Готэм

***

Солнце выплыло из-за крыши соседнего дома, забралось в лофт своими нещадно яркими щупальцами. Освальд сидел на диване и морщился. Нога его, ставшая цвета тёмной сирени и опухшая в лодыжке, возлежала на маленьком табурете. Он старался на неё не смотреть. Итак от природы кривоватая, теперь она окончательно вывернулась в неправильную сторону. Это было даже неприлично, что основная травма пришлась именно на неё.

- Освальд, ты меня слушаешь? - занудным тоном пробубнил, выходя из ванной, Эд. Своим сурово обеспокоенным взглядом под очками он напомнил Освальду его директрису в средней школе. Та вечно квохтала, как наседка, и обиженно сетовала матушке на его поведение.

- А? - он повернул лицо к Эдварду и передёрнулся от боли, в затылке прострелило. Голова после такого экспириенса будет гудеть ещё пару дней. Сморщив нос, он загрустил ещё больше, переносица тоже болела. Поднёс к ней пальцы, ощупывая.

- Перелома нет, ушиб, - Эдвард оставил рядом с табуреткой тазик с водой и бинтами, а сам быстро принёс ему с кухни лёд, обёрнутый полотенцем. - Приложи, снимет отёк.

- Патибо, - ответил Освальд гундосо, от холода стало чуточку легче. - Итак, - он отнял компресс, чтобы говорить. Эдвард уже сидел на коленях перед его ногой и осматривал её с видом знатока хирурга. - Пятеро семей и Ван Дали. Какая связь?

- Какая-то связь, - безразлично в сторону ответил Эд, а потом кольнул его глазами. - Приложи обратно, - ткнул пальцем в компресс. - Дай мне обработать твою ногу, это серьёзно.

- Мой отец в опасности, вот что серьёзно! - Освальд впечатал кулак в диван.

Эд снова повернулся к нему. Раздражающий, как психоаналитик, немного не в тему насмешливый. Он обречённо выдохнул и положил ладони на колени, напоминая собой какую-то большую, умную собаку.

- И что ты предлагаешь делать? - вкрадчиво уточнил он. - У тебя перелом ноги, пока отёк не спадёт, ты не пройдёшь и десяти метров. Прости, - он ядовито усмехнулся. - Но в своём нынешнем состоянии ты даже с детишками Грейс не сможешь управиться. Возможно, у тебя сотрясение мозга, ещё ты не спал всю ночь. Катался в багажнике, купался в ледяной реке. Это неразумно, Освальд.

Освальд проводил взглядом ладонь, которая показательным жестом легла на его колено. В словах Эдварда была доля правды, но таинственные семьи-основатели, враги, которые травят его отца, возможно, сейчас убивают, письмо, Альтамирано, шифры дурацкие, коварные собрания.. Всё смешалось в кучу и прыгало калейдоскопом в тяжёлой голове. Кто всем этим заведует, как далеко прорвался заговор, что даже чету Уэйнов не пожалели. И чем им всем это грозит. Страшные загадки без единого проблеска ответов. Мозг буквально вскипал.

- Но если отца прямо сейчас убивают? Если ему станет плохо, а ему даже никто не вызовет врача? - жалобным взглядом он посмотрел на Эдварда. Тот всё понял.

- Я держу маячок включённым круглосуточно и проверяю записи каждый час. Буду проверять каждые полчаса. Если что-то случится, мы обязательно поедем в особняк. Договорились? - он вернул ему такой же жалобный, но серьёзный взгляд.

Освальд в ответ только тяжело вздохнул. Покачал головой в сторону уродливо побагровевшей лодыжки.

- И долго мне так?

- Хотя бы неделю.

- Нет! Сутки! Не больше! - он резко вспыхнул, намереваясь выпотрошить Эдварда взглядом. Увидел протянутую к нему ладонь.

