Кто я?

Отец и доктор Холт сидели на диване в гостиной у старого камина и о чём-то перешёптывались. Я готовила им чай и пыталась вслушаться в разговор, но толком понять ничего не могла. Когда я выглядывала из кухни и тайком поглядывала на доктора, то замечала, что и он смотрит на меня. Когда наши взгляды пересекались, глаза доктора замирали, и он слегка поправлял очки. Я сразу опускала голову, занимаясь приготовлением чая и стараясь не смотреть в сторону беседующих. У доктора Холта были волчьи глаза и меня это немного пугало. Глаза необычные и притягательные, даже гипнотизирующие, но в то же время опасные. Отец тоже иногда посматривал в мою сторону, но только его взгляд выражал печаль и отчаяние.

Я села за кухонный стол, ожидая, когда вскипит чайник. Дождь всё ещё барабанил по окну не переставая. Я закрыла глаза, постукивая пальцами по столу. В коридоре зазвонил домашний телефон и одновременно закипел чайник. Трубку я не успела взять, папа меня опередил. Наливая чай, я краем глаза смотрела на отца. Он пару секунд держал аппарат у уха, а потом нажал на отбой, ничего не сказав. Я выглянула из кухни, чтобы спросить, кто звонил, но папа ответил на незаданный вопрос быстрее.

— Ошиблись номером.

Отец дрожащей рукой положил телефон на столик, но тот соскользнул и упал на пол. Я подобрала телефон и поставила его на нужное место.

— Пап, всё в порядке?

— Да, да, конечно, — но его лицо выражало противоположное. — Чай готов?

Я кивнула.

— Сейчас принесу.

Папа прошёл в гостиную, сел на прежнее место рядом с доктором Холтом и они снова начали свою тихую беседу.

Я понесла уже приготовленный чай мужчинам. Когда я зашла в гостиную, они резко оборвали свой разговор и уставились на меня. Я поставила чашки на стол и села в кресло у небольшого книжного шкафа.

— Благодарю, — произнёс доктор Холт и немного отпил из кружки. Его глаза изучающе забегали по мне вдоль и поперёк. — Я не представился... Меня зовут Артур, я был лечащим врачом вашей... — доктор слегка покосился на папу, — вашей покойной матери, но вряд ли вы меня помните.

Честно говоря, я вспомнила его, но совсем немного. Он иногда бывал в нашем доме, когда мама серьёзно заболела, правда, тогда волосы доктора Холта ещё не тронула седина, но вот глаза... глаза были прежними, волчьими. Они будто смотрели прямо в душу, видели человека насквозь.

— Ну почему же? Немножко я вас помню. Я даже помню, что в детстве вас побаивалась, — и сейчас боюсь, но не думаю, что стоит ему об этом говорить.

Доктор Холт засмеялся, а папа нахмурился.

— Неужели из-за моих глаз?

Он что, мысли читает?

— Эм... да. Вы не подумайте, они у вас красивые, но...

— Холодные? Пронизывающие? Смотрящие прямо в душу? — доктор приподнял одну бровь. Его лицо исказилось и стало очень неприятным.

Я не знала, что сказать, просто застыла с открытым ртом, а доктор Холт улыбался, крутя в руках чашку.

— Вы удивлены? — улыбка стала шире и стала похожа на дьявольскую. Страшное зрелище.

Я поймала себя на мысли о том, что передо мной сидит реальная версия Джокера. Фиолетового костюмчика только не хватало, чтобы стало каноничнее. Может, выйдет даже ещё лучше.

Я вжалась в кресло, пристально смотря доктору в глаза и надеясь, что он проиграет эту зрительную битву и смутится. Но нет, Артур Холт всё ещё широко улыбался, прожигая меня взглядом.

— Вы довольно-таки были интересной особой в детстве, — неожиданно заметил доктор.

Я посмотрела на папу, но тот покачал головой, будто не понимает о чём идёт речь.

— Что вы имеете в виду? — спросила я, чуть наклоняясь вперёд.

— У вас была отлично развита фантазия.

Я фыркнула.

— У всех детей она хорошо развита.

— Хм, — доктор поставил чашку на стол, держа её за края, — да, у всех. Но вы сказали «хорошо», а я сказал «отлично». В этом есть огромная разница, — Холт подозрительно прищурился, убирая руки с чашки и скрестив пальцы вместе.— Эмили, вы помните свою маму?

Отец резко встал с дивана, ударяя рукой по столу.

— Мы не будем говорить о ней!

— Не хочешь поговорить о Лори?

