Голос бездны

К тому моменту, как мы расстались с Соней, с неба начали валиться капли воды, с каждой секундой увеличивая скорость и преумножая количество, а из-за ветра, который то и дело кружил в хороводе фантики на дороге, весь дождь летел мне в лицо, будто бы пытался помешать. Как можно скорее преодолев расстояние между нашими жилищами, я вернулся домой и первым же делом после растопки печи сел за дедушкин журнал. Какое-то новое чувство я ощущал, делая это. Я невольно сравнивал себя с каким-нибудь ученым, что вот-вот откроет новый мир, раскрыв этот журнал и прочитав его от корки до корки.

Спокойно вздохнув, я выпрямился, еще раз окинул лежащий передо мной темно-синий, потертый журнальчик, от которого исходил какой-то приятный для меня запах сырости и старости одновременно. Проведя рукой по его шершавой обложке, я представил, как долго дедушка вел все те записи в тайне от нас. Все это долгое время он знал об этих невероятных вещах и даже не заикнулся. Единственным, что могло выдать его, были эти странные записочки и обереги, которые он постоянно всем нам впихивал. Я перевел взгляд в сторону, где лежал мой оберег, что как-то дал мне дедушка, приехав к нам в гости. Это был маленький кусочек гладкого дерева, выкрашенный какой-то странной синей краской так, что она никогда не облазила. В сущности, он не представлял из себя ничего серьезного. Имея форму тупого наконечника стрелы и отверстие в середине большого размера, он не внушал доверия насчет того, что именно он может спасти тебя от магии сирен. Я сунул руку в карман, чтобы достать точно такой же дедушкин оберег, найденный в лесу. Однако я его там не обнаружил. Я проверил все свои карманы дважды, но оберега как ни бывало. Верно, я мог случайно выронить его, когда доставал руку из кармана по пути в поселок. Значит, оберег вновь вернулся в лес. Не сильно опечалившись потерей, я с уверенность взглянул на свой амулет и наконец всерьез взялся за дедушкины записи.

На первых страницах были старые номера с незнакомыми мне именами. Было много перечеркнутых номеров или номеров без имени — в общем, всего того, что мне было совершенно неважно. Это лишь дало мне понять, что раньше, по всей видимости, дедушка не занимался сиренами всегда. Значит, он узнал о них из-за какого-то случая. Быть может, мой отец тоже был причастен к этому, но просто забыл.

Далее по журналу шли уже записи непосредственно о сиренах. Описан и примерно нарисован был каждый орган. В целом, органы были в точности такими же, как и у человека, о чем и пишет в заключении дедушка уже после каждого органа верхней части тела. Но вот самое интересное началось после описания нижней части тела, то есть хвоста, который был весь покрыт серебристой чешуей, как у рыбы, и который держался на продолжении позвоночника, а не на сросшихся костях ног, как я думал, смотря в детстве мультики про русалочек. Только вот толщина этого хвостового позвоночника у таза была от восьми до десяти сантиметров, судя по схеме дедушки, а вот ближе к плавнику позвоночник уже был от пяти до трех сантиметров. Это, конечно, было любопытно, однако читать о жизни и об убийстве сирен было куда интереснее. Исходя из записей, можно было сказать, что сирена как бы зачаровывала мужчин своим голосом, внешностью, красивыми речами, а потом просто вела их к воде и топила. Что было дальше с утопленником, дедушка понятия не им имел, однако далее он сделал пометку о том, что при смерти сирены и все ее утопленники «освобождаются». Последнее слово было в кавычках, что меня слегка смутило. Зачем они? Что непонятно в слове «освобождаются» без них?