- Хорошо, Освальд, сутки тоже неплохо. Я помогу отёку сойти хотя бы на половину. А теперь помолчи и дай мне выправить лодыжку. Будет больно, - предупредил он и вернулся к травмированной конечности. Взял в руки бережно, приподнял, уже от этого движения Освальд прикусил щёки изнутри и чуть не заскулил.

- Держись, - шепнул Эдвард. Освальд впился пальцами в обивку дивана, а затем заорал, дёрнулся, обивка хрустела, пока крик переходил в жалобное хныканье.

- Господи боже.., - вырвалось со слюной и слезами. В голове помутилось от боли. Красное пульсировало перед взором, почти перекрывая окружающий мир и квартиру, и успокоительно шипящего на него Эда. Он разобрал слова.

- Ты молодец, Освальд, хорошо справился. Худшее позади, осталось наложить шину, и я вколю тебе ещё обезболивающее.

- Раньше нельзя было? - простонал Освальд.

- Я купировал настолько, насколько мог. Ещё полкуба, и ты бы отрубился. Нельзя править перелом человеку без сознания, уяснил?

Освальд судорожно закивал головой и прищурился, ожидая новый приступ страданий, но затем открыл глаза. Боль была не такой сильной, а Эд, стоя на коленях перед ним, накладывал две дощечки, приматывая их на эластичный бинт и крепко фиксируя.

Внимательные руки двигались так лаконично мягко, что у Освальда свело зубы. Он посмотрел на лицо Эдварда - легче не стало. В животе заныло от того, насколько оно было сосредоточенным, но вместе с тем, на нём расцвело выражение творца, работающего над своим творением. Над уродливой, переломанной и вывернутой ногой, поправил себя Освальд и пошевелил пальцами. Боль отрезвила.

Тёплая ладонь легла поверх, принуждая не дёргаться. Кончики пальцев ноги чувствовали пальцы Эдварда. Он перевёл взгляд выше и заметил, какие у Эдварда стали тонкие запястья. Тот похудел за последние дни после побега: мало сна, мало еды, а впереди было ещё так много дел, которые нужно было решать безотлагательно. Новые задачи прибавлялись и скатывались в один огромный ком, грозящий обрушиться на их несчастные головы в одно мгновение. На кону уже стояла не их свобода даже, а их выживание.

- Ты похудел, - прокомментировал Освальд, чтобы смотреть куда угодно, только не на заботливо шурующие руки. Эдвард неразборчиво угумкнул, повязывая неуместно аккуратный бантик поверх шины. Напоследок разгладил лепестки бантика.

- Сначала поедим, потом вколю обезболивающее, и ты сможешь поспать, - он поднялся, забирая с собой тазик.

- Я не хочу спать, - помотал головой Освальд.

- Тогда тебе придётся лежать в постели неделю. Отёк не спадёт, - отчеканил Эд тоном человека, которому надоели капризы. - Держи ногу повыше, через пятнадцать минут принесу завтрак, - безапелляционным тоном сообщил он, кивая головой на горку подушек, и вышел.

Освальд недовольно попыхтел, но всё-таки помогая руками, закинул ногу на возвышение, а сам откинулся спиной на другую горку подушек. Приложил компресс к полыхающему лбу и устало опустил веки.

***

- Освальд, ты должен это услышать, - его мягко потрепали по плечу, и Освальд приоткрыл глаз, прищурив второй. Чмякнув пересохшим со сна ртом, он встряхнулся.

- Что случилось?

Эд молча указал себе пальцем за спину, туда, где был его компьютер. Сразу всё поняв, Освальд попытался подскочить с постели, но был пойман двумя длинными руками. Эдвард предупредительно посмотрел на него и помог медленно и аккуратно спустить ноги на пол, особенное внимание уделяя больной, затем довёл его, упирающегося о его плечо, до компьютера. Усадил в кресло, а сам перегнулся и нажал включение записи.

"Сообщаю. Элайджа Ван Даль ликвидирован. Да. Буду держать в курсе".

