глава третья. «твои окоченевшие пальцы».
Плохо.
Идти по замерзшим улицам,
тут люди жить не хотят.
Они борются с чувством ответственности,
и жизни вдохнуть хотят.
Они губят себя словами,
таких же пустых людей.
Не могут уснуть ночами,
к ним тени долбятся в дверь.
«Чувство ответственности» — Cypress Leaves.
Глава третья. «Твои окоченевшие пальцы».
В пятницу Джисон сходил в больницу, проверился. Травм нет, с ним всё в порядке. С понедельника уже можно выходить на работу. Он провалялся дома целых две недели. Они пролетели настолько быстро, что Хан даже не заметил. Если бы не напоминание, то он бы и не вспомнил о том, что ему надо на приём.
За это время Джисон словно немного ожил. Он не знал как назвать это чувство. Было плохо, но не на столько, как раньше. Возможно, этому поспособствовал Минхо. Этот студент писал ему каждый день. Скидывал какие-то мемы, фотографии уличных котов, фотки с пар. Так странно получать от кого-либо сообщения. И сам того не заметив, Хан стал ждать от него сообщения. Иной раз как-то хотелось завязать диалог, поэтому он писал сам. Это была какая-то ерунда, но после таких сообщений они всегда начинали общаться. Джисон сам не заметил, как стал привязываться к парнишке, с волосами цвета ржи. А сердце такое доброе, что как-то раз ненароком Хан подумал, что хотел бы подержать в руках эти тонкие запястья и наверняка тёплые руки. Хотя они у него постоянно белые, возможно, что они ледяные. И если так, то Джисон хотел бы согреть их.
Хан идёт на работу в чуть приподнятом настроении, сегодня легко и свободно. Он дышит полной грудью, вдыхая приятный аромат октябрьского ветра. Совсем скоро начнётся зима. Дождь отдаст свой пост снегу, зная, что работу тот выполнит ни сколь не хуже. Они боятся Дождя, но не знают на что способен Снег.
Пары пролетели очень быстро. Студенты были рады возвращению их любимого учителя, всё-таки отсутствовал он целую неделю. Поэтому сегодня на занятиях они в основном смеялись. А на паре, где присутствовал Минхо, лекцию они толком-то и не прошли. Джисон слушал истории студентов и громко смеялся, попутно ударяя ладонью по парте.
Минхо предложил посмотреть фильм вместе. Хан согласился. В его квартире, где был холод и вечная тьма, стало появляться солнце. Оно закрадывалось в дом через стеклянные окна и выгоняло всю эту ужасающую грязь. И чертёнок, живший в пустоте Джисона, начал возмущаться. Но Хан не слушал его. Ещё совсем немного и он станет счастливым. И прошлое отвалиться кровавыми корками с некогда разодранных колен. Падать всегда больно, а подняться порой просто невозможно. Некоторые могут встать сами. Поднять велосипед, с которого недавно упали. Дойти до дома, обработать всё и поехать дальше, не боясь очередного падения. А некоторые остаются лежать до тех пор, пока им кто-то не поможет. Но ведь бывает так, что ты один. Незнакомец не станет тебе помогать, а близкого нет. И что тогда делать? Кто-то встаёт через боль, через силу и горькие слёзы. А кто-то так и остаётся лежать, ожидая спасения.
Джисон лежал и ждал, что его спасут. Правда сам он этого не осознавал. Он думал, что так и останется на горячем асфальте с разодранными коленями и локтями. Но его спасли. Небольшая поддержка и внимание, и Джисон уже привязался. Он и вправду привязался к своему студенту, хоть это и запрещено правилами университета и его личными принципами.
Хан подготовил всё для совместного вечера. Они заранее договорились о еде, поэтому доставка приедет как раз к тому моменту, когда Минхо только перешагнёт порог квартиры. Телевизора у Джисона не было, но был ноутбук. Он подумал, что этого вполне могло хватить. На полу в хаотичном порядке лежали подушки и пару одеял. Хан всё постирал. Теперь его квартира была безупречно чистой, он даже посуду сразу после приёма пищи мыл. На столе лежала полупустая пачка красного ричмонда, а рядом с ней хрустальная пепельница, которая благополучно была украдена из клуба. Нет, Хан не всегда такой, вернее сказать, не всегда в таком состоянии. Иногда наступают моменты эйфории, тогда он полностью уходит в отрыв, но обычно после этого он около полугода не выходит из дома.
Стук в дверь. Кто-то пришёл. Минхо?
— Кто там? — спросил Джисон. Он никогда не смотрит в зрачок, потому что с другой стороны всё также прекрасно видно.
— Преподаватель Хан, это Минхо.Джисон открывает двери, встречая парня ярким светом своей улыбки.
