Голос бездны

Добравшись до дома Сони, я ее там не обнаружил. Дверь была заперта, а на мои стуки и крики не было никакой реакции изнутри. Дом был пуст. Почему-то я сразу подумал, что она могла пойти к Наде, ведь к кому ей еще идти? Решив, что это даже к лучшему, я не стал идти к Наде и проверять это. В конце концов, если Соня не пойдет со мной убивать сирену, а останется дома, опасность ей будет угрожать меньше, ведь все мы знаем, чем закончилась вылазка Артема к болоту. Следующим пунктом моего назначения был наш клуб. Сжимая в руках дедушкин журнал, я стоял у двери в клуб и думал, что же будет, если Марина окажется там. В моем рюкзаке лежала часть гарпуна. Смогу ли я убить ее при всех ребятах, средь бела дня, в нашем клубе? Однако вероятность ее нахождения там не должна быть большой. Я не думаю, что сирена не смогла бы догадаться о том, что из-за Сони я могу все узнать. Она целенаправленно вредила ей, причиняя боль, а после всего этого убила ее брата на ее же глазах. Но не заметить того, то Соня общается со мной лучше, чем с кем бы то ни было, она не могла.

Мои размышления были грубо прерваны Андреем, который, по всей видимости, задержался и опоздал на наше так называемое собрание.

— Ян? — он посмотрел на меня с каким-то страхом, а после тихо спросил: — Ну и как?..

— Мне нужно кое-что вам показать, — спокойно сказал я, выставив вперед журнал. — Но без Марины. — я уже было хотел открыть его и начать рассказывать ему обо всем, как он остановил меня.

— Марины там нет, — он подошел ближе и открыл дверь. — Заходи.

Я еще раз взглянул на него, пытаясь понять, нет ли тут никакого подвоха. Угодить в ловушку прямо перед самым достижением цели мне бы очень не хотелось.

— Она позвонила нам и сказала, что не сможет прийти сегодня. — как бы заметив мое сомнение, добавил он и вошел внутрь, а я последовал за ним, готовый ко всему. Однако все выглядело вполне себе дружелюбно. Я впервые увидел, как выглядит наш основной зал при электрическом свете. До этого, в целях экономии, свет зажигали только в «гримерке».

— Ян? — заметив меня, также испугалась Алина, вешавшая картонные пузыри на стену. — Ты рассказал ему?

Я уже не удивлялся, что ведут они себя так, будто бы им наплевать на пропажу друга. В конце концов, это тоже можно было списать на воздействие какой-то там магии Марины. Наверное, из-за того, кто я есть, на меня она действует хуже, если действует вообще.

— Где Марина? — практически перебив ее, спросил я, не найдя девку взглядом среди украшающих зал ребят.

— Она... ушла часа через два после вашего ухода. Мы тогда собирались посмотреть фотографии с камеры, как она заявила, что должна идти прямо сейчас. — удивленно ответила Алина и переглянулась с Семеном, который придерживал ее стремянку.

— Она звонила мне и просила передать, что не придет сегодня украшать. — кивнул Андрей, бросив какой-то черный пакет, что он принес с собой, на пол.

— Ну, вместо нее пришел Ян. Думаю, уложимся. — более оптимистично сказала Алина.

— А где Соня? — спросила Надя, сидевшая на коленях возле лавочки. Она рисовала те самые пузыри на кругах, вырезанных из ватмана — мы обсуждали эту часть декораций пару дней назад.

— Я хотел спросить у вас то же самое, — пожав плечами, ответил я. — Дом закрыт.

— Наверное, опять к маме на работу пошла, — предположила она и продолжила рисование. — Садись, будешь рисовать.

— Погоди ты, — махнула рукой Алина. — Так ты рассказал отцу правду или нет? Лично мы все отделались версией про ночевку в клубе.

— Да, я рассказал ему все. — в клубе повисла напряженная тишина, но вскоре я добавил: — Марина ушла, как только зашла речь о фотографиях? — уточнил я, ведь у меня появились догадки о том, как лучше можно доказать им нашу с Соней правоту насчет Марины.