Освальд медленно, слыша как скрипят от этого движения его нервы, повернул голову вбок, и упёрся в Эдварда взглядом. Он сглотнул сухим горлом, попытавшись что-то сказать, но только всхлипнул и закашлялся. В руку тут же всунули стакан с водой.

- Что значит ликвидирован?

Эдвард сжал губы на долгое мгновение перед тем, как ответить. Глаза за очками блеснули смесью неловкости и сочувствия. Освальд, конечно, понимал, что значит это слово, но ему нужно было подтверждение, он не мог поверить, что вот так просто, всего за какие-то сутки.. Воздух застрял в лёгких. Эд положил ему руку на плечо, а второй мягко забрал стакан, потому что тот чуть не выпал из дрогнувших пальцев.

- Твой отец больше не контролирует особняк, - напряжённо сказал он.

- Они убили его.., - неверяще помотал головой Освальд. В уголке правого глаза собралась слезинка. Новость оказалась резкой, неожиданной, он не был готов, и слово "ликвидирован" полоснуло по сердцу ножом.

- Не обязательно, - рука на плече сжалась чуть сильнее. - Мы не можем судить по тем данным, что у нас есть.

- Стерва его отравила! - взвыл Освальд, хватаясь за волосы, он стряхнул руку со своего плеча. - Я поеду, - подскочил на ноги и тут же повалился обратно на кресло, шипя от боли.

- Мы поедем, Освальд. Я помогу, сиди пока здесь, я всё сделаю.

Эд подскочил с места и понёсся за одеждой к шкафу. Он быстро вытаскивал брюки, рубашки и пиджаки, прихватил по дороге у порога их обувь, а потом вернулся к Освальду, чтобы помочь ему одеться и выйти к машине. Уже через сорок минут они вывернули на знакомую лужайку особняка.

Дом выглядел мрачным и нависающим, заплесневелой громадой, захваченной в плен страшным драконом. Но только здесь не было принцев, не было принцесс и сказочных концовок. Освальд тайно боялся войти и воочию увидеть итог бесславной схватки между страшными тайнами Готэма и жалкими остатками его семьи.

Эдвард, как в первый их визит в особняк, стукнул в дверной молоток. Рядом с ним, тяжело опираясь на зонт, стоял Освальд. От острой боли, которая, казалось, растеклась по всей правой стороне тела, хотелось упасть и лежать, или хотя бы привалиться плечом к Эду, но он стоял ровно, даже не жмурясь. Брови его взлетели агрессивными галками и сошлись на переносице, зубы, крепко сжатые, поскрипывали.

Дверь приоткрылась, и в щели не больше ширины ладони, появилось лицо молодого парня. Он злобно зыркнул на гостей, в глубине его взгляда таился страх.

- Что надо? - грубо уточнил он, но тут же подавился своим вопросом. Эд со всей дури толкнул дверь вперёд, а пацан чуть не завалился на спину. Он сразу ступил внутрь, а за ним два шага в холл сделал Освальд.

- Приятно наконец познакомиться со своим сводным братишкой, - ядовито прошипел он. - Чарльз, - выплюнул имя, как рыбную кость, давно сидевшую в горле.

- Маам..? - полувопросительно пискнул в сторону гостиной Чарльз. - Тут эти..

- Иду, - холодный окрик раздался вместе со стремительным появлением Грейс.

Женщина махнула рукой сыну, чтобы проваливал. Тот быстро засеменил по лестнице наверх. Знает кошка, чьё мясо съела, ядовито подумал Освальд, а потом понял, что подняться по лестнице, чтобы убить его будет сложно, стоит попробовать выманить его вниз.

- Что вы здесь де.., - Грейс не успела договорить. Освальд, игнорируя сломанную ногу, метнулся вперёд и ухватил её обеими руками за горло. Прижал грудью к ближайшей стене.

- Где мой отец, сука? - рявкнул он ей в лицо, разглядывая как глаза напротив покрываются налётом предсмертного ужаса.

