Творец слез

Мое сердце покрыто синяками, но моя душа усыпана звездами.

Некоторые пульсирующие созвездия светятся только под кожей.

Время остановилось. Земля перестала вращаться. Мы были одни в целом мире. В результате столкновения двух наших миров во мне родилась новая уверенность в будущем.

Я не могла пошевелиться и стояла с широко распахнутыми глазами. Но внутри...я больше не была собой.

Моя душа трепетала, волной нахлынули чувства. Сердце билось быстрее и быстрее. «Нет-нет, подожди! – хотела я крикнуть ему. – Пожалуйста, подожди, не надо так. Не так быстро». Но оно не слушалось.

И было бы странно думать, что мир не заметил взрыва, который только что произошел во мне.

Пальцы Ригеля сжимали платье на моих бедрах, потом медленно переместились на спину, я не осмеливалась вздохнуть. Как долго я ждала его прикосновений! Внезапно он прижался губами к моему животу. У меня перехватило дыхание. Я была так взволнована и ошеломлена, что не успела отреагировать. Потом ощутила еще один поцелуй, на этот раз повыше, в ребро. Я вздрогнула, и его руки потянули меня к себе.

– Ри... Ригель, – пробормотала я, когда он запечатлел долгий, горячий поцелуй у меня на груди.

Он, казалось, меня не слышал, окутанный теплом моего тела и моим запахом. Сердце билось в животе, отвечая на ласку его губ. Я запустила пальцы ему в волосы. Теперь он целовал мою грудь там, где она не была закрыта платьем, медленно поднимаясь к ключицам, касаясь кожи губами и зубами. Его горячий язык пробегал по моей коже.

Я ахнула, когда его пальцы скользнули по моему бедру и сжали его. Я пыталась не замечать приятное напряжение, нарастающее в животе, но это оказалось невозможно. Мне стало жарко, я дрожала. Ситуация выходила из-под контроля, среди ощущений, которые переполняли меня, не было ни одного знакомого, но все они принадлежали мне.

У меня вырвался тихий стон, и его руки сразу же втянули меня в объятия. Он властно прижал мое бедро к своему и впился ртом в мою шею, покусывая ее и снова впиваясь губами, доводя томление до предела. У меня сбилось дыхание, ноги стали ватными, сердце пульсировало теперь во всем теле. Мысли остановились.

Я чувствовала только, как дрожат мои лодыжки, как его ноги сжимают мои бедра. Я схватилась за плечи Ригеля, удерживая его возле себя. Он стал центром, узловой точкой моей вселенной. Я видела и слышала только его, каждой клеточкой тела отзываясь на его прикосновения.

Он поцеловал пульсирующую жилку на шее, ускорив мой пульс. Я тяжело дышала, охваченная бурными ощущениями, а его руки гладили мою грудь. Внизу живота пробежала сладостная дрожь, и это ощущение меня испугало.

На меня обрушилась реальность. Я вздрогнула, испугавшись осознания, насколько правдивым и реальным было то, что я испытывала.

– Нет! – Я оттолкнула Ригеля и попятилась.

Его окаменевший взгляд пронзил мое сердце. Он смотрел на меня из-под взлохмаченных волос так, будто, отойдя от него на несколько шагов, я ушла из его жизни.

– Мы не можем, – нервно пробормотала я, – мы не можем!

Я обхватила себя руками, и он увидел вспышку ужаса в моих глазах.

– Что?

– Это неправильно! – мой голос прогремел в тишине комнаты, как гром. Эта фраза сломала что-то внутри нас обоих.

Радужки Ригеля изменились. Я никогда не видела их такими яркими, как сейчас.

– Неправильно? – тихо повторил он, и я не узнала его голос: недоумение превратилось в боль. Его взгляд потемнел, как будто в Ригеле погасла душа. – Что? Что случилось, Ника?

Он, конечно, знал ответ, но все еще на что-то надеялся.

– Это неправильно, – ответила я, не имея смелости назвать словами свои чувства, потому что дать им определение означало бы признать их и, следовательно, принять. – Мы не можем, Ригель! Мы скоро станем братом и сестрой!

Произнести это оказалось непросто, но мы были в глазах всего мира именно братом и сестрой. Теперь эти два слова звучали как приговор.

Я вспомнила слова, прочитанные в книге Алана. Да, это ошибка, поэтому мы не должны, мы не можем. Но моя душа беззвучно кричала о несправедливости. А в сказке теперь были заросли ежевики и опаленные страницы. Ригель смотрел на меня, а я испытывала детское желание расколоться надвое.

Два сияющих шара теперь уравновешивали весы моего сердца. С одной стороны свет, тепло, чудо и глаза Анны – семья, которую я всегда хотела, единственная надежда, которая позволила мне выжить и перетерпеть издевательства кураторши. С другой – сны, дрожь и звезды во вселенной, Ригель и вместе с ним все, что сделало цветным мой мир. Ригель и его колючая ежевика. Ригель и его глаза, проникшие в мою душу. И я посреди этого хаоса, раздавленная противоречивыми желаниями.

– Ты продолжаешь обманывать себя.

Ригель смотрел на меня, но словно был на расстоянии в несколько световых лет. Его глаза казались уже не открытыми ранами, а глубокими и далекими безднами.

