глава вторая. «тишина твоих мыслей».
Тишина. Я один.
Мои силы иссякли,
а внутри — пустота.
В моём доме завяли цветы,
И я чувствую,
что вяну,
как когда-то они.
Только помощи я не просил.
Я слабак раз хотел,
чтобы кто-то помог.
Нет во мне той доброты,
что хотела меня лишь спасти.
На холодном ветру я стоял не один,
здесь была тишина,
да и Дождь моросил.
И завяли остатки моей красоты,
как когда-то завяли цветы.
«Цветы» — Cypress Leaves.
Глава вторая. «Тишина твоих мыслей».
Джисон смотрит в окно, а там яркое лето и тёплое солнце. Ветра не видно и не слышно, он спрятался. Возможно, играет в прятки с листвой, а может быть, и с жёлтыми птичками. На небе, сияя нежно-голубой краской, летят лёгкие облака. И самолет, оставляя свою длинную линию сбывшихся мечт и надежд на лучшее, летит к большому счастью. Деревья, раскинув свои тёмно-зелёные лапы, зовут утонуть в цепких когтях. И трава, затаившись, словно она зыбучий песок, ждёт свою новую жертву.
Хан, подставив ладонь под подбородок, смотрит на то, как люди чуть младше него веселятся и мило беседуют, что-то обсуждают, просто хорошо проводят время. Для Хана это всё так чуждо. После смерти своих друзей он так и не смог ни с кем познакомиться, вернее — просто не хотел. Травма, пережитая в детстве и подростковом возрасте, была настолько тяжела, что о ней проще было молчать. Но молчание выходило весьма громким. Тело кричало о помощи, но Джисон не слышал его. Он много раз пытался бросить селфхарм, но его любимый чертёнок, что сидел глубоко внутри, каждый раз напоминал о том, через что он прошёл и кем стал. Каким уродом и ничтожеством. Отвратительным человеком, что в двадцать восемь лет он ходит до работы и магазина. Иногда попутно забегая в строительный, чтобы купить лезвия для канцелярского ножа и в аптеку за перекисью водорода и хлоргексидином.
Слушая унижения своего сознания, он молился о том, чтобы эта пара прошла как можно скорее, но она, к сожалению, ещё не началась. В аудитории пусто, как и у Джисона внутри. Там просто ничего нет. Ни света, ни тьмы, ни моря надежд. Ничто — это то, чего не существует; вечный покой и бесконечное небытие. И внутри Джисона было именно так. Лишь изредка дует прохладный ветерок, напоминая о том, что он всё ещё жив. По какой причине — непонятно. Просто есть и всё. Он ведь даже не живёт. Это слово давно не имеет для него значение. Он даже не существует. Он просто есть. Тут, там, вон там и здесь. Просто есть. От его нахождения или ухода ничего не поменяется.
Наконец прозвенел спасательный звонок. Аудитория потихоньку начала наполняться призрачными людьми, чьи имена Джисон не помнил. У него в принципе плохая память, сложно что-то запомнить. А тут каждый день столько человек. Так и с ума сойти можно было.
Смотря на лица студентов, смешавшихся в одно неразличимое цветастое месиво, Хан вдруг почувствовал некую тревогу перед ними. Он здесь один. Маленький мальчик по имени Хан Джисон. Он стоит в пустой комнате в квартире своих родителей и смотрит в зеркало. Он видит там избитого себя. Разбитая бровь опухла настолько, что глаз закрылся и теперь не видит. Фиолетовые цветы разрослись кустарниками на лице десятилетнего мальчишки. Хан любил цветы, но только не тогда, когда они росли внутри него. Ведь это было больно. Они колючие. Каждый раз, случайно прикасаясь к ним, они хватают настолько сильно, что на этом месте вырастают новые соцветия. А задыхаться так надоело.
Дышать становилось всё труднее и труднее, а начать лекцию уже пора бы. Но Хан, нагнувшись, смотрит в экран своего ноутбука так, чтобы его никто не видел. И надавив на недавний порез, тревога уходит. Лишь небольшая лужица крови пропитывает чёрную рубашку.
— Здравствуйте, студенты. Тема сегодняшней лекции — произведение «Морфий» — Михаил Афанасьевич Булгаков, — весело говорит Хан.
Отключив своё сознание, он работал. Старался рассказать и проанализировать произведение, дать ответы на нужные вопросы. И если бы пара пролетела быстро...Ученикам он нравился. Постоянные шутки и весёлая атмосфера, совсем не то, что было глубоко внутри. Хан не был из того числа преподавателей, которые валили бы даже на лекции. Он экзамены проводил так: раздавал всем билеты и уходил. Сил иной раз не хватало, чтобы ответить на вопрос: «А вам пакет нужен?», а тут тем более. Джисон быстро устаёт от людей.
