Готэм

***

- Ты что тут устроил? - спросил Освальд, только ступив через порог их совместного обиталища. Он оглядывал пространство изменившейся квартиры, поражаясь резким переменам.

По углам собрались стопки книг, они неровными башенками занимали почти каждый из углов просторного лофта. Над кроватью поселилось огромное чёрно-белое панно с изображением какого-то жуткого насекомого: то ли мухи, то ли пчелы, Освальд разбираться не стал. Кухню "сторожил" скелет человека, вероятно, настоящий или украденный из медицинского вуза. Хотя чем чёрт не шутит, может Эдвард уже успел кого-то пришить и разделать во время отсутствия Освальда. На прикроватной тумбочке поселился набор скляночек, на одной было написано "эхинацея", на другой "гинкго билоба". Витамины какие-то, понял Оз.

Эдвард снова суетился на кухне, и это было так уютно, несмотря на дизайнерские поправки, что Освальд снова испугался привыкнуть. Зачёсанная голова повернулась к нему, услышав удивлённое пыхтение и первый вопрос. На плите аппетитно булькала кастрюлька. В руке у Эда была деревянная ложка, испачканная густым соусом.

- Освальд, ты вернулся!

Освальд ещё раз помолился богам, чтобы это не вошло у него в привычку. Слишком уж соблазнительно звучало радостное приветствие.

- Я заказал доставку некоторых своих вещей, выкупил их от лица дальнего родственника, - Эдвард по-детски хихикнул. - Получается, сам купил свои же вещи у себя. Забавно, не находишь?

- Да.., - протяжно ответил Освальд. Он всё ещё был ошарашен, но быстро скинул с себя тень задумчивости и проковылял на кухню. - Что на ужин? - господь всемогущий, как странно это звучит, сам себя не узнал он.

- Тебе нужна трость, - поправил очки на переносице Эд, многозначительно окинув взглядом его ноги. Освальд смутился. - Гуляш. Я читал, что это народное венгерское блюдо. Ты давно не возвращался к урокам. Как он правильно произносится?

- Gulyásгуйяш, - сказал Освальд. - Матушка в детстве готовила.

- О как, я угадал, - Эд выглядел довольным и очень простым. Этакий добродушный сосед, только с ножом, прячущимся за улыбкой. - Расскажи какую-нибудь поговорку, - попросил он и вернулся к плите.

- A gulyás még a halálos betegeket is meggyógyítja-maga az ördög elmenekül tőle.

Эдвард повернул любознательную голову на звук голоса вполоборота. Его ухо слегка дёрнулось, и стало видно, как напряглись брови в задумчивом процессе. Он меланхолично помешивал ложкой варево в кастрюле.

- Сказать перевод? - предложил Оз.

- Ага, да, минуту, - Эдвард сорвался с места и поскакал в сторону одной из книжных стопок.

Ложка с соусом улетела на столешницу и испачкала её красным.

Кровь. Мясо. Паприка. Идеальное блюдо для ненормальных психопатов в ненормальном городе. Он пересчитал пальцами корешки книжек и выудил одну, зашелестел страницами, прикусывая нижнюю губу.

- Венгерский язык не похож ни на один из других. Румынский словарик тебе не поможет, - прочитав обложку, ухмыльнулся Освальд. Эд недовольно выдохнул и посмотрел на него.

- Ладно, валяй, - ответил он холодно, но по его виду так и читалось подпрыгивающее нетерпение.

- Гуляш вылечит даже смертельно больного - от него сам дьявол бежит прочь, - с долей самодовольства изрёк Оз. - Когда я болел, мама готовила гуляш. И я всегда выздоравливал.

- У этого нет доказательной базы, - занудно парировал Эд, в ответ поймав терпеливо-снисходительный взгляд.

- Мне и не нужна.

- Я куплю венгерский словарь, Освальд, - ответил Эд и вдруг всполошился.

Главный герой поговорки, изгоняющий самого дьявола, решил податься в изгнание на плиту. Освальд смотрел на ровные углы плечей, чуть изломавшиеся над плитой, когда его добродушный сосед одной рукой удерживал кастрюльку, а другой, с тряпкой, убирал убежавший соус.

Жилистый, с тонкой талией, уходящей от широкой грудной клетки, переходившей в узкие бёдра и длинные, как бесконечность, ровные ноги. Освальд чувствовал себя более худым и угловатым. Но, как геометрическая фигура, он находил общую интегральность в их тандеме. Если положить их рядом, прижать друг к другу, сложатся они в идеальный пазл? Это можно было проверить в любую из следующих ночей.

