Укрощение строптивых

Джин сидел около небольшого пруда с шустрыми рыбками и ждал, когда появится хоть кто-то! Он не понимал, где он, что происходит, куда ему нужно идти, а куда не стоит? Около своего спального места омега обнаружил глиняную фляжку с подавителем, а на столике стояла еда довольно хорошего качества, хоть уже остывшая. Джин с удовольствием съел овощи и фрукты, а мясо опасливо попробовал, прикинул, что в горячем виде оно было просто отменным, но не теперь. Рис оставил «на всякий случай», потому что тишина в поместье его сильно тревожила.

Выйдя из своих покоев, омега прошёлся по дорожкам, прислушиваясь к тому, что творится в других домиках? Однако никто, кроме птичек, беспечно играющих в ажурных ветвях деревьев, не нарушал покоя этого места. Джин покружил вокруг небольших ухоженных прудиков, посидел в беседке и вернулся к своим покоям, сел на скамью и принялся наблюдать за рыбками. Он плохо помнил, что с ним было вчера, как он добрался до поместья, да ещё и оказался в постели: помытый, переодетый? В памяти было только то, что рядом постоянно находился Намджун, и от этого его «недуг» отступал. Но что было конкретно, мужчина совсем не помнил и поэтому сильно краснел, понимая, что подобное блаженство, ощущаемое им во всём теле, разговорами не достигается!

Когда краска стыда перестала накатывать на все видимые части его тела, Джин всё же решился пройтись по поместью ещё раз и дойти до конца дорожек, куда бы они его в итоге ни привели! Но стоило ему подняться, как он услышал голос, от которого его лицо непроизвольно перекосилось. Вскоре он увидел того, кто испускал эти отвратительные звуки: Рундже нёсся перед несколькими омегами, очевидно слугами, и потрясал над головой какой-то бумажкой, выкрикивая:

— Для кого тут написано? «Позаботьтесь о папе моего будущего сына!» Разве непонятно, что мне нельзя волноваться, чтобы деточка нашего хозяина родился здоровеньким? Прекратите говорить мне, что нужно делать! Думаете, я дожил до своего возраста и всё ещё нуждаюсь в ваших указаниях? Мой альфа — единственный, кому я буду подчиняться с этой минуты! Занимайтесь своими делами и не мешайте мне! Я, кстати, хочу сегодня такой же ужин, какой вчера получили гости, проживающие в этих домах. И пока мой альфа не вернётся, я буду спать в его покоях и в его постели, потому что так малыш будет вести себя спокойнее!

Джин, не желающий сталкиваться с прачкой, постарался незаметно прошмыгнуть в свой домик, но Рундже уже заметил своего хозяина и бросился к нему с криками:

— Господин Ким, как хорошо, что Вы тоже тут! Я не знаю, поговорил ли с Вами мой альфа по поводу моего выкупа? Я так думаю, что стоит забыть наши разногласия и уже продолжить жить. Можете Вы, наконец, отпустить меня? Я же ничего плохого Вам не сделал, — улыбается прачка, присаживаясь на скамейку, где только что сидел его господин, и вольготно раскидываясь по сиденью.

Джин медленно развернулся и, задрав подбородок, пошёл в свои покои. Однако отделаться от Рундже, когда он чувствовал поддержку со стороны, было не так просто. Он вскочил и побежал за Сокджином, обогнал его, повернулся к нему лицом и пошёл вперёд спиной, рассматривая лицо своего господина. Ухмыльнулся и схватил хозяина за запястье:

— Не желаете говорить со мной, господин Ким? Неужели Вы не понимали, для чего господин Чон пригласил меня с собой? Я могу предположить, что так поступают только с тем, кто понравился, с кем желают создать семью, завести детей. Поэтому поговорить нам всё же придётся, ведь мой альфа...

— Незаконнорожденный чунъин, с которым я в обычной ситуации даже не заговорил бы, — перебил его Джин, холодно глядя мимо прачки своими синими глазами. — А ты, из-за того, что такой же раб посеял в тебя своё семя, не стал ровней мне, поэтому убери от меня свои руки, или я отрублю тебе их. Ещё раз выразишь мне подобное непочтение, я не только не освобожу тебя, но ещё и продам в бордель, где тебе самое место! — посмотрел Сокджин в глаза слуги жёстко.

Во время речи своего хозяина Рундже отпустил руку господина Кима, но ухмылка не сошла с его лица, потому что прямо сейчас Джин был в худшем положении, чем прачка: про гостей господин Чон не отдал никаких распоряжений, а это значит, что тот, о ком требовали позаботиться, имеет право изгнать того, про кого даже не упомянули. В голове промелькнули недавние сцены, которые помогли ему почувствовать свою безнаказанность, и сейчас ему так хочется повторить тот опыт ещё раз!

Однако Рундже помнил ещё кое-что: когда-то Джин воспитывался вместе с Паком Юнсоком, как самый настоящий альфа. Пак Юнгом всегда говорил, что жизнь на границе полна опасностей, поэтому нужно быть готовыми всем и ко всему! И сын Паков за свою короткую службу успел прослыть отличным воином. А их хозяин в своё время спаринговался с Юнсоком и, говорят, частенько забивал альфу. Сам Рундже этого, конечно, не видел, но зато не раз наблюдал, как хозяин Ким поправлял молодого господина Тэхёна, когда тот тренировался в отсутствии мастера Бонсо. И с тех пор сделал для себя вывод, что их милый и добрый, нежный и пугливый Сокджин на самом деле прекрасный цветок, внутри которого скрыты огромные колючки с сильнейшим ядом. Поэтому Рундже меняет тактику:

— Господин Ким, прошу Вас, не препятствуйте моему счастью, — трёт он ладонь об ладонь в умоляющем жесте. — Я же не виноват, что альфа опять выбрал именно меня! Сколько можно вспоминать старое? Пора жить настоящим и будущим. К тому же стоит учитывать, что господин Чон не позволит своему сыну появиться на свет рабом. Я не слишком разбираюсь во всех этих званиях, но раз он может выкупить меня, значит, он уже не раб, как Вы его называете. Поэтому Вам в любом случае придётся продать меня ему. Может, давайте сейчас обсудим условия продажи меня господину Чону?

Джин даже шага не прибавил, просто отрицательно качнул головой и сказал:

— Ничего глупее не слышал: обсуждать с рабом условия сделки по продаже его самого! Нет, я не буду говорить с тобой об этом. Мне вообще не приносит удовольствия беседа с тобой. Поэтому у меня к тебе просьба: пригласи ко мне Чимина. Мне есть, что сказать мужу моего сына, ведь Тэхён, как я понимаю, покинул поместье, чтобы посетить дворец.