Лазерная указка выпала из рук, звонко отскочив от пола. Кисти начали трястись настолько сильно, что казалось, Джисон прикалывается или просто играется. Но нет. Через пару мгновений он закатил глаза и упал на пол, потеряв сознание. Девушки закричали, все студенты были в шоке. Кто-то убежал за медиком, другой вызвал скорую, а кто-то отправился на помощь преподавателю.
Джисон не помнит, что происходило дальше. В его воспоминаниях остались лишь небольшие фрагменты о том, как он рассказывает про ссору Анны и Полякова, а после резкая пустота внутри, дрожь во всём теле и неописуемая боль прямо в грудине. Хан был в сознании, когда упал. Поэтому успел запомнить боль удара своей головы о каменный пол.
Очнулся Джисон уже в больнице. В приёмном покое. Рядом сидел кто-то из студентов. Хан повернул голову и узнал в этом человеке Ли Минхо. Парнишку, что чересчур интересуется зарубежной литературой, а возможно, и своим преподавателем заодно. Но Хану всё равно. Пусть хоть тату с его именем набьёт, никаких эмоций у Джисона это не вызовет. Да и к чему он сразу думает на влюблённость? А всё довольно просто. Он хочет ощутить это столь запретное для него чувство. Он любил только Сынмина, Чонина и бабушку Ёнсу с пятнадцатой квартиры.
— Вы очнулись, преподаватель Хан! Как вы себя чувствуете, меня помните? — тревожась, спрашивал его студент.
— Нормально, спасибо. Ли Минхо — вы мой надоедливый студент, — прошептал Джисон, чувствуя ноющую боль в области затылка.
— Я позову врача, — ответил парень, соскакивая с места.Минхо ушёл, он вернулся минут через пять.
— Здравствуйте-здравствуйте, меня зовут Со Чанбин, и я ваш лечащий врач, — мужчина достал из левого кармана световую указку и начал светить в глаза. — Так, отлично, реакция есть. Что ж вы так себя не бережёте-то, Хан Джисон?
— Работаю много, — отвечает ему Хан. Он вдруг задумался над тем, как он сейчас одет. Что если его руки кто-то видел? Тогда бы Джисон давно был в психиатрическом отделении.
— Работа — не волк, в лес не убежит, — улыбался врач, — у вас случился обморок на фоне какого-то сильного стресса. Что у вас недавно произошло? — щёлкая ручкой и попутно доставая блокнот, спрашивал Со Чанбин.
А что отвечать? Джисону резко стало страшно, как объяснить, что в этом состоянии он находится уже много лет.
— Друг детства недавно умер, — единственное, что в тот момент вспомнил Джисон.
— Причина? — врач все слова Джисона записывал в свой блокнот.
— Суицид, — дрожащим голосом отвечал ему Хан.
— Понятно. Вот вам список, — он вырвал листочек и отдал Джисону, — пропьёте магний В6. Если есть проблемы со сном, то можете купить ещё мелатонин.
— Нет, проблем со сном нет, — врёт. Проблемы есть. Хан спит либо часа три, просыпаясь от каждого шороха, или спит по двенадцать, а то и больше часов.
— Ну и отличненько. Через часик можем выписывать вас, — Чанбин повернулся к Минхо. — Так, студентик, дождёшься преподавателя или домой пойдёшь?
— Я дождусь и помогу до дома доехать, — отвечал ему Минхо.
— Хорошо! Отдохните ещё немного, за вами придёт медсестра, — сказав это, врач, отсалютовав рукой, удалился из палаты.Хан, посмотрев в след уходящего врача, повернулся к Минхо.
— Ли Минхо, вы можете ехать домой, я справлюсь сам, — тихонько поднимаясь, Хан почувствовал тянущую боль в затылке, но всё-таки сел.
— Извините, преподаватель Хан, я не могу этого сделать. Можно я провожу вас до дома? Так мне будет спокойнее, что с вами по дороге ничего не случится.
Хан не стал спорить со студентом, потому что понимал, что это дело бесполезное.
— Хорошо.
19:19. Джисон и Минхо едут на такси в квартиру Хана.Машина остановилась около высокого белого здания, парни вышли.
— Всё, можете ехать обратно, Минхо, — надевая на себя капюшон, прячась от моросящего дождя, говорил ему Хан.
— Я помогу донести, — отвечал ему Минхо, держа в руках рюкзак и сумку ноутбука преподавателя.