Поняв, что, убив Марину, мы сможем вернуть Артема и, возможно, не только его, я будто просиял. Оставалось только узнать, как убить сирену так, чтобы она не утащила тебя в воду. Я, конечно, не испытывал к Марине никакой симпатии из-за ее, скажем так, чар, в отличие от бедного Артема, однако вероятность быть зачарованным все же имела место быть. И вот, где-то на середине журнала, я наконец нашел ответ на свой вопрос. Теперь я имел представление о том, как убить сирену. Кроме того, я узнал, что все те знаки на стенах есть заклинания блокировки нечистой силы. Но это, собственно, было понятно и так. Все другое меня совершенно не интересовало на данный момент. Оставалось лишь расспросить отца, убить Марину, а там уже будет видно. Кто знает, может, мне предстоит убить намного больше сирен? Сможет ли тогда отец Софии и Артема вернуться? От этой мысли я стал еще более уверенным. Я уже представлял эти счастливые лица вновь воссоединившихся, благодаря мне, членов семьи. Такое событие явно станет самой яркой частью моих осенних каникул.

Отец не заставил себя долго ждать. Уже через два часа, за которые я успел отопить весь дом и даже приготовить нехитрый ужин, я услышал его шаги снаружи.

— Привет, пап! — крикнул я с кухни, как ни в чем не бывало, едва лишь входная дверь открылась. Я примерно представлял, что отец будет говорить, когда увидит меня дома спустя сутки, так еще и у плиты, но того, что он сказал далее, я никак не мог ожидать.

— Ян? — отец прямо-таки вломился на кухню, даже не разуваясь. Я резко повернулся к нему, испугавшись такой реакции. Он был весь какой-то помятый, растрепанный, как будто не спал несколько суток. — Ты что, жив? — прозвучало, словно выстрел из пистолета: внезапно, коротко, громко, оставив за собой непоправимый ущерб.

— Жив?.. — как бы спрашивая у самого себя, я осмотрел себя. Я не чувствовал ровным счетом ничего, что можно было бы назвать необычным для меня, так почему я не должен быть жив? Он что, надеялся на мою смерть?

— Боже, ты жив!.. — бросив на пол свою рабочую сумку, отец прильнул ко мне и сжал меня в своих крепких объятиях. Он обнимал меня так долго и сильно, словно мы не виделись очень и очень долго, а не какие-то там сутки.

— Что с тобой? — когда он наконец смог отпустить меня, серьезно спросил я, заглянув ему в глаза.

— Я все вспомнил, — прошептал он, смотря на меня каким-то странным взглядом. Нет, это точно был мой отец, да и взгляд был его, но как будто к нему что-то резко прибавилось. Это можно было бы сравнить с резким, слишком резким похолоданием от плюс пяти до минус десяти.

— Что?.. — широко раскрыв глаза, я сглотнул. — Ну и кто... она? — спросил я, давно смирившийся с тем, что мне не дано узнать ничего о моей матери, и почувствовал, как мои глаза стали наполняться слезами. Лицо отца становилось нечетким, а уже через несколько мгновений я с трудом понимал, где именно он находится.

— Она... — услышал я крайне нежный голос отца. Я до сих пор сожалею о том, что не смог видеть его лица в тот момент. — Она была прекрасной девушкой, поверь мне, однако сейчас не то главное, — отец взял меня за плечи так, что мои слезы скатились по щекам, не в силах больше задерживаться в глазах. Это дало возможность видеть мне какое-то даже повзрослевшее лицо отца. Верно, со старыми воспоминаниями к нему вернулся и его настоящий возраст.

— Но как ты вспомнил? — также шепотом спросил я, силясь не зарыдать.

— По мере избавления от записок, я стал все больше и больше нового находить в голове о своем доселе неизвестном прошлом... Я словно погружался в некий транс, во время которого передо мной как... как наяву происходило все то, что я считал давно забытым, стертым. — он опустил глаза, но после продолжил: — А когда ты пропал, я уже знал все и решил, что я опоздал и ты стал им. — многозначительно произнес отец.

— Кем?.. — боясь услышать то, о чем думал, тихо спросил я.

