Пепел наших душ
Новая волна смертей окунула город в тьму страха, покрыла пеленой мрака и заставила дрожать всех обитателей сей местности. Полицейские отряды, что дежурили по округам никак не помогали, жители уже не были уверены, что их защитят, преступления не прекращались, а даже наоборот - становились всё более жестокими и изощрёнными. А после того, как люди узнали об инциденте, произошедшем с криминалистом, что брал участие в деле Нэилса - надежда на спасение окончательно угасла.
Многие начали уезжать из города, кто на время, пока всё не утихнет, кто напуган до смерти - навсегда. Мэр города безуспешно призывал граждан не покидать свои дома и не уезжать, обещал, что в скором времени ситуация наладится и всё возвратится на круги своя. Иронично, ведь сам он покинул город ещё месяц назад и по всей видимости возвращаться не планирует.
- Если бы я только знал... - Кристофер стоял на коленях у больничной койки взявшись за голову и шептал одну и ту же фразу раз за разом как мантру. - Если бы я знал, я бы уберёг тебя, прости... Прости.
Чонин лежал, отвернувшись к стене и никак не реагировал на присутствие детектива.
- Чонин, поговори со мной, умоляю! - кричал Чан, роняя на пол солёные слёзы.
Пятый день после происшествия молодой криминалист лежал на больничной койке, закрывшись в себе, пятый день он ничего не ел, за пять дней не проронил ни слова. Он спал по двадцать часов в сутки, не желая открывать глаза или подниматься с постели. С каждым днём его кожа выглядит всё серее, его лицо не показывает никаких эмоций, ни радости, ни печали, ни злости, ни горечи.
- Скажи хоть слово, прошу... - Кристофер уже который день проводит с Чонином, который даже ни разу не взглянул на него.
Сердце оказалось между молотом и наковальней, когда ему позвонила одна из патрулирующих команд.
- Мы обнаружили труп в заброшенном здании больницы. Приезжайте на опознание.
- Что, какой труп? Почему я на опознание? - Чан почти, что сошел с ума, пока ехал в указанное место, он гнал под двести, вжимая педаль в пол на сколько было сил.
На бетонном полу лежало окровавленное обнаженное тело, руки и ноги связаны, глаза завязаны, во рту кляп с куска ткани. Лишь подойдя ближе, Чан почти что потерял сознание.
- Чонин... - Бан упал на колени перед синим от холода телом и начал искать пульс на сонной артерии. - Пульс слабый, но он есть, придурки, вызывайте скорую! - кричал он на полицейских. - Я убью этого урода, чего бы мне это ни стоило.
И он убьёт, если нужно он сядет в тюрьму, но обязательно найдёт того, кто это сделал и накажет его сполна.
***
В доме было холодно, по камину видно, что им как минимум неделю не пользовались, окна закрыты тяжелыми шторами, в воздухе больше не витает запах шоколада и уюта, полная тишина.
- Малыш? - отозвался Чанбин.
В ответ не послышалось ни звука. Холод помещения пробирался под кожу, а непонятная тревожность сдавливала горло, когда он открывал дверь их спальни. Его не было неделю, он почти не связывался с младшим и безумно скучал, работа слишком затянула и вытягивала все силы, прибавилась нервозность из-за недостатка сна и расстояния между ним и Феликсом.
Маленький комочек лежал в постели, с головой накрывшись одеялом. Он тихонечко сопел под нос, явно заложенный, то ли от холода, то ли от простуды, Чанбин не хотел думать, что Ли плакал, в особенности из-за него, хотя головой понимал, что скорее всего так и есть. Он явно не лучший парень, но он любит, безумно любит, он готов тонуть в омуте любви к Феликсу всю свою жизнь, лишь бы тот так же любил и был рядом. Последние события дали трещину в их отношениях, но разве это проблема? Всё ведь будет хорошо?