Джин не спрашивал, он утверждал. Поднявшись по ступеням, хозяин остановил Рундже, который двигался за ним, удивлённым изгибом брови, и прачку тут же сломало пополам привычным раболепным поклоном. Почти испуганно он сбежал по ступеням и метнулся в сторону покоев, где остановился Чимин. Однако как только Джин прикрыл за собой дверь, Рундже обернулся и со злостью посмотрел на покои господина. Свернув в сторону хозяйственных построек, прачка пошёл туда, где ему не смели перечить, ведь слуги получили приказ от хозяина заботиться о нём. Он вошёл в кухню и велел:

— Гостю приготовьте рис. Большего он недостоин! А мне — то же, что вчера подавали гостям.

Однако омега-повар, помешивая похлёбку из рисовой муки с мёдом, недовольно фыркнул:

— Чего захотел! Хозяин лично заказывает такие блюда в самом лучшем ресторане столицы, никого из нас туда даже на порог не пустят! А один такой обед стоит больше, чем ты в своей лучшей форме. Так что, успокойся и сиди молча. Есть будешь то же, что и все мы. А для прислуги в этом доме выделены самые простые продукты: ячмень, редис, капуста. Для гостя мы приготовим отдельно, но ты не гость, а всего лишь прачка из другого поместья!

— Откуда?.. — поражается Рундже.

Повар смеётся ему в лицо:

— Господин Чон ещё вчера сказал нам, что ты просто грел его постель, да неожиданно понёс. Так что, успокойся, бесстыжий! У нас тут таких не особо любят, могут даже поколотить, не сейчас, попозже, когда малыша родишь. Хоть мы и живём в столице, но нравы у нас почище, чем у тебя! А теперь тащи отсюда свой тощий зад! Не хватало ещё, чтобы ты какой-нибудь заразы мне в котёл натрусил! Поди прочь! — замахнулся повар скалкой на надоедливого омегу.

Поняв, что с поваром он в неравных весовых категориях, Рундже пошёл искать тех, кто был таким же, как он — наверняка ведь они его поймут. Прачки сидели около небольшого строения, которое, наверняка, зимой служило прачечной, а пока было просто местом, где хранились многочисленные корыта и бадьи с водой и золой, в которых настаивался щёлок — всё, как везде! И омеги тут тоже были крепкими, с мускулистыми руками, широкими плечами и недовольными лицами. Собственно, Рундже вполне мог и тут сойти за «своего», вот только он считал, что теперь может командовать, поэтому подходит к ним с высокомерным видом и требует:

— Принесите мне в покои хозяина самое новое и лучшее бельё! Такое, блестящее и прохладное, которое шуршит, когда его застилаешь. Наследник этого поместья должен привыкать к роскоши!

— Наследник — понятно, а ты тут при чём? — спокойно высказался один из прачек. — Ещё неизвестно, кого ты там выродишь? Захочет ли господин Чон признать твоего ублюдка, а ты уже будешь спать на лучших простынях? Ишь, чего придумал! Думаешь, если ты задрал хвост перед нашим хозяином, то мы все тут будем счастливы тебе услужить? Иди отсюда, пока мы тебе ушат с грязной водой на голову не надели! Мы как раз только что постирали портки наших альф, которые за животными присматривают — вонять будешь неделю!

По собственному опыту зная, что такое вполне возможно, Рундже ретировался и оттуда. Однако что же это за забота? Омега присел на брёвнышко и задумался: может, зря он вчера устроил такой переполох? Наверное, все услышали, как хозяин чётко и прямо сказал, что не будет ни спать с ним, ни жить. Тогда, видимо, стоит подружиться с теми, кто теперь будет жить с ним в одном поместье. Рундже встал, поправил на себе одежду, пригладил волосы и пошёл прямо к охранникам. С омегами у него никогда не складывалось, а вот от альф мужчина проблем не видел. Смущало только одно: в поместье Ким у него была пусть и маленькая, но отдельная комната. Тут же ему приходится делить футон с пожилым омегой. Но, кто хочет, тот ищет возможности, а уж для того, чтобы его захотели, Рундже знает, что делать!

***

— Кажется, здесь, — говорит растерянно министр порядка.

Он одет, как помощник купца, но постоянно оглядывается и норовит что-то схватить у себя за поясом, забыв, что простолюдинам мечи носить запрещено. Сам же купец удивительно похож на короля, если вы его, конечно, видели хоть раз в жизни! Он не скрывает лицо, и именно это напрягает его спутника — а вдруг кто-то из этого городка бывал в столице в день рождения вана? Страхи министра не напрасны, ведь король почему-то решил лично провести расследование, а в помощь себе взял всего дюжину солдат, да и тех отправил в засаду на преступников! Министр порядка — один из тех, кого правление этого монарха устраивает по всем пунктам, поэтому он действительно переживает за него. Но спорить с королём, который загорелся идеей — себе дороже!

Альфы, прибыв на место, внимательно рассматривают постоялый двор, про который рассказал Намджун. Что ж, пока что генерал оказался прав: по открытой террасе с пустыми столиками ходит пухлый альфа, по описанию Нама — хозяин этого подозрительно гостеприимного места! На самом деле ничего подозрительного в этом постоялом дворе не было, но не для короля, который почти не видел подобных заведений, и все ему было просто в новинку, а потому — особенно интересно. И вот ван под присмотром министра ступил на порог постоялого двора и спросил:

— Хозяин, есть ли в вашей гостинице свободные места? Мы бы хотели остановиться у вас на эту ночь.

— Конечно, — сгибается хозяин под прямым углом. — Вам одну комнату на двоих или каждому отдельную?

Министр опережает короля:

— Пожалуй, одну. Мы всё равно будем спать по очереди, так как одному придётся сторожить товар.

— Понимаю, — улыбается хозяин так, что все зубы наружу. — Но я бы на вашем месте не беспокоился — разбойников тут нет, потому что у нас отлично работают служители закона. Но дело, конечно, ваше, потому я пойду, приготовлю для вас лучшую комнату.