— Посейдоном, Ян... — сжав губы, произнес отец и виновато взглянул на меня. — Дело в том, что... твоя мать была прекрасной девушкой, да, но при всем притом она не являлась человеком... в биологическом смысле, или, наверное, мистическом... — он взглянул на меня, как бы убедившись, что я верю ему. — А потому как сирены не имели души, любить они тоже не могли. Но когда человек влюблялся в сирену по-настоящему, часть его души передавалась ей так, что и она находила в себе силы полюбить его в ответ. Но происходило это крайне редко. И вот, когда у сирены рождался ребенок от человека, то это, как правило, была девочка «полусирена». К тому же, при рождении ребенка отец его умирал, ведь ребенку тоже нужна была душа, а так как он был частью сирены, то не имел ее изначально. Именно поэтому оставшаяся часть души отца передавалась ему. Девочка, что рождалась у сирены, должна была жить среди людей. Ее сердце было бы очень и очень хрупко, ведь она бы делила целую душу вместе с матерью, а потому, при первой же неудачной любви эти девочки шли к воде, где уже полностью обращались в сирен, забывая о своей прожитой жизни все. Любая девушка вообще с разбитым сердцем может стать сиреной, если откажется от прошлого близ воды. А в отчаянии это сделать намного проще, чем тебе кажется, ведь ты не родился девочкой, Ян... Шанс твоего появления был практически невозможен, ведь у сирены мальчики рождаются так редко, что почти все считают это сказкой. Именно сказкой, ведь для них ты — избавление. Правда, они этого не принимают. Мальчик, что рождается у сирены и человека, становится Посейдоном, но не так сразу. Чтобы стать Посейдоном, властителем сирен, нужно также отречься от прошлого, а сделать это куда проще, если твое сердце разбито. Но сердце Посейдона от какой-то мистической природы крепче человеческого, а потому разбить твое сердце нелегко. Однако, если это произойдет, то ты позволишь сиренам сделать тебя своим Посейдоном. Ты потеряешь всю память о себе прошлом. Нет, хвоста у тебя не будет, но ты сможешь очень эффективно и быстро разбивать женские сердца, тем самым пополняя ряды сирен, а те, в свою очередь, будут заманивать мужчин и пожирать их жизни, дабы продлить свою молодость и красоту. И я так испугался, что это произошло! Ведь сирены такие коварные... И они знают, что ты рядом. Они чувствуют тебя с того самого момента, как мы приехали сюда... И вот почему ты так нуждаешься в воде. А отец... твой дедушка, защищал нас обоих. Записки забирали у меня память о прошлом. — он снова обнял меня. У меня же не было ни единого слова, которое я мог бы сказать ему сейчас.

— Но тогда почему ты жив? Ты ведь сказал, что отец умирает, чтобы дать жизнь ребенку, разве не так? Или ты не... — от этой мысли мне стало плохо. Внутри все до боли сжалось и я вновь ощутил ужасную жажду.

Моментально наполнив стакан водой, отец протянул его мне, а когда я смог нормально дышать, он сказал мне следующее:

— Нет, Ян, я твой настоящий отец, но... — он сжал кулаки. — Но мой отец с самого начала был против всего этого. Однако я не мог ничего с собой поделать, а когда пришло время родиться тебе, он убил Анну, чтобы ты забрал часть моей души от нее, тем самым сохранив жизнь мне... — сказал отец, будто бы обвиняя в чем-то себя. — Поэтому ты — это чистое воплощение Анны. У вас одна на двоих душа. — он слабо улыбнулся, посмотрев на меня и приложив к моему раненому лицу свою теплую руку с огрубевшей кожей. — Только теперь я вижу ее взгляд в твоих глазах... До этого я не ощущал, как вы похожи и как сильно я люблю ее. Я не помнил...

— Я должен убить сирену, — заявил я, прервав тяжкое молчание. Слезы мои уже высохли и оставалась только мерзкая злость.

— Что?.. Даже не думай! — всплеснул руками отец, моментально изменившись в лице.