Чанбин поднялся с постели и тихо закрыл дверь, чтобы не будить младшего. Он сразу же начал приводить дом в порядок, пытаясь вернуть в него былое тепло и уют.
Спустя несколько минут дрова в камине весело трещали, тепло медленно распространялось по дому, а парень на кухне в это время, подпевая что-то себе под нос, готовил брауни. Огоньки новой гирлянды неспеша меняли свои цвета и переливались.
Желтый, синий, зеленый, красный... Синий, желтый...
Вечер начал пробираться своей темнотой в дом, но это больше не выглядело устрашающе, как несколько дней назад, что-то поменялось, однозначно что-то не так. Блондин подскочил на ноги и выбежал в полюбившуюся за эту неделю гостиную, где он часто читал книги старшего. Огоньки от гирлянды врезались своим светом в глаза, а такой знакомый, но в то же время дивный аромат защекотал обонятельные рецепторы. Кто-то тихо подошел сзади и крепко обнял за плечи, не желая отпускать. В глазах невыносимо начало жечь, то ли из-за слишком яркого света, после длительного пребывания в темноте, то ли, потому что его сейчас обнимает самый дорогой и родной ему человек, ради которого он готов отдать свою жизнь. Слезы ручейками непрерывно стекают на большие ладошки Бина, грудь все чаще вздымается, готова вот-вот завопить, что есть кислорода от распирающего чувства горечи и счастья внутри.
- Ты вернулся? - дрожащим голосом тихо спрашивает Ли.
- Да, малыш, - отвечает Чанбин, разворачивая младшего лицом к себе. - как я мог тебя оставить? - он нежно целует Ли в уголок губ и прижимает ближе к себе, не оставляя между ними и сантиметра.
- Я безумно скучал... - всхлипывает младший. - К-как ты мог бросить меня одного? Знаешь, о чем я только не думал эту неделю! Я думал, что ты разлюбил и ушел от меня насовсем, или что у тебя кто-то на стороне, или я стал обузой для тебя и тебе тяжело находиться рядом со мной! Или... - Чанбин не дал договорить ему и горячо прижался к его губам своими, целуя нежно, облизывая и сминая каждую губу по очереди, будто пробует любимый десерт.
- Ещё раз я услышу такие ужасные слова из твоего прекрасного ротика, и я заставлю выучить всю технику безопасности в кофейне наизусть.
Они стояли так минуту, а может шесть, рядом с Феликсом время шло иначе, оно то останавливалось, то летело с бешенной скоростью, не давая насладиться мгновением. Моменты, когда можно вот так стоять, зарыться носом в светлую макушку, вдыхая свежий цветочный аромат, хочется продлить на вечность и запечатать в памяти разжаренным металлом.
Страсть между ними поутихла спустя некоторое время жизни вместе и вследствие с некоторыми событиями, но на замену пришла небывалая нежность, забота, уют. Сейчас они просто лежали, прижавшись горячими телами друг к другу, покрывали мелкими влажными поцелуями кожу. Феликс лежал на старшем целуя того в губы, облизывая их по очереди, нежно втягивая в рот, спускался тоненькой дорожкой слюны по линии челюсти к шее, всасывал кожу, оставляя после себя красные пятна, в своём роде метки, что будто кричат: «Моё! Только посмей.» Ли был влюблён в тело Бина, Ли влюблён в Бина. Ему нравилось, как он реагирует на его прикосновения, как испускает томные вздохи, когда он очередной раз проходится руками по ребрам, всасывает один за другим набухшие бусины сосков, слегка прикусывает, а в ответ получает нетерпеливый и рваный стон. Словно горячие искорки вспыхивали там, где прикасался его рот, где ощущалось это жадное втягивающее движение.