Папа словно с цепи сорвался: вены на его шее вздулись, а глаза метали молнии.

— Не смей произносить при мне её имя!

— Конечно, конечно, — успокаивал доктор Холт, но по его виду можно было сказать, что эта ситуация его забавляет. Он действительно был неприятным человеком.

Я встала с кресла, подсаживаясь к отцу. Он дёргал ногой и скрипел зубами. Я погладила его по спине, усаживая обратно на диван.

— Пап, не нервничай. Всё хорошо.

Доктор Холт не прекращал улыбаться, и меня это уже начинало бесить. Нет, он не забавлялся, он получал наслаждение, отчего становился отвратительным.

— Действительно, Оливер, не сердись, — доктор непринуждённо хмыкнул. — А говорят, что на Тайм-сквер работают самые добрые полицейские. Видимо, мой друг, ты к ним не относишься.

Я злобно покосилась на доктора.

— Зачем вы приехали? Да и кто вы вообще такой?

Холт гордо выпрямился и приложил руку г груди, будто собирался произнести клятву.

— Я Артур Бенджамин Холт, врач-хирург, психолог и по совместительству психиатр.

— Не слишком ли вам много всего?

Холт засмеялся, убирая руку от груди.

— Того требует место, в котором я работаю.

Зазвонил домашний телефон. Отец мигом подскочил и скрылся в коридоре. Я тоже встала и перешла обратно на кресло, не желая находиться слишком близко к доктору Холту. Видимо, он это понял, поэтому усмехнулся.

— Вам отвратительно моё общество?

— Я просто не понимаю, как мой отец может терпеть такого друга.

— Такого друга? — удивился доктор. — Ха, вот именно, что никак. У него просто нет выбора. Мы связаны, как говорится, одной тайной или же определёнными узами, которые неприятны для нас обоих. Нас связала судьба, а точнее — болезнь вашей матери, — доктор скривился.

— Хочу у вас спросить, — я немного замялась, — отчего она умерла?

— Оу, всё очень банально — рак мозга, — просто ответил Холт.

Я поёжилась, мне вдруг стало очень холодно, хотя я сидела близко к горящему камину.

— Вы так говорите, будто это что-то обыденное.

— Для меня так и есть. Я сталкиваюсь с это болезнью, образно говоря, почти каждый день.

В этот момент из коридора выглянул папа, протягивая мне телефон. Я с радостью взяла трубку и ушла скорее на кухню.

— Алло.

— Эмили, ещё раз привет. Извини, что не привёз твоего кота, никак не могу вырваться с работы. Как ты себя чувствуешь?

— Всё хорошо.

— Ну, вообще-то я заходил на минутку тебя проведать, когда был проездом у дома твоего отца, но ты была в душе, поэтому не слышала моего прихода, а я не стал тебя ждать, потому что у меня были неотложные дела.

— Да, ничего.

Значит, я всё же была в душе. Эти провалы в памяти начинают меня сильно нервировать, но ещё сильнее — беспокоить.

— Я приеду, чуть позже... работы много, — Патрик нервничал, а голос его чуть дрожал. Его поведение последнее время было странным. Может, у него стресс или я слишком его напугала своей неожиданной астмой.

— Хорошо, — прошептала я.

— Эмили, у тебя точно всё в порядке?

— Да. А у тебя?

— Ну... ничего так.

Я напряглась.

— Что за пауза? Патрик? Что-то случилось, чего ты не хочешь мне рассказывать?

— Эм, не совсем... то есть... Ох, я всё расскажу, когда приеду.

Он отключился. Вокруг меня одни секреты. Никто не хочет ничего объяснять и это жутко раздражает. Не люблю находиться в неведении. Всё перевернулось с ног на голову и мне это не нравилось. Да ещё и этот странный доктор из страны чудаковатости уж очень неприятная личность. От него просто мурашки по коже. Я, конечно, понимаю, что он лечил маму, но теперь-то он тут не нужен.

Я вышла из кухни, пересекла коридор и встала у прохода в гостиную. Доктор Холт взглянул на меня поверх очков и замер, ожидая моих последующих действий.

— Мистер Холт, я хочу, чтобы вы покинули этот дом, — решительно отчеканила я.

Но доктор и бровью не повёл. Папа барабанил пальцами по столу, поглядывая то на меня, то на Холта.

— Эмили, я пригласил его, чтобы он тебе помог и...

— Но мне не нужна помощь, — как можно спокойнее выразилась я, стараясь не переходить на крик. — Я вполне здорова и у меня нет никакой астмы.