— Вроде бы да... — изобразив на лице усилие, не совсем уверенно сказала Алина. — А что?

— Можешь показать все фотографии, сделанные во время похода?

— Да без проблем, — ловко спустившись со скрипящей стремянки, Алина исчезла в гримерке.

— Ты меня пугаешь, чувак. — отпустив стремянку, сказал Семен и присел на вторую ее ступеньку.

— Так ведь скоро хэллоуин, — слабо улыбнувшись, сказал я.

— Вот, смотри, — вышедшая из гримерки Алина уже протягивала мне свою камеру. — Листай вперед, до самого конца.

Взяв у нее камеру, я посмотрел на первое фото и, не заметив на нем ничего интересного, пролистал остальные без особого интереса, пока не дошел до тех самый фотографий, которые сделала Алина, когда мы пришли, а именно — сидевшая на фоне того бездонного озера Марина. Поднеся камеру почти что впритык к лицу, я стал приближать фотографию, стараясь рассмотреть чуть ли не каждый пиксель. Пока я делал это, все в зале смотрели на меня, затаив дыхание. Я не слышал ни единого звука, когда рассматривал фотографии, кроме щелчков кнопок камеры. Да, лицо Марины здесь выражало недовольство, ведь в этот самый момент она была категорически против этой фотографии. И я, кажется, понял, в чем причина.

— Вот! — воскликнул я, а мой голос еще несколько мгновений эхом раздавался по полупустому и до этого тихому залу. От этого некоторые даже вздрогнули. Я ткнул пальцем в угол приближенной части фотографии и повернул камеру к ребятам. — Видите это? — спросил я, указывая на грязно-серое пятно воды. — Запомните. — сказав это, я вернул фотографию к исходному размеру и вновь ткнул пальцем на то самое место. — Видите? Вся вода одного оттенка, но только не здесь.

— И что? — Семен изогнул бровь. Кажется, то впечатление, которое я произвел на него своим появлением, развеялось.

— Только здесь вода отдает сероватым цветом, но уже на следующей, точно такой же фотографии, вода в этом место точно такая же, как и везде. Аномалия исчезла уже через пару секунд, ведь Алина сделала тогда сразу же две фотографии. Вы помните, как противилась Марина, когда она делала эти фото? А то, как она, по вашим словам, внезапно встала и ушла, едва речь зашла о просмотре фото? Это говорит о том, что что-то в фотографиях этих не так, и понятно что!

— Ты что, хочешь сказать, что это пятно — сирена? — изогнув темные брови, уточнила Надя, готовая в любой момент залиться смехом.

— Да. Когда я тонул днем, я видел в глубине нечто поблескивающее, но тогда я решил, что все это сон, ведь я слышал, как меня звал чей-то голос, голос... глубины, черной бездны под ногами. А потом я тут же очнулся посреди ночи от криков Сони и что я увидел? Я увидел, как Соня сидит над водой, а оттуда к ней тянет руки Марина. Судя по рассказам Сони, она действительно хотела что-то сделать с ней, а перед этим утащила Артема в воду! Если вспомнить, что Артем поранил ногу в лесу, когда был с ней, а потом Марина предложила нам остаться ночевать там, использовав раненого Артема, как предлог, то все сходится. Неужели вы не видите?! — я раскрыл журнал дедушки где-то на середине и показал всем остальным его содержимое. — Сирены существуют, а Марина одна из них! И сегодня я должен убить ее, чтобы вернуть Артема. Если вы не согласны, я пойду один, но пойду. А это, — я взглянул на раскрытый журнал в моей руке. — Записи дедушки. Я нашел их в сарае вместе с обломком гарпуна, которым и убивают сирен. Амулеты, которые все считали его придурью, были защитой от сирен. Он защищал моего отца, защищал меня, да даже всех вас!

— Тебя ведь звали Посейдоном?.. — огорошила своим вопросом Надя, подняв на меня свои карие глаза.