Чанбин в нетерпении перекинул Ли, тем самым прижимая его своим мускулистым телом к поверхности кровати, устланной шелковыми простынями. Целый ливень быстрых поцелуев сломил единственную попытку сопротивления, младший подчинился, подставив шею, обнаженную грудь и плечи под ласкающие прикосновения. Со одним резким движением, остановившись от столь желанного тела, подтянул Ли ближе к краю постели, чтобы ноги свисали и, сняв последний элемент одежды, мешающий созерцанию на такое манящее превосходство, раздвинул худенькие ножки в стороны.
Бин опустился на колени и в следующую секунду его рот прижался там, где не положено.
- Чанбин! О Боже мой!..
Феликс почувствовал частое теплое дыхание, прежде чем язык оказался очень глубоко. Ли выгибался навстречу скользким движениям горячего языка Со, пытался насадиться глубже, дабы настигнуть апогея ощущений, но всё что он чувствовал это распирающее ощущение внутри от постороннего тела. Чанбин облизывал яростно, будто жаждущий, что припал губами к ручью с ледяной водой посреди пустыни. Он бессовестно двигался, достигая каких-то невозможно сладких уголков, потом оказывался снаружи и дотрагивался давно изнывающего органа, что на каждое движение отзывался мелкими подёргиваниями, Со заставлял дрожать, стонать, прогибаться в пояснице, подниматься на локтях. Это явно было худшей ошибкой, стоило младшему посмотреть на картину внизу, как Бин встретился с ним взглядом и, не отведя от него взор, с нахальной ухмылкой начал вдалбливать язык в горящее нутро, периодически отрываясь и показывая ниточку густой слюны, что тянулась от губ к паху.
Он упивался усладой для своих губ, наконец-то оторвавшись, усыпал поцелуями внутреннюю часть бёдер, покусывая бледную кожу, оставляя багровые следы и отпечатки зубов. Постепенно Ли перестал осознавать окружающее, полностью отдавшись давно не испытанной ласке, извиваясь, крупно вздрагивая и что-то бессвязно шепча. Феликс так потерялся в своём маленьком раю, что не заметил, как Со поспешно стянул свои брюки, он очнулся только когда его ноги были уже опущены на крепкие плечи Бина. Он полностью пробудился от почти догнавшего его оргазма лишь когда ощутил мощный толчок, с которым старший оказался внутри. Он и забыл каким большим был тот, Чанбин заполнил его до отказа, заставив издать возглас одновременно непривычной боли и жажды быть заполненным, растянутым.
Стеночки узкого прохода приятно сдавливали, не желая отпускать. Внутри Ли горячо, в комнате жарко, хотя камин потушен более сорока минут назад, запах цветов, исходящий от младшего вперемешку с ароматом цитрусовой смазки, кружил голову, заставляя забыться и окунуться в бездну чувств с головой. Движения становились более ритмичными, Со удерживал бёдра Ли руками, раскрывая его ещё больше. Маленький член задорно подскакивал от сильных толчков, размазывая природную смазку по впалому животику.
- Бинни, ах-х... Ещё!
У него будто тормоза слетели, Бин с бешенной скоростью начал вколачивать член в узкое и такое похотливое тельце, схватив Ли под бёдра поднимая того в воздухе и став на ноги.
- Ах!
- Что такое, малыш, больно? - обеспокоившись, остановился Со.
- Нет-нет, прошу, не останавливайся.
Старший приподнял Ликса и с силой опустил на свой член, повторяя движения раз за разом, выбивая из того высокие стоны и хриплые выдохи. Он прильнул к его роскошным искусанным губам, страстно целуя, позволяя слюне бесстыдно стекать по подбородку. Он желал его, безусловно желал бодрствуя и в горячих ночных сновидениях желал, на работе, за завтраком, подвозя того к кофейне или в безмолвном просмотре фильма поздним вечером после утомляющего дня. Чанбин задавался вопросом как такое чудо могло ему достаться каждый раз, когда смотрел на него, его сердце разрывалось на части, когда понимал, он тот - кто делает его счастливым и он тот - из-за кого он плачет ночами в немой пустоте.