Как понял Освальд, никто из них не планировал переезжать на диван. На кровати добавилось подушек и появился дурацкий клетчатый плед. Как бы ни было неловко, стало ещё более неловко от того, что появилось в его голове. Он задумался, будь он гетеросексуалом, сохранилось бы это чувство неловкости от нахождения в постели с другим мужчиной.

- Освальд, - он резко вздёрнулся, забыв вспомнить о реальности. Слишком далеко завели его грёзы. - Ужин готов.

- А, - Освальд раскрыл рот и пару секунд не мог сомкнуть губы. - Хорошо, - он плюхнулся на стул и поспешно принял вид томительного ожидания.

Аппетитное варево полетело по тарелкам, во рту от запаха и вида знакомого блюда скопилась слюна ностальгии. Освальд с недоверием нахмурил брови и зачерпнул первую ложку, подул на неё и положил в рот, прикрыв глаза. О да, чуть не простонал он вслух, это было оно. Тот самый вкус, слегка перчёный, в меру солёный, вязкой субстанцией обволакивающий рот. Кусочки мяса распадались на нежные волокна, так что их почти не приходилось жевать.

- М-м, - всё-таки вырвался комментарий, когда ему удалось прийти в себя от остро вступившей ностальгии.

- Вкусно? - Эд сидел напротив, но к своей тарелке не притрагивался.

- Hihetetlenül, - ответил Освальд. - Невероятно, - повторил он уже на английском. - Как тебе удалось? Это практически тот самый вкус.

- Я взял самый классический рецепт и немного доработал. Побольше паприки, поменьше кумина и капелька вина, - самодовольно ответил Эд и только тогда, польщённый полученной реакцией, принялся за свою порцию.

Когда последняя капля добавки была доедена, ознаменовав приём основного блюда стуком ложки о дно тарелки, мужчины откинулись на стулья и, полностью умиротворённые, улыбнулись друг другу. В улыбке Освальда сквозила неприкрытая нежность, которая так и срывалась с его губ, он не мог это контролировать. А Эдвард улыбался насмешливо и робко, считывая чужое настроение по лицу.

- Я познакомился с копом, - Освальд поднёс к губам тонкую грань бокала и повёл над ободком носом, вдыхая терпкость красного сухого. - Думаю, он может стать другом.

- Коп не может стать другом, - немного резко ответил Эд. - Кто-то из подкупных?

- Этот нет, - задумчиво протянул Оз. - Джеймс Гордон. Со знаменем неподкупной справедливости во весь лоб.

- Ооо, - странный гортанный звук вырвался из горла Эда. - Ты воспользовался моим знакомством. Тогда, в переулке, когда подростки пытались украсть диски.

- И наваляли тебе, как же, помню, - язвительно ухмыльнулся Освальд, в ответ получив сердитый взгляд.

- Их было трое, - отвернул на толику раздражённое лицо Эд и скрипнул зубами. - Кстати о машинах, я взял новую.

- Молодец.

- А мне Джим Гордон не нравится.

- Чем же?

- Узколобостью, - раздражение едва не выплеснулось определением почище, но ему удалось себя сдержать и выбрать самый мягкий эпитет. Освальд прилёг грудью на край столешницы, всё ещё держа бокал в своей руке. Его взгляд лучился любопытством.

- Мне он показался той самой персоной, которая может оказаться полезной в нашем деле. Сильнее денег могут сковывать обязательства, и.. тайны. Думаю, у этого ангельского добродетеля Джима Гордона имеются свои скелеты в шкафу. А даже если нет, я их там заведу, - извилистая ухмылка пересекала нижнюю часть лица.

Показалось Эдварду или нет, но, когда тот произносил имя офицера, оно звучало как-то томно, с интересом, и ещё ему не понравился тейк про дружбу. Освальд, как назло, принялся интимно водить пальцем по столу, вырисовывая невидимые загогулины. Наблюдая за этим, Эдвард испытал глухое чувство в самой середине грудины, солёное, как стыд. Чего ему было стыдиться? Невероятная загадка.

Пульс застучал в висках, и чтобы справиться с нахлынувшей яростью, подавить её и не воткнуть в гуляющую по столешнице кисть вилку, он сжал кулаки покрепче и убрал на колени. На его лицо вернулось выражение самодовольства.