Купец (король) присел около одного столика и заказал пробегавшему мимо омеге в чепчике и фартуке прислуги чай и немного сладостей, потому что для ужина было рано, да и народу в гостинице мало, чтобы что-то готовить «про запас». Попивая чай со своим помощником, купец наблюдает, как во двор въезжает повозка, а из неё по очереди выходят четыре омеги в чонъотах и идут к хозяину. Тот, пригладив реденькие волосы на макушке, расплывается в улыбке, услышав довольно приятный и молодой голос, поприветствовавший его и попросивший комнату для ночлега. Хозяин раскланялся, незаметно поглядывая на расшитую сумочку-кошель, заманчиво звенящую содержимым в руках юноши. Однако когда омеги попросили отдельную комнату рядом с собой для их слуги и охранника альфы, хозяин расстроился и сказал, что вот прямо сейчас в его гостинице остался всего один номер, куда он может поселить почтенных омег, а их охраннику, увы, придётся сторожить их, сидя тут. Благо, ночи сейчас не особо холодные, да и экономнее это, чем снимать для прислуги целую отдельную комнату. Омеги, тихо посовещавшись между собой, соглашаются, что это и впрямь очень хороший вариант, и передают своему охраннику несколько пластинок серебра «чтобы не скучать». Он тут же идёт к стойке, возле который стоит омега в фартуке и приветливо улыбается, доставая кувшинчик, в котором наверняка плещется местное вино. Четверо прибывших юношей уходят внутрь гостиницы следом за хозяином. Альфы-торговцы продолжают пить чай, прикусывая рассыпчатыми печеньями и сухими фруктами, с интересом наблюдая за происходящим.

Ближе к ночи оба высокородных альфы выбрались к своему «товару» (тюкам с сеном) и стали наблюдать за окном, о котором говорил Намджун. Всё случилось, как и предсказывал генерал Ким: кто-то поставил лампу на самое окно, а потом, спустя некоторое время, свет приглушили до минимума. Король внимательно посмотрел в сторону соседского двора и приметил за забором какое-то движение. Некоторое время ван прислушивался к тишине, нарушаемой редким лаем собак, но ничего подозрительного так и не услышал: ни вскрика, ни стона, что могло означать только одно — омег снова опоили! Мерзавцы!

Подумав, что больше они с министром ничего не в состоянии сделать, король забрался на тюки и посмотрел в небо. Эти преступники могли бы вот в такую же тёмную ночь украсть его Тэхёна, и он никогда не встретил бы его, не увидел бы прекрасных глаз идеального голубого цвета, никому не поверил бы, что подобные омеги существуют в этом мире. Может, кто-то скажет, что лучше бы такого искушения не было в его жизни, но сам король не переставал мечтать, что когда-нибудь снова увидит Тэхёна.

Наутро купец и его помощник покидают гостиницу, в пути выпрягают лошадей из телеги, устанавливают на них упряжь для верховой езды и, оставив свой «товар» прямо на дороге, мчатся следом за парой всадников, вернувшихся за ними, чтобы указать им, куда двигаться дальше? Как ни странно, похитители, похоже, стремились попасть в столицу. Король какое-то время старался держаться поблизости, но не попадать бандитам на глаза, однако вскоре понял, что долго такое продолжаться не может: чем ближе они подъезжали к столице, тем больше был риск, что кто-то из знакомых этих преступников может его признать. Поэтому король, наконец вняв мольбам министра, надевает на лицо повязку-пыльник, оставляя открытыми только глаза. Делая вид, что спешат по своим делам, они с министром обогнали подозрительный караван и прибыли в столицу задолго до похитителей.

Помывшись после недолгого, но неприятного похода, король вышел на балкон и стал с нетерпением ждать, когда его посланцы-разведчики принесут ему весть о дальнейшем движении преступного каравана. Каково же было его удивление, когда он увидел не кого-то из своих помощников, а одного из похитителей, который принялся ездить перед дворцовыми воротами туда-сюда, иногда размахивая руками, словно спасаясь от надоедливых насекомых. Король послал слугу узнать у охраны, кого позвал этот странный человек? Однако слуга, вернувшись, сообщил, что этот человек даже не приближался к охранникам, а ездил на расстоянии от ворот, словно привлекая чьё-то внимание. Король подумал, что, наверное, так оно и есть: преступник подаёт знаки своему подельнику. Вскоре этот человек покинул преддворцовую территорию и уехал, а король остался в недоумении — куда теперь повезут его помощников-омег?

Почти два дня прошли в тревожном ожидании хоть каких-то новостей. Король ругал себя последними словами — тайно покинув дворец и подвергнув опасности себя и одного из верных министров, преступников он так и не поймал, а самых лучших подручных потерял! Но уже на закате второго дня к нему прибыл гонец и сообщил, что караван с похищенными омегами покинул страну и направляется на южные рынки Китая, где светлокожие и молодые омеги из их страны считаются особенно ценными. Король послал второго гонца с требованием — догнать караван преступников, выкупить юношей по любой цене и вернуть их домой!

Из всего случившегося король делает вывод, что у похитителей омег во дворце имеется покровитель, которого в данный момент, видимо, нет на месте. Ван нахмурился, потому что его подозрения становятся всё конкретнее, хоть пока точно сказать, кто именно помогает этой шайке, он не может. На исходе третьего дня министр порядка снова попросил встречи и показал королю обширный отчёт: подобное происходило не в первый раз, когда всадник ездил около дворца, размахивая руками. И после этого дворец по «срочным» делам покидали больше двадцати человек, а запланированно — больше сотни! Когда сверили списки, подозреваемых стало чуть больше сорока, но под подозрение попали несколько близких человек из семьи вана.

Монарх, снова сидящий на своём балконе, с которого он мог видеть половину города, постучал пальцами по перилам балкона и посмотрел на участок поместья, где до сих пор проживали мужья бывшего повелителя. С кем-то у него были просто отличные отношения, как, например, с Чжумином, папой двоих его братишек-омег. Но, к сожалению, у него под боком остались папы троих братьев-альф, которые родились позже короля, и некоторых из них он подозревал в отравлении своего папы и даже в покушениях на себя. Он не понимал, как именно они умудрялись, сидя в своих небольших домиках, интриговать и руководить половиной его государства?

В целом, король понял, что дело с похищением омег ему раскрыть пока что не удалось, и основную ошибку он увидел именно в том, что взял для этой цели омег из собственного гарема. А теперь оказывается, что похитители могут знать юношей в лицо... Что ж, стоит этот вопрос продумать более детально, а потом, примерно через луну, повторить эту операцию, только больше не допускать, чтобы омег вывозили из страны — это и хлопотно, и дорого! Король сделал себе пометку, что возвращать этих юношей в гарем будет безответственно, если похитителям покровительствует кто-то из его ближайшего окружения.