Ликс оказался прижатым навесу к стене, когда Со взял его член в руку и быстро двигал ей по мокрому от эякулята органу, такому требующему разрядки, не прекращая своих резких, но таких нежных и чувственных движений тазом. Оба дышали громко, тяжело, шлепки двух разжаренных до предела тел, накалённых словно лава, разносились по комнате, в которой температура, кажется, была где-то под 451 градус по Фаренгейту. Они сгорали от взаимных ласк, от чувств и ощущений между ними, что приближали их к столь желанному пику удовольствия.
- Агх-мм, Боже!
- Смеешь упоминать Бога в столь безбожном виде? - ехидничал Со, собирая семя Ли с его живота пальцами, а затем отправляя их в рот, медленно посасывая, будто пробовал самое вкусное блюдо, не отводя взгляда с потемневших от похоти глаз Ликса.
- Ах-х, прекрати. - член больно дернулся, от такой картины.
Чанбин осторожно вышел из младшего, опуская того на кровать, ложась рядом и нежно обнял, целуя любимую светлую макушку. Они тонут, но никто не сопротивляется, тонут в омуте чувств, заботы и комфорта. Они сотворили собственное укромное местечко, маленький мирок, где царит любовь и гармония, где есть только они вдвоём, и никто и ничто не помешает. Пройдя через все раздоры, трагедии, спотыкаясь на каждом шагу к желанной идиллии они наконец-то сплотились, их любовь прошла все возможные проверки и успешно сдала экзамен, который принимало Время.
***
- И что ты предлагаешь? Да, есть зацепка, но она лишь на словах! Нет никаких физических доказательств. Что я предоставлю в суде? - капитан Чве тяжело выдохнул. Он понимал в каком они положении, полнейший ступор. Единственный у кого была флешка сейчас уже неделю лежит на больничной койке и отказывается говорить, но и то без толку, без флешки их слова лишь пустой звук.
- У нас есть подозреваемый, я записал номера машины, что попали на камеру. Мы можем добыть ордер на обыск имущества каким-то другим способом? - Бан Чан метался по кабинету со стороны в сторону.
- Законно - нет.
- А незаконно?
- Сначала пробей номера машины по водительской базе, а потом подумаем, что можно сделать. - мужчина поднялся с места и подойдя к окну начал кому-то звонить.
- Вас понял, будет сделано. - Чан, откланявшись, направился на выход из помещения.
Он долго копался в ноутбуке на своём рабочем месте и наконец-то найдя, что искал воскликнул: - Есть! - на что получил несколько косых взглядов сотрудников.
- Номера автомобиля зарегистрированы на некого Ли Минхо. Работает в первой городской больнице, как оказывается лечащий врач одного из пострадавших из-за Нэилса - Ли Феликса. - Выпалил детектив в лицо капитану.
- Отлично... - задумчиво произнес мужчина. - Стой, что?! - воскликнул Чве. - Он подозреваемый, и он же лечащий врач того паренька, что его, ну это... дубинкой ударили и это, ногти-ногти, вот?
- Да, именно так... Совпадение достаточно странное, нужно всё проверить, но пока у нас нет возможности получить ордер, а значит и проверять нечего. - Чан уныло опустил голову, не веря в то, что они вот-вот начали приближаться к разгадке этого запутанного дела и такой провал. - Я, наверное, пойду пока проведаю Чонина...
- Давай, паршивец, не унывай, разгребём всё как-то.
