21 часть
Я сдержала своё обещание и уже несколько дней помогаю Николасу. Я ходила к преподавателям и просила их взять его на отработки. Меня также попросили помочь на кафедре уголовного права, так как лаборант был на больничном.
Несколько предметов Николасу зачли женщины. Он умело использовал свою очаровательную улыбку и несколько комплиментов, чтобы завоевать их расположение. Однако, когда дело дошло до защиты курсовой работы, удача не улыбнулась ему так же легко. Заведующий кафедрой, мужчина шестидесяти лет, отличался высокой принципиальностью.Он не брал взяток, и даже мои «красивые глазки» не смогли повлиять на его решение.
Я занималась распечатыванием экзаменационных вопросов для первого курса. На улице уже стемнело, и, взглянув на часы, я увидела, что уже около шести часов вечера. В это время на кафедре никого не было, кроме меня. Преподаватели были на парах у заочников. Я ждала, пока Николас с остальными ребятами закончат сдавать долг по курсовой работе в соседнем кабинете.
Мне удалось настроить принтер, который долго не хотел работать правильно, и я начала разрезать листы на части, формируя экзаменационные билеты.
В комнату без стука ворвался Уильямс. Я уже собиралась спросить, сдал ли он свою работу, как вдруг он положил на стол, рядом с которым я стояла, папку с уже готовой работой, на которой стояла печать и подпись преподавателя. Я молча переводил взгляд с него на курсовую работу, удивляясь, как Николасу удалось сдать её преподавателю, который придирается к любым мелочам.
— Даже ничего не скажешь?
— Молодец, — сказала я, беря работу и откладывая её в сторону, где уже лежали другие успешно защищённые курсовые. — Но должна признать, что это больше моя заслуга, чем твоя. Вот уже третий день я провожу на их кафедре, занимаясь с вами не за плату, а от всего сердца.
— Я предлагал помочь тебе, ты что ответила?
— Николас, — я не смотрю на него, продолжая сгибать листы в местах будущих разрезов. — Ты сам прекрасно знаешь, что мне проще и быстрее справиться самой.
Ну и находится с ним в закрытом пространстве долгое время я не выдержу.
— Так, я понял, это снова началось, — он был недоволен, и я мог это почувствовать, даже не глядя на него. Его интонации и голос выдавали его настроение. — Ты, как всегда, всё портишь. Я даже не удивляюсь
— А я не права?
— Ты со своим ебанутым характером даже поблагодарить себя не даёшь, — он говорит вполне спокойно, но я понимаю, что между нами снова назревает конфликт. — Тебе обязательно надо самой подчеркнуть какая же Аида Джонсон умница, и что без неё бы никто не справился.
Я осознаю, что он прав, но не хочу признавать это и подтверждать его опасения. Весь день мой телефон разрывается от уведомлений, и я получаю угрозы с незнакомых номеров. Я понимаю, что мой бывший снова не может смириться с тем, что я его оставила.
Николас уже собирался выйти из кафедры, положив руку на ручку двери. Я, не задумываясь о том, что делаю, положила руку ему на плечо. От этого он резко обернулся, вновь пристально вглядываясь в моё лицо.
— Хорошо, прошу прощения, — с сожалением произношу я, стараясь остановить его.
Он расплывается в улыбке. Он явно был очень доволен моими извинениями, что читалось по его самодовольной и наглой улыбке.
— Ты умеешь извиняться? — спрашиваю я, отворачиваясь в сторону, но не в силах сдержать улыбку. — Я, наверное, попал в список пяти людей, перед которыми ты когда-либо извинялась?
— Ты в топе три.
Телефон звонит, и звук рингтона заставляет меня вздрогнуть. Я сбрасываю звонок, но в ответ получаю множество уведомлений о новом сообщении в мессенджере. Это сводит меня с ума.
— В чём дело? — спрашивает брюнет, не понимая, что происходит.
Мне трудно подобрать слова, чтобы выразить ему суть происходящего, не нарушая нормы приличия.
— Ничего страшного, — говорю я, стараясь не выдать своего волнения. — Ты всё сдал, так что можешь идти.
— Ты так вздрагиваешь от уведомлений, что случилось?
Пару минут я переминаюсь с ноги на ногу. Николас смотрит на меня с серьёзным и напряжённым выражением лица. Телефон не замолкает.
Не знаю, что именно побуждает меня сделать это, но я снимаю блокировку с экрана и открываю диалог с очередным аккаунтом моего бывшего. В этом диалоге я читаю поток негативных комментариев в свой адрес.