– Ты обманываешь себя. Хочешь верить в сказку, но мы сломанные, Ника. Люди с трещинами. Мы разрушаем все, к чему прикасаемся, потому что такова наша природа. Мы с тобой Творцы Слез.

«Ты меня разрушила, – читала я в глазах Ригеля. – Да, ты, ты, такая хрупкая и маленькая, ты моя гибель». Мне хотелось разрыдаться. Мы говорили на языке, который другие не смогли бы понять, потому что мы пришли из нашей собственной вселенной. Но как же ранили эти слова, доходившие до глубины души.

– Я не могу все это потерять, – прошептала я, – не могу, Ригель!

Ригель знал, как много значат для меня Миллиганы. Он смотрел на меня с болью в глазах, но внутри себя вел битву, которую, разумеется, ему не выиграть. Я видела, как в его глазах гаснет свет. И хотела помешать этому, но было уже слишком поздно.

* * *

– Тогда иди, – прошипел он.

Ника вздрогнула, в ее глазах стояли слезы, и он почувствовал, что умирает. Мысли окрасились в черный цвет, сердце сжалось от боли. Он знал, как это важно для нее. Знал, как сильно ей нужна семья. Ее нельзя винить.

Обещание Ники породило в нем надежду, которую, впрочем, она тут же и отобрала. И разрушительный механизм снова пришел в действие, рвал мечту на части.

– Пожалуйста! – Ника покачала головой. – Ригель, пожалуйста, я не хочу этого.

– А чего ты хочешь? Чего ты хочешь, Ника?

Внутри он ощущал только пустоту. Ригель встал, сгорая под взглядом, о котором мечтал каждую ночь.

– Чего ты хочешь от меня? – раздраженно спросил он.

Точильщик засуетился, подначивая прикоснуться к ней, поцеловать ее. Он беспомощно сжал кулаки. Винить, кроме себя самого, было некого. Он мучительно расплачивался за совершенную ошибку.

Сыграл на пианино в тот день в Склепе, чтобы привлечь к себе внимание усыновителей и, если повезет, остаться с ней. Эгоистичный, отчаянный поступок. И за него он заплатит высокую цену.

– Я не вписываюсь в твою идеальную сказку, – с горечью в голосе прошептал Ригель.

Он хотел ее ненавидеть и вырвать из души, освободиться, перестать надеяться. Но она прочно поселилась в его сердце. Ригель умел любить только так – отчаянно и изматывающе, ранимо и запутанно.

Сияющие глаза Ники смотрели на него с болью, и Ригель знал, что она никогда не будет ему принадлежать. Он не удержит ее возле себя, никогда не поцелует ее, не почувствует, не вдохнет ее аромат. Она останется недосягаемой, но достаточно близкой, чтобы причинять боль.

В этот момент он понял, что счастливого конца для него не будет. Он с горечью понял, что должен сделать ей больно, чтобы она наконец ушла и держалась подальше от него, человека-катастрофы. Он должен причинить ей боль, потому что в нем самом слишком много боли и сожалений, чтобы признаться себе, как сильно он хочет, чтобы она выбрала его. Он хотел ее всем сердцем. Но еще больше он хотел видеть ее счастливой. И если счастьем для нее была семья, то так тому и быть.

– Убирайся! Возвращайся к своему дружку. Ему наверняка не терпится продолжить с того места, на котором вы остановились.

– Перестань! – сквозь слезы сказала Ника. – Не пытайся заставить меня тебя ненавидеть, потому что у тебя это все равно не получится.

Ригель рассмеялся злым смехом, надеясь, что он звучит правдоподобно. Это чертовски больно – так смеяться.

– Думаешь, ты мне нужна? Или твоя идиотская доброта? – прорычал он. – Теперь даже не знаю, что делать с твоими обещаниями.

Ника отвернулась, раненная этими словами, и опустила голову, поэтому не могла видеть, с какой печалью смотрели на нее черные глаза.

Ригель добился, чего хотел: его стараниями на сердце Ники появилась новая рана. Сжимая кулаки, чтобы унять дрожь, он вдруг подумал, что стоять перед ней вот так равнодушно стало, пожалуй, самым смелым поступком, какой он когда-либо совершал.

Наконец Ника ушла. Получилось. Он снова был волком. Они вернулись к своим ролям. Они шли по одной дорожке, но на этот раз с болью в сердце.

Ничего уже не будет так, как прежде.

* * *

«Ты больше не будешь один... Я не оставлю тебя...» – это обещание преследовало меня, когда я убегала. От него, от себя, от того, что произошло.

Все было неправильно: я, Ригель, реальность, которая нас соединила, то, что я чувствовала, то, что не чувствовала, – все!

Я спустилась по лестнице, прошла через кухню на задний двор, в сад.

Когда мне казалось, что я задыхаюсь, меня спасала природа. Она единственная помогала мне дышать. Ночная темнота приняла меня в свои объятия, и я прислонилась к стене дома, медленно оседая на пол веранды.

Глаза Ригеля – мое обещание растаяло в них, и свет погас. И все же я готова повторить свои слова, потому что я не обманывала. Невозможно лгать, глядя в его глаза.

Как мне теперь смотреть на него? Как мне существовать рядом с Ригелем и не иметь возможности к нему прикоснуться, не сметь мечтать о нем? Как принять чью-то любовь, если мне нужно только искалеченное сердце Ригеля? Как продолжать считать его своим братом?