— Откуда ты знаешь? — оторопел я.

— Ну, если уж допустить существование сирен, то почему бы не допустить, что ты Посейдон? У тебя любовь к воде, периодически ты испытываешь ужасную жажду, у твоего отца полная амнезия, касаемо сирен, твой дедушка всегда чего-то боялся, защищал тебя, а потом внезапно ты спрашиваешь о Посейдоне, посреди леса. Разве это все не связано между собой?

— Ты права, — подумав, я улыбнулся ее сообразительности и тому, что она поверила мне.

— Стоп-стоп-стоп! — Андрей сжал пальцами свои виски и закрыл глаза. — Ты — Посейдон?

— Да. — я кивнул и переглянулся с ребятами.

— Но как?

— Думаю, это сейчас подождет. Самое главное — это то, что Марина, всего скорее, хотела обратить меня в полноценного, так скажем, Посейдона. А чтобы сделать меня таковым, мне нужно разбить сердце. Тогда, судя по словам отца, я забуду все и стану кем-то вроде «русала без хвоста». — чрезмерно жестикулируя от волнения, пояснил я и в конце рассказала сжал губы, понимая, как глупо это все звучит.

— Тогда, чувак, расскажешь нам это в качестве хэллоуинской страшилки послезавтра, — обняв меня одной рукой за шею, сказал Семен, улыбаясь искренней и такой подходящей ему улыбкой.

Бросив заниматься клубными делами, ребята вместе со мной листали журнал, где описывалось убийство и особенности сирен. Я чувствовал себя учителем, ведь мне приходилось отвечать на их многочисленные вопросы, если они касались исключительно нашей темы, ведь за окном уже давно было темно, а нам еще нужно было идти на болото. Именно на болото. Долгими спорами и многочисленными догадками мы решили, что именно туда направилась наша сирена. Когда она поняла, что, посмотрев фотографии, они вместе со мной, уже знающим обо всем, обнаружат эти улики, то просто сбежала. Единственное, чего мы не могли понять, так это того, зачем ей нужно было присваивать себе звание ответственного за костюмы и сюжет праздника, если ею целью было лишь разбить мое сердце. Еще лично меня удивило то, что она сразу же припала к Артему, хотя все парни нашей компании отнеслись к ней абсолютно одинаково. К тому же, сначала она делала мне комплименты, а затем, добравшись до Артема, стала даже оскорблять мои чувства, не говоря о Сониных. Что касается Сони... в общем, я решил не втягивать ее в это, как и всех девчонок. Однако ж, и Надя, и Алина настояли на том, что тоже пойдут с нами. Семен был не против, а потому и я не стал возражать. Точнее, Семен был не против, если не считать его подмигивания мне. Мы просто попросили девушек собрать нам еды. Как оказалось, она имелась в гримерке, поэтому действовать нам пришлось молниеносно. Едва они скрылись в гримерке, мы, как можно тише, покинули клуб и бегом добрались до конца поселка. Только тогда, когда мы пробежали мимо моего дома, мы смогли остановиться и хоть немного перевести дух.

— Не слишком мы? — жадно глотая воздух, Андрей оперся на свои колени.

— Нет, целее будут, — так же тяжело дыша, ответил Семен, убрав свои растрепанные волосы назад. — Ну что, айда дальше? А то ведь догонит...

— Да... — протерев влажный лоб тыльной стороной ладони, сказал я и двинулся вперед, прямо в темноту. Благо, луна хоть и убывала, но была еще почти полная. — Как же я надеюсь, что она там, а не в поселке.

— Что ей там делать?

— Не знаю, скажем, рассчитывать на то, что мы пойдем за нею на болото, оставив девчонок одних?.. — неожиданно для себя предположил я и побледнел.

— Нет-нет-нет-нет, зачем? — замахал руками Андрей. — Она ведь изначально хотела получить тебя, так? На кой черт ей девчонки? Если она возьмет их в заложники, это ей ничего не даст. От этого твое сердце вряд ли разобьется.

