Кто я?

9 марта 2013 г.

День

В обед я не успела навестить маму, поэтому решила приехать после работы. Я отпросилась пораньше и поехала в Маклин. У стойки регистрации у меня больше не спрашивали имени, и кого я хочу навестить, женщина лишь мило улыбалась и кивала мне в знак приветствия, а потом один из медбратов или же сам доктор Холт провожали меня до двести шестой палаты, где находилась мама, но сегодня всё было не так. Женщина в регистратуре сказала, что моя мать сейчас находится на процедурах (названия я не запомнила), а я пока могу подождать её на диване. Я согласилась, времени у меня было достаточно.

Пока я сидела, мимо меня прошло много незнакомых людей, которых я раньше здесь не видела. Я знала поимённо почти каждого сотрудника, а тех, чьё имя вылетало из головы, я всё равно узнавала по лицу, только главврача я никогда не видела, так как он вечно был занят и редко выходил из своего кабинета — так сказал Холт.

Я просидела на диване больше часа, глядя на уходящих и приходящих людей. До меня только потом дошло, что это были посетители. Почти все мужчины были расстроены, а многие женщины плакали. Рядом со мной сели двое — пара, как я поняла — и начали тихо беседовать. Женщина иногда всхлипывала, а мужчина прижимал её к своей груди и гладил по спине, пытаясь успокоить. Я заёрзала на диване, ноги затекли. Женщина почувствовала мои движения и обернулась.

— Кто у вас здесь? — неожиданно спросила она.

Сначала я не ответила, подумав, что женщина обращается к кому-то другому, но потом заметила её взгляд на себе, и развернулась к ней лицом.

— Мама.

Женщина энергично закивала и заплакала.

— У меня тоже.

Мужчина похлопал её по спине и сердито уставился на меня. Я отвернулась. Пялится так вообще-то неприлично. И не я виновата в том, что женщина плачет. Незачем смотреть на меня так, будто я виновник её слёз.

— Мисс Филберт, Лорен готова вас принять, — с улыбкой произнесла женщина у стойки.

— Я провожу, мне всё равно по пути.

Ко мне подошёл доктор Флинн Гибсон, и мы вместе направились в коридор. Доктор Гибсон никогда со мной не разговаривал, даже не здоровался. В моём присутствии он всегда был молчалив и лишь изредка косо поглядывал на меня. Мне не нравилось, когда он так смотрел, но потом я пригляделась и заметила, что у доктора просто косит один глаз, поэтому его взгляд кажется странным. Артур говорил, что Гибсон вообще мало говорит с персоналом и коллегами, ему больше нравится разговаривать с пациентами. Он и с Холтом перекидывается всего лишь парой реплик за несколько месяцев.

Мы подошли к двести шестой палате, и я остановилась у двери, а доктор Гибсон, промычав что-то, поплёлся в следующий коридор. Я пожала плечами, провожая его взглядом, и вошла в комнату. Мама лежала на кровати и что-то бормотала. Её веки были полуопущены, она мотала головой из стороны в сторону и дёргала рукой. Я быстро подошла к ней и присела на край постели.

— Мам, — потрясла я её за плечо, — мама, это я.

— Кто? Кто ты? — еле слышно спросила мама.

— Эмили, твоя дочь.

— О, Эмили, моя девочка, — мама, как могла, улыбнулась и еле-еле открыла глаза.

— Что с тобой, ма? Какие лекарства тебе дают?

— Успокоительное и снотворное.

— В лошадиных дозах?

— Не знаю, но очень много... наверное. Я скоро приду в норму, дай мне время.

Я ещё минут тридцать сидела на кровати и смотрела, как к маме возвращается нормальное сознание. Она тёрла руками глаза и щипала себя за щёки, пыталась приподняться, чтобы хотя бы сесть, но тут же сползала обратно. Тело её не слушалось, она несколько раз чуть не упала с кровати, но я всегда вовремя успевала её поймать. Мама смеялась своей неуклюжести, а вот мне было не смешно. Когда же мама пришла в норму, она стала расспрашивать меня о делах и работе. Потом она показала мне свои последние рисунки и мы молча их разглядывали. Наконец я решила прервать тишину и напомнить маме о вчерашнем инциденте, хотя знала, что-то может не очень благоприятно на ней отразиться, но мне становилось не хорошо, когда я смотрела на её перебинтованные запястья. Мне нужно было всё знать.

— Мама, мне нужно тебя кое о чём спросить.

— Конечно, спрашивай, милая, — в голосе матери слышалась радость.

— Но это тебе может не очень понравится, — мама сразу помрачнела и опустила голову. — Доктор Холт вчера мне рассказал о случившемся, и я негодую. Мама, ты поступила ужасно, очень ужасно с тем человеком. Зачем ты причинила ему боль? Ты понимаешь, что лишила его глаза? А что ты сделала с собой? Зачем ты пыталась покончить жизнь самоубийством? Смерть — это самый страшный кошмар, а убившему себя вообще нет никакого оправдания.