Он вздохнул: если бы не эти романтические бредни, троих из них он запросто пристроил бы в мужья своим друзьям-воинам, и им не пришлось бы ломать голову, как стать дворянами, чтобы быть не хуже своих избранников? И чего они так вцепились в этих омег? Хотя одного из них он видел лично, и теперь ночи напролёт мечтает о том дне, когда омега вернётся и скажет ему, готов ли стать его наложником?

***

Хосок сорвал с себя пояс с мечом и швырнул в угол. Его подозрения оказались верными, и это не было его невнимательностью! Бонсо недовольно следил за его метаниями, потом спокойно сказал:

— Ты не можешь контролировать абсолютно всё, Хо! Если этот Рундже уехал с ними, а мальчишки остались, то не стоит ли попробовать избавить ребят от его дурного влияния? Это мы можем сделать! А всю жизнь оберегать и защищать наших мальчиков мы не в состоянии. Пришло время дать им возможность столкнуться с этим миром и принимать решения самостоятельно!

— Со! Что ты такое говоришь? — возмущается Хосок. — Да наши мальчики достаточно самостоятельные, чтобы справиться с армией альф! Но они такие беззащитные перед кознями омег! И именно это им предстоит. Когда этот Рундже был у меня под присмотром, рядом с болотами, в которых я пообещал его утопить, как щенка, он вёл себя относительно хорошо по отношению к Джину и Тэ, а уж на Чимина боялся косо посмотреть! Но что будет теперь?

Бонсо подошёл к Хосоку сзади, обнял его за талию, положил ему голову на макушку и спросил:

— Догнать их и вернуть его?

Хосок крепче прижался к надёжной груди альфы и отрицательно покачал головой: они уже опоздали, теперь любое их противодействие приведёт к более тяжёлым последствиям. Но они могут сделать всё, что в их силах! И омега шепчет:

— Я не знаю, чем это закончится, но история уже на середине, поэтому нам остаётся только наблюдать со стороны. Но ты прав, у нас есть более важные дела. Нужно проведать поместье Кимов. Я просто не уверен в своих травах, а вдруг они быстро перестанут работать?

— А вдруг — нет? — смеётся альфа. — Меня выворачивает всякий раз до самых пяток, как только до меня доносится этот смрад! А ты в этот раз постарался особенно, напитав их дополнительно всякой дрянью.

Хосок поворачивается и делает вид, что сильно возмущён:

— Ты считаешь, что я не позаботился о тебе на этот раз? За это пойдёшь в обычной повязке!

— О, нет! — в притворном ужасе вопит альфа. — Помилуй меня, господин Чон!

Чуть наклонив голову и приподняв подбородок, Хосок с насмешкой смотрит на своего любовника. Тот понимает, чего от него ждут, подхватывает омегу на руки и несёт на футон, который всегда лежит у них в комнате — на всякий случай! Укладывает на него Хосока, сам встаёт перед ним на колени и интересуется:

— Мой господин, я могу прикоснуться к твоему телу?

Омега отрицательно качает головой, но взгляд его начинает опасно полыхать. Подняв ногу, Хосок вкладывает свою ступню в руку альфы и шевелит пальчиками. Бонсо подносит изящную ножку к губам и легко прикусывает большой палец, от чего омегу выгибает дугой. Альфа ловит вторую ступню, складывает их вместе и берёт в рот оба пальчика, посасывая их и покусывая. При этом слегка массирует ступни другой рукой, поднимаясь всё выше. Широкие штаны омеги замечательны тем, что их можно задрать на любой уровень, немного сместить и получаешь полный доступ к прекрасной упругой попке! Именно туда и стремится попасть альфа, проходясь огромными шершавыми ладонями по узким лодыжкам, стройным икрам, острым коленям и крепким бёдрам. Губы следуют за руками, и Хосок, схватив любовника за волосы, толкает его лицом на свой член, источая аромат вереска и мёда.

Бонсо не помнит себя, потому что за долгие годы, во время которых они с Хо были близки, он с каждым разом всё сильнее влюблялся в этого омегу. И когда другие сверстники Хосока превращались в старичков, а альфы его возраста теряли интерес к жизни и становились неотличимыми от омег, бесследно сглаживая свои запахи, они продолжали любить друг друга, и его имбирь прекрасно сочетался с вереском и мёдом, не исчезая, а всё сильнее кружа им головы!

Вскоре альфа слышит приказ:

— Можешь, прикасайся!

Бонсо срывает одежды с себя, затем обнажает всё ещё красивое тело Хосока, кладёт его ноги себе на плечи и пристраивает член к сочащейся дырочке. Ежедневный секс не позволяет омеге закрыться, поэтому Бонсо входит легко и глухо стонет от наслаждения, приподнимая Хо и буквально насаживая на себя! Этот прекрасный омега с возрастом не утратил страсть, он стонет тихо, чтобы не услышали слуги, но эмоции на его лице говорят сами за себя! Бонсо хватает зубами аккуратное ушко и прикусывает, чтобы услышать мурлыканье омеги. Потом отодвигается и дразнит член господина, то прижимая его между животами, то не позволяя себе прикасаться к нему. Наконец, Хосок кончает с тихим всхлипом, и альфа вынимает собственный член, чтобы довести себя самостоятельно: на узел просто нет времени, это — ночное развлечение.

Через час они стоят около поместья Кимов и рассматривают следы, которые появились после того, как они забрали слуг из этого поместья. Что ж, стоит отметить, что кто бы ни приезжал после них, задержаться тут они не смогли. И всё благодаря прекрасному средству, которое Хосок случайно обнаружил, осушая свои болота. Вонища от него вокруг стояла такая, что Хо быстро достал из-за пояса два букетика трав, а Бонсо подал ему горшочек, в котором лежали тлеющие угольки. Хосок поджёг сразу оба пучка и один отдал альфе, который уже позеленел — нежный какой! Свежий аромат мяты, душицы и полыни перекрыл смрад, что позволило им войти в поместье. Что сказать, незваные гости не смогли продвинуться дальше, потому что их желудки, наверное, превратились в вулканы, извергающие из себя все внутренности! Кругом подсыхали неприглядные лужицы. Что ж, на это и расчитано! Хо прошёл в ближайшие покои и удовлетворённо кивнул: до сих пор тлел тот край, который подожгли сначала, прогорев всего на один палец. Если его мальчики задержатся на несколько месяцев, эта трава будет продолжать отпугивать не только мелких грызунов и больших хищников, но и обнаглевших двуногих паразитов!

Когда же Хо направляется к покоям молодых, Бонсо пробует его остановить, даже хватает за руку:

— Хосок, не надо. Чимин не будет в восторге, если ты раскроешь его секрет!