***
Больницы всегда пугали Чана, да он был взрослым мальчиком, пусть и детектив, что предупреждало о частых визитах в клинику, но воспоминания с ней никогда не бывают положительными. Во времена, когда старшеклассник Бан Чан сдавал последние экзамены в школе его мать Джессика сильно заболела. По началу у неё просто часто болела голова, она постоянно пила обезболивающие препараты. Спустя некоторое время головные боли сопровождались капиллярным кровотечением с носа и множеством подкожных разрывов сосуд. Но и тогда никто особо не предавал этому значения, Джессика просто начала употреблять что-то по типу аминокапроновой кислоты, что останавливает кровотечение, Магний и Кальций в таблетках, но состояние её только ухудшалось. Начались проблемы с давлением, которых у неё с роду не было. Оно то поднималось до отметки 190/100, то опускалось до 70/50 и это буквально в течении двух-трёх часов. Шум в ушах, темнота в глазах, что появлялась даже без физической нагрузки, постоянный тремор - это всё безумно пугало парня.
Джессика была противницей больниц, она называла их чистилищем, а врачей - изгнанников Божьих, ибо те - та самая лодка Аида, что переправляет твою душу в место без бытия. Да, стоит отметить, что была она безумно набожной, что явно не поддерживал её сын, но был вынужден каждое воскресение ходить в ненавистную церковь и исповедоваться унылому старику от которого вечно веяло ладаном, от него же Чан задыхался, - это наверняка аллергия, но если я скажу об этом матери, она подумает, что я само отродье дьявола, потому что у нормальных людей на святые травы аллергии не бывает. - думал в такие моменты Чан. На утренней службе запах ладана, исходящий от старика, часто перебивался вонью от сигарет, мелким он часто видел, как батюшка курит с прихожанами за церковью, где захоронены прошлые батюшка и матушка. Иронично, но они были убиты здесь же, когда какие-то грабители зарвались посреди ночи, дабы украсть священную писанину, по типу Святого Георгия Победоносца.
А ещё все в их небольшом городке наверняка знали как отец падок на алкоголь и молодых прихожанок и что они делают за закрытыми дверьми святого, как они его называют, места.
- И к этому придурку все шли на исповедь, надеюсь он сдох с Библией в руке от цирроза печени в канаве. - ругался Чан, вспоминая былые времена.
А в то время, пока его мать безостановочно ходила в храм и отмаливала грехи, её тело умирало. В использование пошел морфий, боли были невыносимыми, и даже он плохо справлялся, она начала терять сознание и очень долго приходила в себя. Конечной станцией были припадки судорог, они были настолько сильными, что маленький Кристофер просыпался по ночам от маминого плача и воплей. В один такой день он позвонил в скорую. Его мать упала с лестницы, её тело содрогалось из-за спазмирования мышц, глаза бегали в разные стороны очень быстро, зрачки настолько ссужены, что их практически не было видно.
В тот день одиннадцатиклассник Кристофер узнал новость - его мать больна раком, раком головного мозга, что настолько прогрессировал, что метастазы распространились по спинному мозгу, а от него в соседние ткани. Последние дни жизни она провела в ненавистной больнице, между белыми стенами, с кучей таблеток на завтрак, обед и ужин; с сыном, которого не очень-то и любила; и с псалмами в руках.
Она часто говорила: «От прошлого убежать нельзя, да оно оставляет шрамы, но в будущем не дай им кровоточить снова.» И лишь в этом была её правда...
- Как он? - спросил Чан у лечащего врача Ян Чонина.
- Тот малый, что после нападения маньяка? - спросил седой врач. - А так ему назначили другого врача, пострадавший подпадает под более узкий профиль лечения, а у Ли Минхо научная степень в психиатрии и у него уже есть опыт работы с такими как он.
- Другой врач? Подождите-подождите, Ли Минхо?! - воскликнул Чан.
- Ну да, он хороший специалист, все в восторге от него, он - будущее нашей клиники. Знаете, однажды он защищал свою диссертацию на конференции и... - его перебил детектив.
- Какая палата? - Чан неугомонно тряс врача за плечи, лицо покраснело от ярости, а руки крупно дрожали. - Я спрашиваю, какая палата, старый ты хмырь?!
