Кто я?

13 января 2013 г.

День

Я сидела у себя в квартире в гостиной, смотрела телевизор, но никак не могла сосредоточиться на фильме. Сюжет постоянно ускользал от меня, героев в картине становилось всё больше, и я уже не могла разобраться кто из них кто, хотя меня это и не особо волновало. Позавчера, как только папа привёз меня обратно домой, я сразу же начала собирать вещи. В тот же день написала объявление в интернете о продаже квартиры, сегодня уже было пара звонков. Дело идёт быстрее, чем я ожидала, это оказалось не так трудно, труднее было вернуться на работу за своими вещами. Весь отдел смотрел на меня так, будто я сумасшедшая. Никто не хотел со мной разговаривать, а я даже не понимала причины этого бойкота. Даже Джулия, при виде меня, быстро уткнулась в какие-то бумаги и прошла мимо. Только лишь Анджелина специально крутилась у моего бывшего рабочего стола, выставляя напоказ жетон детектива. Ха, поздравляю! Но она всё равно всегда была и будет второй, ведь изначально жетон предназначался мне, а ей его отдали лишь потому, что я ушла, так что нечем тут хвастаться.

На выходе из отдела я мельком взглянула на доску объявлений и увидела фоторобот. Под фото была надпись «Предполагаемый преступник: Модификатор», и это был не мужчина, а женщина. Черты лица явно выдавали более женственную натуру, хотя издалека так не казалось. На фото было многое непонятно, так как оно было составлено со слов единственной выжившей, которая перепугалась до смерти.

Пока я разглядывала фото, из кабинета мистера Эйба вышла девушка в сопровождении Хлои Кент, Патрика и моего отца. Они все разом остановились и посмотрели на меня. Девушка громко вздохнула и заплакала, Патрик отвёл от меня взгляд и приобнял девушку, уводя её обратно в кабинет. Отец хотел было подойти ко мне, но я резко развернулась и, громко хлопнув дверью, быстро ретировалась.

Пока мы ехали домой из больницы Маклина, я выслушала очень длительную лекцию от отца о том, что не стоит играть на родительских нервах. Папа много раз повторял, что жалеет, что так просто дал мне согласие на встречу с мамой. Он говорил всю дорогу, частенько переходя на крик, иногда я умудрялась вставить пару слов, а вот Дженнифер молчала. Папа пригрозил мне, что сейчас мы вернёмся домой и он запрёт меня в моей комнате, чтобы я больше никогда не возвращалась в Бельмонт. Я не особо поверила про домашний арест, но решила не рисковать. Перспектива возвращаться в отчий дом меня тоже не радовала, поэтому, когда папа решил заправить машину в самом конце пригорода, где он жил, я выпрыгнула из автомобиля и со всех ног помчалась в сторону такси, которое я приметила ещё на въезде. Отец пытался меня догнать и кричал мне в след, что я сведу его в могилу, но я всё равно не остановилась.

Лишь только в городе я вспомнила, что мне нечем заплатить за дорогу. Но таксист оказался хорошим человеком и сказал, что подождёт, пока я вынесу ему деньги.

Вчера папа звонил целый день, но я игнорировала его звонки. Он оставил тридцать четыре голосовых сообщения, но я их все стёрла, даже не прочитав. Один раз сегодня утром звонил Холт и сказал, что уже присмотрел для меня небольшой домик в хорошем районе. Старик работает быстрее, чем я.

Фильм закончился, я начала без разбора листать каналы, когда услышала в кухне безумный голодный ор. Что-то в жизни не должно никогда меняться. Моцарт с дикими воплями вбежал в гостиную, запрыгнул на журнальный столик и уселся прямо напротив меня. Кот знал, что я не любила, когда он запрыгивает на столы, поэтому делал это специально, если я забывала вовремя его покормить. Хитрый засранец. Конечно, пришлось вставать с дивана и кормить эту наглую морду. Теперь он ест в два раза больше, потому что сосед его закормил. Мистер Джерри так откормил кота, что теперь тот бегает только от миски до туалета, в остальное время спит. Он и сейчас-то с трудом на столик запрыгнул. Нет, мне не нужен ленивый и жирный кот. Вот переедем, сядет он у меня на диету.

