Глава 10
Она вошла в сон Коннора без всякого усилия и обрадовалась, что оказалась не в Чикаго, а в другом, фантастическом, месте, где равнины Индианы сочетались с территорией какого то завода. Через бетон пробивалась трава, дым из заводских труб размазывался по горизонту. В центре двора Коннор и еще шестеро мальчишек играли в «али бабу», только вот их руки были в наручниках и одеты они оказались в тюремные робы, ярко оранжевые на фоне монотонно серого неба.
Деа уговаривала себя уйти, оставить Коннора в покое, но бетон начал пожирать траву, расплываясь, как чернильное пятно, от одного края поля к другому. Игроки замерли, потемнели и удлинились, превратившись в телеграфные столбы и уличные фонари. Заводские корпуса разделились и вытянулись, взмыв в небо огромными кулаками. Повалил снег, и ветер понесся по хорошо знакомой чикагской улице.
Этот сон был отчетливее, подробнее, четче и логичнее. Гастроном с мигающей рождественской гирляндой и вывеской «Лото» был полон товаров, правда, за кассой никто не стоял. Откуда то издалека слышалось: «Тихая ночь, святая ночь».
Коннор вспоминал сегодня лучше и подробнее - разговор с Деа оживил в памяти детали. Деа сознавала, что видит его сон настолько живо и ярко, потому что они лежат рядом и между ними нет преград, сверхконструкций, вмешательства психики.
Посередине улицы медленно ехала машина - толстые конусы света прорезали падающий снег. Деа ощутила неприятную скованность, как под посторонним взглядом. Сон едва ощутимо менялся - стало холоднее и сумрачнее. Приближаются существа без лиц. Окна квартиры Коннора были темными.
Она обошла дом. От переулка парковку и мусорные баки отделял сетчатый забор, через который Деа легко перескочила. Под ногами заскрипел снег. Деа еще не случалось бывать в таком реальном сне. В ней росли страх и настороженность.
Можно ли умереть в чужом сне? Умереть по настоящему?
Она так и не спросила у Мириам.
По задней стене дома Коннора шла деревянная лестница вроде той, какая была и у них с матерью в Чикаго. Деа пошла наверх. Снег заглушал шаги. Перила были ледяными, и она не вынимала руки из карманов.
На четвертом этаже было темно - лампочка выкручена. Мешок с мусором выставлен за дверь, гладкая черная поверхность полузасыпана снегом. Деа открыла сетчатый экран и подергала ручку. Заперто. Ей понадобится ключ.
Она никогда особо не задумывалась о текучей природе снов, разве что складывала птиц вестников, когда требовалось найти выход. Основное правило хождения в сны - невмешательство: Деа знала, что сны меняются, реагируя на самые незначительные изменения, как вода пробивается вокруг булыжника. Поэтому важно ничего не менять, предупреждала Мириам.
Представь камень, упавший в колодец, говорила она. Представь, какие круги пошли по поверхности воды. Если камень достаточно велик, можно спровоцировать наводнение.
Деа присела на корточки и пальцем нарисовала на снегу ключ. Рисовать она не умела - ключ вышел похожим на нож, но в любом случае ничего не произошло.
В одном месте мусорный мешок натягивала проволочная вешалка. Деа надорвала пленку и быстро растянула дыру пальцами. Было так тихо, что чуть ли не слышалось, как падают хлопья снега, поэтому любой звук казался громом и эхом разносился по всему городу, по всему сну. Деа вытащила вешалку из мешка. За ней высыпался небольшой каскад мусора - пустая упаковка от краски для волос, разбитый елочный шар, скомканное бумажное полотенце.
Деа выпрямила кончик вешалки и сунула в замок. Наконец то сон начал меняться. Прошла невидимая рябь, ощутимая перемена, как если перейти из воздуха в воду, и вдруг у Деа в руках оказалась не вешалка, а ключ, который легко повернулся в замке. Секунду Деа колебалась, потом открыла дверь и шагнула в темноту квартиры Коннора.