Женщина подняла руки, но смогла лишь бессильно схватиться за его запястья. Он сжимал её горло всё сильнее, ожидая, когда хрустнет под пальцами гортань. Гнев застилал всё, он видел лишь её лицо, видел лицо своего отца, видел годы потерянной и разрушенной семьи. Он громко хрипел, перекрывая сипение Грейс, больше не требуя никаких ответов.

Вдруг Освальд почувствовал, как по его плечам к запястьям скользнули уже другие руки. Эдвард подошёл сзади и положил свои ладони поверх его костяшек и сжатых кистей Грейс. Ухо обжёг успокаивающий шёпот.

- Отпусти её, Освальд, не время, - он прозвучал, как приказ мягкой силы, которую нельзя было ослушаться. Освальд дважды выдохнул и отпустил. Женщина согнулась в кашле, хватаясь за горло.

- Я не понимаю, что происходит.. К-хх, - она сильнее вдохнула, шея начала багроветь синяками, а голос осип.

- Где мой отец, сука? - ещё раз спросил Освальд. Теперь ему нужен был ответ.

- Он болен, - она облокотилась о стену и трудно, через боль, дышала. - В Аркхеме.

- Я всё знаю, я сл.., - начал Освальд, но Эд его перебил. Тот чуть не выдал нахождение прослушки. Он незаметно дёрнул его за рукав и вышел вперёд, нависая зелёной угрожающей шпалой над Грейс.

- Мисс, - его голос перекатился рычанием. - Подробности. И с доказательствами. Иначе мы прямо сейчас вызываем полицию за умышленное и запланированное убийство вашего супруга.

- Что? - её лицо перекосилось кисло, но с искренним удивлением. - Элайджа добровольно отправился на лечение, у меня есть все документы. Он сам подписал согласие.

- Покажите, - Эд немного отстранился, давая ей кислород.

Женщина засуетилась и достала из ящика комода папку. Передала её Эдварду, с опасением поглядывая на Освальда, который просто стоял, прислонившись плечом к стене и сверлил её яростным взглядом. Эдвард проглядел, сощурив глаза, а затем протянул её Освальду. И прокомментировал.

- Твой отец давно наблюдался у врача, это звучит правдоподобно.

Освальд сжал в руках чёртову папку, но затем распахнул её и пробежался глазами по тексту. Действительно, два с половиной года. Параноидальное расстройство личности с маниакальными эпизодами преследования, лечение, добровольное согласие..

- Чёрт, - он отшвырнул доказательство на пол, листы рассыпались под ногами. - Это подделка, - со всей уверенностью заявил он.

- Вы можете осмотреть особняк, - сказала Грейс. - Что пожелаете, но если я почувствую, что вы снова решили меня убить, я вызову полицию, пусть они с вами разбираются.

Освальд смотрел на Эда, тот сжал виски и помассировал их, раздумывая. Затем повернулся к нему лицом.

- Пойдём, - сказал он. - Нам здесь пока что делать нечего.

- Но что, Эд.., - Освальд задохнулся злостью. Предательство! Это было просто несправедливо!

- Если приедет полиция и не найдёт здесь труп твоего отца, мы рискуем попасть за решётку, - в два шага он подошёл к Освальду, кладя его руку на свой локоть, чтобы он мог опираться. А затем вывел его за дверь.

Солнце снова слепило, но как-то тускло и подло, прячась за дымчатой вуалью туч. Оно резало глаза, но не грело, делая предметы вокруг зыбкими, свет неприятно щекотал глаза под веками. Освальд позволил отвести себя до автомобиля и посадить внутрь.

- Мы едем в Аркхем, - предупреждая все вопросы и вспышку гнева, сообщил ему Эд.

Автомобиль рванул с места, вырывая из идеальной лужайки куски дёрна, оставляя после себя на зелёном полотне рыхлые раны. А солнце спряталось в тучу ещё глубже, забирая все краски из мира вокруг.