Я как будто раскололась напополам и была в полной растерянности.

Жизнь словно насмехалась надо мной. «Какую половинку сердца выберешь? – как будто шептала оно мне злобно. – Тебе придется жить только с одной половинкой, потому что вторая должна умереть. Так какую выберешь?»

Я чувствовала себя раздавленной, беспомощной. Но точка невозврата пройдена, слишком поздно поворачивать назад.

В кармане завибрировал мобильник. На экране открылось длинное сообщение. Я не сразу смогла прочитать его затуманенными от слез глазами. Лайонел просил прощения за случившееся, за то, что заявился среди ночи. Слов было много, слишком много для меня, измученной и печальной. Я тупо смотрела на текст, когда на экране вдруг вспыхнуло «Лайонел». Не было ни сил, ни желания с ним разговаривать. Нет, не сейчас!

«Я знаю, что ты не спишь», – написал он мне через минуту. Он видел меня в Сети. «Пожалуйста, Ника, ответь мне!» Он снова позвонил. Раз, два, три. Я откинула голову и со вздохом приняла вызов.

– Лайонел, уже поздно, – прошептала я в изнеможении, закрыв глаза.

– Извини, – взволнованно и быстро сказал он, возможно, опасаясь, что я нажму на отбой. Его голос звучал искренне.

– Прости меня, Ника! Я не должен так себя вести. Не знаю, что на меня нашло. В общем, хочу сказать, что я идиот.

Сейчас не самое подходящее время об этом говорить. Я растеряла все слова и не могла сосредоточиться. Перед моими глазами летали осколки разрушенного мира, и я не видела ничего, кроме них.

– Прости меня, Лайонел. Сейчас мне не хочется говорить.

– И все-таки я не жалею о том, что сказал. Может, я повел себя странно, но...

– Лайонел!

Он замолчал. Ему действительно стыдно за себя – я это чувствовала, но я не в состоянии выслушивать его оправдания.

– Родители уехали на несколько дней. Завтра вечером я устраиваю вечеринку и хочу тебя пригласить. Заодно мы могли бы поговорить...

Я сглотнула и открыла глаза. Силуэты деревьев чернели на фоне ночи. Никогда в жизни не была на вечеринке, но сомневалась, что отважусь туда пойти.

– Боюсь, я... не в настроении.

– Ну пожалуйста, приходи, – умоляющим тоном сказал Лайонел, а потом добавил более спокойно: – Мы хоть нормально поговорим. К тому же вечеринка поднимет тебе настроение.

Мой голос звучал слабо и глухо, а он даже не спросил почему. Может, думал, что я грущу из-за него?

– Обещай, что придешь, – настаивал он.

Я подумала, насколько проще все складывалось бы с Лайонелом – нормально, да просто возможно... если бы не моя душа, мой разум, мое сердце, если бы не звездное небо у меня внутри...

Я крепко зажмурилась. «Я буду умницей», – напомнила живущая во мне маленькая девочка. Я оттолкнула ее, потому что не желала это слышать.

Защитить свою мечту, обрести любовь в семье – вот чего я всегда хотела. Тогда почему же так больно?

На следующий день я проснулась от звонка мобильного телефона.

Я очень плохо спала.

– Ника! – пропел голос. – Привет!

– Билли? – пробормотала я, прикрывая веки рукой.

– Ой, Ника, ты не представляешь! Со мной случилось что-то невероятное!

– Ммм... – пробормотала я немного растерянно.

На сердце было по-прежнему тяжело. Эмоции прошлой ночи дымились во мне, как обломки сгоревшего дома, напоминая, что произошло.

– Клянусь, я думала, что это утро обычное, как и все остальные, а оказалось, что нет! Когда бабушка сказала, что в моем гороскопе напротив удачи сегодня стоит три звездочки, я даже представить себе не могла такую удачу.

Я попыталась сесть, пока Билли продолжала тараторить:

– Давай встретимся сегодня вечером! Я обо всем расскажу! Приезжай ко мне! Закажем жареных куриных крылышек и сделаем себе маски из ревеня, которые я нашла в коробках с хлопьями.

– Вечером? – неуверенно пробормотала я.

– Ага. Или ты занята? – спросила Билли с оттенком разочарования.

– Я вроде бы собралась на вечеринку.

– Вечеринка? У кого?

– У Лайонела. Он меня пригласил вчера.

В трубке повисла тишина. Я даже посмотрела на экран, чтобы убедиться, что Билли все еще там. В следующее мгновение ее голос взорвался у меня в ушах:

– Боже мой! Ты шутишь? Он прямо на полном серьезе тебя пригласил?

Я отставила телефон от уха, чтобы не оглохнуть.

– Вот это да! Значит, он тебе нравится? Ой, подожди, а он? Он сказал тебе, что ты ему нравишься?

– Просто пригласил пообщаться, – объяснила я, но Билли не слушала.

– Уже решила, что наденешь?

– Нет, – неуверенно ответила я, – я об этом еще не думала. Но, наверное, ничего особенного, ведь я иду просто поговорить.

