Глава 51
Глава 51
Франция. Скалы над морем. День, когда всё должно было закончиться — или начаться заново. Но я не пришёл. Они думают, что я слаб.
Пусть.
Я сижу на краю. Камень подо мной тёплый, как будто солнце пытается уговорить меня не сдаваться.Но мне плевать.
Сегодня — день, когда хоронят мою жену.
И моего сына.
Я не был рядом, когда она умирала. Я даже не знаю, были ли у неё последние слова. Никто не скажет — или соврёт, как всегда.
А я... я просто не могу туда идти.
Пусть Айла разыгрывает спектакль — опять нарядится в траур, с глазами, сухими от фальши.
Пусть Аделия говорит речи, как будто её это действительно волнует.
Пусть Нико стоит с каменным лицом. Он же хороший в этом. У него всё — гранит.
А я — трус, да? Я сижу здесь, на обрыве, смотрю вниз и думаю:
прыгнуть?
или сжечь?
Сжечь весь мир дотла. За то что они сделали с тобой, голубка.
Ты бы смеялась надо мной, Полли.
Сказала бы: «Ну не будь идиотом, Мас. Иди и разберись. Потом рыдай хоть до смерти».
Но ты не видишь, как я сижу здесь.
Ты не знаешь, что я чувствую, когда не могу дышать от того, что больше никогда тебя не обниму
Ты не слышишь, как я говорю сам с собой.
Голос снова появляется в голове, ее смех, возглас, злость. В груди сова сдавливает от печали и я откидываю голову к небу.
Не хватает адреналина. Он нужен мне. Но не успеваю думаю дальше, новые мысли накрывают меня.
Ты умерла.
Ты и он.
Мой сын, даже не родившийся.
Я не знал, как его назову.
Я откладывал. Думал, ещё успею.
А теперь я даже не знаю, кого мы похоронили.
Я был гонщиком, Полли. Ты знала. Ты всегда боялась. Ты всегда говорила: «Не гони, Мас. Мне не нужно, чтобы ты сгорел раньше времени».
Я бросил это ради тебя. Ради него. Ради жизни, которую мы могли построить.
А самое ироничное, что теперь у меня нет ничего. Без тебя.
Я пытался представить, как выглядит это всё на похоронах.
Кто-то держит цветы. Кто-то плачет. Кто-то делает вид. Я представляю гроб. Маленький.
Детский.
И большой — твой.
Твою мать! Я кричу во все горло смотря вдаль. Срать я хотел на это все! Уничтожу всех! Я убью каждого!
И у меня в груди снова нарастает пустота. Не дыра.
Вакуум.
Сжатие.
Я будто разваливаюсь на молекулы и не могу собрать себя обратно.
У меня есть желание. Два, если честно.
Первое — уйти. Улететь. Исчезнуть.
Стереть себя с земли, чтобы больше никто не вспоминал, чтобы не осталось даже массимовской тени.
Второе — уничтожить всех.
Всех. Абсолютно. До каждой косточки. Я хочу чтобы они мучались. Долго. Горели.
Каждого, кто хоть как-то имел к этому отношение.
Кто приказал. Кто стоял рядом.
Кто отвёл взгляд, когда вас убивали.
Я найду. Я дожму. Я вырежу
Это не угроза. Это обещание
Но пока я здесь. Я сижу. Я чувствую, как ветер с моря бьёт в лицо. Он мокрый, будто сам плачет за тебя. Я не умею плакать. Не научился. Ты всегда говорила, что у меня слёзы внутри. Ты знала, как я устроен.
И я не простил тебя.
Что ты ушла.
И себя — что не уберёг. Где-то внизу, вдалеке, шумят волны.
Мне хочется встать. Разбежаться.
Полететь. Размазаться. Заткнуть всё это тишиной.
Но я сижу.
Я дышу.
Я нужен Нико.
Нужен Аделии
Нужен Айле
Лекси и По, нужен сыну. Даже если их уже нет
Потому что однажды кто-то за это ответит.
И я буду рядом.
А пока пусть они думают, что я слаб.
Пусть они хоронят.
Я — выживший. Впервые не по своей воле.
Сегодня её хоронили
Я не пришёл. Боль разрывает меня на части. Что я должен делать? Поч у все так сложно, блять?
Я не пришел не потому что не любил. А потому что если встану у могилы — придётся попрощаться. А я не могу. Я не умею прощаться.
Даже с Лекси я не смог это сделать как следует.
Я сижу на обрыве. Это место было моим укрытием до неё. Здесь всегда ветер. Здесь всегда видно город — как он дышит, мигает, живёт, будто ему плевать, кого теряешь.
Полли не любила высоту, но всегда говорила, что тут красиво.
Когда я в первый раз привёл её сюда, она улыбнулась:
— Ты будто показываешь мне сердце, Массимо.
А потом поцеловала.
Я хотел бросить гонки ради неё. И бросил. Потому что больше не искал смерти. Потому что жить с ней — было круче любого адреналина.
А теперь? Теперь пульс ровный. Руки не дрожат. И единственное, что я чувствую — это злость. На себя. На тех, кто её убил. На Бога, которого я никогда и не просил. Я снова думаю о гонках.
О том, чтобы вернуться. Жечь шины, лететь сквозь ночь, слышать, как мотор перекрикивает сердце. Мне больше не нужно спокойствие. Я хочу скорости. Я хочу мстить.
Снизу доносится звон колоколов.
Наверное, это они.
Хоронят мою голубку.
Я сжимаю руль. Машина рядом.
Я пока не тронулся.
Но внутри уже мчусь.
К чему-то неожиданному. То что явно не будет ждать меня.
Навстречу чему-то. Или от чего-то.
Не знаю.
Я потерян
Теперь я — тот самый наш обрыв, на который мы вечно приезжали.
Прости что не уберег тебя, голубка.
Прости, сынок.