***

Сквозь пасмурные оконные стёкла в комнату свиданий свет попадал лишь тусклыми обрывками. Лучи словно больше затеняли пространство, чем его освещали. Освальд с огромным усилием, стараясь не припадать на сломанную ногу, прошёл к столу, за которым его ожидал отец. Элайджа со своей аристократической внешностью и мягкими повадками был инородным пятном среди грязи и мерзости настолько, что у Освальда сердце сжалось в комочек. Он вдруг понял, что именно надежда так глубоко и быстро поселилась в нём, а теперь раздражает изнутри, грызёт, гложет фрустрацией. Нахмурившись, он присел на скамью, положил сложенные в замочек руки на стол.

- Здравствуй, сын, - грустно улыбнулся ему отец. - Прости, что не рассказал сразу. Надеялся, что тебе будет не так больно, если ты узнаешь о моём недуге позже.

Освальд чуть наклонил голову вбок, его носогубные складки напряглись, подтянулись судорожным тиком.

- Она тебя обдурила, - констатировал Освальд. - И засунула в этот.. крысятник.

- Это было моё решение, дорогой, - подбородок Элайджи дёрнулся, но в остальном лицо осталось таким же мягким, как обычно. - Я знаю, что вы не поладили с Грейс, но дайте вы друг другу больше времени.. Мы все могли бы стать семьёй.

- Сомневаюсь, - мотнул головой Освальд. - Я тебя вытащу.

- Не принимай опрометчивых решений, хотя, - он как-то глупо хихикнул и положил свою ладонь поверх кистей Освальда. - Признаюсь, это у нас в крови.

Где-то за тяжёлыми дверьми заорал кто-то из пациентов или заключённый, не разобраться. Раздались быстрые шаги, санитары с охраной бежали к месту действия, готовые жестоко успокаивать решившего взбунтоваться.

- Почему именно Аркхем? - спросил Освальд. Он не понимал, у отца были деньги на более приличную клинику, почему здесь, где содержатся буйные больные и откровенные преступники, даже убийцы.

- Мой лечащий врач работает здесь. Да, я понимаю твои сомнения, - кивнул Элайджа сыну. - Но на самом деле, спустя сутки, я успел кое-что увидеть, и мне нравятся здешние условия. Аскетизм способствует выздоровлению.

- Я хочу поговорить с твоим лечащим врачом. Ты не должен находиться здесь.

- Боюсь, мистер Стрэндж сегодня очень занят, - губы Элайджи огорчённо скривились. - Но я уже давно наблюдаюсь у него, и даю тебе слово, это честный гражданин, хороший доктор. А мне, правда.. Всё больше нездоровится.

- Отец, - Освальд не знал, как донести до него, что мир не такой, как тому кажется. Как рассказать о подслушке, о том, что он услышал, о том, что узнал. Он вдруг понял, что отец всему найдёт объяснение. Скажет, что Освальд неправильно трактовал, что его семья на самом деле не такая ужасная, что они хотят ему только добра. Это не имело смысла, а споры могли просто расстроить Элайджу, поэтому тяжело вздохнув, Освальд попросил, заглядывая ему в глаза.

- Расскажи о вас с матушкой. Что на самом деле было. Правду.

- Мы полюбили друг друга с первого взгляда, - глаза отца мечтательно подёрнулись, а на губы скользнула лёгкая улыбка. - Она работала в нашем доме кухаркой, а мы были так молоды. Столько лет прошло.. Сбегали по ночам в сад, чтобы слушать жужжание мух и шелест травы. Только рядом с ней я чувствовал себя спокойно.

Освальд поддался этой картинке. Он бы всё на свете отдал, чтобы побывать там, почувствовать, увидеть родителей вместе, молодыми, незамутнёнными, влюблёнными друг в друга. Проживи они вместе всю жизнь, он почему-то твёрдо верил, они остались бы такими же.

- А что было дальше?

Улыбка скользнула с губ Элайджи. Его грудь пару раз резко поднялась, хватая вдох, как перед прыжком в воду, а глаза стали серьёзными. Он наклонился чуть ближе, и Освальд тоже подался вперёд. Элайджа почти шептал ему в лицо, как будто они двое были заговорщиками.