– У меня другая идея! – воскликнула Билли. – Я помогу тебе с нарядом! Сегодня я встречаюсь с Мики. Почему бы и тебе к нам не присоединиться? Кстати, бабушка надарила мне кучу косметики, которой я ни разу так и не воспользовалась. Накрасим тебя. А пока то да се, я вам расскажу, что произошло!

– Но...

– Отличный план! Мы скоро за тобой заедем. Захвати с собой несколько вещей! Сейчас я позвоню Мики и договорюсь с ней. Пока! – И Билли отключилась, прежде чем я успела что-нибудь сказать.

Я смотрела на мобильный с открытым ртом. А потом упала на подушку и вздохнула. Билли восприняла новость о вечеринке слишком бурно. Я не могла разделить ее восторг, потому что шла в гости к Лайонелу, чтобы с ним поговорить.

Через какое-то время я вышла из комнаты с пухлой сумкой-шопером и с потухшим взглядом. Оказавшись в коридоре, я поняла, что не могу смотреть на дверь его комнаты. И прежде чем во мне поднялась новая волна грусти, я быстро сбежала по лестнице. Опустив голову, я пошла по коридору к входной двери, продолжая ощущать его присутствие где-то рядом. Каждый предмет так или иначе напоминал о Ригеле. Один рояль чего стоил.

Наконец я добралась до входной двери, полная решимости поскорее выбраться из дома, но дверь сама открылась прямо перед моим носом.

– Ника! – Анна удивленно заморгала. – Ой, извини! Ты куда-то уходишь?

Я пропустила ее в прихожую и сказала, что иду погулять с Билли и Мики. На прощание Анна нежно поцеловала меня в лоб и мило улыбнулась. Внезапно мною овладело чувство вины и отчаяния: Анна не знала, что я раскололась надвое. Она не догадывалась, как сильно я нуждаюсь в ней и от чего я отказываюсь, выбирая ее. Я опустила глаза и пробормотала:

– Ну я пошла.

«Мы с тобой – Творцы Слез... Нет, прочь из моей головы, прочь!» – сказала я про себя, когда шла по подъездной дорожке. Но голос все равно звучал у меня в ушах.

Глазами я поискала машину бабушки Билли, но ее пока не было. Зато на нашей улице стояла другая машина с работающим двигателем. Я подошла к ней поближе, но остановилась, когда увидела за рулем незнакомого мужчину.

– Ника! Это мы! Залезай! – Из окна машины помахала Билли. – Мы тебя уже заждались, – сказала она, пока я устраивалась на заднем сиденье и здоровалась с Мики, которая сидела с другой стороны у окна.

– Извините, – ответила я.

Машина отъехала, и я с неуверенной улыбкой наклонилась к водительскому сиденью.

– Привет! Я Ника.

Мужчина за рулем рассеянно глянул на меня в зеркало заднего вида, а затем снова стал смотреть на дорогу. Я удивленно приподняла брови, а Билли пояснила:

– Он никогда не разговаривает за рулем.

Я посмотрела на Мики, но та невозмутимо жевала жвачку и смотрела в окно.

– Извините, что заставила вас ждать. Это твой дедушка?

Билли рассмеялась так громко, что я подпрыгнула. Я растерянно посмотрела на нее и тут поняла, что автомобиль не едет, как обычно, на юг от города, а направляется на север.

Я мало что знала о жизни Мики. Из школы ее забирали не от ворот, а там, где другие не могли ее видеть. Возможно, она была из бедной неблагополучной семьи и стеснялась своих родственников, чувствовала себя несколько ущербной по сравнению с обеспеченными девочками в нашей школе. По крайней мере, так я себе это объясняла.

Машина наконец остановилась, и Билли прочирикала:

– Вот мы и приехали к Мики!

Как же сильно я ошибалась насчет материального положения семьи Мики! Перед нами во всем своем величии стоял огромный особняк. Массивные колонны поддерживали круглую террасу в стиле либерти ослепительно-белого цвета. Широкая лестница спускалась к кипарисовой аллее, а наверху восседали две каменные кошки, молчаливо и гордо охранявшие вход в дом. Вокруг раскинулся великолепный цветущий сад.

– Ты здесь живешь? – уточнила я, когда Мики вышла из машины.

Она кивнула, засунула руки в карманы толстовки и прошла вперед, а я ошарашенно крутила головой во все стороны. Неподалеку садовник подстригал живую изгородь в форме вздыбленного жеребенка.

– Проходи! – Билли потащила меня вверх по ослепительно белой лестнице.

Массивная дверь из орехового дерева открылась, прежде чем Мики успела к ней прикоснуться.

– С возвращением, мисс!

Нас встретила приветливая женщина, и Билли поздоровалась с ней звонким голосом.

Меня поразил огромный холл с большой хрустальной люстрой.

Женщина помогла мне снять куртку. Мики протянула ей поношенную толстовку. На этот раз я воздержалась от вопроса, была ли это ее бабушка.

– Кто это? – шепотом спросила я Билли.

– Это Эванджелина.

– Эванджелина?

– Домоправительница.

Я завороженно смотрела, как женщина уходит.

– Ты единственный ребенок в семье? – спросила я Мики, когда мы пошли по необъятному холлу. На фоне окружающей роскоши я чувствовала себя маленькой и незначительной букашкой.

Мики кивнула.

– Ее семья принадлежит к древнему аристократическому роду, – сообщила мне Билли. – Хотя дворянства в наши дни не существует. Ее предки были важными людьми. Посмотри, вон они!

