глава шестая. «быть может пройдёт голова».
Вечерняя чашка чая
и бесконечно длившийся день.
От этого сильно устал я.
Хочу наслаждаться мгновеньем,
но вновь ко мне ломятся тени.
Я слышу их крик в бесшумном дожде.
Лишь тихо срываются капли
с прекрасных серых небес.
Парят в бесконечных проблемах,
разбиваясь о землю надежд.
Устал я от жалких попыток
не сделать больно себе.
Быть может, пройдёт голова,
и солнце проснётся в обед.
Но лишь я исчезнуть посмею,
и сразу начнётся рассвет.
«Вечерняя чашка чая» — Cypress Leaves.
Глава шестая. «Быть может, пройдёт голова».
Прошло две недели, сегодня 18 ноября. День был поистине холодным. Словно зима началась раньше времени. Небо было полностью затянуто необыкновенными синими тучами. Смотря на них, вспоминались глубокие ночи детства. Когда Джисон, плача, смотрел в потолок, вспоминая записку Чонина и последний яркий смех Сынмина. А после шёл в ванную вытирать слёзы и кровь с рук. Зимой всегда светлее, и от этого даже как-то страшно. Всё становится серым и никому ненужным. Люди падают, поскальзываясь на льду. Это всё снег, это он промышляет свои злобные игры. Если Дождь нагоняет тоску и печаль, но после жалеет, то Снег наоборот. Ему нравится играть с людскими душами. Оттого-то он и идёт уже третий день. Ходить по дороге с каждым днём всё опаснее и опаснее, один неверный шаг и ты летишь с большого склона прямо в обрыв, разбиваясь о прошлое.
Джисон сидит на кухне, разглядывая вечерний пейзаж за окном. Там солнце тихо садится, отдавая последнее тепло в квартиру Хана. Птицы сидят на балконе, обсуждая сильные заморозки. Они громко возмущаются, потому что тоже, как и люди, не были готовы к столь быстрому похолоданию. В высоких домах загораются окна. Люди боятся тьмы и в этом вся их проблема. Боятся столкнуться с неизбежным. Винят судьбу и жизнь, словно кто-то отвечает за них, а не они сами. Хан смотрит на Минхо, а у него лучи солнца застревают в волосах, делая их лишь ярче. И весь цвет ржи начинает блестеть золотом. И так по-настоящему прекрасно наблюдать за тем, как он выпускает дым из своих лёгких, наполняя комнату шоколадным и вишнёвым вкусами, которые смешиваясь, становятся одним целым.
Его утончённые черты лица. Джисон любил подолгу рассматривать Минхо. Хан просто разглядывал его красивые ямочки на щеках и улыбался. Смотря влюблённо, он замечал, как тише становится шёпот, звонче становиться взгляд. Смущённо отводя глаза куда-то в сторону, он слышал как ярко начинал смеяться Минхо. От этого сердце стучало быстрее, а душа становилась живее. И простые бездонные карие глаза, они будто тоже сделаны из шоколада. Словно сам Минхо состоит из шоколада. Он тает в руках Джисона каждый раз. Он тихо сопит, заставляя плавиться Хана. И пальцы его больше не были холодными. Наоборот, они были настолько горячими, что обжигали. На местах прикосновений Минхо оставались ожоги. Иногда приходилось надевать ещё более закрытую одежду. Нельзя было это показывать. Хан соврёт, если скажет, что не любуется этим. Иногда вечером он встаёт перед зеркалом и рассматривает творения Минхо, что так чудесно украшают его отвратительное тело. Джисон не знает: это он стал немного больше любить себя или это Минхо так на него действует?
Они встречались две недели и за это время единственным местом встреч была квартира Джисона. На улице было опасно, там вечно шёл снег, а дома было безопасно. Тут, под одеялом в «комнате Минхо», стояла вечная жара. Они утопали в одиночестве друг друга. Делая его от этого лишь больше, но ощущали меньше. Всему простому объяснению были прикосновения. Жаркие, яркие и воспламеняющиеся. Первую неделю они просто лежали в обнимку, разговаривая на разные темы, иногда целовались. Больше не было. Ровно до тех пор, когда новые чувства настолько закрутили Джисона, что вместо обычного поцелуя он стал опускаться ниже, пока не понял, что они делают. На талии отпечатались руки Минхо, волосы были растрёпаны, а сам Хо тихо и мирно спал рядом, сопя куда-то в плечо Джисону. Хан был счастлив, по-настоящему счастлив. Он засыпал, зная, что завтра в университете увидит Минхо. Хан знал, что Хо всегда будет рядом и чтобы не случилось, какая бы новая рана не открылась — он всегда будет рядом. В этом весь его любимый Хо.
Шторы в «комнате Минхо» всегда были занавешены и включён светильник с яркими лампочками и небом, что было похоже на вселенную. Минхо дарил Джисону целый космос, поэтому он включил его в комнате, где они чаще всего находились.
Их отношения можно было назвать «тёплыми». Они были друг для друга обогревателями. Согревали эти вечно мёрзнущие пальцы и уши. Рядом с ними этот суровый ноябрь и отвратительная будущая зима, становились жарким летом на волшебном пляже с чарующей водой. Глаза становились стеклянными, если они не виделись больше трёх дней. В университете всё было по-прежнему. Те же пары и студенты, которых Хан всё никак не мог запомнить, те же коллеги. Из нового появились лишь лёгкие поцелуи, когда они оставались одни. Разговоры стали чаще, а Джисон — счастливее.