- Это большой секрет. Понимаю, как это выглядит, но перед тем, как я расскажу, прошу тебя, сын, смотри глубже первого впечатления, - пальцы на кистях Освальда сильно сжались, он опустил туда взгляд и увидел, как они подрагивают. - Наша семья очень старая, больше скажу, древняя. У всех древних семей есть враги, и у нас были. Эти враги прислали Гертруду в Готэм, чтобы свершить.. месть.

Последнее слово осело в ушах Освальда тяжёлым камнем. Он непонимающе приоткрыл рот, нахмурил брови и посмотрел на отца, ища в его глазах признаки настоящей болезни.

- Каждый последний наследник Ван Далей должен быть убит, и в тот раз пришла моя очередь. Она приехала, чтобы убить меня, но вместо этого полюбила. Простая иммигрантка, нанятая врагами, что всегда кроются в тени, полюбила зашуганного молодого аристократа, который не ждал в своей жизни ничего светлого.

- Почему убить? За что?

Элайджа тяжело сглотнул слюну, его дыхание заметно участилось, а зрачки расширились. Руки отпустили ладони Освальда, а сам он несколько раз оглянулся по сторонам, стремительно, как заяц на погоню.

- Враги, эти враги хотят уничтожить наш род. Кровная месть, - сухими губами зашептал он. - Когда родился ты, мы поняли, что ты тоже попадаешь под удар. Гертруде пришлось уехать из Готэма, мы так хотели тебя уберечь.. Это - жертва.

Голова его мелко заметалась из стороны в сторону, подбородок дрожал, зубы ощутимо постукивали. Лицо изменилось до неузнаваемости, на нём отразился весь страх, весь ужас, вся паранойя, пронесённые сквозь годы жизни. И безумие, которое накатывало волна за волной. Речь стала совсем сбивчивой.

- Они приходят, приходят по ночам с ножами и пистолетами.. Я видел их, вижу их тени по стенам, слышу их шёпот, они идут, чтобы убить.., - вдруг Элайджа подскочил со своей скамейки, поднял ладони в защитном жесте и прокричал, полный паники, не видя никого, не осознавая себя. - Не убивай меня, пожалуйста! - голос его стал тонким, почти визгом косули, по пятам которой несётся тигр и уже хватает её за ляшку своими острыми зубами.

- Отец, - Освальд тоже встал со своего места, одной рукой он упирался о столешницу, а вторую протянул вперёд. - Я - Освальд, твой сын. Ты в безопасности.

- Не убивай! Не убивай! Пожалуйста! - запричитал и захныкал Элайджа.

Санитары с рубашкой и уколом наперевес уже спешили к месту событий. Они взяли больного за плечи, тот испугался ещё больше. Теперь Элайджа видел какие-то свои ужасные картины, он окончательно лишился реальности. Только кричал и скулил, пока его уводили прочь.

Освальд обессиленно упал на скамейку. Он чувствовал, как надежда в его сердце, да и само сердце, всё, что в нём только успело распуститься теплом, упало осколками на грязный пол лечебницы. Спустя минуту кто-то сел напротив него, он поднял взгляд.

- У вашего отца приступы. Простите, что не связался с вами заранее, я должен был предупредить, - перед ним сидел лысый мужчина в докторском халате. На круглом, как блин луны, лице сидели маленькие кругляши очков, чьи стёкла отливали розовым. Освальд, пожевав губами, спросил с надеждой.

- Это лечится?

- Мы делаем всё, что в наших силах, - ответил доктор. - Профессор Стрэндж. Для вас просто Хьюго, - он протянул Освальду руку, тот её пожал. - А вас я знаю, мистер Кобблпот. Как вас называют в узких кругах, Пингвин.

Хьюго Стрэндж хитро подмигнул ему, молниеносно поднялся со своего места и исчез, оставив только дуновения ветра, созданного полами халата и ошарашенного Освальда, который пытался переварить информацию.