Я остановила взгляд на портрете супружеской пары: она в бархатных перчатках, он с большими бакенбардами, оба со строгими и надменными лицами. Потом я посмотрела на полотно, сказать про которое «огромное» значило бы ничего не сказать, с изображением трех персон: хмурый человек с холодными глазами, которые как будто пронзали тебя насквозь; рядом с ним, с виду более добрая, но столь же утонченная, в платье, подчеркивавшем ее черные волосы и светлое лицо, улыбалась красивая женщина, перед ними сидела... Мики? Да, это точно она, в платьице из органзы с аккуратно собранными назад волосами.

– Дай угадаю! Это твои родители, – сказала я, глядя на степенную добропорядочную пару. Отец, правда, больше походил на мраморную статую, чем на человека. Он выглядел таким суровым, что я нервно сглотнула. Величественность фигур немного пугала меня.

Внезапно дверь позади нас распахнулась, мы обернулись, и перед нами появился огромный, как гора, мужчина в костюме от-кутюр с темными, но тронутыми сединой волосами, подстриженной до миллиметра бородкой и хищными глазами. Его породистое лицо кого-то мне напоминало... А! Господина на портрете! Теперь я не сомневалась, что это папа Мики.

Поочередно он посмотрел на каждую из нас, и я вздрогнула, почувствовав желание куда-нибудь спрятаться. Мужчина выпятил грудь, а потом...

– Утенок! – прощебетал он, сияя. И быстро пошел к нам, раскинув руки.

Я в шоке наблюдала за тем, как он схватил Мики и начал кружить ее в воздухе, как ребенка. Наконец он поставил ее на пол и любовно погладил по голове огромной ладонью.

– Уточка моя, как ты? Ты вернулась! – Он потерся щекой о ее щеку. – Как давно мы не виделись?

– С завтрака, папа, – ответила Мики, взъерошенная, как воробей. – Мы виделись сегодня утром.

– А я уже успел соскучиться!

– И мы снова увидимся за ужином.

– Я буду по тебе скучать!

Мики спокойно реагировала на сюсюканье отца, а я в недоумении смотрела на человека, который еще минуту назад своим видом наводил на меня ужас. Теперь он обнимал свою дочь и разговаривал с ней тем же голоском, каким Норман разговаривал с Клаусом, когда хотел его приласкать.

– Ох, Маркус, отпусти ее, дай ей вдохнуть!

Навстречу нам шла великолепная женщина, и, глядя на нее, я поняла, что такую грацию невозможно передать на холсте. Мама Мики была необыкновенно изящной. Ее движения были плавными и текучими, как жидкое серебро, казалось, она шла, едва касаясь пола. Мики была очень на нее похожа.

– Вильгельмина, – женщина улыбнулась Билли. – Привет, рада снова тебя видеть!

– Доброе утро, Амелия! – ответила Билли.

Мики воспользовалась этим моментом, чтобы представить меня:

– Мама, папа, это Ника.

Они одарили меня теплыми улыбками.

– Мы не часто видим у себя в гостях новых друзей дочери, – сказала Амелия. – Макайла не очень общительна. Приятно познакомиться.

Макайла?

Амелия повернулась к дочери.

– Мне хотелось бы, чтобы она хоть иногда надевала что-нибудь новое, но она не желает расставаться со своими безразмерными толстовками. Ох, дорогая... Опять на тебе эта старая хламида...

Амелия говорила про футболку с логотипом Iron Maiden, которая была сейчас на Мики, именно ее я зашивала. Моя панда была на месте. Мики действительно часто ее носила.

– Я ее люблю, – защищалась она, – и никому не отдам.

– Макайла, видите ли, любит эту ветошь, которую она упорно называет футболкой, – сообщила нам ее мама. – Иногда, из страха, что я ее выброшу, она в ней спит...

– Папа, Эдгард потом отвезет Нику? Ей нужно куда-то поехать.

– Конечно, все для моего маленького утенка, – гордо ответил отец.

Я почувствовала себя еще более неловко, когда в холле появился наш шофер, только на этот раз в белых перчатках и с подносом. Отец Мики тут же с заговорщицким видом подошел к нему.

– Эм, Эдгард...

– Да, сэр? – спросил шофер-дворецкий, у которого нос был загнут крючком.

– Ты проверил, не проникли ли к нам сюда молодые люди?

– Да, сэр. Ни один подросток мужского пола не входил в эту дверь.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Замечательно! – торжествующе заключил Маркус. – Ни один юноша не должен приближаться к моему цыпленку!

К счастью, в этот момент он смотрел не на дочь и не увидел красноречивого выражения у нее на лице.

– Ну ладно, мы пошли наверх, – бросила Мики, толкая нас к лестнице.

Мы помахали ее родителям, и они сделали то же самое.

Обстановка в комнате Мики контрастировала с роскошным интерьером дома: стол был завален книгами и нотами, на стенах висели плакаты рок-групп, вырезки из журналов и фотографии. На стуле в углу сидела огромная игрушечная панда.

– Твои родители – замечательные люди, – сказала я, – очень заботливые.

– Да, – ответила она, – иногда даже чересчур.

Раньше я думала, что родители Мики не уделяют ей должного внимания, теперь приятно узнать, что это не так.