Кроссовки скрипели на линолеуме. Деа замерла, сдерживая дыхание, силясь уловить постороннее движение, но все было тихо. Тусклая лампа под потолком освещала схематично набросанную во сне кухню: столы и шкафчики. Увидев на кухонном столе тарелку с печеньем и стакан молока, Деа сообразила, что это, должно быть, оставлено для Санта Клауса, и ее сердце сжалось. Поразительно, как мозг способен вспомнить и воссоздать даже то, о чем спящий никогда не вспомнит, проснувшись. Слева была просторная гостиная, где стояла рождественская елка с включенной гирляндой. Маленькие огоньки светились в ветвях, отбрасывая причудливые узоры на стены и потолок. Справа были двери, две закрытые, а одна приоткрыта на крохотную щель. Деа медленно медленно двинулась к открытой двери, боясь, что в любую секунду может появиться Коннор или, того хуже, сзади послышится дыхание безлицых. Сквозь щель она разглядела угол стола и узкой кровати, застеленной темно зелеными простынями. Значит, это комната Коннора.
Она знала, что поступает неправильно и здорово рискует. Ее не должны видеть - это одно из основных условий хождения в сны. Но этот сон пульсировал в ней, как сердцебиение, и властно тянул дальше. Деа быстро пошла по коридору в глубину квартиры, в глубину сна.
Рядом с комнатой Коннора оказалась ванная. Оставалась одна закрытая дверь - родительская спальня, где спал и ребенок. Где произошло двойное убийство. Взявшись за ручку, Деа поколебалась. Может, лучше не знать? Что, если она войдет и увидит изуродованное выстрелом лицо матери Коннора и маленького ребенка в луже крови?
Что, если она увидит Коннора, стоящего у кроватки брата с пистолетом?
Что, если он все таки солгал?
Деа прогнала эту мысль: не верит и никогда не поверит. Сон увлекал ее, как сильное течение - корабль. Деа открыла дверь, холодея от страха.
В комнате страх прошел, сменившись слабостью и дрожью. Мать Коннора спала на спине с приоткрытыми губами, тихо посапывая. В ногах большой кровати, в полосе лунного света, стояла кроватка, где маленьким листочком папоротника свернулся братишка Коннора. Они не умерли - не сегодня, не в этом сне. Деа знала, что это ничего не меняет, и все равно это настоящее чудо, что где то, в какой то версии реальности, воображаемой или желаемой, они живы.
Пора было уходить. Деа знала, что ей нужно выйти из сна незамеченной, но неожиданно ей остро захотелось узнать, какая у Коннора мама, одинаковый ли у них подбородок, похожие ли лица. Она бесшумно двинулась к кровати.
Под одеялом мерно поднималась и опускалась грудь спящей женщины. Темные волосы рассыпались по подушке. Она чуть улыбалась, видя сон во сне.
- Это еще что?
Деа резко обернулась. В дверях стоял ошеломленный Коннор - семнадцатилетний, которого она знала, а не шестилетка, лишившийся матери. Это логика сна, балансирующего между реальностью и проекцией, воспоминаниями и мечтами.
Паника полоснула Деа острой пилой.
«Тебя никогда не должны видеть».
- Что ты тут делаешь? - Коннор шагнул вперед. Его мать пошевелилась.
- Это сон, - прошептала Деа. Ее никогда не должны видеть. Все шло не так, как надо. Она чувствовала, как сон вытягивается и огибает ее, грозя рассеяться.
- Нет, - Коннор шагнул к ней, но его присутствие не успокоило Деа. Взгляд у него стал пронзительным, и в нем мелькнул ужас. - Это по настоящему! - Он схватил ее повыше локтей и больно сжал. - Как ты здесь оказалась?