— Совсем нет? — мама не смотрела на меня и, как ребёнок, надула губы.

— Только в очень крайнем случае, но не в твоём.

— Даже если заставляют?

Я взяла маму за подбородок и сердито заглянула ей в глаза. Она попыталась дёрнуться, но моя хватка оказалась сильной.

— Мама, здесь тебя никто не может заставить это сделать, понимаешь? В больнице лечат, а не убивают.

— В психушке не лечат.

Мама, казалось, обиделась, что я так строго к ней отнеслась.

— Это не игрушки, мам, это твоя жизнь. Я хочу видеть тебя живой, второй твоей смерти я не перенесу.

— Но Аманда не хочет, чтобы я жила, — буркнула мама и стряхнула мою руку с подбородка.

Я глубоко вздохнула и с шумом выдохнула.

— Хорошо. Давай по порядку. Допустим, действительно эта Аманда существует. Скажи тогда, откуда она взялась и почему хочет твоей смерти.

Мама словно приободрилась, но всё-таки выглядела немного испуганной.

— Ты правда мне веришь?

— Возможно. Но пока ты мне о ней не расскажешь, я не смогу тебе полностью поверить.

Мама уселась поудобнее и подтянула одеяло.

— Аманда знает, что я её не люблю, потому что она плохая. Она причиняет людям боль и несёт смерть, но зато она очень любит тебя. Аманда никогда не сделает тебе ничего плохого, она сама так сказала. Но ещё она сказала, что я ей очень мешаю, поэтому должна умереть.

— А чем ты ей мешаешь?

— Она говорит, что из-за меня она не может общаться с тобой, ведь ты тоже думаешь, что она плохая, потому что я так тебе говорю.

— Мам, ты уверенна, что эта Аманда не плод твоего воображения?

— Конечно уверена! — воскликнула мама. — Ведь это именно она так вчера всех напугала. Ворвалась ко мне в комнату, начала кричать, но потом сбежала ещё до прихода врачей. Я распсиховалась и разозлилась, поэтому так всё вышло.

— Откуда она взялась?

Мама надула щёки, приставила ладонь к губам и пожала плечами.

— Если я скажу, то ты ещё больше расстроишься. Оливер сказал, что я не должна раскрывать эту тайну.

— Мама, хватит тайн, хватит секретов! Если ты мне сейчас всё не расскажешь, то я перестану к тебе приходить, — я повысила голос, чтобы до матери, наконец, дошли мои слова.

Мама замотала головой и упала на подушку.

— Нет, не бросай меня. Я не хочу сейчас о ней говорить, пожалуйста, давай не будем! Давай в другой раз, пожалуйста. В следующий раз, когда ты придёшь, я обязательно тебе всё расскажу, ладно?

— Ладно. Извини, мам, что я рассердилась, просто я очень переживаю за твоё здоровье, — я погладила маму по щеке и укрыла одеялом. — Тебе нужно отдохнуть. Поспи немного.

— Не уходи, пока я не усну.

— Не уйду.

— Обещаешь?

— Да.

— Хорошо. Мне спокойнее, когда ты рядом, детка.

Я улыбнулась и нежно поцеловала маму в лоб. Она закрыла глаза и тихо засопела.

Вечер

День выдался тяжёлым. Я несколько часов просидела у кровати матери, так как она не хотела меня отпускать. Как только я собиралась уходить, она тут же просыпалась и начинала хныкать. Пришлось сидеть с ней до последнего, а после за мной уже пришла медсестра и сказала, что часы приёма посетителей окончены, только тогда мама согласилась меня отпустить. Я была жутко голодна, в животе урчало, но сил у меня совсем не было. Я уже не могла ничего делать, усталость брала верх. Всё, на что я была сейчас способна, это принять душ и лечь в постель.

Я уже была у двери своего дома, руки начали трястись от нетерпения, когда я доставала ключи, но мужской голос за спиной напугал меня, и ключи упали на крыльцо.

— Здравствуй, Эмили.

— Век бы тебя не видеть, — злобно бубнила я себе под нос, поднимая связку.

— Здравствуй, — обернувшись, я улыбнулась как можно шире. Теренс в этот раз был одет теплее, даже шарфик накину. Хах, сама элегантность. — Что-то нужно?

Мужчина вскинул одну бровь и странно прищурился.

— Раз я захотел с тобой поговорить, значит, мне сразу что-то от тебя понадобилось?

— А разве тебя просто так девушки интересуют?

— Конечно. Я просто хотел поздороваться, проявить дружелюбие, так сказать, и пригласить на чашечку кофе.