– Ты готова? – Билли перевернула сумку, и из нее высыпалась целая куча блестящих коробочек и тюбиков, которые меня просто очаровали. – Давай, садись сюда! – приказала она, усаживая меня на стул. – А теперь закрой глаза!

– И немного этого...

Покалывание на щеках.

– И еще немного этого...

Мне впервые делали макияж; совершенно новое для меня ощущение. В Склепе макияж я видела только у посетительниц или у моделей в журналах, которые иногда оставляла в мусорной корзине кураторша. Мне, бледной большеглазой девочке, было интересно, что они делают, чтобы так сиять. Я стала бледной стеснительной девушкой и не осмеливалась попросить Анну купить мне что-нибудь из косметики.

– Ну вот! – торжествующе произнесла Билли. – Готово!

Я открыла глаза и посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Вау! – выдохнула я, впечатленная результатом.

– Вау, да, по-другому не скажешь, – подхватила Билли.

Стоявшая у меня за спиной Мики смотрела на меня, раздув ноздри и нахмурившись.

– Черт возьми, ты кого из нее сделала?

– А что не так? – спросила Билли, наклонившись и внимательно посмотрев на меня.

Я еще раз взглянула на себя в зеркало: на веках разноцветные тени, на губах пламенная помада, немного выступившая за края, на щеках розовые кружочки, как круглые яблочки.

– Да, – подхватила я, – что не так?

Мы уставились на Мики, и она мученически закатила глаза.

– Я с вами чокнусь, – прорычала Мики, качая головой.

– Тебе не нравится, как я ее накрасила?

– С чего ты вообще решила, что умеешь делать макияж? Ты никогда в жизни в руках кисточку не держала! Дай сюда!

Она выхватила кисточку для теней из руки Билли, раздраженно бросила ее на стол, взяла несколько салфеток для снятия макияжа и энергично провела ими по моему лицу. Билли наблюдала за ее действиями, скрестив руки на груди.

– Ладно, если можешь сделать лучше, вперед! – наконец примирительно сказала она. – А я пока помогу Нике выбрать наряд!

Она подняла с пола мою сумку.

– Одежда здесь?

Я кивнула, и Билли расстегнула молнию и вытряхнула на кровать содержимое. Она осмотрела юбки и блузки с таким вниманием, что мне стало немного неловко.

– Эта кофточка милая... О, и эта тоже... – бормотала она, пока Мики проводила линии по моим векам чем-то влажным и холодным.

– Эта мне нравится... Нет, эта не пойдет... О боже! – вскрикнула Билли.

Я дернулась, и Мики выругалась.

– Вот это! Без вариантов! Ника, я нашла тебе наряд!

Билли победно подняла что-то, и в ту же секунду во мне будто бы сжалась какая-то пружина. Она держала небесно-голубое платье, которое мы купили с Анной.

– Нет, – услышала я собственный шепот, – это не надо.

Я не помнила, как положила его в сумку. Видимо, оно лежало в стопке сложенных вещей в шкафу, которую я и схватила не глядя.

– Но почему нет? – спросила Билли, округлив глаза от удивления.

Если честно, я не знала.

– Оно... для особых случаев.

– А вечеринка не такой случай?

Я начала теребить пластырь.

– Я же говорила... что иду, потому что меня попросил прийти Лайонел. Мне просто нужно с ним поговорить.

– Ну и что?

– Просто... я не собираюсь там веселиться.

– Ника, это вечеринка! – отрезала Билли. – Все там будут нарядно одеты. В этом платье ты будешь потрясающе выглядеть, просто сногсшибательно. Куда еще его надевать, если не на вечеринку?

– И все-таки оно слишком...

– Оно нормальное! – строгим голосом перебила меня Билли. Она искренне хотела, чтобы я была королевой вечеринки. – Все должны увидеть тебя в этом платье, Ника. Ты не будешь в нем выглядеть странно, не бойся. Конечно, ты можешь носить его, когда хочешь, но сегодня... сегодня как раз очень подходящий случай. Ты не пожалеешь, поверь мне. Ты мне доверяешь?

Билли улыбнулась, а затем расстелила платье на кровати. И я поняла, почему она так бурно со мной спорила: Билли хотела, чтобы в моей жизни случился интересный, уникальный, незабываемый вечер. Я никогда не была на вечеринке, никогда не носила такое платье, никогда не красилась, чтобы выглядеть эффектнее, и Билли наверняка это понимала. Она делала это ради меня, чтобы я почувствовала себя особенной.

Однако, посмотрев на великолепное платье, ожидающее меня на кровати, я опустила голову и подумала, что все как-то неправильно и ни к чему. Я знала, для кого хотела бы надеть это платье, но его не будет на вечеринке.

Мики снова приподняла мой подбородок, и, встретившись с ней взглядом, я быстро опустила глаза, чтобы она не заметила в них горечь.

– Смотрите, что я нашла!

Когда Билли успела залезть в шкаф и достать оттуда обувную коробку? Она показала мне светлые изящные босоножки с тонкими ремешками, которые завязывались на щиколотке. Очень милые.

– Это твои? – спросила я Мики.

Она поморщилась.

– Подарок от каких-то родственников. Они мне малы.

– Теперь они твои! – Сияющая Билли протянула мне коробку.

