты не вымолвил ни одного слова.
Они помолчали немного, и Аврора уже пожалела, что завела эту тему. А что, если у мальчика были проблемы с речью? Или с социальным взаимодействием? Она ведь ему совершенно чужая, а он и при Клеоне-то был не шибко разговорчив.
– Прости, я не хотела тебя заставлять...
– Хорошо.
Лео подтянулся и сел, опёршись спиной о подушку. Аврора тоже подлезла к нему поближе, обрадовавшись, что смогла приоткрыть ту шторку, которой ребёнок загораживался от неё.
– Только ты не засыпай, – почему-то попросил Лео. – Я хочу рассказать эту историю до конца.
– Хорошо, я буду очень внимательно слушать.
И мальчик заговорил.
– Однажды – так давно, что сложно точно сказать, когда – одна женщина полюбила мужчину. Она была необыкновенно красива, кротка и в то же время своенравна. Многие пытались добиться её расположения – боги, люди, полукровки – но никому не удавалось. И всё-таки она полюбила.
Трудно сказать, что привлекло её в нём. Он был воплощением суровости и воинственности. И хоть сердце его тоже охватили нежные чувства, он так и остался гордым и свободолюбивым. Может быть, ту женщину подкупило именно это.
Он приносил ей подарки – окровавленные мечи поверженных врагов. Она в ответ вытаскивала цветы из своих волос и украшала их жемчужинами со дна моря, в котором когда-то родилась.
Его пальцы были окрашены алой кровью. Её локоны сверкали на солнце, как настоящее золото.
Её звали Афродита. Его – Арес.
Через какое-то время у них родились дети. Сначала Эрос, прелестный малыш с золотистыми кудрями, а чуть позже – Антерос, так похожий на брата.
Их любили все без исключения – и они любили всех, протягивая свои любопытные ручонки без страха и к людям, и богам. Они тянулись к цветам, чья пыльца окрашивала их щёки. Они порхали в лесах и садах маленькими соловьями и пели одну песню на двоих.
Однако вскоре родители заметили, что их дети имели лишь внешнее сходство. Эрос был игривым, но застенчивым. Он долго присматривался к людям и не к каждому осмеливался подойти. Но стоило кому-то из выбранных им счастливчиков только взглянуть в его глаза – и их сердца переполнялись таким невероятным, таким приятным чувством, словно в душу вылили золотистый мёд. Они будто впервые видели мир вокруг, настолько он становился прекрасен.
Интерес Антероса к окружающим был, наоборот, недолговечен. Любой бедолага терял дар речи, едва коснувшись маленькой ручонки. Его тело начинало бунтовать, эмоции лились через край, и нельзя было ничем утихомирить эту волну. Два человека, стоявшие рядом, словно по указке сливались в порывистом поцелуе и не могли оторваться друг от друга. Однако чары эти были весьма недолговечны, а стоило любовникам прийти в себя, они ощущали внутри лишь пустоту.
Довольно быстро дети поняли, что намного интереснее играть вместе. Они так привязались друг к другу, что везде ходили парой. И это было лучшее, что они могли сделать для других. Им нравилось играть с людьми и богами, проводить новые витки судеб.
Всё начиналось с Антероса. Пока Эрос прятался где-нибудь неподалёку, Антерос шептал юноше на ухо: «Взгляни на ту девушку у ручья». И у юноши перехватывало дыхание. Он думал: «Какая у неё красивая фигура!». Он терял сон, еда не приносила ему радости. По ночам он ворочался с боку на бок, думая о возлюбленной. Эрос и Антерос наблюдали за ним, жадно впитывая каждый порыв измученной души, а юноша никак не мог взять в толк, откуда доносится это счастливое детское хихиканье, отзывавшееся щекоткой в его животе.
Затем наставал черёд девушки. Она не могла отказать прелестному ребёнку в игре, смеялась с ним и болтала о разных пустяках. А сама вдруг думала: «Какие сильные руки у того юноши, что смотрит на меня издалека!».
Эрос и Антерос больше не были детьми в обычном понимании. Они видели много такого, чего им видеть не стоило бы, однако их это только забавляло. Они наслаждались своими играми, ведь под их чарами люди могли делать очень смешные и нелепые вещи – впрочем, и не только люди.
И всё же, как я уже говорил, страсть, вспыхнувшая благодаря Антеросу, не могла удержаться в течение долгого времени. Тогда-то брат и приходил на помощь.
Эрос был незаметен. Он предпочитал бесшумность и осторожность. Ему нравилось появляться неожиданно, словно приятное озарение. И юноша вдруг думал: «Она так смешно открывает рот, когда спит; я люблю смотреть на неё в эти моменты. Вот бы провести с ней всю свою жизнь»...