После тихого «двадцать шестая» Кристофер на дрожащих ногах побежал к стеклянному лифту, из которого открывался обзор на такие же стеклянные стены, что отделяли холл от регистратуры, просторной столовой, что больше походила на модное кафе, комнат ожидания и на такие же стеклянные лифты напротив. Чан тяжело дышал, опёршись на алюминиевый поручень, он и представить не мог, что ситуация обернётся таким образом. Больше всего он переживал за Чонина, тот ещё совсем зелёный, недавно лишь устроился в их отдел и сразу же делал успехи в своей профессии, а ещё он очень мил, всегда улыбается, когда видит старшего бежит навстречу и вешается тому на шею, крепко прижимая к себе. Они явно были друг другу не просто коллегами по работе, не просто друзьями, что оставались друг у друга на ночлег и потягивали дешевое пиво под нудный фильм и говорили о том о сём. Оба это понимали и молча соглашались с мыслями друг друга, но в голос никогда этого не говорили.
Лифт остановился на двадцать втором этаже, впуская в себя медсестру и двух пациентов. Когда лифт снова тронулся, а Чан поднял свою тяжелую от мыслей голову и посмотрел перед собой у него земля ушла из-под ног, прямо напротив него в таком же стеклянном лифте стоял Ли Минхо, скрестив руки на груди, хищно улыбаясь и смотря точно в глаза детективу. Оставшиеся четыре этажа он не находил себе места больше, чем до этого, - «Он наверняка убийца, нужно срочно поменять больницу или вообще пускай Ян остается у меня, я буду за ним присматривать и заботиться о нём как никто другой, да так будет лучше.»
Кое-как дождавшись звонка лифта, оповещающего о прибытии, Чан стремглав выбежал из него под непонимающие взгляды персонала и пациентов. В коридоре стоял гул, врачи носились туда-сюда, наконец-то найдя палату, он замер у входа.
- Записываю время смерти, - врач посмотрел на наручные часы, - пятнадцать часов и тридцать три минуты, девятое февраля, двадцать второй год.
***
Февральский проливной дождь уже неделю затапливал город, казалось, будто этот внесезонный ливень - слёзы пострадавших от рук маньяка, слёзы их близких и родных. Молнии одна за другой рассекали небо, что покрыто завесой черных пугающих туч, ветер больно рвал ветви деревьев, что ломались и падали на провода, змеями, тянувшимися от столба к столбу. Электричества в городе не было уже четыре дня, люди скупали все продукты в магазинах будто при апокалипсисе, свечи, воду, много воды, еду быстрого приготовления и то, что можно сохранять не в холодильнике.
Благо у Феликса есть Чанбин, который отрыл в их кофейне запасной генератор, он не очень мощный, но хватает на то, чтобы зарядить повербанки, ноут и телефоны. Едой они закупились ещё до начала проливных дождей, у них это как правило уже, раз в неделю вместе ездить по магазинам. А Ли всегда берёт больше, чем нужно, но в этот раз Бин его не ругал, а даже похвалил и пообещал больше никогда не злиться из-за этого. Чанбин сейчас работает дистанционно, в Сеуле и без него есть кому работать, а отец в Пусан больше не зовёт, он знает об их инциденте и не хочет больше тревожить, но всё ещё звонит и что-то там на старческом бубнит.
Ли любит отца Бина, он у него хороший и, как оказывается тот уже давно о нём всё знает. Чанбин, как только взял парнишку на работу почти сразу запал на него, вот и рассказывал всё отцу, а тот в свою очередь реагировал нормально и даже давал какие-то советы по соблазнению. Впервые когда Ликс услышал этот рассказ очень долго смеялся, это и умиляет с одной стороны, а с другой он представил эту сцену: сидят значит один напротив другого двое мужчин, тот что помоложе статный, накаченный, широкоплечий, всегда в дорогих костюмах, владеет активами в размере около ста сорока миллионов долларов на тот момент и маленькой кофейней, а в плюс к этому - влюблён в светловолосого и худощавого бариста, что кое-как сводит концы с концами. Другой напротив него - солидный седой дед, но тоже в отличной форме и ничуть не уступает сыну, со стаканом виски сорокалетней выдержки в одной руке, а в другой - колумбийская сигара стоимостью как годовая зарплата Феликса. Сидят они значит, а тема на повестке дня «Соблазнение и усмирение строптивого бариста.»