– Я никогда не носила каблуки.

– Давай примерь-ка!

Я надела туфли, и Мики с Билли поставили меня на ноги. Я сделала несколько шагов и чуть не упала, но девушки не видели в этом проблемы.

– Не волнуйся, у тебя есть целый день, чтобы попрактиковаться!

Мы решили, что я не должна снимать босоножки.

Наконец, когда я надела платье и Мики закончила макияж, мне сказали, что я могу посмотреть на себя. Я повиновалась и... потеряла дар речи. Это была я и в то же время не я: густые черные ресницы, сверкающие серые глаза, казавшиеся теперь огромными, и не знаю, чем Мика намазала мне губы, но они напоминали лепестки розы. На щеках розовели легкие румяна, а обычно бледная кожа лица сияла под веснушками матовым блеском. Белая шелковая лента удерживала волосы на макушке, открывая лицо и позволяя нескольким прядям свободно ниспадать на плечи.

На самом деле это была я...

– Похоже, у нее сердечный приступ, – захихикала довольная Билли.

Я развернулась спиной к зеркалу и с улыбкой посмотрела на нее.

– Ну почему я не взяла с собой фотоаппарат?! Ты... боже, ты выглядишь... ты похожа на куколку!

Билли провела рукой по платью, разглаживая ткань.

– Все с ног попадают, когда тебя увидят! Мики, что скажешь?

– Скажу Эдгарду, чтобы он подвез Нику прямо к дому, – пробормотала Мики, глядя на меня. – По улице ей не стоит ходить.

Билли рассмеялась и взволнованно посмотрела на меня.

– Вот увидишь, это будет сказка!

Сказка, да... Я смотрела на свое отражение грустными глазами, пытаясь ощутить такую же эйфорию, но не смогла. Внутри у меня только пустота. Про себя я шептала его имя.

– Ой, Ника, пока ты не уехала, я расскажу вам, что со мной сегодня случилось! – Билли захлопала в ладоши от нетерпения. Я поняла, что она ждала весь день, чтобы поделиться с нами чем-то интересным.

– Так-так, ну-ка, ну-ка, – поторопила я.

– Вы не поверите!

Мы смотрела нее, приглашая начать рассказ. Ради интриги Билли подержала паузу и наконец сообщила:

– Я узнала, кто мне дарит розу!

Наступила тишина. Я смотрела на нее, открыв рот, Мики окаменела.

– Что? – Я нервно сглотнула.

– Да-да, вы правильно услышали! – закивала головой Билли, сияя от радости. – Сегодня утром я пошла в магазин, и, когда шла по парку, на меня налетела такса. Боже! Потом появился парень, ее хозяин, и слово за слово мы с ним разговорились. Я узнала, что он учится в нашей школе! Мы продолжали болтать, и он даже проводил меня до магазина. Мы смеялись и шутили, а потом знаете, что он мне сказал? Что он рад, что Финдус, это его такса, столкнулся со мной, потому что у него наконец-то появился повод со мной заговорить. Оказывается, он давно хотел со мной познакомиться, но стеснялся. И тут меня осенило! – Глаза Билли блестели. – Я прямо спросила его, не он ли каждый год дарит мне розу. Короче, я решила сразу все выяснить! Он спросил: «Какую розу?» – «Белую, – объяснила я, – ту самую, которую я получаю от загадочного незнакомца в День сада». И что вы думаете, он ответил? Знаете, что он сказал? Он сказал да!

Билли ждала от нас бурной реакции, но ее не последовало.

Я боялась посмотреть на Мики.

– То есть ты уверена, что это именно он? – осторожно спросила я, прочистив горло.

– Ага! На все сто! Видела бы ты, как он смущался. Он даже боялся посмотреть мне в глаза! – Билли снова захлопала в ладоши, и ее локоны красиво заколыхались. – Это он! Кто бы мог подумать, что я столкнусь с ним нос к носу, то есть с его собакой.

– Нет.

Мики по-прежнему стояла неподвижно, как каменная статуя, но что-то в ней надломилось.

– Это не он.

– Сначала мне тоже в это верилось с трудом! Клянусь, я никогда не думала, что такой милый парень...

– Нет, – снова сказала Мики. – Он тебе соврал.

– Ну, – Билли с улыбкой покачала головой, – Я так не думаю. Он ведь прямо мне сказал...

– И ты ему веришь? Веришь какому-то парню?

– Почему бы и нет?

– Может быть, потому что он сказал то, что ты хотела услышать?

Билли заморгала, на ее лице промелькнуло сомнение.

– А если и так, – задумчиво произнесла она, – что в этом плохого?

– «Что в этом плохого?» – повторила Мики сквозь зубы. – То, что ты слишком наивная и даешь себя одурачить!

– Ну с чего ты так решила, а? Ты его даже не знаешь!

– Мне и не надо его знать. Достаточно того, что я хорошо знаю тебя.

– Ну я девушка легкомысленная, да! Но мы с ним гуляли все утро!

– И что? Теперь можно верить любой ерунде, которую он скажет?

Билли вздернула подбородок, нахмурившись.

– Если бы я знала, что ты так отреагируешь, не стала бы ничего рассказывать.

Мики нервно сжала кулаки.

– А какой реакции ты ожидала?

– Я думала, ты за меня порадуешься! Вот Ника за меня рада! – И Билли повернулась ко мне. – Ведь правда?