- Я нашёл место, - прошептал он голосом заговорщика и наклонился к Освальду, чуть не столкнувшись с ним носами.

- Какое? - в тон спросил Освальд.

Воздух дыхания смешивался, а он мельком подумал, что начинает мириться с тем, что Эдвард постоянно игнорирует его личное пространство. Ему становилось даже как-то комфортно и больше не пугало, что вот его глаза, огромными огоньками, полыхают прямо напротив его глаз. А винный дух слов оседает на коже лица.

- Сюрприз даже для меня, - растянулись змеиные губы. - Но мы можем поехать туда уже завтра.

- Превосходно, - улыбнулся этим губам Освальд. - Ещё что-нибудь?

- Есть в Готэме девчонка по имени Кошка, я купил у неё информацию про Фиш Муни..

- Давай, - Оз нетерпеливо стукнул кулаками о стол. Эд сначала отклонился на спинку стула, а затем поднялся, наслаждаясь чужим замешательством.

- О делах позже, - кинул он, уже исчезая в кладовке, только спина его и ноги торчали наружу. - У меня для нас подарок.

Под восхищённый вздох Освальда он явил миру складное пианино фирмы "стэнвей". Ножки с тихим скрипом проскользили по полу, мышцы на его спине напряглись, перекатились, как у дикого зверя, обтянутые рубашкой. Он подошёл и прихватил стул за спинку, приставил его к инструменту, откинул крышку и махнул рукой Освальду жестом: вуа-ля.

- Ты умеешь играть, - окончательно поплывший, констатировал Освальд.

- Я уверен, ты тоже, - улыбнулся ему Эд.

- Как ты понял?

- Твои руки, - он подошёл вплотную и интимным жестом взял его за кисть. Освальд поднялся на ноги, пряча взгляд, а Эд поднёс его кисть к своим глазам. - Широкие пальцы, крупные мягкие подушечки, короткая ногтевая пластина. Было бы огромным упущением не научить играть на пианино человека с такими руками.

- Ох, - только и сумел выдавить Освальд.

- Сыграем?

***

Эдвард немного пошатнулся и схватился руками за раковину. В ушах кровяным давлением тикало опьянение. Глаза в отражении были немного расфокусированными и блестящими. Он облизнул пересохшие губы, чувствуя стягивающий сухостью привкус вина.

- Ух-х, - тихонько сам себе сказал он и включил холодную воду, опустил ладони под кран, чтобы сбрызнуть лицо. Под кожей стало меньше гореть, но щёки всё равно полыхали розочками. Когда Эд вернулся глазами к отражению, его взгляд был абсолютно чётким и острым, прямым, суровым. А затем вне его желания, на губах растянулся широченный оскал.

- Нет.., - тихо простонал Эдвард.

- Привет, Эдди, - ответило отражение.

- Чёртово наваждение.

- Предпочитаю, чтобы ты обращался ко мне по имени. Загадочник, - альтер эго сложило руки на груди, слегка смяв зелёную ткань пиджака. И рассмеялось, впитывая бурлящую от гнева реакцию.

- Это не твоё имя, - сквозь зубы прошипел Эдвард. - Мне его дал Освальд. Тебя там не было.

- Я всегда и везде был, это раз, - загнул большой палец на правой руке двойник. - И два, если тебе так нравится, как Освальд тебя назвал, почему ты не носишь это имя? - он согнул ещё три пальца, оставив средний.

Эдвард приподнял брови, что за ребячество. Отражение расхохоталось стеклянным звоном, а затем исчезло дымкой за спиной Эда, которая вдруг всклубилась. Сквозь мутную завесу показались две руки. Не такие длинные, как у Эдварда или Загадочника, с широкими ладонями, мягкими подушечками пальцев, короткой ногтевой пластиной. Кисти были видны до локтей, обтянутые чёрными рукавами пиджака, из которых выглядывал белые манжеты рубашки.

Эдвард, как заворожённый следил за отражением. Руки робко протянулись и прислонились к его животу, смяли ткань белой рубашки в районе талии. Это происходило только в его фантазиях, лишь в его больной голове, но Эдвард зашипел и распахнул глаза, почувствовав прикосновение чужих ладоней.

- Если серьёзно, - движения мягко закружили по животу, игриво задевая пуговицы, немного оттягивая их. - Мне не нравится тот факт, что Освальд собирается подружиться с тем копом.