— Я только посмотрю! — упрямится омега. Он подбегает к крыльцу и откапывает тайничок внука, проталкивает руку под ступени, нашаривает что-то, вынимает и с удивлением рассматривает простенький браслет из дешёвого болотного нефрита, на котором очень искусно вырезан иероглиф, объединивший в себе два имени: «ЮнМин». — Красиво, — признаёт Хосок. — Значит, мой Чимин решил объединить своё имя с именем того альфы? Как ты считаешь, он не ошибается в нём? По тому, что сказали мне кости, мой внук будет счастлив всего с одним альфой, вот только его избранник не должен быть чунъином! Я снова и снова вижу это, но Чим вцепился в этого полукровку!

— Может, кости ошибаются? — приобнимает его Бонсо.

— Ни разу они не обманули меня, Со, — расстроенно говорит омега, убирая браслет назад в тайник и присыпая его, чтобы внук не понял, что кто-то узнал его секрет. Вымученно продолжает объяснять: — Это я... врал, чтобы успокоить и не позволять другим падать духом, понимаешь? Поэтому я так нервничаю... Разве есть что-то в этой жизни, важнее счастья?

Бонсо поглаживает своего омегу по плечу, прекрасно понимая, как ему сложно вести в прямом смысле тройную жизнь: как Пак Юнгом, как Чон Хосок и как его любовник. К тому же его ответственность за своих мальчишек иногда просто переходит все границы, но Бонсо ни разу не упрекнул его, ведь его Хосок так много потерял в этой жизни: в совсем юном возрасте стал сиротой, потому что его родителей сожгли вместе с поместьем! Его спасло то, что в это время он гостил у дальних родственников, которые сватали ему своего старшего сына-альфу. Именно эта семья и взяла на воспитание юного Чона. Однако стоило родителям Юнгома поженить детей, как какая-то хворь выкосила почти половину поместья, в том числе и старших Паков с их остальными детьми. Хо никогда не рассказывал, как он жил с мужем, но Бонсо и так понимал, что в счастливых семьях омеги своими руками не хоронят мужей в тайне от всех, чтобы занять его место и жить, как ни в чём не бывало!

Потом они уже вместе потеряли, как им казалось Джина, а там и папа Чимина умер на руках Хосока, бедный мальчик. Словно этим Небеса не желали ограничиваться, Юнсок тоже слишком быстро ушёл следом за мужем. Бонсо ещё помнит свой страх, когда пустота в глазах Хосока заставляла его думать, что его возлюбленный потерял интерес к жизни, а это значит, что он может последовать за сыном в любой момент, оставив крошечного внука в этом мире совсем одного! Альфа тогда задействовал всё свое терпение и убедительность, чтобы пробудить в Хо хотя бы каплю интереса к жизни! И у него получилось, хоть и не сразу.

Немного придя в себя, омега решил посвятить себя «мальчикам», в том числе и Джину. Со временем Хосок стал жалеть о том, что по молодости, не подумав, пил заграничные средства для подавления течки, когда нужно было в образе Юнгома куда-то ехать. Лишь спустя какое-то время он понял, что у него насовсем пропали периоды призыва пары. Он никогда не говорил Бонсо, но альфа и сам видел, какой тоской наливались глаза омеги, когда он наблюдал за крестьянскими детишками. Но для Бонсо и самого себя Хо принял за истину, что просто боится гнева предков и Небес.

***

Намджун снова поправил пустой пояс, за которым больше не было меча. Чонгук лежал вверх лицом и смотрел на войлочный потолок, с которого свисали тонкие кожаные ремни неизвестного предназначения. Альфы молчали, потому что у входа в шатёр стояли три озлобленных монгола, которых приставили охранять именно их, от кого никому нет никакой пользы! Снова и снова генерал прокручивает в мозгу момент, когда они потеряли Тэхёна. Когда они подъехали к приграничному городу, жуткая картина предстала перед их глазами: город горел! По задымлённым улицам бегали люди: кто-то с плачем пытался спастись, другие догоняли, хватали, швыряли на землю и либо наваливались сверху, либо рубили мечами. Дети цеплялись за одежды родителей, но такие сильные и большие папы и отцы в этот раз ничем не могли помочь своим малышам — их хватали за ноги и, размахнувшись посильнее, бросали с криками на землю, а если это не прерывало их жизни, то им на голову резко опускали ноги в сапогах, подбитых металлическими подковами.

Альфы-воины переглянулись и уже готовы были дать сигнал, чтобы возницы разворачивали карету и повозку и увозили пассажиров подальше, чтобы они могли как-то помочь горожанам, но не тут-то было! Тэхён, как камень, выпущенный из рогатки, рванулся в самую гущу боя, срывая с себя чонъот и крича во всю глотку:

— Остановитесь! Я — Ким Тэхён! Я вернулся! Срочно доложите, что прибыли послы от вана Корё!

Альфы ничего не успели сделать, маленькое тело было просто поглощено толпой, но, словно все только этого и ждали: солдаты отпустили людей, горожане опустили незамысловатое бытовое оружие, которым пытались защититься, крики стихли, кажется, даже огонь снизил пламя. Вот только больше не было видно стройного силуэта, словно Тэ распался на сотни молекул добра, которые втянули в себя люди, чтобы прекратить кровопролитие. Чонгук рванулся за ним на коне, но его стянули, обезоружили, поставили на колени и на ломанном языке сказали:

— Нам не надо много посол, один хватит. Не бегай, не кричи — ноги-язык будут. Поставь руки на землю, буду одежду проверять, нож отнимать.

Их обыскали, лишили любого оружия и отвели в этот шатёр. Обыскали карету и кибитку, однако они обе оказались пустыми. Их просто забрали и куда-то откатили. И вот уже почти трое суток альфы не знают, что происходит? Что им нужно думать? Какая участь их ожидает? Что, в конце концов, произошло с Тэхёном? А с тем, кто находился в кибитке?

Кроме этих вопросов Намджуна мучили и другие: к примеру, как там Джин? Смогут ли о нём достойно позаботиться? Что Джин помнит об их ночи? Что он обо всём этом думает? Не сердится ли на него, что Нам прикоснулся к его телу, когда его сознание было в отключке? Или за то, что не связал их, когда омега так просил! Что сказать, он думал о многом, потому что делать было нечего: Чонгук молчал, спать не хотелось, каких-то развлечений, хотя бы самой плохонькой книжонки в шатре не завалялось. Есть тоже особо не хотелось, потому что участь их не была ясной. Радовало то, что, вроде бы, звуков боя больше не было. Кажется, после того, как исчез Тэхён, наступило какое-то перемирие, и альфы ждали.