— Вы правы, — произнёс доктор, — астмы у вас нет, и никогда не было, а уж приступ тем более с ней не связан. Здесь скорее травма эмоционального характера. Не так ли, Оливер? — доктор искоса глянул на папу, но тот ничего не ответил.

— Сэр, уходите, прошу вас, — повторила я.

— Уверены? — безразлично бросил Холт.

— Вполне.

Доктор встал, выпрямив спину, и с гордо поднятой головой подошёл ко мне. Весь его вид показывал, что мы ещё не раз встретимся, а всё, что сегодня произошло в гостиной, лишь только начало. Холт протянул мне визитку, но я даже не посмотрела на неё.

— Был рад повидаться, моя дорогая, — его рот растянулся в широкой улыбке.

— Наверняка вы уже догадались, что это не взаимно.

Доктор качнул головой.

— Уверен, что это наша не последняя встреча. Всего вам наилучшего.

Холт направился к входной двери, но остановился у порога и обернулся ко мне.

— Если вас что-то будет беспокоить, то всегда обращайтесь.

— О чём вы? — глупый вопрос, потому что я уже знала на него ответ.

Доктор улыбнулся от уха до уха и вышел из дома, а я ещё некоторое время стояла у входа в гостиную, не в силах сдвинуться с места, и сверлила взглядом дверь. Безумец! Никогда, никогда не хочу больше видеть этого человека. Его вид внушает что-то ужасное и отвратительное. Разве доктор может быть таким?! Таким... таким... он больше похож на сумасшедшего, чем на врача.

Я оторвала взгляд от двери и посмотрела на папу. Он был подавлен. Таким отец становился только тогда, когда вспоминал маму. Мне самой стало грустно. Прошло столько лет, а он всё ещё её любит? Она тревожит его воспоминания, а он не хочет её отпускать. Ему труднее, чем мне. Он её любил. И я, конечно, любила, но есть разница между чувствами двух половинок и родителей к детям. Такое правило жизни: это нечто совершенно нормальное, когда дети хоронят своих отцов и матерей, потому что жизнь старшего поколения закончилась, а у младшего ещё всё впереди. Да, и детям это разрывает сердце, но это жизнь и мы не можем ничего поделать. Но вот у двух влюблённых правило другое: они должны, как в клятве, умереть в один день, чтобы не мучиться и не жить с разбитым сердцем. В моём представлении это выглядит, как два старых человека лежат в обнимку в кровати и мирно засыпают, зная, что это конец их пути. Они прожили долгую и счастливую жизнь, полную романтики, веселья, радости, любви и сейчас пришло их время, но старики не плачут и не переживают, потому что верят, что это ещё не конец, ведь любовь не умирает вместе с телом. Возможно, где-то там, далеко-далеко есть место, где их души встретятся вновь и обретут покой и умиротворение. Они найдут свою планету...

Но разве для папы всё потеряно? У него появилась женщина, которая его любит, и у него вся жизнь впереди. Странно, я уверена, что у отца ещё будет много счастья, но вот на своей личной жизни поставила крест. Для меня всё кончено. И молодость, и старость я проведу в одиночестве. Ну, на крайний случай уйду в монастырь к таким же безнадёжным, как и я.

Папа по привычке провёл рукой по волосам. Я вышла из оцепенения и присела на диван, обняв отца за плечи. Он приобнял меня в ответ, прижимаясь щекой к моим волосам. Папа был таким тёплым, что я слегка улыбнулась от удовольствия.

— Пап, зачем всё это было нужно?

— Я хотел тебе помочь... я...

— Я понимаю, ну, а кроме этого?

Отец вздохнул.

— Так надо. Я не могу сказать причину.

— Почему?

— Потому что... Ты просто должна верить мне. Знай, что всё, что я делаю — это для твоего же блага, но ты не должна знать всего, чтобы не навредить себе. Просто верь мне.

Это было необычно, но я согласилась. Не хотелось лезть в дела, которые связаны с доктором Холтом. Уж лучше я буду в неведении.

— Этот человек больше не появится здесь? — с детской наивностью спросила я.

— Хотелось бы, чтобы он никогда не появлялся в моей жизни, но...

— Зачем тебе такие друзья?

— Так надо, доченька, так надо.

— Я не хочу видеть тебя грустным.

Я почувствовала папину улыбку. Он ещё крепче прижал меня к себе.

— Скажи, чего ты хочешь, и я всё сделаю.

— Поиграем в джинов? — отец хмыкнул. — Больше всего на свете я хочу, чтобы ты вернулась в родной дом.