- Пусти меня! - дернулась Деа. Мать Коннора застонала. Малыш тихо лежал в своей кроватке, его личико скрывала длинная тень. И тут Деа поняла, что это не тень, а кровь, сочащаяся из простреленной головы ребенка на пол и тянущаяся к ней и Коннору чернильно черными пальцами. Мать Коннора тоже истекала кровью, невидящими глазами глядя в потолок и испуская стоны: ее голова была разбита.
От ужаса Деа чуть не заплакала.
- Отпусти, пожалуйста!
- Ты не должна была сюда приходить, - с сожалением произнес Коннор. Его лицо менялось на глазах - черты искажались и таяли, как воск от жара. - Теперь они знают, где тебя искать.
Деа замерла.
- Кто? - прошептала она, уже зная ответ: он чувствовался в воздухе этой стылой комнаты, в крови, лужицей собиравшейся вокруг кроссовок.
Глаза Коннора вдруг стали черными. Он открыл рот, но вместо ответа рот расширился, стал туннелем, а лицо просто распалось. Деа попятилась. Это был не Коннор, а одно из тех существ - безлицее, бесформенное, с влажным, рваным дыханием.
- Мы тебя искали, - сказало существо. Голос походил на завывание ветра в каньоне или крик человека, умирающего во мраке.
И тут все взорвалось. Комната, стены, пол исчезли в мощном взрыве, и Деа куда то полетела, крича. Дом превратился в черную пыль и исчез. Ночной кошмар пожирал все, превращая в прах. Чудовище пожрало Коннора, а сейчас доберется и до нее.
Поскользнувшись на снегу, Деа сильно ушиблась, но вскочила и побежала, плача, не обращая внимания на боль в щиколотке и запястье, на которые так неудачно упала. Снег валил настолько густо, что трудно было бежать, однако Деа отчаянно рвалась вперед, боясь оглянуться. Безлицее существо преследовало ее по пятам - Деа слышала, как оно задыхается, ощущала влажное, сладковатое, пахнущее разложением дыхание у себя на шее.
Вокруг рушился сон - с оглушительным грохотом складывались целые дома, строительные леса пробивали лобовые стекла машин, металлические обломки рикошетом летели в витрины магазинов. Воздух дрожал от взвывших сирен.
Коннор пытался проснуться.
Ей надо срочно выбираться.
Безлицый нагонял ее. Длинные влажные пальцы звериным языком скользнули по спине Деа. Она закричала. С треском повалились светофоры, горевшие красным, и замигали в снегу. Деа едва увернулась от падавшего фонарного столба. Сердце трепетало в горле, ноги саднило, слезы замерзали на щеках.
И тут издалека послышался голос матери, звавший ее по имени. Мама, хотела закричать Деа, помоги! Но сил кричать не было - она едва справлялась с дыханием. Легкие горели, будто сплющенные, - Деа с трудом втягивала воздух, чтобы продолжать бежать.
Выход. Где же выход? Каждая дверь осыпалась, прежде чем Деа успевала к ней подбежать. Город превратился в каскады пыли и черного песка. Времени складывать бумажную птицу не было. Деа свернула к тротуару, метя в маленькую темную арку между зданиями, но споткнулась о бордюрный камень, скрытый снегом, и растянулась на обледеневшем тротуаре. Во рту появился вкус крови. Арка уже осыпалась - кирпичи летели на землю, будто улицу сотрясало мощное землетрясение.
Безлицый схватил ее за лодыжку. Деа лягнула его ногой, попав в грудь. Он повалился на спину, и девочка успела вскочить на ноги. Отважившись оглянуться, она увидела, что преследователей уже двое: второе существо, с дырой вместо лица и длинными черными пальцами, появилось из ниоткуда.
Помоги, помоги, помоги, мысленно кричала Деа. Воздух стал мутным от гипсовой пыли и мелкого песка, в ушах звенело. Город разваливался на части, крича и стеная, как человек.