— Проходите.
— Спасибо, как вы себя чувствуете? — спрашивал юноша, вешая на вешалку своё пальто молочного цвета.
— Я отлично, спасибо! — воодушевлённо отвечал Хан, — вы как себя чувствуете?
— Я тоже хорошо, спасибо!
— Сразу приступим к просмотру?
— Можно, а еда уже тут?
— Да, курьер минут десять назад принёс её.
— Отлично!
Парни заблудились внутри глубокой комнаты с названием «гостевая», единственным гостем в доме Джисона был Минхо. Можно ли назвать эту комнату «комната Минхо»? Вполне. Ли переоделся в домашнюю одежду, которую принёс с собой, и, сев за маленький обеденный столик, стал выбирать, что посмотреть. А Джисон в это время разогревал еду на кухне. Так иногда бывает, что в твоей жизни появляется человек, ради которого ты готов на всё. И зачастую это ошибка. Привязываться к людям настолько сильно — плохо. Но Джисон не знает этого. Вернее, не осознаёт. Он привязывался даже к парням, с которыми был знаком всего ночь. Его не научили любить. Как он мог научиться, смотря на отношения своих родителей? Их тоже никто не учил, поэтому они и выросли такими. Правда, что с родителями сейчас, Джисон не знал. Он перестал общаться с ними, как только ему исполнилось девятнадцать. Единственное, что делали его родители — заставляли любить. Но быть зависимым от человека и любить — разные вещи.
Выбор пал на фильм «Одиночки», снятый режиссёром Хон Соныном.
Приготовив еду и включив фильм, парни погрузились в атмосферу их жизней. Свет был выключен. Солнце уже почти село, вновь бросая квартиру в ночную и холодную тьму. Все старания, чтобы прогреть её, казались тщетными. Парни знатно так замёрзли, хоть и отопление давно включено, а в комнате +26. Картинка менялась, а звук этого фильма был такой тихий, что казалось, они смотрят вовсе без него.
Джисон, сам того не понимая, случайно касался ноги Минхо. Чувствовать это он начал тогда, когда что-то тёплое и приятное стало покалывать в бедре, будто разряд тока. Минхо ещё сидел, кушал, а Хан давно лежал. И даже в этой темноте Джисон мог разглядеть то, как бледное лицо Хо становится всё более и более красным, словно та пачка полупустого вишнёвого ричмонда на столе. Упаковка у сигарет была красной и Минхо тоже. Даже забавно. Джисон легонько посмеялся в ладошку и продолжил смотреть, но не фильм. Он смотрел на Минхо, который сидел к нему спиной в турецкой позе и жевал рамён. Свет от ноутбука, падающий на его прекрасные волосы, окрашивал их совершенно в иные цвета. И кончик носа, изредка становившийся синим, был настолько привлекательным, что Хан сам не понял, как уже минут десять, наблюдает за тем, как ест Минхо. Волнующее чувство блуждало глубоко внутри Хана, оно было приятным, словно бабочки в животе и горле. Джисону нравилось наблюдать за тем, как Минхо ведёт себя рядом с ним. Что-то было необычное в этом парне. Ему хотелось доверять, хоть с этим и были проблемы. Доверять сложно. Сначала надо научиться доверять себе, а потом уже другим. Но тут...
Они уже вместе лежали на полу, укутавшись в одеяла и положив под голову пару подушек. Джисон мог поклясться, что слышал, как быстро колотилось сердце Минхо. Оно буквально готово было выпрыгнуть. А всё из-за того, что тёплые пальцы Хана, прикасались к холодным фалангам Минхо. Хан не решался, боялся. Ещё рано. Они общаются всего-то две недели. Но попробовать всё-таки стоит.
Джисон взял его за руку со словами:
— Ваши руки, Минхо, такие холодные, словно первый апрельский день, — прикасаясь к фаланге большого пальца, говорил Джисон.
— А ваши такие тёплые, словно первое купание в летней реке, — неловко разрешая своему преподавателю сплести их пальцы, отвечал ему Минхо.
— Если хочешь, можешь взять меня за руку, хоть чуть-чуть согреешься, у меня, по всей видимости, холодно в квартире.
В квартире было тепло. Просто, когда тело готовиться к смерти, оно начинает охлаждаться. Поэтому люди часто начинают паниковать, когда их любимый человек или родственник говорит, что очень замёрз.