Я знала, что он это скажет. Он всегда этого хотел, но постоянно слышал мой отказ. Теперь же я не могла его оставить, мне и самой хотелось чаще находиться рядом с папой. Я больше не ребёнок и не боюсь никаких монстров, которые, как я считала, живут в этом доме. Они уехали отсюда вместе со мной, выбрались из клетки и превратились в реальность, но вернуться, как я, они не могли. Отчий дом стал крепостью с огромной каменной стеной и колючей проволокой, и сюда не залезет ни одно чудовище из суровой реальности, потому что в крепости есть любимый папа, который оберегает свою дочь. Мне нужно вернуться, потому что здесь мой дом, моя планета.

— Хорошо, пап. Ты прав. Я вернусь обратно. Одной жить очень тоскливо, даже если серые будни скрашивает кот.

Папа засмеялся и поцеловал меня в лоб. Теперь я чувствовала его радость, и мне стало спокойнее. Может, я начну всё с чистого листа? Стоит ли пробовать начинать всё заново? Не ставить на себе жирный крест и попробовать влюбиться снова? Я же не хочу быть постоянной обузой для родителя, ведь это неправильно. А вдруг я ещё и ему помешаю строить свою личную жизнь.

— Пап, а Дженнифер не будет против моего переезда?

— А с чего ей быть против? Мы же с ней не живём вместе.

— Но когда-нибудь будете. Я не хочу вам мешать.

— Ты никогда не помешаешь.

— Ты её любишь?

— Кажется да. Я должен дать себе второй шанс.

Я посмотрела на отца. Его лицо выражало нежность, теплоту и даже немного легкомыслия. Он устремил свой взор на потрескивающие дрова в камине.

— Ты правда останешься?

— Да, пап.

— Тогда почему раньше тебя силой нельзя было сюда загнать, а сейчас ты так спокойно согласилась?

— Мне было страшно здесь находиться, а теперь... всё изменилось.

Отец понимающе кивнул.

— Да, и мне бывало не по себе после всего, что случилось.

Я крепче обняла папу.

— Для нас двоих это был сложный период, но мы его прошли. Прошлое навсегда останется в прошлом.

Отец устало улыбнулся, с задумчивым видом подошёл к камину и опёрся об него рукой.

— Не всегда. Бывает так, что прошлое не даёт тебе жить до тех пор, пока твоя жизнь не закончится. Оно постоянно лезет к тебе в голову, не давая спокойно спать по ночам, постоянно напоминает о себе. И ты пытаешься от него избавиться, но понимаешь, что это невозможно, потому что прошлое слишком сильно привязано к нашему настоящему и даже будущему. Плохие, горькие воспоминания причиняют много боли, но счастливые убивают, разрывая на части, и это ещё хуже, но никуда не денешься. Все страдают, такая уж у человека доля.

Папа протянул руку к огню, и язычок пламени слегка коснулся его пальцев.

— Воспоминания, как огонь, — задумчиво шептала я, — они касаются наших жизней, и не важно, обожгут ли они сердца горем или счастьем, итог всегда один — ожога не избежать.

— Да, моя принцесса, это верно.

Весь последующий вечер мы разговаривали обо всё, что у нас накопилось на душе. Папа рассказал о своём романе с Дженнифер. Оказалось, что мисс Хармон была маминой лучшей подругой. Мама их и познакомила, они хорошо поладили. Но вот теперь чувства стали сильнее и на дружбу уже не походили. Это и хорошо. Может, у них сложится всё как надо и они поженятся, тогда папа закроет на ключ ящичек с прошлым и отодвинет его в самый дальний угол. Надеюсь, Дженнифер поможет ему в этом.

Мы просидели в гостиной до полуночи, не прекращая болтать. Папа заметно расслабился и повеселел, а на меня это действовало наилучшим образом. Недомогание, что мучило меня сегодня днём, совсем прошло, а неприятное знакомство с Артуром Холтом отошло на второй план.

В начале первого ночи зазвонил папин мобильный. Этот звонок, как гром среди ясного неба, нарушил нашу эйфорию. Генри сообщил ужаснейшую новость: совершено ещё одно убийство, но с таким ещё не приходилось сталкиваться. Едва прошло двое суток, а Модификатор вышел на охоту. Но так быть не должно. Он поменял ход своей игры. Всего два дня, а не месяц, но теперь шесть человек, а не один. Я пришла в дикий ужас, когда узнала, где нашли трупы. Всего миля от отцовского дома, у шоссе. Можно сказать прямо у нас перед носом. Шоссе...

Я там была, это не сон. Я их нашла...