— На, ешь, засранец, — сказала я коту, насыпая корм ему в миску. Моцарт, с громким «мяу», пролетел по паркету и уткнулся носом в свою еду.

Я решила пойти в спальню, чтобы дальше заняться своими вещами. Книги, одежда, посуда, мебель... хм, из мебели всё брать не стану, кое-что придётся оставить. Пусть будущие владельцы распродадут или, если захотят, оставят себе. Все документы я положила в чемоданы вместе с одеждой, остальные менее значительные предметы можно расфасовать по коробкам.

Пока я разбиралась со списком нужной мебели, на прикроватном столике завибрировал мобильный. Я решила, что это снова отец, и не стала брать, но телефон не переставал звонить. Я посмотрела на экран, на котором высвечивалось «Патрик». Вот что действительно стало для меня неожиданностью. Я провела по экрану пальцем и приложила телефон к уху.

— Алло. Эмили, ты на связи?

Я качнула головой, но потом опомнилась и стукнула себя по лбу.

— Да, я тут.

— Кхм, в общем, я звоню по делу.

Патрик говорил довольно громко, как будто хотел, чтобы его слышал кто-то ещё, кроме меня.

— Случилось несчастье. Сегодня звонили из тюрьмы и сказали, что Джон Лэнг повесился в собственной камере.

Я с грохотом села на пол. Это всё-таки случилось. Мальчик не выдержал и решил прекратить свои мучения. Бедный Джон, что он натворил? Что он сделал с Мартой?

— Эй, эй, Эмили, ты ещё здесь? Эмили, ответь. Не молчи!

Я шмыгнула носом. Маленькая слезинка скатилась по моей щеке и упала на пол.

— Мне жаль, — тихо произнёс Патрик.

Мы ещё немного помолчали. Пат слушал мои всхлипы, но не сбрасывал звонок. Через пару минут он подал голос.

— Ты в порядке?

— А сам как думаешь?

Патрик вздохнул. Теперь он говорил как обычно — спокойно.

— Я не про эту ситуацию, а в целом.

— С каких пор тебе стало интересно? Или ты специально меня игнорируешь, потому что так хочет твоя подружка? Я же всё поняла, Пат. Не знаю почему, но я не нравлюсь твоей фифе. Это же видно, всё лежит на поверхности, особенно её показушность в больнице.

Патрик снова вздохнул.

— Да, ты ей не нравишься. Она говорит, что ты плохо на меня влияешь.

Я истерично засмеялась.

— Мы что, в детском саду? Она твоей мамочкой заделалась? Ох, не повезёт же вашим детям, потому что у них не будет друзей.

— Хватит, Эмили, ты её не знаешь, она замечательная.

Я качнула головой.

— Конечно, она хорошая девочка, а я плохая, поэтому от меня все отвернулись.

— От тебя все отвернулись, потому что ты эгоистка.

Ну, вот опять. Заводим шарманку с самого начала.

— Ещё бы, вся в мамочку, — съязвила я.

— А ещё тебя опознали.

— Что? — не поняла я.

— Эмили, та девушка, которую ты видела, это выжившая жертва Модификатора. Мы показывали ей фото преступников, ну и подсунули несколько полицейских. Она выбрала три фото, одно из которых было твоим. Она сказала, что ты чуть больше, чем остальные похожа на того, кто пытался её убить...