Свернув за угол, она оказалась в переулке: по обе стороны тянулись какие то склады, а в конце путь преграждала огромная куча щебня. Тупик. Деа повернула назад, но тут из за угла вырвались безлицые. Дома в переулке затряслись.
У чудовищ не было лиц, но Деа отчего то знала, что они улыбаются.
Она резко отвернулась, чувствуя отчаяние. Каждый вздох ножом резал грудь. Голос Мириам отдавался в ушах. Когда здания вокруг начали осыпаться, мягко вываливая на дорогу груды старых кирпичей и гипсокартона и выбрасывая в небо снежные султаны, а существа почти дотянулись до Деа своими текучими, жидкими пальцами и с ревом широко открыли рты, будто желая проглотить ее целиком, - она ощущала на шее влажное дыхание и жадные, пробующие языки, черные, как разложившаяся плоть, - один из складов немного сдвинулся на своем фундаменте, на мгновение приоткрыв узкий проем. Деа бросилась к этой тонкой темной щели. Вслед ей раздался вопль, будто целый мир обрушился и погиб.
Она проснулась, хватая воздух ртом. Одновременно с ней проснулся и Коннор, мокрый от пота. Дождь заметно стих, в машине было очень жарко.
- Ты, - вырвалось у Коннора. И затем: - Что это было, черт возьми?
Деа не могла говорить. Она знала - если попытается объясниться, то разрыдается. Щиколотка и запястье до сих пор болели - фантомная боль, которую она вытащила за собой из мира сна. Деа хотелось к маме, чтобы Мириам погладила ее густые спутанные волосы и сказала, что все будет хорошо.
- Ты там была, - Коннор смотрел на нее расширенными, дикими глазами. Деа стало страшно. - Ты мне не снилась, ты там была ! - Он схватил ее за локти, как во сне, прежде чем потекли кровавые ручейки и появились чудовища. Сжавшись от страха, Деа готова была выскочить из машины, лишь бы оказаться подальше от Коннора и всего, что случилось.
- Пусти меня, - прошептала она. Лицо Коннора было в тени, и Деа боялась, что оно вот вот начнет меняться, проваливаться, как земля вокруг промоины.
- Сперва объясни, - возразил Коннор с замкнутым, напряженным от подозрений лицом. - Кто... кто ты?
Деа не ответила. Ей было невероятно тяжело от пережитого ужаса и скорби, она с трудом дышала. Едва Коннор разжал пальцы, она рывком открыла дверь и бросилась бежать. Она слышала, как Коннор зовет ее по имени, но не остановилась. В выбоинах парковки образовались целые озера, кроссовки и джинсы мгновенно промокли. Всякий раз, наступая на левую ногу, Деа вздрагивала от боли - сон словно проник в реальность, не желая упускать свою добычу.
Сзади вспыхнули фары, и свет отразился в маслянистой пленке на лужах, где мелкий мусор крутился в маленьких водоворотах. Деа успела добежать до дверей «Макдоналдса», когда у обочины затормозил Коннор.
- Садись в машину, - позвал он.
Деа бросилась в «Макдоналдс», оглядываясь, не бежит ли за ней Коннор. Даже через стекло она слышала, как он зовет ее, но не остановилась. Мокрые подошвы скрипели на линолеуме, яркие электрические лампы ослепляли после черноты сна. Нормальная обстановка раздражала еще сильнее: Деа словно выскочила из зрительного зала на экран, где демонстрировался фильм. Водитель грузовика с пятнами пота на спине наполнял себе большой стакан колы. За прилавком стояли два подростка в одинаковых красных рубашках поло и фирменных козырьках. Женщина вытирала своему малышу лицо влажной салфеткой; ребенок извивался, стараясь увернуться. Пахло жирным чадом, моющим средством и мокрой одеждой.