Нам решил не думать о том, что их казнят. Хотели бы — сразу бы головы им снесли! Чего на них еду тратить, силы, чтобы охранять? А значит, самое время подумать о будущем, которое всё ещё остаётся смутным и даже пасмурным, но кто сказал, что невозможно придумать, что все отлично? Нам сразу вспомнил, как он мечтал отвезти Джина в своё поместье. Оно было чуть больше, чем у Чонгука, но министр, который жил в нём до него, обладал тягой ко всяческим новинкам, и поместье было построено с комфортом, который сам Намджун считал излишним, но теперь, когда ему так хочется поразить Джина, это будет в самый раз!

К тому же после прежних хозяев у него осталась обширная библиотека, которую сам Намджун очень ценил, и даже если Джин не приучен читать, он сможет оценить стоимость этих книг, написанных на отличной бумаге каллиграфическим почерком, с прекрасными иллюстрациями, переложенными калькой. А ещё письменные принадлежности из слоновой кости и меха разной степени жёсткости! И всё это очень аккуратно складывалось в прекрасный ларец со множеством ящичков, в которых лежали кисти разного размера, чернильницы, чернила и камни для крупного, среднего и мелкого помола. Даже небольшая плоская фляжка для воды имелась, а в самом верхнем ящичке плотной стопкой лежали листы и грузы отличного качества!

Но вспомнив, что Джин в первую очередь — красивый омега, Нам улыбнулся: в его поместье имеются покои, которые будут по душе и такому. Конечно, что-то придётся заменить и прикупить, но основное богатство той комнаты — красивый столик в виде тумбы на ножках, а внутри также множество ящичков, которые прежний хозяин наполнял всевозможными красками для лица, какими-то средствами для ухода за кожей. А сверху к этой тумбе было прикреплено большое бронзовое зеркало — и не нужно держать его в руках, когда приводишь себя в порядок. Намджун буквально видел, как Джин расчёсывает свои прекрасные волосы, сидя перед столиком в одной лёгкой рубашке для сна, а он наблюдает за ним с футона, не выдерживает, поднимается, подходит сзади, видит отражение двух счастливых лиц, наклоняется и целует мужа. И тут в их комнату вбегают трое малышей: двое альфочек и омежка, который ещё не умеет ходить, и его придерживает омега-няня, который привёл детей поздороваться с родителями. Нам хватает на руки маленького принца, и тот смеётся, глядя на него синими, как драгоценные камни, глазами.

— Нам! — врывается вдруг в его мечты грубый голос Чонгука. — Что ты думаешь обо всём этом? Тэхён — предатель? Неужели это он подговорил тогда монголов, чтобы они напали на поместье? Я не могу в это поверить!

— И не верь, — советует старший. — Те, кто тогда напал на поместье, не были монголами, скорее, крестьяне, которых Тэхён отмазал от службы, чтобы охранять поместье. Помнишь, какой они переполох устроили, когда к ним приехал мой кузен? И его отряд был всего из шести человек! Напали же человек двадцать, и переговаривались они между собой на монгольском, но с таким акцентом, что я не понял почти ни слова! И их охрана не заметила! Может, потому что и напала именно эта охрана? Когда мы Джина искали, Тэ допрашивал каких-то альф, которых я не видел в поместье. Но голоса некоторых из них показались мне знакомыми. Естественно, Тэхён много, чего скрывает. Но разве он полез бы в самую гущу боя, если бы был предателем? Скорее я могу поверить, что на него давили с того берега, вот он и примчался, уверенный, что его имя может остановить погром...

Чонгук сглотнул и спросил:

— А это может значить, что он... не вернётся к нам, затерявшись в каком-нибудь гареме?

Намджун недовольно смотрит на кожаные ремешки, вдруг догадавшись, что, разбирая шатёр, монголы просто тянут за них, и шкуры падают внутрь, и не надо за ними лезть на крышу. Усмехнувшись, он пробормотал:

— Тэхён из тех омег, кого нельзя показывать никому, иначе появится слишком много желающих заполучить его себе. Может, ты не понял, но даже если он вернётся, наш ван ждёт его не только, как посла, но и как будущего наложника. Он сам попросил меня уговорить на это Тэ. Но я отказался, — сразу успокоил он молодого друга. — Понимаешь, его надо брать замуж и метить, чтобы больше никто не разевал на него рот. Но Тэхён не из тех, кто позволит пометить себя и не пометит в ответ. Вопрос в том — готов ли ты на такое?

Чон снова сглатывает ком и хрипло говорит:

— Готов. Лишь бы он вернулся, Джун. Я сразу женюсь на нём!

— Если он захочет, — напоминает Намджун.

Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент в шатёр вошли люди в одеждах высших командиров, склонились перед тем кто шёл последним. Генерал подумал, что это может быть сам хан, но человек сказал:

— Наш хан отбыл в свой стан, но вот те условия, на которые он согласился. Вы можете подписать их или не подписывать, однако это — последнее слово нашего хана! Если не подпишете, этот город вспыхнет снова, как и десятки других поселений вдоль наших границ.

Генерал Ким Намджун внимательно читает документ, составленный сразу на двух языках. Он хмыкает, когда видит своё и Чонгука имена на месте основных посланцев, подписавших это мирное соглашение. «Мог бы и расписаться за нас!» — сердито подумал он про Тэхёна. Но, прочитав условия соглашения, генерал бледнеет и молча ставит свою печать. Чонгук, глядя на командира, делает то же самое. Им передают их экземпляр документов и воины выходят из шатра, а стража покидает свой пост около места их заключения.

— Я не понял, — пробормотал Чонгук, — мы что, свободны? А где Тэхён?

Намджун только покачал головой и вдруг заметил своё и Чоново оружие, которое, видимо, принесли сразу после того, как военачальники вышли из шатра. Он надевает меч, прячет ножи, выходит из шатра и видит пару лошадей, готовых к отбытию. Может, даже это — их лошади, он не помнил. Но когда Ким коснулся шеи животного, жеребец довольно фыркнул, и Нам понял, что им вернули тех же коней! Вскоре к нему присоединился Чонгук, и они, не теряя времени, вскочили в сёдла и рванули в столицу. Однако едва отъехав от поселения, Чон снова не выдерживает и спрашивает:

— Что мы скажем? Мы потеряли всех! Тэхёна и... того, из кибитки... Ван сказал, что с нами поедет кто-то из его семьи. Куда он делся? Может, вернёмся, спросим у местных, не прибивался ли к ним посторонний альфа?