Минхо так и сделал. Он аккуратно прикоснулся к Джисону. Они не смотрели друг на друга, всё их внимание было погружено на экран ноутбука. Но пальцы рук были переплетены в безмятежном спокойствии. Сначала ладонь Джисона начала замерзать, но после загорелась ярким пожаром, запуская цепную реакцию во всём теле. Теперь в холодной квартире, что полностью пропахла вишнёвым ричмондом и бесконечными отчаянными мыслями, стало на градус теплее. За окном всё также лил дождь. На следующей неделе уже обещали снег. Джисон любил зиму, но он не знает, что именно после этой зимы, он начнёт её ненавидеть.
Фильм кончился, титры прошли. Экран ноутбука резко стал чёрным и в комнате воцарила растерянная тишина. Минхо часто дышал, словно чего-то боялся. А Хану было спокойно, он чувствовал себя в безопасности. Ещё минутка и Джисон уснёт, не разрывая горячих касаний с руками Минхо.С улицы в окно стучал тревожный дождь, а гром тихо шептал свои скорбящие поэмы.
— Преподаватель Хан, — шептал Минхо, поворачиваясь и пододвигаясь ближе к Джисону.
— Могу я вас обнять?
— Да, — прошептал Хан в ответ, не нарушая тишину.
Минхо легонько заполз под одеяло Джисона и, положив свои холодные руки на его тело, обнял. Хан повернулся лицом к своему студенту; они были слишком близко. Взошла луна, теперь она немного освещала комнату. Хан видел каждую его трепещущую ресничку и небольшие точечки родинок. Мог разглядеть каждую морщинку и звёзды в его глазах. Он видел в них бесконечное пространство надежды и детской, такой искренней любви, что не боялась быть осуждённой. Хан чувствовал его тяжёлое дыхание и то, с какой болью поднималась его грудь от каждого вдоха.
Они сели. Руки Хана поползли к лопаткам Ли, аккуратно устраиваясь там, чувствуя сломанные крылья Хо. Их когда-то оборвали с такой яростью, что вырасти теперь они никогда не смогут. Огромные шрамы, торчащие кости и кровоточащие трещинки, он чувствовал всё это через серую футболку. Руки Джисона ослабли от этой боли, он уткнулся носом в его плечо и стал отчётливо слышать громкие удары раненого сердца Минхо. Когда-то с такой же скорость порхали и его крылья, но сейчас они похоронены глубоко под землёй и гниют в жестоком горе. Хо растворился в этом моменте, его тело напомнило Хану зефирку из магазина, которую разогрели в микроволновке. Такое же мягкое и тёплое, но немного худое и слабое тело. От каждого прикосновения оно трясётся, но и умереть боится.
— Вы тёплый, а я замёрз, — прошептал Минхо.
— Я согрею вас, всё хорошо, — в ответ шептал Джисон, накрывая их одеялом.
— Что произойдёт если я вас поцелую, преподаватель Хан? — говорил Минхо где-то в районе уха Джисона, отчего из-за столь горячего дыхания кончики ушек стали краснеть от смущения и такой странной близости. Как же приятны эти необычайные чувства.
— Мы души, раненые своей жестокой судьбы. Мы не умеем любить и до сих пор живём прошлым. Я не смогу отказать.
Говоря это, Джисон тонул в его глубоких глазах цвета тёмного леса. Умирал и возрождался в каждых его еле заметных веснушках и родинках, в этом прекрасном и аккуратном носике, в губах красивой формы. Взгляд Минхо был таким чистым и по-детски забавным, что Джисон не смог сдержать улыбку, мягко даря её Ли. Тот засмущался, опустив голову вниз, и вроде как улыбнулся. Хан, касаясь своими рукам его тонких, почти что тёплых запястий, перебирал пальчиками каждую его мурашку на предплечьях, обводя созвездия из родинок. Он коснулся лица, отчего оно вспыхнуло ярким светом летнего заката. Джисон невольно поддался вперёд, видя, что глаза у Минхо уже закрыты. При таком расстоянии он смог разглядеть его маленькие красные стрелки, что были похожи на остриё ножа, которым игрался Джисон. Он прикоснулся к губам и, боясь сделать что-то неправильно, неумело сжал их. Хан почувствовал, как Минхо улыбался сквозь поцелуй, он сделал то же самое и стал чувствовать себя более уверенно, когда руки с лица переместились на талию, прижимая Минхо ближе к себе. Ладони Ли давно запутались в пушистых русых волосах Джисона. Его тонкие пальцы немного оттягивали каждый волос, создавая болезненное ощущение на голове. Но Хан не чувствовал этого. Сейчас он ощущал лишь редкие вздохи Минхо и яркий вкус шоколадного ричмонда, что тоже поселился в квартире Джисона.
Разрывая поцелуй, они смотрели друг на друга. Волосы у обоих были растрёпаны, а сердце колотилось так, словно они километра три пробежали. Губы были слегка красные и опухшие от недавних касаний. Джисон не знал что делать дальше, поэтому просто обнял, чувствуя, как Минхо полностью расслабился, даже держать его стало немного тяжело.