Она не знала, пойдет ли за ней Коннор, поэтому на всякий случай зашла в женский туалет и закрылась в кабинке. Опустив крышку сиденья, Деа присела на стульчак, тяжело дыша, борясь с тошнотой и желанием заплакать.
«Кто ты?» - спросил Коннор. Она не знала. Она никогда этого не знала.
Не надо было сближаться с Коннором. Таким, как Деа, нельзя заводить друзей.
Спустя некоторое время она решилась выйти. Машины Коннора не было, он уехал. К облегчению Деа примешивалась досада: теперь она застряла на какой то безвестной остановке в часе езды от дома. Достав сотовый, она включила его. Четыре эсэмэски от Коннора и два сообщения на голосовой почте. Деа стерла все, не открыв.
Второй и последний номер в ее телефоне принадлежал Голлум. Машины у Голлум не было, да и не хотелось Деа отвечать ни на какие вопросы. Звонить матери она бы ни за что не стала.
Она купила колы и медленно выпила. Ей стало немного лучше. От одного из продавцов она узнала, что тридцать седьмой автобус останавливается у Кирксвилля и едет на северо восток, мимо Блумингтона, к Индианаполису. Оттуда домой можно дойти пешком.
В автобусе пахло старой едой и жвачкой. Пассажиров было всего несколько человек; в свете тусклых ламп их глаза оставались в глубокой тени. Деа ни на кого не смотрела, не желая вспоминать чудовищ из сна Коннора с черными дырами вместо лиц.
Уже во втором часу ночи она дошла до дома кружным путем - через поле Дэниела Роббинса вместо Девятого шоссе, хотя было так темно, что ей приходилось подсвечивать себе телефоном, а в кукурузе шуршали крысы. Деа не хотела проходить мимо дома Коннора. Дождь перестал, но воздух оставался тяжелым, как влажная ладонь, прижатая сразу со всех сторон. Деа вздрагивала от каждого шороха и размахивала телефоном, освещая примятые кукурузные стебли и широкие грязные колеи: у нее горло перехватывало при мысли о безлицых существах. Но вокруг не было ни души - свет отражался лишь в черных блестящих глазках вспугнутых мелких зверьков.
С крыльца она увидела, что зря волновалась о Конноре: в доме напротив не светилось ни одно окно. Деа кольнула обида: надо же, завалился спать. Хотя она и убежала от него, ей стало досадно, что он не попытался ее найти. Но ведь теперь Коннор знает, кто она. Деа не могла забыть выражение ужаса на его лице. «Кто ты?»
Завтра она извинится перед матерью, соберет чемодан, они сядут в машину и уедут в очередную голубую даль. Жаль расставаться с Голлум, но она не пропадет, как нибудь переживет.
И Коннор тоже.
Дверь была заперта, свет не горел. Мириам не дождалась Деа, что было необычно: она наверняка волнуется. Может, всерьез обиделась на то, что Деа устроила утром?
Деа осторожно пошла по лестнице. Тоби прибежал из кухни и начал тереться о ноги хозяйки. Под подошвами что то трещало, и Деа поняла, что кот растащил по квартире кошачий корм, который она рассыпала по кухне. Странно, что мать не стала подметать, но это тоже, видимо, в воспитательных целях. Деа завтра все подметет сама.
Наверху она на цыпочках прошла мимо комнаты матери: дверь была чуть приоткрыта. Лунный свет пробивался сквозь тучи; комната Деа была расписана широкими темными мазками, как небрежная иллюстрация. Деа заметила, что и здесь мать не стала ничего прибирать. Похоже, утром ее ожидает нешуточная нотация, но ей было все равно.
Ей хотелось оказаться подальше от Филдинга, от Коннора и его снов.
Она стянула мокрую одежду и легла голой, слишком устав, чтобы искать пижаму. Тоби запрыгнул на кровать и удобно устроился в ногах. Постепенно Деа согрелась, заснула, и шок от пережитого начал ее отпускать.