Я резко нажала отбой и отбросила телефон в коридор. Что за чёрт? Да как же так? Нет, нет, нет, это не я. Я же знаю, что такого быть не может. Просто невозможно. Я не могла совершить такое, я не могла убивать людей. Я даже за всю свою работу в полиции ни разу не стреляла, только на учениях, а тут убийство! Я и скальпель в руки то ни разу не брала, не то, что ещё им что-то вырезать. Это не я, девушке просто показалось, она не могла разглядеть убийцу, тогда было темно. Я помню, что мне позвонили на домашний телефон ночью, как раз через час после происшествия, чтобы я приехала в морг на опознание. Я в тот день была дома и спала. Это не я.

Телефон снова зазвонил, отчего я подпрыгнула. Я украдкой взглянула на экран. Это снова был Патрик. Я взяла мобильник, открыла окно и, не глядя, кинула вниз. Через минуту я пожалела о своём необдуманном поступке, но уже было поздно. От телефона наверняка ничего не осталось.

Я быстро собралась, оделась потеплее и рванула к своему старенькому автомобилю. Мне нужно было увидеть Марту, а после этого я уже решу, что делать дальше. Я не убийца, это всё неправда. У них на меня ничего нет, тем более девочка выбрала кроме моей фотографии ещё две, и за это время меня ни разу не вызвали на допрос, значит в отделе сомневаются в её показаниях, поэтому и фоторобот получился гибридный — и не женщина и не мужчина. Но что теперь подумает Патрик? Зря я прервала разговор, теперь он может посчитать, что я и правда убийца. Нет, он знает меня очень давно и понимает, что я в роли маньяка — это полный бред.

Я мчалась на всей скорости как самый настоящий гонщик. Водители, которых я обгоняла, сигналили мне в след и, я уверена, обзывали самыми последними словами. Я не замечала светофоров, всё сильнее давя на газ. Чувства разделились на две части: одна половина меня хотела навсегда покинуть этот город и уехать как можно дальше, другая половина желала скорее добраться до Марты. Я не видела её больше двух недель, и она наверняка думала, что я о ней забыла, но это не так. Мне было очень жаль эту женщину. У неё забрали единственное, чем он дорожила. Её сын был для неё всем, ради него она жила, а теперь его нет. У меня было плохое предчувствие. Я достаточно насмотрелась на трупы, но её бездыханное тело я была не готова увидеть.

Перед глазами мелькали машины, люди, дома. Ещё один светофор, горел красный, и я все же отпустила педаль газа и остановилась. Мне и так уже штраф набежал немаленький, да и не хотелось создавать аварию. Почему-то я подумала об этом только сейчас, а не когда гнала со всей дури. Руки тряслись, я крепче сжала руль. Загорелся зелёный, машины начали двигаться, а я стояла, уставившись на яркие вывески. Сзади начали сигналить, кто-то кричал в открытое окно:

— Что за чёрт? Езжай, идиот!

— Да там, наверно, баба за рулём!

— У кого-то времени вагон? Люди вообще-то по делам спешат, говнюк!

Я опомнилась, глубоко вздохнула. Внутри меня всё бушевало, мне тоже хотелось закричать. Я открыла окно и высунула голову на мороз.

— Идите вы все в жопу!!! — на всю улицу крикнула я и мне разом полегчало. Пешеходы начали оборачиваться в поисках ненормальной, некоторые смеялись.

Я закрыла окно, стукнула со злости по рулю и вжала педаль газа в пол, но ехала теперь медленнее. Буквально через пару минут я уже стояла у многоэтажки, где жила Марта. Припарковалась я там, где, в общем-то, парковаться было запрещено, но в данный момент меня это не волновало, хотя я понимала, что потом пожалею об этом. Я уже третий раз за день делаю необдуманный поступок. Такого со мной со школьных времён не было. Это раньше я сначала делала, а потом думала, а со временем это прошло. Но сейчас я соображала плохо, поэтому действовала очень быстро.