– Я...

– То есть я должна радоваться, что первый встречный крутит тебе мозги, а ты вроде как и не против?

Разговор принимал дурной оборот, и мне это не нравилось. В воздухе нарастало трескучее напряжение.

– Ничего он мне не крутит! Он сказал...

Мики рявкнула:

– Это не он!

– А я говорю, он! – рявкнула в ответ Билли, сжимая кулаки. – Хватит уже считать себя самой умной!

– Хватит уже верить любой чепухе!

– Почему? – Билли рассмеялась, ее тон смягчился. – Почему тебе так трудно смириться с тем, что я кому-то нравлюсь?

– Потому что ты чувствуешь себя слишком одинокой, чтобы видеть дальше своего носа!

Мики поняла, что сказала лишнее. В глазах ее лучшей подруги промелькнуло удивление. Я смотрела на них, затаив дыхание, и чувствовала приближающееся землетрясение.

– Ах вот в чем дело! – прошептала Билли, с обидой глядя на Мики. – Ну да, тебе виднее, ведь твои родители всегда рядом, поэтому ты можешь смотреть на мир свысока.

– Ну что ты говоришь? – упрекнула покрасневшая Мики.

– Ты всем всегда недовольна! Всегда! Ты даже не можешь порадоваться за меня!

– Это не он!

– Ты бы этого хотела! – воскликнула Билли. – Ты не хочешь, чтобы это был он! Ты хочешь, чтобы я оставалась одна, как ты, потому что, кроме меня, тебя никто не может выносить!

– Ой, ну извини! – закричала Мики. – Извини, если в четыре утра тебе некому позвонить, кроме меня! Наверное, тебе очень неприятно признаваться мне, как ты одинока!

– Тебе нравится, когда я тебе звоню! – Билли заплакала. – Потому что у тебя больше нет подруг! Из-за твоего дурацкого характера никто не хочет с тобой связываться!

– Это не он!

– Прекрати!

– Это не он, Билли!

– Почему? – закричала та.

– Потому что это я!

Билли перестала плакать и растерянно уставилась на Микки.

– Что? – пробормотала она.

– Это я, – тихо повторила Мики, – это делаю я.

Впервые на моей памяти Билли смотрела на подругу с тревогой и болью.

– Неправда, – пробормотала она, – ты все придумываешь.

– Ни грамма.

– Нет! – выпалила Билли. – Не ври! Ты врешь!

Мики молчала. И убежденность Билли рассыпалась, наткнувшись на это каменное молчание. Она медленно покачала головой.

– Нет, я тебе не верю, – прошептала Билли, словно пытаясь убедить в этом саму себя. – Зачем бы ты стала это делать? – Она сощурила глаза. – Из жалости?

– Нет.

– Тогда, может, ради прикола? – слезы вновь потекли по лицу Билли. – Хотела меня разыграть?

– Нет!

– Чтобы я перестала ныть тебе про свое одиночество? Поэтому?

– Слушай, ну хватит уже!

– Скажи мне правду! Скажи мне раз и навсегда!

В ответ Мики совершила отчаянный жест, потому что иначе не могла выразить то, что чувствовала: подошла к Билли, обхватила ладонями ее лицо и прижалась к ней.

Все произошло слишком внезапно. Глаза Билли наполнились ужасом, и в следующее мгновение она изо всех сил оттолкнула Мики. И отпрянула сама, прижав запястье к губам, дрожащая и потрясенная. Она смотрела на свою лучшую подругу так, как смотрят на кого-то, кого знают всю жизнь, с кем делятся улыбками и слезами. И я, казалось, услышала, как под этим взглядом разбилось сердце Мики.

Затем Билли вскочила и выбежала из комнаты. Я побежала за ней.

– Билли! – крикнула я и остановилась, видя, как она исчезает в конце коридора.

Из комнаты вышла Мики. Она еле сдерживала слезы. Я протянула к ней руку, но она прошла мимо и направилась в противоположную сторону коридора. Я вертела головой, не зная, за кем идти.

Никогда не видела, чтобы они так ссорились, никогда... Порой они говорили друг другу ужасно обидные вещи, говорили и в шутку и всерьез, но обеим было понятно, что за жесткими словами ничего не стоит. Однако гнев способен выявить худшее даже в самых хороших людях.

Я подумала о Мики и о том, что творится с ней сейчас, когда ее сердце разбито. И все же она привыкла справляться с эмоциями и умела держать себя в руках. У нее сильный характер.

А Билли слабее, уязвимее, и сейчас она ужасно расстроена... Я повернулась и побежала в ее сторону, открывая двери одну за другой, пока не нашла ее в комнате, которая, судя по обстановке, была предназначена для чаепитий.

Билли сидела на полу, обхватив колени руками и опустив голову. Я осторожно подошла к ней и поняла, что она плачет. Я села рядом и приобняла ее. Не хотелось быть навязчивой, но все опасения исчезли, когда в ответ она обхватила мою руку и крепко прижалась к ней.

– Тебе необязательно здесь оставаться, – прошептала она охрипшим голосом. – Не беспокойся обо мне... Езжай, а то опоздаешь на вечеринку.

Но я покачала головой, сняла босоножки и сказала:

– Нет, я остаюсь с тобой.