6
Барб не сказала Роджеру самое главное, самое тяжёлое, самое глубокое. Не сказала про свои собственные рыдания по ночам и ежедневное желание заснуть и не просыпаться, про то, что она похудела из-за стресса и никак не может набрать полюбившиеся килограммы обратно, потому что фигура теперь потеряла изящные изгибы. Не сказала про успокоительное, которое пила, но сумела бросить. Она никогда не говорила, никогда не делилась. Даже с ним. А он смог понять, смог помочь: Роджер просто был собой, как обычно, снова заставив Барб удивиться.
Она даже не подозревала, что всё может быть так просто, что главный ответ на все её вопросы кроется в обычном разговоре по душам. Выговариваться необходимо. В который раз это бьёт её по голове, хочет остаться там, чтобы напоминать постоянно, чтобы помочь избежать депрессий и апатий.
Барб выключает музыку, поднимается вместе с Роджером и подходит поближе к аквариуму. Смотрит вверх на завораживающий прозрачный потолок, ощущает себя так, словно и она под водой, плавает вместе со спокойными медузами, похожими на подводных бабочек.
Она не может понять, почему мама ни разу не позвонила. Адекватных варианта крутятся в мыслях Барб только два: либо мама слишком увлеклась едой, либо встретила какую-нибудь соседку, старую подругу или прочую женщину, с которой можно начать яростно обсуждать ситуацию в мире или то, поработит ли в будущем искусственный интеллект человечество. Но что-то подсказывает, что не всё так просто.
Барб выдыхает, закрывает глаза и надеется, что её не собьёт поток какой-нибудь из экскурсионных групп. Слышит голос Роджера, предлагающий пойти дальше и набрести, в лучшем случае, на акул или скатов. Он спрашивает, есть ли у неё с собой маркеры и показывает то, что успел набросать на бумаге: тонкие и плавные линии карандаша, превращающиеся в необыкновенных полосатых рыбок с красивыми плавниками и милыми глазками посреди крошечных воздушных пузыриков и бледных силуэтов стайки маленьких медуз.
«Они добрые, счастливые», — повторяет Барб то, что Роджер сказал ей пару минут назад, и улыбается ему.
Она на ходу расстёгивает рюкзак, смотрит, с собой ли у неё пенал с художественными принадлежностями. Рисование — общая страсть, правда если Роджер занимается им на профессиональном уровне, уделяет ему почти всё своё время и хочет добиться больших успехов, Барб считает его лишь своим хобби, способом отвести душу, расслабиться. Правда, не всегда помогает, но определённый эффект всё равно даёт. Ей нравится, как Роджер рисованием увлечён, как он посвящает этому делу всю свою душу и все свои силы, как он дышит каждым новым набором маркеров или карандашей, как загораются его глаза при виде новых скетчбуков или кистей. Он не боится пробовать новое, не боится совершать ошибки, не боится работать, в том числе и над собой. И она снова и снова им восхищается.
Барб протягивает Роджеру нечто, очень похожее на белую косметичку с принтом в виде жёлтых резиновых уточек для ванны: такое же объёмное и вместительное, приятное на ощупь. Возвращает рюкзак себе на плечи и начинает рассказывать какую-то забавную историю про видео с падающими пандами.
Залы сменяют один другой, люди представляются в каждом одинаковыми: шумными и суетливыми, с детьми и огромными сумками, вечно задевающими Барб. Веселее всего оказалось в том месте, где аквариумы были открытые: Роджеру удалось погладить черепашку, заранее пробившись сквозь толпу бешеных маленьких человеческих созданий.
Зал с акулами в глазах Барб был огромным, особенно с таким же как у медуз стеклянным сводом над головой. Воды пустые, а дух захватывает сразу же только от одного осознания невероятной близости к опасному хищнику. Когда одна серая и длинная акула не спеша проплывает сначала сверху, а потом медленно опускается ниже, оказываясь слева от Барб, сердце той пропускает удар. Она засматривается, подходит ближе к стеклу, чтобы всмотреться в загадочную глубину, и не сразу понимает, что оказывается рядом с мамой и папой, мило беседующими с улыбками на лицах, словно они никогда не расставались.
Барб теряет все слова, все мысли, все чувства, как будто её окунули в ванну, наполненную до краёв ледяной водой. Недолго думая, она кидается с объятиями к отцу, утыкается носом ему в шею и просит прощения, а по щекам бегут слёзы облегчения.