Друзья поворачивают коней и несутся в городок. Ужас ещё не отпустил бедных жителей, и они настороженно встречают чужаков, не желая вступать в беседу с тем, кто носит военную форму, но никак и ничем не помог им! Почти все в городе кого-то потеряли. Были дома, в которые сердобольные соседи сносили трупы всех представителей этих семей, чтобы в положенный срок предать их земле. Плакальщиков на всех не хватало, поэтому они ходили из дома в дом, и создавали совсем не подходящую для траура кутерьму! Походив по улицам города и основательно расстроившись из-за того, сколько невинных людей тут погибло, воины снова направились в столицу. Уже покидая город, они, наконец, заметили сотни продолговатых ям, которые вскоре будут заполнены погибшими, а потом почти луну над могилами будут куриться благовония.

Генерал Ким скрежещет зубами, потому что воины должны биться с воинами, а не с мирными людьми! Основательно разозлённый и расстроенный, он старается не обращать внимания на сопение Чонгука. Не обременённые каретой и кибиткой, друзья скачут остаток дня, ночь и к обеду следующего дня прибывают в столицу и сразу направляются во дворец. Там их встречает ван, но, увидев их подавленное состояние, не спрашивает, куда подевались их спутники? Он молча читает представленный ими договор и тоже бледнеет. Потом берёт себя в руки и сзывает Высший Совет, требуя от высокопоставленных дворян:

— Эти двое заключили договор о мире с монголами, тем самым, можно сказать, спасли нашу нацию. Я требую, чтобы им присвоили звание дворян за их заслуги перед государством!

Документ гуляет по рукам министров, и все удовлетворённо кивают. Ну, значит, тому так и быть: в их государстве ещё на две фамилии стало больше! Каждому альфе положен реестр, в котором они начнут личную историю своего рода, и министры отправляются готовить для них семейные книги, в которые постепенно можно будет вписывать потомков, а вернувшись домой, альфы выпишут из реестров отцов своих предков.

Посмотрев на измождённых послов, король разрешает им покинуть дворец и возвращаться домой, где их, наверняка, заждались. Потом он, словно что-то вспомнив, просит задержаться Намджуна. Генерал еле держится на ногах, но стоит перед троном, почтительно склонив голову. И когда последний министр покидает зал собраний, ван говорит:

— Присядь, Нам. Я хотел узнать — где остальные?

— Мы не знаем, — честно отвечает Ким и рассказывает королю всю историю их путешествия, не забыв упомянуть, как был расстроен Чонгук!

Король кивает. Он строго говорит:

— Ты не выполнил мой приказ, Намджун. Тэхёна можно считать предателем...

— Предателем? — возмущается Намджун. — Да ты видел, какие условия мира он нам выбил? Думаешь, он пожертвовал бы собой, будь он предателем? Нет, ван, мой кузен кто угодно, но только не предатель. И я, приехав домой, сразу установлю в алтарь табличку с его именем и буду молиться о его душе: даже если он жив, то его участь такова, что мёртвые могут ему позавидовать!

Король больше не спорит. Он только говорит:

— У тебя теперь могут возникнуть проблемы с женитьбой на господине Киме Сокджине, ты это понимаешь? Может, я женю и тебя, и Чона на сыновьях министров? Вы больше не чунъины — герои Корё! Сейчас любая семья будет счастлива породниться с вами.

— Мне никто, кроме Джина, не нужен, ван, — устало говорит Намджун. — Если он от меня откажется, я просто покину этот мир и закончу свои дни в каком-нибудь монастыре, да простят меня предки!

Вздохнув, король выносит новое решение:

— Тогда я подыщу жениха для Чона. Помнится, пару лет назад он кружил голову сыну одного из министров, но в те дни, конечно, никто не дал бы ему разрешение на подобный брак. Но теперь для него открыты любые двери. Как думаешь, его прежнее увлечение поможет ему скорее успокоиться?

Намджун только пожимает плечами, и король, наконец, отпускает его. Ван снова смотрит на договор и только головой качает: как Тэхёну удалось достичь подобных результатов? Во-первых, дань будет взиматься не раз в пять, а раз в десять лет. Не десять процентов от всех доходов, а всего шесть. И пополнение армии монголов — только в добровольном порядке и с выплатами, как любому воину из армии монголов. Кажется, таких требований не смог бы добиться ни один из его послов! Что же пришлось сделать Тэхёну, чтобы добиться подобного? Ван понимает, что его страна получила огромные преимущества перед ханом, но сам он проиграл.

Однако мысль о том, что Чон тоже проиграл, в некотором смысле приносит удовлетворение. Одно дело, точно даже не знать, где там Тэхён и с кем? А вернись он из миссии и скажи, что беременный, король всю оставшуюся жизнь не смог бы смотреть на Чонгука, зная, что того дома ждёт прекрасный муж, одаривающий его детьми! И, подумав, ван решил поторопиться и оженить Чонгука.

Он любил этого мальчишку, который, не задумываясь, пару раз прикрыл его от меча и однажды от стрелы, но его обаяние, которое сводило с ума абсолютно всех омег, начало уже выбешивать. Как-то пару лет назад сам Чжумин похвалил этого паршивца за его внимание к просьбам престарелого наложника бывшего короля — из похода привёз ему юный альфа корни каких-то небывалых цветов, которые в их стране считались экзотикой и стоили слишком дорого. В другой раз Чон подарил омеге музыкальный инструмент, в который можно было дуть, зажимая определённые отверстия, и звучала нежная мелодия. И такими подвигами Чон прославился среди омег больше, чем личными воинскими заслугами перед самим ваном!

Король пригласил стражника и попросил его позвать министра, за чьим сыном Чонгук ухлёстывал. Альфа вошёл степенно и остановился перед ваном, слегка склонив голову. Этот гордый министр был представителем семьи, которая служила трону почти сто лет и не имела ни одного скандала — есть, чем гордиться! Именно поэтому отец ковырялся в претендентах на руку его сына-омеги. Но сегодня ван настроен испортить этому всегда спокойному представителю знати настроение:

— Министр Ли, как поживает Ваш прекрасный Чимэй?

Министр настороженно посмотрел на вана. Конечно, интерес короля к его сыну — не пустая болтовня! Наверняка его мальчика желают, как наложника. С одной стороны для омеги в их стране непросто попасть в гарем самого короля, но и чести там не особо много, ведь король уже оброс сыновьями-альфами, имеет трёх супругов-наложников (тех, кто родил альф) и одного мужа, который стал первым супругом (папа старшего сына, основного наследника трона). Поэтому для своего единственного сына омеги министр Ли желает иной участи: быть законным мужем, пусть и обычного дворянина, что даёт омеге гораздо больше прав, чем у наложника короля. И отец осторожно говорит:

— Слава Небесам, в целом мальчик здоров, хотя вот на днях немного кашлял.