— А если убьет? Или... — схватился рукой за голову Семен, обернувшись в сторону поселка, огоньки которого нам были все еще видны. — Чуваки, наверное, я вернусь, а вы идите. Мне девушка-русалка не нужна. — посмотрев на нас, он не стал дожидаться ответа и быстрым шагом направился в поселок.

— Ох и влетит ему сейчас... — скривившись так, будто бы он ударился мизинцем, сказал Андрей, смотря вслед нашему рыцарю.

— Сам вызвался, — улыбнулся я уголком рта и пожал плечами. — Ладно, пошли, его жертва не должна быть напрасной.

В дальнейшем мы шли с ним почти что не закрывая ртов. Эмоции, переполнявшие нас, так и сыпались в виде «словесного поноса». Однако, как бы оптимистично не звучал наш с ним долгий разговор, я ужасно волновался за отца, даже несмотря на то, что я нагрубил ему.

Когда мы подошли к месту назначения, время уже перевалило давно за полночь. Часов у нас хоть и не было после моего купания с Мариной, но, раз уж мы вышли сюда в десятом часу, а по дороге еще и делали привал, то все сходится. Если управимся здесь быстро, к рассвету уже точно будем дома.

— Еще раз, — резко остановившись перед идущим за мной Андреем, я развернулся к нему с самым серьезным видом. — Я подхожу к воде, начинаю звать Марину, ты лежишь позади, и когда я вытяну Марину на камни, ты подбегаешь и вонзаешь в ее спину гарпун, все запомнил? В спину, Андрей.

— В спину гарпун. — со знанием дела кивнул Андрей и осторожно побрел к своему месту.

Мой план состоял в том, чтобы заставить Марину поверить в то, что я безоружен и пришел сюда просто чтобы, скажем так, поругаться с ней и потребовать вернуть Артема. Если она решит так, то, скорее всего, решится выплыть ко мне, дабы обратить в Посейдона. Для достоверности я даже амулет выложил, лишь бы она поверила мне, и тогда, когда она приблизится ко мне, я вытащу ее на берег, Андрей приблизится к нам и покончит с этим. Это станет последним ее ярким воспоминанием.

Кивнув лежащему на земле Андрею с гарпуном в руках, я стал приближаться к тем самым камням, с которых свалилась Марина. По мере приближения к воде, в которой полукругом отражалась бледная луна, моя ярость становилась все сильнее. За те секунды, что я подходил к воде, я успел ясно представить, как отец однажды так же приблизился к воде и увидел в ней мою мать с рыбьим хвостом, а потом признался ей в любви. Как можно полюбить того, у кого нет души? Мне было противно, что я был тем самым ребенком, который родился от сирены. Это был самый что ни на есть подходящий настрой, с которым стоило идти на убийство. Но я бы все же назвал это очищением, а не убийством.

— Марина! — громко крикнул я, склонившись над темной водой. Я чувствовал, что не зря пришел сюда. — Я знаю, что ты там! А еще я знаю, что случилось с Артемом! — продолжал я безуспешно орать на воду. — Ну? Чего ты прячешься? Тебе ведь я нужен! Так попробуй разбить мое каменное сердце! — вглядываясь в воду, кричал я, как вдруг заметил там, в глубине, слабое серебристое мерцание. Сначала оно появилось и исчезло, а потом появилось вновь, но уже четче, и с каждой секундой становилось все ярче и больше, что говорило о явном его приближении ко мне. Я дернул ногой, дабы дать понять Андрею, что Марина действительно здесь. Я уже представил его довольное лицо в этот момент. Я тоже с трудом сдерживал довольную улыбку, ведь из-вод воды уже стала показываться чья-то голова. По началу я удивился, почему черные волосы Марины вдруг кажутся мне такими светлыми, но уже в следующую секунду я понял, почему.

