Сцена третья - Чувство вины.
Господин Трюффо. Первые три месяца жизни Януша Янковского стали, пожалуй, самым приятным и захватывающим периодом жизни моей матери и, вне всяких сомнений - самым несчастным моей.
1952 год давал недоношенным детям гораздо меньше шансов на выживание: однако, Януш оказался первой проблемой подобного рода в родовспомогательной практике моей матери. И она приступила к этой проблеме со всей своей ответственностью. Эти четыре месяца она проводила в доме отца Георга и Мэри значительную часть каждого дня, а зачастую и ночи. Бесспорно, другие женщины тоже помогали, но моя матушка была настоящей и общепризнанной верховной жрицей. Доктор Себастьян Мане - он же близкий друг нашей семьи - искренне признал, что без нее он точно не смог бы в одиночку вытащить маленького Януша на свет этого мира. Спустя пару часов после родов, между моей мамой и Доктором Мане, был разговор о том, каким же жалким и слабым родился Януш. О чем позже рассказал и мне сам Доктор.
Доктор Мане и София Т. общаются в гостиной.
София Т. Взгляните, Доктор, он словно крохотный старичок, покрытый весь морщинами.
Доктор Мане. За всю мою практику - это уже второй раз, когда я сталкиваюсь столь ужасающе недоношенным ребенком. Я премногом осведомлен о подобных случаях, поэтому и знал, что нужно делать.
София Т. Я подержу его у камина на безопасной близости.
Доктор Мане. Конечно. Малышу сейчас необходимо постоянное тепло.
София Т. А что нам придумать с кормлением? Не думаю, что мать будет в силах заниматься этим.
Доктор Мане. Насчет этого я тоже подумал. И придумал смастерить устройство из стеклянного баллончика-авторучки и клочки ваты. Посредством которого будем закачивать в него разведенное подслащенное молоко. Однако иногда малыш периодически немощно, но исправно будет выкачивать его обратно. И лишь со временем он сможет удерживать в себе хоть какую-то часть пищи и его рвотные спазмы станут чуть-чуть энергичнее.
София Т. Признаться, вам честно, Доктор, я нахожусь в шоке оттого, каким - простите меня - жалким и уродливым он вылез на свет.
Доктор Мане. Признаться, в ответ - отчасти я тоже.
София Т. Забавно, не так ли?
Доктор Мане. И не то слово, София. И не то слово.
Господин Трюффо. Верьте или не верьте - но, я ничуть не сомневался, что жалкое и немощное состояние, в котором родился Януш, а также, бесконечные сплетни, доставляемые им всеми окружающими - лежат на моей совести. Не будь я таким ушлым и ловким, не уклонись я тогда от злосчастного снежка, который бросал в меня Альберт Де Бруни - уверен, Мэри дошла бы до дома без всяких неприятностей. А Альберт, неужели я не считал его виновным? Конечно же, считал. На следующий день после трагического инцидента и рождения ребенка - вечером, когда я покидал колледж, он поджидал меня у входа и я, догадавшись о том, что он хочет перетереть со мной о том случае, мы отошли с ним за угол для личной беседы тет-а-тет.
Альберт и Роберт стоят во дворе за колледжем.
Альберт. Ты же догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить?
Роберт. Да, это чересчур предсказуемо.
Альберт. Не умничай. Итак, как там дела? Как жена святоши?
Роберт. Слава Богу ребенок родился живым - правда не совсем уж здоровым. А миссис Монсиньи совсем худо. Делают все возможное, чтобы она поскорее пришла в себя.
Альберт. Моя мама говорит, что Доктор Мане сидит там не вылезая.
Роберт. Этот ребенок родился слишком рано.
Альберт. То есть прежде что ли?
Роберт. Да. И ты знаешь почему.
Альберт. Нет, не знаю.
Роберт. Нет, знаешь! Еще как знаешь. Это ведь ты бросил снежок!
Альберт. Я бросал его в тебя и хотел очень хорошо тебе залепить.
Роберт. Хочешь сказать, что ты так считаешь?
Альберт. Да, хочу. И считаю. И лучше бы тебе тоже так считать, если не хочешь нажить себе уйму проблем.
Господин Трюффо. Мы напряженно смотрели друг к другу в глаза. И, я понимал, что он боится, а еще я понимал, что он готов драться, лгать - готов на все, что угодно, лишь бы не признаваться в том, что известно мне. Единственное, чего я не понимал, так это то, что я ничего не мог с этим поделать. Я просто злобно и разочаровано развернулся и ушел.
Я остался один на один со своей виной и совестью. И они все больше и больше меня поедали изнутри. Мои страдания ничуть не уменьшились, а наоборот возросли, когда спустя неделю после родов Мэри, я подслушал разговор родителей, прячась за дверью гостиной.
София Т. Я почти уверена, что маленький Януш выкарабкается. Доктор Мане говорит, что будет задержка в развитии, но мало-помалу все придет в норму.
Андре Трюффо. Вот уж для тебя радость. Это же твоя заслуга по большей части.
София Т. Нет, что ты. Я просто делала то, что от меня требовалось - выполняла свою работу. Но Доктор говорит, нужно чтобы за ребенком кто-то присматривал. На мать надежды мало.
Андре Т. Ей что, так и не стало лучше?
София Т. Куда там. Эта бедняжка пережила страшное потрясение. А отец Георг никак не берет в голову, что есть время поговорить о Боге и, есть время полагаться на Бога и молчать себе в тряпочку. К счастью, она и не понимает того, что он там ей бормочет.
Андре Т. Хочешь сказать она лишилась рассудка?
София Т. Бедняжка. Осталась такой же милой и приветливой, какой была прежде. Но она словно не здесь, а в каком-то абсолютно в другом мире. Этот снежок, как говорит отец Георг, сделал с ней что-то ужасное. Все не могу перестать думать, кто же мог в неё его бросить?
Андре Т. Я говорил с Георгом, он не сумел рассмотреть. Наверняка никто никогда об этом и не узнает.
София Т. Иногда я задумываюсь: не может ли быть так, что наш Роберт знает больше, чем нам рассказывает?
Андре Т. Нет-нет. Он уже взрослый парень и понимает, насколько все это серьезно. Если бы он знал хоть что-нибудь, то обязательно посвятил бы нас.
София Т. Хочется верить, что так оно и есть. Все же кто бы это ни был, его руку направлял сам дьявол.
Роберт и Господин Трюффо. И дьявол подменил ему цель!
Роберт. Мэри лишилась рассудка!
Господин Трюффо. Я аккуратно на цыпочках вернулся в свою комнату, упал на кровать и отчаянно в бешенстве уткнулся лицом в подушку.
Роберт. Признаюсь, мне хотелось умереть.... Умереть этой же ночью. Но в то же время - я панически боялся смерти.