Не знаю, как Николас воспримет эту ситуацию. Возможно, он будет смеяться надо мной, когда узнает о моих проблемах, или, что ещё хуже, подумает, что я заслужила такое отношение, раз со мной происходит подобное.
Молча кладу телефон экраном вверх ему в руку, он так же молча начинает читать то, что там написано, листая постепенно от начала до конца. Буквально каждое сообщения.
Я внимательно слежу за тем, как он реагирует на отдельные строки, как пульсирует вена у него на виске. От волнения я сжимаю пальцы в кулак.
— Что это за животное, блять? — он блокирует телефон и кладёт его на стол, снова обращая на меня свой взгляд. Я не в состоянии произнести ни слова в ответ. — Аида, что это?
Я не читала всё, что он писал мне, но и так примерно представляла себе суть его сообщений — она не менялась изо дня в день.
Угрозы о том, что он будет меня бить, изуродует или изнасилует.
Всё, о чём я мечтаю — это чтобы никто больше не смотрел на меня. Или пусть смотрят, но с жалостью и отвращением.
— Это мой бывший.
—Ты так спокойно об этом говоришь? — он злится, скорее всего не только на Марселя, но и на меня. — Это уебище пишет о том, что отпиздит тебя, а потом по кругу со своими дружками пустит, а ты стоишь билетики режешь?
— Хорошо, Николас, что ты предлагаешь мне делать? Стоять и дрожать от страха?
Я никогда не видела его таким. Наши мелкие конфликты и ссоры теперь казались незначительными. Он был готов взорваться от моего спокойствия. Его глаза горели огнём, и я, не в силах выдерживать этот взгляд, время от времени отворачивалась. Я знаю, что если бы мы были на улице, он бы уже нервно курил одну сигарету за другой, пытаясь хоть как-то успокоиться.
— Где эта сука живет?
— Николас, не надо.
— Скажи где живет это уебище и он пожалеет, что вообще вылез из своей блядской
матери, — я отворачиваюсь в очередной раз, но он взяв меня за подбородок, заставляет снова смотреть на него. — Аида, не молчи.
— Не стоило тебе всё это показывать, — говорю я себе под нос.
— Нет, я как раз-таки стоило, — я молчу, и это только усиливает его напряжение. — Эта сука пишет тебе эту херню, а ты ещё будешь защищать его?
— Не знаю, зачем я тебе всё это показала, но я не хочу, чтобы ты в это вмешивался, — он думает, что я защищаю бывшего парня, и напряжение между нами растёт с каждым его глубоким вдохом и выдохом. — Ты сам ничем не лучше. Тебе на меня совершенно наплевать. Всё, что ты можешь, - это прикасаться ко мне, а потом называть меня шлюхой из-за того, что я тебе отказала.
Он поднимает руку над моим лицом, но не замахивается, а просто сжимает пальцы в кулак у моего рта. Он смотрит на меня так, словно я провела между нами невидимую черту, и он больше никогда её не переступит.
— Закрой рот, — прошу я и отворачиваюсь, чтобы продолжить резать бумагу. Но он неожиданно вырывает у меня из рук и ножницы, и лист. — Ты что, совсем не понимаешь? Дура?
— Девушку своей дурой называй.
Я сама все порчу. Я говорю ему вещи, которые не должна была говорить, и которые никто из нас не хотел бы обсуждать вслух. Когда я на мгновение допускаю, что он действительно готов был помочь мне с моей проблемой, как это было несколько минут назад, я тут же вспоминаю, что пытаюсь убедить себя в том, что этот несвободный парень испытывает ко мне какие-то чувства. И тут я вспоминаю, что это всё тот же Николас, который говорил мне много обидных вещей.
— Повторюсь, не моей девушке, не любой студентке этого университета, а именно вам: после того, что я прочитал, ситуация не изменится, хотите вы того или нет.
Я молчу.
Не знаю, что ему ответить.
Снова, не сдержавшись, я произнесла слова, которые не должна была говорить. И теперь уже никакие извинения не помогут.
— Я никогда не называл и не считал тебя шлюхой. Запомни это.
Он стучит указательным пальцем по моему виску.
— Тогда зачем ты так открыто проявляешь ко мне свою заинтересованность? Разве не для того, чтобы показать свою власть? Ты можешь прикасаться ко мне, когда пожелаешь, и целовать, когда тебе захочется, не так ли?
— Джонсон, остановись! — мы оба повышаем голос, прекрасно осознавая, что находимся в университете и нас могут услышать. Однако, похоже, это не вызывает у нас никакого беспокойства.
— Я разве не права?
— Да ты вообще ни в чём сегодня не права.