Хан махнул головой, и они отправились в бесконечно холодную квартиру Джисона. Казалось, что там не было отопления круглый год, потому что тепло было только под одеялом.Джисон открыл квартиру, они вошли. Минхо поставив сумки на пол, спросил:
— Преподаватель Хан, могу я попросить вас поговорить со мной и обсудить тему сегодняшней лекции? — протараторил парень.
— Минхо, у меня очень болит голова. Войдите, пожалуйста, в моё положение, я хочу отдохнуть, — говорил Джисон, удаляясь на кухню.
— Хорошо, простите! Отдохните как следует. С большой радостью будем ждать вас после больничного! До свидания!
— До свидания, — негромко сказал Хан, услышав как хлопнула дверь.
Наконец-то он один. В своей родной, но такой чужой пустоте. Тут, в кухне, летает пыль, а цветы стараются выжить, превращая свои листья в иголки из-за недостатка воды. И белый тюль, что уже давно посерел, тихонько играет с тенями бушующего дождя, передразнивая ножку стула. В раковине стоит гора посуды, и когда-нибудь Джисон помоет её, но не сейчас. На данный момент ему всё равно на всё: на ложь, на какую-то то ли заботу, то ли внимание со стороны своего студента. Желание Хана — это упасть в пушистую бездну своей кровати и утонуть в ней с головой никогда не проснувшись.
Лежать и смотреть в одну точку — такое интересное занятие оказывается. Сегодня он не резался, сегодня боли было достаточно. Пусть руки хоть немного заживут, чтобы было место в следующий раз.
Перед глазами появился маленький Сынмин. Весёлый, с разодранными коленями и фингалом под глазом от матери — таким его запомнил Хан. Он видел его в последний раз в пять вечера, а в шесть его уже не стало. Сынмин махал жёлтым мячиком с красными кругами. Он делал так, когда просил Джисона поиграть с ним. И сейчас просит.
— Сынминни, ты всего лишь моя галлюцинация. Тебя нет уже двадцать лет, — выпуская слезу из глаза, отвечал ему Джисон.
— Ну поиграй со мной, Хан! — еле слышно разнёсся ветер по комнате.
Джисон уснул. Он просыпался каждый час, но проспал в среднем около пятнадцати часов. Но состояние овоща никуда не ушло. Перевалившись на другой бок, он, взяв телефон в руки, решил посмотреть время, но увидев сообщение Минхо — потерялся в белых лесах.
Неизвестный номер.
:: Здравствуйте, преподаватель Хан Джисон.Это ваш студент с первого курса — Ли Минхо.Уверен, Вы задавались вопросом, почемуВас не переодели в больничную одежду.Этому помешал я.Когда вы упали, я первым подбежал кВам и увидел ваши руки.Не знаю, что меня большеповергло в шок. То, что Выупали или то, что Ваши рукипохожи на кусок мяса.Простите, что так грубо.Я бы хотел обсудить это с Вами.Когда вам будет удобно,мы можем встретиться?
;; здравствуйте, Ли Минхо. я бы советовал Вам не лезть не в своё дело. Приходите ко мне домой сегодня в 16:40.
Хана взяла неимоверная злость. Кто он такой, чтобы лезть к Джисону? Что ему нужно от него? Жил бы себе спокойно, ну увидел и увидел, что с того-то? Это не его проблема, а Джисона. Ну встретятся они, и что он ему скажет? «Преподаватель Хан Джисон, так нельзя!», «Если вы будете так делать, то вы умрёте». Так он этого и добивается. Суицид — это сильный поступок слабого человека. Джисон слаб.
Ровно в 16:40 в дверь постучали. Хан тихо встал с кровати и поплёлся открывать дверь, прогуливаясь по мокрому снегу своих переживаний.
— Здравствуйте, — поздоровался парнишка, неловко опустив голову вниз.
— Здравствуй, — безразлично отвечал Джисон, пропуская его внутрь квартиры. — Как переоденешься — проходи на кухню.
Из-за Минхо Джисону пришлось немного прибраться, делал он это редко, но всегда на все сто процентов. В этот раз получилось также. По квартире нельзя было сказать, что последняя уборка здесь была больше двух месяцев назад.
Парнишка прошёл на кухню и сел за стол. Он держал в руках свой рюкзак и старался осмотреть помещение. Джисон поставил чайник, повернувшись спиной к Минхо. И стал думать, как ему выкарабкаться из этой ситуации. Кстати, к слову, Хан стоял в футболке, и прямо сейчас чувствовал, как Минхо просто испепеляет его взглядом.
— Говорите, Минхо, — разворачиваясь к студенту, слыша как сзади закипает чайник, говорил Хан.