— Жалость какая, — расстраивается король. — Пожалуй, я пришлю вам моего доктора, он — лучший лекарь в нашей стране, быстро поставит вашего сына на ноги. А как у него дела с альфами? Много ли предложений руки и сердца? Уверен, что нет отбоя от всяких сыновей дворян, которые уже обросли наложниками и сыновьями-альфами?

Министр Ли отмахивается, делая вид, что его это не беспокоит:

— Чимэй красив и богат, он достоин стать мужем любого одинокого, молодого и подходящего ему по статусу дворянина!

— Даже героя, — намекает король, и министр Ли меняется в лице.

— Но... Герой... Вы имеете в виду господина Чона, Ваше Величество?

— Именно его, — соглашается монарх, стараясь держаться непринуждённо. — Помнится, этот альфа нравился Вашему мальчику. Да и Чонгук долгое время был ему верным, надеясь, что его личные заслуги будут замечены и оценены отцом омеги, то есть, Вами. Как отец, я Вас понимаю: отдать любимого сына за чунъина — немыслимая идея! Однако теперь этот парень больше не чунъин. Он — герой! И вскоре многие отцы поймут, какая честь — иметь в зятьях героя, а их сын может стать родоначальником целой династии. К тому же, я считаю, что Ваш сын по рождению достоин того, чтобы стать мужем альфы сразу, не дожидаясь рождения сына-альфы. Как Вы смотрите на моё предложение?

Старый министр задумался. В словах короля было много такого, что задевало его расчётливое сердце. Но сына он тоже любил, поэтому вспоминал, можно ли назвать его сына влюблённым в этого Чона? Он решил попросить у короля:

— Ваше Величество, мне нравится Ваше предложение, но жить придётся моему сыну, поэтому могу ли я спросить своего мальчика, будет ли он рад, если герой Чон сделает ему предложение?

— Конечно, — соглашается король. — Но не стоит затягивать с решением. Скажу Вам по секрету, министр Хан сегодня очень пристально рассматривал моего юного друга, а у него, если Вы помните, целых три сына-омеги на выданье. Да и министр Ким тоже с интересом поглядывал в сторону наших героев, однако он знает, что генерал Ким уже решил взять себе мужа, и, получается, его тоже заинтересовал именно Чон... Но я ни на чём не настаиваю, можете думать, сколько позволит вам время. Просто я вспомнил, что когда-то именно рядом с Вашим сыном Чон светился счастьем, а Чимэй тоже краснел, стоило молодому воину проявить к нему знаки внимания.

Гордый дворянин покинул покои короля в сильном смятении, потому что одно дело — отказать очередному дворянчику, но тут сам король сватает его сыну, можно сказать, самого завидного жениха! Военачальник Чон Чонгук и так был обласкан ваном, а став героем, он будет получать жалование в разы больше, получит наделы как дворянин и как герой, а это значит, что и его доходы будут расти с каждым годом! К тому же в связи с перемирием с монголами он будет постоянно находиться рядом с мужем, лишь иногда приезжая во дворец, чтобы завести и поддержать выгодные связи. И наверняка и пяти лет не пройдёт, как он соберёт гарем, в который будут стараться попасть все вторые сыновья министров! А его сын может стать главой этого гарема, только бы Чимэй не вздумал капризничать и строить из себя обиженного недотрогу!

Король с насмешкой смотрел вслед своему министру. И ведь он его не обманывал, каждое слово было правдой. Но сам король был лично заинтересован именно в этом браке, ведь тогда его сердце может успокоиться. Где-то в глубине души он надеялся на возвращение Тэхёна. И даже если у омеги будет ребёнок — разве для одного малыша не найдётся в этом огромном дворце места? Мягкая улыбка осветила лицо монарха, который представил этого малыша — плод любви таких красивых людей! Да он будет просто горд усыновить такое сокровище!

Вдруг, прерывая его размышления, распахивается дверь, и в зал вбегает один из конюхов, который лично приглядывает за конями короля. Слуга падает на пол и плачет:

— Ваше величество, Ваша любимая белая кобыла умерла! Ещё сегодня утром она чувствовала себя прекрасно, но когда я пришёл расчесать её, она уже околела!

Король сглотнул, вспомнив, что собирался прокатиться сегодня именно на ней, но прибытие послов поменяло его планы, и он велел распрячь кобылу и вернуть в стойло. Эта лошадь была его особенной гордостью — белоснежная, стройная, с высокой посадкой головы, быстрая и выносливая. Кроме того, она ожеребилась всего трижды, но все три раза она принесла таких же, как она сама, белоснежных жеребят! Одного из них ван подарил одному из правителей небольшого соседнего государства, но теперь они стали почти врагами.

Король вскочил и бросился в стойло к своей любимице. Она лежала на правом боку, закинув голову вверх, её грива была растрёпана, а бока выпачканы, словно несчастное животное несколько раз перевернулось через спину, страдая от сильной боли. В конюшню вбежал доктор, и король велел ему:

— Вскрывайте! Я хочу посмотреть, тем же ядом была отравлена моя любимица, как и омега?

Доктор достал блестящий, немного зазубренный нож и, бросив в небо извиняющуюся молитву, начал вскрывать живот мёртвой кобылы. Король внимательно следил за каждым его движением, но когда кожа разошлась и взору монарха открылись внутренности, ван завыл: кобыла была жерёбая! Плод был не до конца сформированным, но и так было понятно, что малыш был бы таким же белоснежным, не оборвись жизнь его матери так внезапно!

Кроме этого у кобылы были забиты кровью лёгкие, а желудок напоминал тонкий пузырь, до предела натянутый и готовый взорваться в любую минуту! Те же симптомы, что и у омеги в голубом одеянии. Король наклонился, провел по шее мёртвого животного платочком и поднёс его к носу, пытаясь определить по запаху, что входит в состав этого ужасного зелья? Теперь, когда лошадь погибла, шерсть на её шкуре, где её намазали ядом, стала приобретать оранжевый оттенок. Отвратительно! Король покачал головой и подумал, что кто-то отлично знает все его вкусы, планы и даже то, что некоторые продукты ему настолько нравятся, что он, почувствовав их запах, не может отказать себе в радости — попробовать хотя бы понюхать их! И в этот раз прекрасный запах мандаринов был наполнен ядом.