Аврора встрепенулась, очнулась от полудрёмы и ярких картинок, что рисовало ей воображение под монотонный голос мальчика. Она спросила тихо, надеясь, что не собьёт его с нужной мысли:
– Но как же свобода воли? Я понимаю, что это сказка, но ведь...
– Вполне логичный вопрос, – сказал Лео. – И ответ на него очень прост. Афродита воспитывала своих детей. Она была очень хорошей матерью. Нежной и строгой, ласковой и справедливой. Она учила их, что нельзя бездумно растрачивать свои силы, иначе можно принести в мир только дисгармонию. Когда придёт хаос, говорила она, это не понравится никому.
– Ясно, – сказала Аврора. – И где ты только научился так интересно рассказывать? Совершенно как взрослый.
– Разве обязательно быть большим, чтобы поступать, говорить и думать по-большому? – спросил Лео.
Аврора не сдержала улыбку при виде его серьёзного лица и снова прикрыла глаза. А Лео продолжил.
– Постепенно они научились. Стали понимать, где их силы уместны, а где нет. Конечно, бывали и развлечения, и ошибки, как же без них? Но Афродита научила их слушать сердца, а не бездумно связывать их нитями, от которых рано или поздно останутся лишь обрывки. И Эрос с Антеросом стали расти. Не только духовно, но и физически. И красота по-прежнему служила им одеянием. То, что их родила богиня, было видно сразу.
Но всё-таки жизнь среди людей внесла свои коррективы. Они научились скрывать свою сущность, туманить разум в прямом смысле этого слова. Они подстраивались под человечество, в какой бы эпохе ни находились. Уже и богов стали забывать, отчего те засыпали в забвении, а Эрос и Антерос продолжали жить, потому что в любовь люди верили всегда.
– А Афродита? Она тоже должна была остаться, в таком случае.
– Да... Она ушла иначе.
Лео вздохнул и скомкал пальцами край одеяла.
– Любая сила имеет уязвимость. Уязвимостью Эроса и Антероса стал их собственный отец.
– Арес... Воинствующий бог.
– Да. Не подумай, он не был совсем уж бессердечным. Но он плохо понимал своих детей. Эроса и Антероса, я имею в виду, ведь у них с Афродитой были и другие. Фобос и Деймос, воплощения страха и ужаса. Аресу была понятна их сила, он мог направлять её, контролировать. Того же он хотел и в отношении остальных.
Он сотворил то, что могло бы утихомирить и страсть, и любовь. Отравить их создателей, если они вдруг станут слишком несносными. Он сотворил оружие, а Афродита спрятала его, чтобы им никогда не воспользовались по назначению. Спрятала там, где никто бы не нашёл, в далёком месте, что может убить и холодом, и огнём. Истинное воплощение мрака.
– Что это за оружие?
– Чёрные стрелы.
– Ими можно было... Убить Эроса и Антероса?
– Возможно. Нельзя сказать в точности, потому что никто, к счастью, до сих пор до них не добрался. Афродита ведь не просто скрыла их. Она сотворила три испытания, которые забрали часть её сущности взамен. Это большее, что она могла сделать. «Сначала усмири гордыню. Позволь любви завладеть собой. И посмотри в глаза правде»...
Лео замолчал на некоторое время, ушёл в себя. Но вскоре продолжил:
– В конце концов, Эрос и Антерос остались одни, в то время как людей становилось всё больше. И тогда они решили взять пример с других богов. Сотворить подобных себе, помощников, тех, кто продолжал бы вместе с ними нести в мир добро и нежность. В память об Афродите. Смешав волшебный нектар, которым они поддерживали свои силы, с собственной кровью, они начали создавать: Эрос – амуров, от слова «любовь», Антерос – купидонов, от слова «страсть». Не из пустоты, конечно. Из людей. Но лишь тех, чья жизнь была несчастна из-за любви. Тех, кому она разбивала сердце, да так сильно, что и склеить было уже нельзя.
Именно поэтому амуры и купидоны очень редко влюбляются сами. А если это происходит, их сущность снова меняется, возвращается к человеческой. Они как никто на свете способны понять людей благодаря сильной эмпатии. Но эти чувства для них подобны математике – они знают, что и с чем сложить, чтобы получить нужный результат. Они умеют дружить и привязываться, но только поверхностно и только к таким, как они сами. Но любовь к человеку меняет всё, словно они вспоминают, что у них тоже есть сердце. И сердце это, когда-то разбитое, ноет и сопротивляется. Оно просто не способно вынести всего и сразу.
Лео снова замолк. На стене из-за света лампы отражалась его собственная тень.
– Иногда это приводит к страшным вещам... – прошептал мальчик и с тревогой посмотрел на Аврору.
Но та уже крепко спала на его маленьком плече.