Они так и уснули. Сегодня они разделили их одиночество на двоих, согрелись тёплыми прикосновениям и правдивыми разговорами. Возможно, это вылилось бы во что-то большее, чем просто зависимость, если бы не тот проклятый декабрьский вечер и скользкая дорога, после недавнего проливного дождя со снегом и самой страшной молнией в жизни парней. Быть может Дождь пожалеет их и поможет, но доверие его весьма переменчиво. Один неверный шаг — и вот ты уже летишь в самую пучину смерча. И ведь знаешь, и понимаешь, что выхода оттуда нет. Никто никогда не выбирался из этой пустой дыры.
◎ ◎ ◎
Всю ночь Джисон чувствовал чужое присутствие и от этого было так необычно, даже приятно. Рядом с тобой есть кто-то, кто жив, а не эти вечные галлюцинации с другом. На удивление ко всему, Сынмин появлялся только тогда, когда Хан был один. Зачастую он просто стоял где-то в углу с тем самым мячиком. Иногда, когда Джисону было очень плохо, Мин говорил с ним. Но чаще молчал, маяча в углу.
Минхо спал словно младенец, он был полностью погружён в сон. Джисон же изредка просыпался, проверяя не новые ли это галлюцинации, нежно касаясь мягких и пушистых волос студента. И удостоверившись в реальности происходящего, вновь погружался в сон.
Джисон уже не спал. Было около пяти утра. Он боялся шевельнуться, потому что под его боком спал Минхо. Хан вообще старался не шевелиться, ожидая пробуждения ночной ошибки. Да, это — ошибка. Джисон преподаватель, а Минхо студент. И это не правильно. Их не должно связывать что-то большее, чем университет. А сегодня Хо спит у него в квартире, к тому же, вчера они поцеловались. Теперь они знают друг про друга всё. Они поделились всем и секрет, который так скрывал Джисон, теперь кто-то знает. Кто-то, кто не исчезнет из его жизни с наступлением рассвета. Хо останется с ним ещё как минимум на года три, а если решит пойти в аспирантуру — то навсегда.
Почувствовалось некое движение, Минхо проснулся. Хан решил действовать незамедлительно.
— Знаете, Минхо, мне кажется это немного неправильным.
— Что именно? — садясь в турецкую позу и почёсывая левый глаз, спрашивал Минхо.
Джисон заметил, что сейчас он очень милый. Серая футболка немного сползла, оголив плечо, волосы торчали в разные стороны, словно обрубленные еловые пни. А его неземные глаза были полузакрыты.
— Наш поцелуй и эта ночь, — Джисону было стыдно.
— Преподаватель Хан, вы думаете, что это неправильно? — Минхо смотрел на его такими глазами, что хотелось всё бросить и вновь обнять его, но это неправильно. Неправильно целовать и обнимать студента. Неправильно желать остаться на подольше с ним. Неправильно рассказывать о своём прошлом. Неправильно что-то чувствовать к нему.
— Вы мой студент, а я всего лишь ваш больной преподаватель, — сидя напротив Минхо, шептал Джисон.
— Вы мне нравитесь, преподаватель Хан, — из стеклянно-пустых глаз полились ручейки разбивавшихся надежд.
— Минхо... — опустив голову вниз, всё также шептал Джисон.
— Я понимаю, всё понимаю, — парень с волосами цвета ржи стал старательно вытирать реки на своих щеках.
— Мы будем зависимы друг от друга, хотя — уже, — взяв Хо за тонкие запястья и переплетая окоченевшие пальцы, говорил Хан.
— Возможно ли то, что мы сможем вырасти во что-то большее? — Минхо стал крепче сжимать их ладони.
— У больных людей здоровых отношений не бывает. Я имею психологические проблемы и ты тоже. Мы зайдём за край, если пойдём на эти отношения.
— Мне так хочется со всей силы вас поцеловать.
— Прости, Минхо... Пожалуйста, прости. Я уверен в тебе, но не могу сказать того же про себя, прости меня, пожалуйста.
— Всё хорошо. Поцелуйте меня напоследок, пожалуйста.
Джисон поцеловал. Он принял всю боль влюблённого паренька на себя, позволил Минхо вести. Пусть насладится их последней минутой. Хан не понимал, что он чувствует. Внутри него вновь пожирающая чернота, мечтающая поглотить его целиком. Где-то внутри себя он снова ощущал пустоту. Эта отвратительная ноющая боль смешивалась с кровью и растекалась Вселенной по венам.
Минхо ушёл, оставив после себя только запах шоколадных сигарет и угасающего тепла.