Когда сирена по оголенную грудь с такой же серебристой чешуей на ней, что и на хвосте, показалась из-под воды, она взглянула на меня своими большими, зелеными, но пустыми, во всех смыслах бездушными, глазами. Рыжие веснушки пропали с зеленоватого лица, а румяные круглые некогда щеки впали, образовав тем самым жуткие тени на лице. Ее бледные, скользкие руки потянулись к моему словно онемевшему в тот момент лицу. Я не мог пошевелиться, не мог поверить, что эти живые и большие глаза, еще вчера умещавшие в себя весь мир, сегодня оказались полностью пусты. Я смотрел в них, а на моих собственных глазах уже наворачивались горячие слезы. Я не подавал Андрею никаких знаков, но он, увидев чужие руки из воды, приблизился к нам и в миг занес над Соней мой поломанный гарпун.

— Ян! — раздался позади крик моего отца, но я уже ни на что не обращал внимания, а уже в следующую секунду я вдруг оказался под водой. Темный холод крепко и грубо обнял меня, пробрав до содержимого костей. Передо мной все так же было неестественно бледное лицо Сони, которое становилось все ближе и ближе к моему. Сверху на нас падал свет луны, освещая ее светлые волосы, что волнами поднимались вверх, будто бы желая выбраться из этой холодной, проклятой воды. Вместо ног у нее был серебристый, отражающий лунный свет, хвост. Задняя его часть имела два острых и длинных плавника, точно у огромной белой акулы, начинавшихся со спины и заканчивавшихся у мнимых колен, причем один рос из другого. Серебристая чешуя плавно перетекала в мертвенно-бледную, будто бы светившуюся кожу в районе таза. Я почувствовал, как что-то очень сильно сжалось в моей груди, отчего я разом выпустил из легких почти весь воздух. Несмотря на это, я все еще мог дышать, как и во сне, водой. Как только мои легкие наполнились этой холодной, темной жидкостью, я лишился возможности думать самостоятельно. Все для меня в один миг перестало существовать там, над водой. Сейчас у меня был лишь бездонный мир, единственным источником света которого были отражающие свет хвосты и мерцающие смертью синие звездочки. Лицо Сони, кажется, уже исчезло, но взамен появилось другое, более вычурное, приятное, с голубыми алмазами глаз. Оно стало приближаться ко мне белым пятном и я понял, что жажду этого, что я хочу остаться здесь, в беспамятстве и безвременье. Что-то черное и мягкое уже обвивалось вокруг моей шеи и я знал, что это оно. Однако моему желанию не суждено было сбыться. Я почувствовал сильную хватку чего-то горячего на своей руке, после чего прекрасное лицо исчезло. Вместо него я увидел темное небо, звезды, луну, лица испуганных людей надо мной и все это в одну лишь единственную секунду.

— Не трогай его! — услышал я крик Андрея и плеск воды.

— Не убивай ее! — кричал мой отец, на чьих коленях лежала моя безумная голова. — Ян, ты слышишь, ты помнишь меня? — быстро переведя взгляд перепуганных глаз на меня, отец стал легонько шлепать меня по щекам. В моей груди все кололо, точно я дышал не водой, а иглами. В конце концов, не выдержав этого, я резко перевернулся и откашлялся, пустив в мои легкие спасительный воздух.

— Там что, Соня?.. — взглянув на воду, с ужасом спросила Надя и зажала рот. Семейное, наверное.

— Реально?.. — добавил Семен.

— Соня! — крикнула Алина, приблизившись к воде.

— Нет! Она никого из вас не помнит! Отойдите от воды! — остановил их мой отец. — Она... больше не Соня.

— Но почему?..

— С самого начала, — прохрипел я, все еще лежа на камнях. — Она пыталась разбить сердце Сони, а не мое! — с некой злостью на себя проговорил я.

— Что?

— Потому что, разбив ее сердце, она разобьет твое... — докончил за меня отец то, что я не смог. — Послушай, Ян, ты все еще можешь помочь сиренам и тем, кого они утопили. — отец стал трясти меня за плечи.

— Правда? — я поднял на него глаза и во мне вновь появилась надежда на то, что все будет как раньше. — Как?