Феликс лежал на коленях у Бина, который читал в голос книгу одной из любимых писательниц Шарлотты Бронте. Феликс слушал глубокий и спокойный голос своего парня и на душе становилось так тепло, уютно и спокойно, лишь сильные порывы ветра и бьющиеся ветки старого дерева об окна будоражили разум.
Иногда глаза Ли становились влажными, а крошечная слезинка стекала по щеке от событий, что описаны в книге. Он невольно ассоциировал себя с Джен, у неё тоже было тяжелое детство, воспитывалась пусть и в богатенькой семье, но это не была её родная семья, как утверждалось, родители погибли и оказалась она на содержании своей злой тётки. Та часто позволяла своим детям бить её и оскорблять, а служанки постоянно повторяли, что они сами имеют больше прав жить в этом доме чем она, потому что работают и не показывают свой паршивый характер, а та, только и знает, что врать и язвить.
Под томный голос Бина Ли клонило спать, и он часто ловил себя на том, что вот-вот провалиться в глубокий сон. Их совместная жизнь протекала плавно и спокойно, как никогда раньше. Они часто обсуждали совместные поездки по разным странам, особенно Чанбину хотелось отвезти Феликса во Францию, раньше всё никак не получалось, но сейчас, когда билеты на самолет забронированы на конец марта остаётся лишь воодушевлённо ждать. Феликс не в курсе, но старший уже распланировал поездку от и до. Естественно, он об этом не знает, также как и не знает, что билеты куплены и о том, что тот хочет сделать ему там предложение руки и сердца.
Можно подумать, что Бин не рассудительный и так быстро никто никому предложение не делает, но он уже всё решил, он хочет связать свою жизнь с этим ярким солнышком, хочет видеть его каждый день, каждую минуту своей жизни, хочет просыпаться и засыпать в нежных объятиях его маленьких ручек, готовить вместе завтраки, покрывая его лицо, шею, ключицы мелкими торопливыми поцелуями, наблюдать как тот с умным выражением лица заучивает рецепты из интернета, чтобы порадовать старшего чем-то необычным. Ли Феликс - лучшее, что могло случится в его жизни. И он правда не знает, что такого сделал в прошлой жизни, что сейчас он может довольствоваться сполна маленьким светлым комочком счастья, завернутым в клетчатый плед на своих ногах. Чанбин, не смотря на спящего парня продолжил чтение:
"Любовь, какую ни один,
Быть может, человек
Из сердца пламенных глубин
Не исторгал вовек, -
Примчалась бурною волною
И кровь мою зажгла,
И жизни солнечный прибой
Мне в душу пролила
Её проход надеждой был,
И горем был уход.
Чуть запоздает - свет не мил,
И в бедном сердце - лёд
Душою жадной и слепой
Я рвался к небесам -
Любимым быть любовью той,
Какой любил я сам..."
- Я люблю тебя, малыш, - тихим шёпотом, едва уловимым уху, произнёс Чанбин, проводя рукой по пушистым и неряшливо разбросанным по своим коленям, волосам спящего Ликса. - Я обещаю любить тебя всегда, даже после своей смерти. Мне хочется вечность провести с тобой в нашем доме, мне мир не мил, когда ты не рядом, и солнце - черная, устрашающая бездна, и небо - сплошная завеса устрашающих туч, и деревья - руки подземельного чудовища. - Бин, кажется тихо всхлипнул от чувств, переполняющих его, что вырываются наружу потоком слов. - Просто будь рядом и не бросай меня, прошу.