Да, за это время он и в правду стал чувствовать себя лучше. И Минхо тоже. Мысли о смерти куда-то делись, а Мир стал ярче! В буквальном смысле. Все эти серые здания и белый холод больше не казались чем-то тоскующим, наоборот, во всей этой страшной красе Хан замечал яркие витрины и разноцветные гирлянды. Красивые рекламы и всё те же волосы цвета ржи. Джисон влюблён самой чистой и искренней любовью, какая только может существовать на этом свете. Как жаль, что всему приходит конец.
◎ ◎ ◎
Поднявшись на крышу дома, где жил Джисон, парни наблюдали за вслед уходящим солнцем. Что раскинув свои большие объятия, дарило тепло и уют. Они сидели на пластиковых стульях, одетые уже по-зимнему. И, держась за руки, наслаждались моментом утекающих мгновений. Можно ли размышлять о жизни, когда сам ещё не научился жить? Хан не знает, но судит. Он думает о том, что сейчас происходит. Минхо и Джисон в отношениях, в тайных. И не потому, что если кто-то узнает, то одного уволят, а второго отчислят — нет. Они в отношениях тайн своего прошлого. Сколько бы времени не прошло, если человек не захочет принять и отпустить этот опыт — ничего не произойдёт. Люди привыкли пускать на самотёк свои жизни, совершенно забывая, что они живут, а не кто-то другой. Первый человек, который всегда придёт к тебе на помощь — это ты сам. Ни родители, ни родственники, ни друзья, ни любимый партнёр... Они никогда не будут знать тебя на все сто процентов. У каждого из нас есть тайны. И это нормально что-то не говорить. Вы не обязаны делиться всем, если не хотите. Иногда случается так, что человек, которому ты доверяешь и веришь, не понимает тебя. И это тоже абсолютно нормально. Нужно научиться жить одному. Верить в себя, но и про веру в людей и Мир не забывать. Не стоит сразу обрубать мосты с фразой: «Завтра начинаю день с чистого листа!». Не начнёте. Не обманывайте себя. Перемены нужно начинать постепенно. Иначе ручка, которой вы пишите, замарает весь листок чёрными каплями прошлого. И уже остальной блокнот пропитается всей этой невыносимой печалью и убивающей тоской. Прошлое — это опыт, из которого нужно вынести урок. И никогда не повторять его. Лишь изредка переворачивать страницу блокнота назад, посмотреть кем вы были и кем стали. И продолжить писать своё счастливое настоящее.
Холодная тоска пропитывала город, но только на крыше двенадцатиэтажного дома нежное счастье защищало парней.
— Хан, знаете, я вот всегда думал, — начал Минхо, чуть крепче сжимая ладонь Джисона, — почему же я так поступал? Почему я спал с женщиной отца и почему я выливал свою внутреннюю боль наружу, на своё тело? — смотря на уходящее солнце, спрашивал Минхо.
Хан помолчал с минуту, оглаживая его пальцы. Он вновь заметил, как красиво блестит чёлка Минхо, окрашиваясь в чуть розовый цвет.
— Ты спал с ней потому, что только так ты мог получить то тепло, о котором мечтал. Даже если после этого ты себя ненавидел и винил. Но ведь в тот момент тебе было хорошо?
— Да... — смотря куда-то вдаль, отвечал Минхо.
Джисон только сейчас заметил эту небольшую родинку на его носу, хотя целовал её миллион раз. Минхо так светился, что казалось, будто он ангел. Ещё немного и он вознесётся на небеса. Вернётся туда, откуда однажды упал. Получится ли это сделать без крыльев?
— А резался ты, потому что больше не знал, как справиться с болью. Это словно играть в пятнашки и никогда не выиграть. Переставлять с места на место, ожидая конца, — Хан даже сам задумался над своими словами.
— Интересно звучит, — кладя голову на плечо Джисона, говорил Минхо.
— А-ага.
Они молчали. Солнце уже почти село.
— Хан...
— Просто Джисон. Хватит уже обращаться на «вы».
— Хорошо, тогда... Джисон, расскажи, что ты чувствовал в момент, когда сделал это?
— Сделал, что?
— Вскрыл вены.
— Ничего. Я ничего не чувствовал. Просто ничто. Мне не было больно или обидно, я никого не жалел. Сделав это, мне стало спокойней. Я ощущал лишь небольшую боль и то, как вода затекает в пространство раны. На этом, пожалуй всё. Сложнее было проснуться в больнице и понять, что я жив. Вот, что действительно было трудным.
— Ты жалел?
— Что остался жив? — переспросил Джисон.
— Конечно! Ещё как! Я думал вновь взяться за шприц, но денег не было, а уколы стоили дорого. Получить передоз от таблеток не самый лучший вариант. Поэтому вновь я не решился. И как видишь — не зря! — Хан улыбнулся, освещая лицо Минхо счастьем.
— Я рад, что ты вновь не сделал этого, иначе сейчас я был бы один, — шептал Минхо.
Солнце ушло на вечный покой, что закончится утром. Парни сидели чуть замерзая. Мороз уже прокрадывался к ним, забирая все шансы, которые они хотели получить, которые у них были. Всё-таки жизнь — интересная штука, даже необычная. Сейчас ты здесь, ты есть, а через пять секунд ты уже там, в вечном потоке небытия. Смотришь на все кадры, моменты. Плачешь от жалости к тому, что больше никогда не существует. И плакать — это хорошо. Некоторые не умеют плакать. Поэтому если у вас есть эмоции — проживайте их. Пусть это негатив, обида, злость. Всё нужно прожить. Джисон проживал эмоции как только мог, сам иной раз даже не понимал этого. А зря.
(авторка тоже не умеет плакать, поэтому давайте учиться вместе! :))