Сцена четвертая - Стелла.
Господин Трюффо. Шли месяцы, и развитие малыша Януша тоже шла своим полным ходом. Как и говорил Доктор Мане - со временем маленький Януш научился уверенно удерживать немалую часть пищи и спокойно ее прожевывать. Однако, ни Доктор, ни моя мама не могли больше присматривать за ребенком, из-за навалившейся дел на работе. А со мной случилось то, чего мне стоило бояться больше всего. Меня назначили на неофициальную должность попечителя семьи священника. А если быть точнее, то это сделала именно моя матушка. Ранним, недобрым утром.
София Т. Доброе утро, дорогой!
Роберт. Доброе утро, Мам!
София Т. Если ты уже помылся, то присаживайся. Завтрак почти готов. И я хочу с тобой серьезно поговорить.
Роберт. Что-то случилось, Мам?
София Т. Это касается Мэри и её ребенка.
Роберт. (встревоженно вскочив) Что с ними? Что-то не так?
София Т. Спокойно, присядь. Как ты знаешь, сейчас у меня и у Доктора Мане очень много работы, а за Мэри и ребенком мы уже не сможем присматривать. Но я вдруг подумала, может ты бы мог, разумеется после учебы, периодически изо дня в день навещать их? Скажем так, побыть неофициальным попечителем. Что скажешь?
Роберт. (сомнительно) Это, конечно же, все очень здорово, Мам, но, ты же знаешь, как ко мне начнут относиться ребята в колледже? Узнав, что я нанялся работать нянькой в семье священника.
София Т. Ясно. Так вот как ты заговорил теперь. Секундами ранее, ты бешено вскочил с места, как услышал, что речь зайдет о Мэри и о её ребенке. Скажи, Роберт, почему тебя так беспокоит эта женщина?
Роберт. Может потому что я как-никак вовремя оказался на месте инцидента? И у меня не оставалось выбора, как помочь Отцу Георгу и его беременной супруге? Может поэтому теперь и я несу за все это ответственность?
София Т. Ага. Или же как я давно начала подозревать, что ты чего-то не договариваешь?
Роберт. Могу сказать то же и о тебе, Мама!
София Т. Что ты хочешь этим сказать?
Роберт. Думаешь, я не знаю, что у Мэри проблемы с рассудком?
София Т. Значит, выходит вот какого сына я воспитала. Подслушиваешь разговор родителей.
Роберт. Я не мог уснуть. После той самой ночи я очень долгое время не мог нормально уснуть. А то, что я подслушивал ваш разговор с Папой, получилось случайно. Но скажи, зачем было скрывать это от меня? Я уже достаточно взрослый, чтобы участвовать в подобных разговорах. Так что не стоит меня в чем-либо сейчас упрекать, Мама!
София Трюффо отводит глаза в сторону, затем встает и подходит, задумавшись, к окну. Одним нежным движением руки она гладит занавеску, а после возвращается обратно, присаживается рядом с сыном и кладет руку ему на плечо, давая знать, что и вправду сожалеет.
София Т. Прости, ты прав. Видимо я все еще не могу смириться с тем, что ты с каждым днем становишься все взрослее. Время летит так незаметно. Прости меня.
Роберт. Не стоит, Мам. Я понимаю. И это мне нужно просить у тебя прощение.
София Т. Тогда тебе стоит понять и то, сынок, что в данный момент семье Мэри очень необходима наша с тобой помощь. Твоя помощь. И не важно, что начнут думать и говорить твои товарищи. Человека делают уникальным не слова, а его добродетельные намерения и поступки.
Роберт. Хорошо, Мам. Я возьму на себя ответственность присматривать за Мэри и её дитя. Зайду к ним после учебы.
София Т. Знай, что где бы ты в будущем не оказался и, чем бы ты не стал заниматься - я всегда буду любить тебя и гордиться тобой, моим любимым младшим сыном.
Роберт. И я тоже. Спасибо, Мама.
Господин Трюффо. Должность неофициального попечителя Мэри и малыша Януша доставляла мне уйму хлопот и нисколько не увеличивала мою популярность. Это еще Слава Богу, что я был достаточно сильным в своем тогдашнем возрасте. Немногие из ребят, с которыми я учился, решились бы сказать мне что-либо неуместное, но зато у меня за спиной говорилось более, чем достаточно. И я знал об этом. Ведь одним из таких сплетников как раз-таки являлся Альберт де Бруни.
Колледж. Альберт и его приятели корыстно сплетничают про Роберта, когда тот проходит рядом в двух шагах от них.
Альберт. Посмотрите-ка на него. Простофиля. Слышали о его новом увлечении?
Господин Трюффо. Он занимал в нашем учебном заведении особое место. Ведь, знаете, есть люди способные окружать себя ореолом некой важности - иными словами говоря, исключительности. Мы с Альбертом постоянно соперничали - с раннего детства, даже когда были еще лучшими друзьями. На его стороне были могущество, роскошь и богатство - а на моей мой острый язык. Я был тощий, нескладный и постоянно донашивал одежду, из которой вырос мой старший брат Эрик.
Роберт. Что-то от странности и одиночества семьи священника начинало передаваться и мне. Чрезмерное количество обязанностей почти не позволяли мне принимать участие в играх сверстников; бегая туда и сюда между двумя домами и колледжем, то с тем, то с этим, я неизбежно встречал кого-нибудь из своих знакомых. Когда я возвращался домой, Мэри выходила на крыльцо, махала рукой и безумолчно благодарила меня своим жутким тогда - как мне казалось - криком.