— Позвольте мне помочь вам, преподаватель Хан, — он смотрел на Джисона глазами, в которых можно было с лёгкостью утонуть. Чарующие и завораживающие, похожие на пустоту внутри Хана.
— Со мной всё в порядке.
— Нет, не в порядке.
— Для чего вам это?
— Мне жалко вас. Я понимаю, что такое обычно не говорят, но я вас понимаю, — парень поднял свои длинные рукава чёрной толстовки, а место живого там не было. Ни сантиметра, ни миллиметра. Всё было изрезано и покрыто то тонкими, то толстыми шрамами. Они явно были зажившие. Те, что были поменьше были беленького цвета, прям как глаза Джисона, когда он упал. Остальные были коричневые, красные, а некоторые даже синие. Словно это были не руки, а картина Михаила Врубеля — «Демон сидящий».
— Ужасно, — ответил ему Джисон.
— Поэтому я и хочу помочь. Мне никто не помог, когда я в этом нуждался.
— Это тоже не совсем здорóво, понимаете-ли.
— Для меня будет успокоением, если я смогу помочь вам. Вы — замечательный преподаватель, и я не хочу терять вас.
— К чему всё это, Минхо. Я для вас никто. Пустое место.
— Нет, вы дороги мне. Вы хороший, просто волшебный преподаватель. Я бы хотел ходить на ваши пары почаще.
— Что ж, — Джисон улыбнулся, — спасибо, мне приятно. Как вы собираетесь мне помогать?
— Просто буду рядом, вы можете мне довериться.
— Тогда расскажите, что с вами случилось, и что произошло с вашими руками.
— Всё началось ещё в детстве...
◎ ◎ ◎
Ли Минхо было тринадцать лет, когда его мать ушла от отца к любовнику. Пережить развод родителей непросто. Взрослые люди эгоистично относятся к своему ребёнку, заставляя их выбрать с кем он останется. А как ответить на этот вопрос, если он одинаково любит их. Он бы хотел жить и с мамой, и с папой. В своей прежней семьёй. Но не получится. Они постоянно ругаются. Из-за чего Минхо залазит под одеяло или в шкаф. Включает какого-нибудь летсплейщика на ютубе или музыку. И концентрируется на том, чтобы не слышать оскорбительные слова от отца в сторону матери, о том какая она шлюха и проститутка, и как она спит с начальником по работе. И также не слышать слова матери об отце, что он сам изменяет ей с какой-то мымрой. Минхо любит родителей и не хочет, чтобы всё это заканчивалось так.
Маленький мальчик с детства был погружён в проблемы своей недо-семьи. Служил психологом для матери и отца. Сначала с одним поговорит, потом с другой, и так по бесконечному порочному кругу. Надо-ли говорить о том, что в такой «помощи» он лишь топил себя. Закапывал всё глубже в пучину своего сознания. Закрываясь от Мира и ненавидя свою жизнь, он гулял рядом с обрывом и не боялся упасть. Минхо осознаёт, что однажды, возможно, по своей воле или нет, он упадёт в него. Будет парить в бесконечных пустотах этой одинокой Вселенной. Разглядывать свою жизнь через призму стеклянных бутылок, вспоминая прекрасные дни, что пробежали словно кошка, уронившая с подоконника горшок.
И как бы Минхо ни старался спасти брак родителей хорошими оценками, приличным, просто изумительным поведением, всё это не помогло. Развод всё равно произошёл, и он остался с отцом. Решил, что с папой ему будет лучше, но ошибся. Когда Минхо исполнилось четырнадцать лет, у отца появилась женщина. Они стали жить вместе. Минхо терпеть не мог эту дамочку. Один раз, когда отец его был в командировке, Минё предложила выпить.
Минхо было всего семнадцать лет, когда он переспал с женщиной своего отца. Она подмешала ему виагру и подросток не справился. Винил ли он себя за это? Да. Ненавидел? Конечно! Но иногда они продолжали спать. Спал он с ней или нет, значения не имело. Он всё равно ненавидел себя за это и каждый раз чувствовал себя грязным, отвратительным парнишкой. К слову, отец и Минё до сих пор живут вместе, даже поженились.
На последнем году обучения Минхо влюбился в своего прекрасного одноклассника. Он каждый раз винил себя, когда испускал последний вдох и сладкий стон с именем того парня. Ли Феликс был одним из самых общительных людей на этом Свете, и в то же время самым мерзким человеком на этой Планете. Минхо разговаривал со своим школьным другом о Феликсе и случайно уронил фразу: «Что ты меня дразнишь за то, что он мне нравится? Феликс красивый и хороший». Ликс стоял сзади. После этого их ждал серьёзный разговор. Но Минхо никак не ожидал, что его прижмут прямо за школой, в слепой зоне камер. И будут целовать настолько сильно, что проблемы появятся посущественнее.