Ковыляя на выход, он старался разложить по полочкам все полученные данные. Что из сказанного отцом могло быть правдой? Был ли рассказ о том, что его матушка чуть ли не стала киллером, полностью порождением воспалённого разума? Или в нём была доля правды? И как враги связаны с пятью семьями основателей, а те в свою очередь, как связаны с семейством Ван Далей.

- О! - хлопнул он себя по лбу ладонью стоя на пороге лечебницы. Освальд уже знал, куда будет проложен дальше их маршрут, не хватало одного связующего звена, и он планировал отыскать его в районе Нэрроуз.

***

Эдвидж оказалась довольно безобидной на вид старушкой, немного зашуганной, слегка сгорбленной. Её голова втянулась в плечи, когда она услышала вопрос, который прямо задал ей Освальд. Рядом с ним и немного за спиной, своей улыбкой жути нагонял Эдвард. Ещё сильнее он напугал её, когда прикрыл за собой дверь антикварной лавки, галантным движением подперев её изнутри и перевернув табличку "открыто".

- Я могу вам заплатить. Сумма? - деловито уточнил Освальд.

- Вовсе нет, - она вдруг выпрямилась и отмахнулась встревоженным жестом. - Мне жаль, но я ничем не могу помочь.

- Эдвидж, - игриво размазывая гласные, обратился к ней Освальд. - Я вижу ложь. И ваш страх.

Краем глаза он заметил, как Эдвард выступил вперёд и протянул руку с пистолетом в сторону старушки. У него встал очевидный вопрос, но своего удивления он не показал. И вернулся к допрашиваемой. Та стояла, поджав губы, глаза под очками избегали прямого контакта.

- Почему вы боитесь? - спросил Освальд. - И зачем вы мне лжёте?

- Я не лгу, - бледно ответила она, с достоинством приподняв подбородок.

- Да ладно вам, - голос его понизился до угрожающих ноток. - Если я в чём и разбираюсь, так это во лжи. Теперь рассказывайте про Ван Далей, Уэйнов, Кейнов и остальных, - он взмахнул дирижёрским жестом. - Или задавать вопросы начнёт мой друг. Но боюсь, дорогая, вы уже не сможете ответить.

Эдвард интимно оскалился и помахал дулом пистолета из стороны в сторону. Эдвидж ещё раз жалобно посмотрела на Эдварда, повернула голову к Освальду, по её лицу прокатился страх, а затем оно, лицо её, стало вдумчивым. Освальд ждал, широко распахнув глаза, стоя на краю обрыва, ожидая открытия тайны. Она поправила полы своего бесформенного пальто-накидки и сдержанно заговорила.

- У Готэма и фамилии Ван Далей есть общее тёмное прошлое, начавшегося со страшного преступления, - она пошла по лавке, медленно переступая ногами. - Почти два века назад городом правили пять семей. Эллиоты, Кейны, Крауны, Дюма и Уэйны, - глаза её сощурились, в упор глядя на Освальда.

Он вдруг обратил внимание, что в лавке вместо электрического освещения использовались зажжённые свечи в больших старинных канделябрах. Сквозняк пощекотал их пламя, тени задёргались по стенам. Солнце за окном садилось к горизонту, вгоняя лавку в полутьму, украшенную оранжевыми листьями огней.

- Когда между четырьмя семьями и Дюма случилась история, построенная на любви и предательстве, исходом которой Дюма изгнали из города, уничтожив любые воспоминания о них, Ван Дали были теми серыми кардиналами, из-за которых всё и произошло. Благодаря Ван Далям предательство вскрылось, а Дюма удалили из истории, запретив даже упоминания их имён.

- Они работали на одну из семей? - вдруг подал голос Эдвард. Его глаза превратились во внимательные щёлочки, но пистолет всё также ровно сидел в руке и был направлен на старушку.

- Ван Дали занимались самым ответственным делом, - спокойно ответила Эдвидж. - Они кормили высшее общество Готэма. Старшей дочери Ван Далей была доверена работа на кухне, а продукты для блюд доставляли отец и сын.