Мэри. Спасибо тебе, Роберт! Спасибо! Спасибо, Роберт!
Господин Трюффо. Я понимал, как смешно выглядит это со стороны.
Роберт. И что смеяться будут надо мной, а не над ней.
Господин Трюффо. Смеялись и девочки, это было хуже...
Роберт. ...И страшнее всего.
Господин Трюффо. Мое положение было крайне печальным. Я хотел иметь хорошие отношения со всеми знакомыми мне девочками.
Роберт. Я хотел, чтобы они мною восхищались. Считали меня неповторимым. Пусть и не понимал...
Господин Трюффо. ...в чем же именно?
Многие самые красивые девочки избрали себе кумиром Альберта. Они посылали ему на День Святого Валентина кучу открыток - однако поклонницы легко узнавались по почерку. Ни одна девочка не посылала мне открытку, разве что кроме Эллы Вест - известная у нас как «Страусиха» за свои длинные ноги и неуклюжую походку. Но я не хотел Эллу. Я хотел самую красивую, милую и нежную девушку в нашем колледже - Стеллу Доусон.
Стелла копается в студенческом шкафчике как в этот момент к ней подходит робко Роберт.
Роберт. Здравствуй, Стелла.
Стелла. (улыбчиво) Привет, Роберт! Могу я тебе чем-то помочь?
Роберт. Нет-нет. Я просто хотел узнать, как у тебя дела?
Стелла. О, у меня все хорошо. Спасибо, Роберт. А как твои? Это правда, что о тебе говорят?
Роберт. А что обо мне говорят?
Стелла. Ну, как же - о том, что ты усердно помогаешь семье Отца Георга в их трудное время.
Роберт. А, это... Ну, скажем так - я время от времени оказываю им всю необходимую поддержку, пока моя Мама и Доктор Мане не закончат с делами на работе.
Стелла. Здорово! Знаешь, что бы о тебе не говорили, лично я считаю, что ты молодец. Взял на свои плечи такую серьезную ответственность.
Роберт. Да нет, что ты. Пустяки. Все нормально.
Стелла. Ладно, извини, но мне пора идти на лекцию. Желаю тебе удачи, Роберт. Может еще увидимся!
Роберт. Да. И тебе, Стелла. До встречи!
Стелла уходит.
Господин Трюффо и Роберт. Боже...
Господин Трюффо. Говоря честно, после недолгого разговора с девушкой, которая нравилась мне очень долго, в тот момент я подумал:
Роберт. Если бы я застал ее в любом нелюдном месте, если я был бы совершенно уверен, что никто и никогда не узнает и, если бы я набрался в самый нужный момент храбрости - я бы ее поцеловал.
Господин Трюффо. Но, к сожалению, или нет, теперь глядя через годы назад, я понял, что в действительности я любил Мэри. Только если бы обычный юноша в моем тогдашнем возрасте, влюбленный в женщину гораздо старше него самого - обожает её издалека, вводит её идеальный образ в мир своих фантазий. Однако, мое общение с Мэри было куда более болезненным. Я видел её ежедневно, помогал ей по дому, нес на себе ответственность присматривать за ней и за её ребенком, а также удерживать её от неразумных поступков.
Кроме того, меня привязала к ней моя уверенность в том, что именно я ответственен за помрачение её рассудка, за её изломанный брак, за слабость и болезненность её дитя - бывшей главной радости её жизни. А эта любовь, заставила меня вставать на её защиту. И, если кто-нибудь называл её «чокнутой», мне приходилось отвечать, что это он сам «чокнутый» и, что я врежу любому, кто осмелится так говорить. К счастью, в первом столкновении подобного рода моим первым противником тогда оказался толстяк Сэмюель Барнс, после того, как славный, дружелюбный парень по имени Аллен предложил мне присоединиться к их бейсбольной команде.
Аллен. Эй, Робби! У нас в команде не хватает игроков. Не хочешь ли присоединиться?
Роберт. Спасибо за предложение, Ал. Но у меня сегодня много дел, прости. Нужно бежать.
Сэмюель. Ну, конечно. Кто бы сомневался. Ему нужно бежать в этот дурдом, ха-ха. Косить траву.
Аллен. В дурдом? О чем ты, Сэмми?
Сэмюель. А вы что, не слышали? В доме того святоши - там сейчас самый настоящий дурдом.
Господин Трюффо. Отступать было некуда и недопустимо.
Роберт. Знаешь, Сэм, в следующий раз, когда я снова услышу от тебя что-либо подобное - я подберу пробку побольше, чтобы заткнуть тебя снизу наглухо. На чем и закончатся твои шутки.
Аллен. Все это услышали? Если заткнуть Сэмми Барнса снизу пробкой, то все его шутки закончатся. Молоток, Робби!
Господин Трюффо. Придумав эту шутку про Сэма и пробку -, она запомнилась всем надолго, да так что если бы и сам Сэм захотел бы побыстрее её забыть, то он все равно не смог. После этого никто отныне не решался произносить при мне слово «дурдом» и называть Мэри «чокнутой». Но это было не столько для меня важным, сколько то, с каким выражением лица смотрела в этот момент на меня Стелла. Я не мог не заметить восхищения на её лице, она словно увидела во мне героя. И я запомнил этот огонек в её глазах на всю свою непростую - полную неразгаданных тайн - жизнь, о которых вы еще не раз услышите и будут обнажены пред вами.