Он уложил младшего на диване и сам лёг рядом лицом к лицу, накрыв их пледом. Лежал так ещё несколько минут с открытыми глазами, рассматривая усыпанное веснушками лицо перед собой со слегка подрагивающими ресницами, пока его не начал одолевать сон, утягивая в себя мягкими пёрышками в секунду прильнувшей усталости.
- И я тебя люблю... - донесся тихий шепот до сознания сквозь поверхностный сон.
***
По ночной улице, не освещённой из-за отсутствия электричества в городе, тяжелым грохотом разносились мокрые шаги по рекой стекающей дождевой воде. Тёмный силуэт человека, одетого в чёрный плащ, медленно шёл по узкому безлюдному переулку, таща за собой бездыханное тело, за которым тянулся большой кровавый след. Кровь смешивалась с потоками дождевой воды и безостановочно бежала навстречу водостоку, закрытому решеткой с железных прутьев. Окровавленная вода шумно падала с высоты, создавая звуковую завесу, тем самым прикрывая то страшное злодеяние, что происходило в сею минуту.
Мужчина наклонился к не подающему признаков жизни человеку и достав из кармана своего плаща полюбившиеся кусачки, приступил к обыденному для себя ритуалу.
- Да простит тебя Бог, - говорил тот, отрывая с противным треском ноготь убитого. - Да отпустит он грехи твои и простит за совершённые тобой злодеяния. - на асфальт падает второй ноготь. - И заберёт душу твою на вечную службу к себе. - последний оторванный ноготь оставляет после себя рванную рану и отправляется к остальным в маленький прозрачный пакетик с надписью "освобождённый №7".
- Однажды наступит судный день и все вы ответите за грехи свои и своих ближних. Однажды люди скажут мне спасибо и сами будут приходить ко мне, дабы я избавил их от отягощённой грехами жизнью. - промолвил Ли Минхо, обливая труп чем-то горючим. - Покойся с миром. - закончил он, бросив зажжённую спичку, после чего тело загорелось ярким пламенем с синими переливами.
17.02.2022
Я шёл за Богом и по пути за исцелением, прощением и поиском покоя - потерял себя. Я убил стольких грешников на своём пути, что в последствии сам стал им. Но я ни о чём не жалею, человек, что собственноручно убил себя в себе же жалеть не может. Я давно мёртв, если не внешне, то внутри точно. Моя душа сожжена, чёрная дыра внутри поглощает меня с каждым днём, вскоре от меня не останется и пепла. Говорят, пепел, что остаётся после того, как человек сгорел - душа этого человека. Поэтому после меня ничего не останется. Моя душа сгорала на протяжении жизни и развивалась по ветру каждый день. Я пуст, у меня ничего нет, я - никто.
Единственное, что я могу оставить этому миру - лишь боль и страдания, подаренные мне когда-то давно. Я хочу, чтобы все они умирали в муках, но это даже на процент не сравнится с тем, что я проживал каждый день. Они и на секунду не поймут того, через сколькое мне доводилось проходить из-за таких как они, сколько мук и страданий я вынес только лишь благодаря Господу.
Пускай проклят будет род человеческий, пускай земля превратится в пепел, а неугомонные ветра разносят его и смешивают с воздухом."
Мужчина потушил свечу, что ярким пламенем освещала тёмные стены подвала, пропахшим сыростью, табаком и кровью, после последней дописанной строчки и принялся рассматривать фотографии на стене в полумраке. Светловолосый парень с яркой улыбкой и веснушками, разбросанными по всему лицу, приветливо смотрел на него из фотографии. Минхо оторвал фотокарточку и со словами: «как же больно тебя любить» поднёс к ней горящую спичку. Бумага вспыхнула так же быстро, как и потухла. Как жаль, что с чувствами не так...