— Я ведь говорил, что тебе просто нужно полюбить сирену...

— А ты любишь Соню! — взмахнула руками Алина. Неужели все так очевидно? Я ведь никогда...

Мой взгляд невольно упал на воду, где было несколько сирен вокруг уже мертвой Марины с гарпуном в спине. Зрелище было отвратительным, но тайно я был доволен этим исходом, ведь она точно заслужила это. Я поднялся и вновь приблизился к краю каменной пристани. Соня все еще была там, возле нее. Увидев меня, она снова потянула ко мне свои бледные руки, точно запрограммированный на это робот.

— Но есть один нюанс... — тихо добавил отец, когда пальцы Сони уже коснулись моих мокрых щек. — Как только ты сделаешь это, сирены освободятся. Даже она...

Я вздрогнул, но ответить мне было по-прежнему нечего. Теперь я понял смысл тех кавычек в записях дедушки. Даже если бы она и выжила, не факт, что ее память вернулась бы к ней. София, — девочка из деревни, сестра моего друга, — уже мертва.

Коснувшись ее холодных, скользких рук, что лежали на моих щеках, я посмотрел в пустые, ничего не выражающие более глаза. Чтобы спасти сирен, я должен полюбить одну из них. Что означает эта фраза? Должен ли я признаться ей или доказать? Люблю ли я ее вообще?

«Мне всегда было интересно, что чувствует человек, когда для него пишут песню. Это ведь... это говорит о чувствах человека к тебе намного больше всяких слов...»

Внезапно прозвучало в моей голове, когда я вглядывался в ее точно так же освещенные лунным светом глаза, как и в ту ночь в планетарии. Тогда она сказала именно это. Песня о чувствах к человеку...

Слабо улыбнувшись и сжав ледяные ладони Сони, я начал напевать ту мелодию, что приходила ко мне на ум, когда я думал о ней, о ее рисунках, черепахах и ящерках, круглых очках и зеленых, точно молодая трава, широко распахнутых глазах в обрамлении светлых длинных ресниц. Неожиданно для себя я начал пропевать эти мысли, так подходившие этой мелодии. От моего пения все остальные сирены, коих было всего пять, обернулись и стали смотреть на меня своими пустыми, помутневшими глазами. Мое пение разносилось, казалось, по всему болоту. Внезапно руки Сони ослабли, и, если бы я не держал их своими, они бы упали в воду. Увидев, как ее глаза медленно закрываются, мой голос дрогнул, но я продолжал петь, потому что так было нужно, потому что для этого я, кажется, и был рожден.

Когда остальные сирены погрузились под воду, которая на глазах становилась мутнее и покрывалась болотной тиной, я нагнулся еще ниже и, коснувшись дрожащими губами холодного лба Сони, покрытого слизью, отпустил ее тонкие руки:

— Я спас Артема, как и обещал...

Маленькое тельце медленно погрузилось под воду, а через несколько мгновений это место покрылось все той же мерзкой тиной, навсегда разделив два противоположных мира. Вокруг все стихло, превратившись в обычное болото — место лишилось магии, проклятия, волшебства — я не знал, как назвать то, что обитало в этой воде и этом лесу, но оно ушло, что подтверждал резко изменившийся воздух вокруг.

— Ты молодец, Ян. — отец положил свою теплую широкую ладонь мне на плечо после долгой тишины на болоте, нарушаемой лишь плачем промозглого ветра в черноте мертвого леса.

— Да. Ты красавчик, чувак. — добавил Семен, стараясь сделать невозможное — разрядить обстановку.

— И ты очень красиво поешь, — улыбнувшись, сказала Надя, вытирая глаза.

Да, теперь я знал, почему я так красиво пою, да и выгляжу, как кукла — я просто мужская версия сирены — такая же бездушная и ужасная. Вокруг меня все стало смешиваться, превращаясь в однообразную цветовую и звуковую кашу, после чего я ощутил удушье и, кажется, забылся.