Я успела забежать в дверь как раз в тот момент, когда какой-то мужчина выходил из неё. Я решила не ждать, пока приедет лифт, поэтому побежала по лестнице, спотыкаясь на каждом пролёте. Перед квартирой Марты я перепрыгнула через ступеньку и снова споткнулась, но в этот раз упала и прямо на больную руку. Мой вой эхом раздался по подъезду. Я поморщилась, прижимая руку к груди. До этого момента она меня не беспокоила и я совсем забыла, что она вообще должна была так сильно болеть при ударе.

Я всё же встала, и начала бить ладонью по звонку.

— Марта! Марта! Открой! — хрипло кричала я.

Но в ответ тишина. Я не слышала никаких звуков, квартира не подавала признаков жизни. Тогда я стала колотить по двери здоровой рукой, но это не дало никаких результатов. От безысходности я со всей дури дёрнула ручку и дверь распахнулась. Я снова чуть не упала, но всё же смогла удержать равновесие.

Забежав в квартиру, я быстро огляделась. В коридоре было мрачно, свет давала одна единственная жёлтая лампа на стене. Она освещала небольшой участок тёмно-красных обоев. По спине прошёлся холодок.

— Марта? Марта! Это Эмили Филберт, отзовись!

Я поняла, что это бесполезно. Сколько бы я её не звала, Марта мне уже не ответит. В глубине души разрасталось чувство боли и страха. Я была беспомощна перед тем, что могла сейчас увидеть.

В конце коридора была приоткрыта дверь. Я помнила, что это комната Джона. Марта говорила, что он никогда не запирал двери, потому что не любил находиться в замкнутом пространстве, так как его комната была очень маленькой. Помню, как он говорил о своей комнате: «От любви до ненависти один шаг, а у меня от стены до стены два шага».

Я подошла к двери и заглянула в тоненькую щель. В обзор вошла лишь старая тумбочка без одной дверцы и край кровати. Я прикрыла рот ладонью и быстро заморгала. Слёзы жгли глаза. Я легонько отворила дверь, и она со скрипом распахнулась. На кровати лежала Марта. Её глаза были закрыты, уголки губ приподняты, тело скрючено в позе эмбриона, одна рука свисала с края подушки, а в другой она держала фотографию и рубашку сына. Её кожа приняла землистый оттенок.

Я попятилась назад, в коридор, задев ногой маленький тёмный столик, с которого посыпались книги и телефон. Всё это с грохотом упало на пол, телефон ещё несколько раз перевернулся, а потом и произвёл сигнал голосового сообщения. Я дёрнулась от неприятного писка и начала рыскать по полу в поисках телефонной трубки.

— Здравствуйте, мисс Лэнг. С вами говорит детектив Анджелина Фокс. Мне очень неприятно вам это говорить, но этой ночью вашего сына нашли мёртвым. Я соболезную вам.

Снова писк. Это был повтор голосового сообщения. Я нашла трубку, подняла телефон и принялась долбить по кнопкам.

— 911. Я вас слушаю, — прозвучал женский голос.

— Женщина... мёртвая... — я не могла ничего сказать. Слова застряли в горле.

— Скажите адрес, мисс, адрес!

— Я... они знают, — только и смогла выдавить я и бросила трубку.

Я легла на пол и истошно закричала:

— Прости, Марта, прости меня! Прости, прости, прости...

Я слышала, как отворилась входная дверь, слышала шаги. Один человек прошёл мимо меня, ещё несколько остались стоять у двери. Это были соседи. Видимо, услышали мои вопли и сбежались посмотреть, что происходит. Кто-то из них повторно позвонил в 911. Двое мужчин пытались помочь мне подняться, но я начала брыкаться и отпихивать их.

Марта. Ох, Марта! Я знала тебя достаточно долго, ты доверяла мне, а я тебя предала. Я так виновата перед тобой и твоим сыном! Я могла бы хоть чем-нибудь помочь, но ничего не сделала, совсем ничего, потому что думала только о себе. Законченная эгоистка.

Выжившая девушка была права — я настоящий убийца. Эти две смерти лежат на моих руках.