Я осталась безразлична к его предложению.

— Теренс, я же ещё вчера сказала, что тебе ничего не светит.

Теренс скорчил недовольную мину, но выглядело это очень мило.

— Эй, я не имею на тебя видов. Я же сказал — это дружеский жест. Тем более, ты не в моём вкусе.

— Ой, посмотрите на него! Знаю я, какого размера бюст идёт на твой зубок.

Теренс громко рассмеялся.

— Ты следишь за мной? Ай, ай, ай, как не стыдно. Ведь я могу и пожаловаться.

— Ну, уж извини, от привычек не просто избавиться.

Я вставила ключ в замочную скважину, несколько раз прокрутила и открыла дверь.

— Тогда, может, ты меня пригласишь? — Теренс не сводил с меня животного взгляда.

— Отвали, — бросила я и захлопнула дверь прямо у него перед носом.

« Ай!» услышала я и расхохоталась. Всё-таки нос пострадал.

Я совсем чуть-чуть отодвинула занавеску у окна в коридоре, чтобы посмотреть, что будет делать сосед. Он ещё немного постоял у меня во дворе, а потом свистнул и направился на свой участок. Следом за ним из кустов выскочила овчарка и засеменила у ног хозяина. Нет, Теренс, нам в любом случае не по пути, потому что собачники не в моём вкусе. Моцарт сойдёт с ума, если к нему подбежит это лохматое чудище.

Я быстро побежала на второй этаж набирать себе ванну. Скинув с себя половину одежды, я металась по кухне в поисках вина. Это стало уже ритуалом. Перед сном я всегда заправлялась бокалом этой вкуснятины, а иначе просто не могла уснуть. Бывало, конечно, что я «уговаривала» и всю бутылку, но на утро сто раз жалела об этом, поэтому старалась не слишком увлекаться.

Я расположилась с бокалом в горячей ванне. Моцарт лениво зашагал в сторону корзины для белья. Сначала он запрыгнул на неё, а потом на стиральную машину и удобненько там устроился, не сводя с меня своих хитрых глаз.

— Как дела, засранец? — спросила я пушистого друга.

Кот встряхнул головой и мяукнул.

— Эх, — вдохнула я, — мне бы такую жизнь, как у тебя! Ты же только спишь, ешь и иногда гуляешь. Шикарно.

Я улеглась поудобнее и негромко включила музыку на телефоне. Горячая вода позволила полностью расслабиться, и я не заметила, как задремала.

Ночь

Разбудил меня тихий стук в окно. Сначала я не могла разлепить глаза, но потом почувствовала холод и мигом выскочила из ванны. Вода уже давно остыла, а я проспала до полуночи. Хорошо, что хоть не утонула. Я спустила воду и снова услышала тихий стук. Повернувшись к окну, я обнаружила Моцарта на подоконнике. Он громко и злобно мурчал, внимательно разглядывая что-то. Я подошла к окошку и уткнулась лбом в стекло. У меня глаза чуть не вылезли из глазниц. Внизу, на тротуаре, стоял человек в чёрном и смотрел на меня. Я вскрикнула и отошла от окна. Модификатор следит за мной!

Я села на кровать и уставилась в пол. Моцарт начал шипеть и царапать стекло. Я спустилась на пол и медленно подползла к коту. Схватив его, я немного возвысилась над подоконником и посмотрела на тротуар. Человек всё ещё стоял там. Чего он ждал? То есть, она. Это ведь была женщина? Аманда... А если же это не она? Гадать было бесполезно, пока я не увижу лицо этого человека.

Теперь я точно не усну, зная, что убийца стоит под моими окнами. Но почему он там стоит? Что ему стоит выбить окно на первом этаже, вломиться в дом и прикончить меня? Нужно срочно звонить в полицию.

Я вернулась в ванную комнату и взяла телефон. Руки дрожали, я пыталась набрать номер, но пальцы немели от страха. Я вдруг вспомнила, что у меня есть револьвер в вещах. Я бросилась к комоду и начала вываливать одежду. Оружие лежало в тёмно-синей бархатной коробочке. Револьвер мой дедушка передал папе как ценность и сказал, чтобы папа потом отдал его своему сыну, но с сыном не срослось и поэтому теперь он мой.

Я открыла коробку и достала оружие. Неожиданно позвонил телефон. Я вскрикнула от испуга и чуть не выронила дедушкину реликвию. Я посмотрела на экран, номер мне был не знаком, но я всё же взяла трубку.

— Я слушаю, — я вся дрожала.

— Приве-е-ет! — протянул незнакомый женский голос.

— Кто это?

В трубке послышался противный смешок.

— А ты выгляни в окно и узнаешь.

Я бросила телефон на пол, подбежала к окну, открыла его и, не глядя, пальнула несколько раз.