Женщина остановилась у одной из картин, на ней был изображён званый вечер знатных особ. Большой резной стол ломился от яств, гости вразнобой и парами были разбросаны по зале. Одни кокетничали, сидя в креслах. Другие танцевали, прижимаясь друг к другу. Двое мужчин, расположившись на шёлковом диванчике, курили. Обстановка на картине была шикарная, но какая-то пошлая, как воспоминание о дурной ночи.

В самом углу изображения можно было увидеть прислужницу, либо кухарку, нельзя было распознать, ведь в кадре художник прописал только подол её юбки, башмаки и корзинку.

Эдвидж с минуту рассматривала сцену, касаясь холста самыми кончиками пальцев. Освальд решил, что все люди в этом городе немного не в себе, да и он уже не чувствовал себя вполне здоровым. Когда терпение ждать иссякло, женщина продолжила.

- Селестина Уэйн и Калеб Дюма тайно любили друг друга, но Селестина была обещана другому. Никто бы не узнал об их тайне, если бы в этом любовном треугольнике не было четвёртого угла.

- Дочь Ван Далей, - не выдержав, прохрипел Освальд. Эдвард загадочно молчал из своего наблюдательного пункта. Он застыл куском ледяного, нечитаемого монолита.

- Зрите в корень, в самые глубины тёмных вод, мистер Пингвин, - назвала его прозвище Эдвидж, вызывая ещё больше магического удовольствия.

- Пингвины охотятся на глубине, - ответил он с кислой улыбкой.

- Ива, так звали старшую дочь Ван Далей, забеременела от Калеба.

- Она рассказала всем о запретной интрижке? - глухо спросил Эдвард.

- Не вдаваясь в подробности, да, она донесла на них. Но эта история, если копнуть, намного, намного печальней. Ива всё-таки родила ребёнка, но Калеб испугался, это событие наложило бы тень позора на его семью и грозило тяжёлым наказанием ему самому. Ван Дали убедили его, что тайна останется с ними взамен на то, что ребёнок будет жить. Но младенец трагически погиб, не исполнилось ему и двух месяцев. Ива была без ума от горя, она считала, что это Селестина узнала о ребёнке и отравила его. Тогда, в один из вечеров, когда возлюбленные ускользнули ото всех и уединились, она донесла на них. Итогом скандала, Калеба лишили руки, семью стёрли из памяти поколений, а его самого отправили в братство, где он основал религиозную общину.

- Поэтому Дюма охотятся на Ван Далей? Столько поколений? - недоверчиво уточнил Эдвард. Эдвидж посмотрела на него взглядом, полным усталости. Она выдохлась от повествования.

- Только волей судьбы им не удавалось добраться до наследников Ван Далей, но им удалось довести семью до краха и болезни, сделать их затворниками. Да и сами Дюма не планировали возвращаться в Готэм до поры..

- До поры? Что это значит? - снова не выдержал Освальд. Он уже обкусал губы до крови и сгрыз все заусенцы на своих пальцах до маленьких зудящих ранок.

- По преданию, последний Ван Даль и последний Дюма сойдутся в Готэме, когда последний Уэйн останется сиротой.

- То есть, это не Дюма убили Уэйнов?

Эдвидж с усмешкой посмотрела на Освальда, словно упрекая его в излишней наивности. И с достоинством разъяснила.

- Предания пишут люди, они же своими руками строят реальность под предсказания. Мне удалось удовлетворить ваш интерес?

- Да, вполне, вам удалось, - ответил Освальд и, припадая, направился на выход из лавки.

Пламя свечей, повинуясь сквозняку, протянуло за ним свои жгучие пальчики и дымные хвостики. Эд наконец-то опустил оружие, молча последовав следом. Эдвидж сделала галантный реверанс, чуть склонив голову и плавным разлётом махнула руками в разные стороны, безмолвно прощаясь с гостями.