— Я должен спасти пропавших людей, в том числе и Артема! — громко возразил я, не собираясь менять свое решение. Оттого, что отец не согласен со мной, я захотел покинуть кухню, но тот схватил меня за руку и остановил.

— Не становись таким же, как твой дед! Не будь убийцей, Ян! Ты не знаешь, кто такая Марина! — практически слезно молил меня он.

— Сирена все это время была среди нас, отец! Она! Марина! — я одернул руку. — Она практически, как ты говоришь, сделала меня этим Посейдоном, когда мы под ее командованием пошли на болото и остались там! Ночью она утащила Артема, а перед этим пыталась утащить и меня! И дедушкин амулет я видел там, он был порван! Ни черта все это не помогает, его точно так же утопили там! Сирены должны умереть, а для этого их просто нужно убить! Тогда и люди вернутся, и дедушка, и Артем — все! И тогда... никто больше не потеряет одного из родителей просто потому, что он ребенок сирены!

— Ты не понимаешь! — вновь повторял он. — Ты — Посейдон. Ты способен избавить сирен от проклятия, если полюбишь одну из них! Та сирена, что была среди вас... Она ведь тебе понравилась...

— У сирен нет души, отец, ее нельзя полюбить! А такая гнилая, как Марина, не то что любви, но и жизни не заслуживает. Я убью ее, и ты не сможешь мне помешать. — сказав это, я развернулся и убежал наверх, в свою комнату, чтобы все еще раз обдумать. Да, я был очень зол и груб. От этого я чувствовал к себе еще большее отвращение. Ко всему этому добавился еще тот факт, что я сын такой же твари, как и Марина.

Захлопнув за собой дверь, я упал на стул и снова открыл журнал на той странице, где описывалось убийство сирены. Для этого нужно было всего лишь иметь при себе гарпун и чуточку актерского мастерства. Оставалось лишь надеяться на то, что Марина будет там. Мой взгляд снова скользнул по лежащему на столе амулету. По всей видимости, его, скажем так, магия, сдерживала некую силу до тех пор, пока я не снял его. Ведь стоило мне сделать это, как я увидел сон, где они звали меня, звали Посейдона в моем лице, и если бы не найденный дедушкин амулет тогда, то Марина, скорее всего, смогла бы обратить меня в Посейдона. Схватившись за свою голову, я стал отгонять от себя эти мысли. Я пытался внушить себе, что Марине не удастся обвести меня вокруг пальца и разбить мое сердце. Она ведь не сможет сделать это за пару часов, верно? Именно поэтому в следующую секунду я, схватив со стола этот злосчастный амулет вместе с журналом, вышел из комнаты и, проигнорировав моего отца, вышел из дома направился к дому Софии. Перед этим я захватил из сарая еще и часть гарпуна. Я должен был вручить амулет Соне для ее же безопасности, а потом, если мне повезет, встретить в клубе хоть кого-то из парней, заверить их насчет моей правоты, а затем сделать с Мариной, да и с другими сиренами то, что они заслужили.

— Ян, остановись! — отец переговорил мне выход со двора, встав перед калиткой. — Тебе нужно обдумать услышанное, а потом мы с тобой решим, как вернуть твоего друга. Это возможно и без...

— Я тебе не верю. — громко и как-то устало вздохнув, сказал я, в упор глядя в полные боли глаза отца. Я с силой сжал челюсти, понимая, что виной этого тоже является рыба-переросток.

— Что?..

— Я не верю, что у тебя была амнезия. Записки не могут лишить человека памяти. Ты просто нагло врал мне всю жизнь! Ты стыдился, что полюбил такую...

Отец занес надо мной дрожащую руку, не дав мне договорить, но остановил ее вблизи от моего лица. У меня перехватило дыхание, а глаза округлились от того, что мой отец пытался впервые в жизни... ударить меня?

— Ян... — будто осознав, что почти произошло, он попытался коснуться меня этой же рукой.

Ударив его по ней, я быстро перемахнул через низенький заборчик, устремившись прочь от этого дома.