Они стали встречаться и переспали в первый же день. Отношения на страсти не построишь. И это правда. Когда партнёры не могут ничего дать кроме секса — пару месяцев и наступит разрыв. Такие отношения изживают себя постоянной ревностью и ещё большим извращением. Ты готов на все позы, на все игры, лишь бы человек остался с тобой. Лишь бы ещё раз ощутить его горячие руки на своей талии и вкус весенней одержимости.
Именно из-за Феликса Минхо начал резаться, чтобы заглушить ужасающую боль измен его любимого человека.
Ли Минхо двадцать один год и он хочет вновь научиться жить, хочет начать помогать людям. Забыть про детство и отвратительную первую любовь. Начать всё с чистого листа, забыв про прошлое.
◎ ◎ ◎
— Как-то так, — договорил Минхо, ставя на стеклянный стол фарфоровую кружку.
— Я не знаю, что сказать, — Джисон растерялся. Он пытался осмыслить сказанные слова Минхо, но выходило плохо.
— Тогда... Расскажите, что случилось с вашими руками? — чуть наклонив голову в бок, интересовался Минхо.
И Джисон рассказал. Он сам не знает почему. Возможно, боль эта была невыносимой и ей хотелось поделиться. Ведь каждый раз умирать и снова возрождаться — так надоело. Хочется наконец ощутить это человеческое спокойствие, гармонию. Попробовать на вкус счастье и ощутить кончиками пальцев любовь.
В пустоте оживают мёртвые мысли и страшные воспоминания. За окном беспробудно лил дождь и гремел гром, облака роняли кристаллы из слёз, слушая рассказы раненых душ. Небо было покрыто тьмой грязного прошлого. Серые чудо тучи ползли к другой стороне планеты, изредка давя собой белые лучи надежды. Маленькие капельки грязной воды стекали с окна, пытаясь подслушать. Даже мимо пролетавший листок клёна прилип, оставляя свой след на холодном стекле. Джисон включил в кухне свет. И тени, что падали на ледяной пол, игрались с пылинками, прятавшимися под столом. Воздух давил своей тяжестью, и казалось, что ещё минута и дышать станет просто невозможно. Хан продолжал рассказывать, но уже стоя у открытого окна, выпуская страдания в воздух. Сигаретный дым кружил в пространстве комнаты, создавая пародии картин Ван Гога. Минхо тоже встал, одолжив сигарету у преподавателя, выпустил давящую безысходность.
Сверкнула молния, и Минхо отскочил от окна с такой скорость, словно он не человек вовсе. Сев на пол и схватившись за голову, он выронил сигарету из окоченевших пальцев. Теперь она тихо тлела на полу, испуская последний дымок угасающей жизни.
— Минхо, что с вами? Что-то случилось? — Джисон словно шире открыл глаза и, выкинув сигарету в окно, подбежал к Минхо, который уже сидел под столом.
— Я боюсь грома и молний, — шептал Минхо. Джисон отчётливо слышал его тихое дыхание и слёзы, что падали на пол, разбиваясь о стены бытия.
— Минхо, посмотрите на меня, я рядом, я с вами, всё хорошо, — Хан легонько коснулся его головы и плеч, нежно притянул к себе, стараясь обнять.
— Спасибо...
— Я закрою окно и занавешу шторы, — еле слышно говорил Джисон, поднимая с пола сигарету, попутно выбрасывая её на улицу.
Минхо вылез из-под стола и сел на стул. Они вновь закурили, но окно уже не открывали. Прохладный воздух одинокой квартиры смешивался с вишнёвым вкусом сигарет и безнадёжной печалью.
Хан вдруг понял, что Минхо — это один из малого количества людей, которые знают про него всё. О прошлом Джисона знала пара парней из клуба, с которыми он проводил ночь, и всё. Но именно от этого разговора стало так хорошо, словно вся эта отчаянная тревога куда-то делась, ушла и забылась. Утекла проливным дождём, растворившись в сигаретном дыме тонких вишнёвых сигарет ричмонда и страхе Минхо. Голова не болела, лишь в груди было лёгкое покалывание, но не более.
Минхо ушёл на рассвете, а Джисон остался один, вновь ощущая присутствие теней за его спиной, что долбились в дверь.
Может быть, и вправду пора попробовать довериться этому Миру или миру? Хан ещё не знает, как относится к этому слову, но хочет поверить ему и разрешить помочь.