- Хоть в чём-то мы солидарны, - трудно выдохнул Эд, не осмеливаясь скинуть с себя фантомные прикосновения.

- Он должен уяснить, мы - его единственный друг. Он - наша птица. Наш Пингвин, а не этого доходяги Джима, - голос жёсткими тактами ударялся о череп.

В Эдварде разжигалось пламя, снова покрывая его солёным чувством стыда и душило эмоциональным возбуждением. Руки вдруг исчезли, возвращая в отражение Загадочника. Он гадливо ухмылялся и потирал ладони. Эдвард приходил в себя, используя технику дыхания по квадрату.

- Откуда в тебе эти собственнические замашки? - выдал он, возвращаясь в реальность. Живот всё ещё жгло неслучившейся лаской. Он снова вспомнил, как давно у него ничего ни с кем не было.

- Они в тебе, - быстро ответил на первый вопрос Загадочник. - А по поводу ничего ни с кем.. Последний раз, кажется, ты трогал себя в тюрьме. Повторим?

- Нет! - выкрикнул Эдвард, слыша, как в общей комнате обеспокоенно завозился Освальд. Нервически скрипнули ножки стула, мужчина по ту сторону двери, явно услышал его крик и теперь замер, прислушиваясь, пытаясь понять, что происходит.

Эдварду стало дурно от воспоминания, как он самоудовлетворялся представляя себе.. Кошмар. Он замотал головой из стороны в сторону. Впился ногтями в ладони, боль немножко отрезвила его, и он вскинул лицо к зеркалу.

- Конечно, - ответил со всей возможной иронией. - Ты - это я. Десять раз, ага. Только вот ты ничего не можешь сделать, и я здесь управляю ситуацией.

- Я могу.., - глаза Загадочника коварно блеснули.

- Один раз высунулся и теперь кичишься этим. Я думаю вот что, - он наклонился почти впритык к своему отражению. - Тот единственный раз был ошибкой. Не можешь ты ничего на самом деле.

В ответ ядовито хмыкнуло, а затем зрение Эдварда резко затуманилось, он хотел схватиться за голову, но не смог поднять рук. Вдруг он понял, что абсолютно недвижим. Словно в киноленте, он наблюдал через отражение, как его непослушные руки, против его воли, поднимаются к лицу, пальцы растягивают губы в подобие улыбки. Зазвучал голос Освальда, перебивающий шум алкоголя в крови.

- Джим Гордон, мой новый друг, - Эд попытался сглотнуть комок в горле, но не смог. - Джим Гордон. Мой единственный друг.

Широкие, слегка мозолистые ладони легли на плечи Освальда, сжимая ткань пиджака, мучительно медленно продвигаясь к шее. Освальд улыбался и смотрел прямо в глаза Эдварду. Пальцы сжимались кольцом вокруг его горла, заставляя лицо стремительно краснеть, темнея от алого к бордовому. Полицейский наклонил лицо к уху Освальда, но смотрел также в глаза Эда.

- Друг, - с ядовитой иронией выплюнул он, расширяя в восторге синие глаза. Его верхняя губа приподнялась, и он сделал резкое движение. Послышался хруст, глаза на бледном лице закатились, но улыбка так и осталась нестираемо широкой, посмертной маской. Голова наклонилась под страшным углом, как у сломанной куклы. А Джим отшвырнул от себя тело за поле зрения так, словно выбросил в урну использованную салфетку.

Эдвард засипел, чувствуя своё тело и падая на пол, он всё-таки обхватил голову руками. В ушах стоял хруст костей, тихое шипение и вздохи. Вздохи становились громче, влажными сгустками заползали в уши, поселяясь в сенсорной коре, он чувствовал это своим теменем и затылком.

- Тсс, - в кране сочувственно зашипела вода. - Бедный Эдди. Печально знать, что между нами ничего не случилось. Ты труслив и слаб. Но ничего, ты не один такой. Не один можешь быть моим другом, - слово "друг" выпорхнуло раскалённым придыханием. Эдвард решил, что более пошлого слова в жизни не слышал.

Нервные судороги пробивали каждую мышцу тела, пока мозг отказывался становиться пустым. Эд глубоко и громко дышал, слушая странные вздохи на фоне, которые двоились и разделялись на два голоса. Лучше было не представлять, чьи это голоса. Чей этот второй голос.

Тук-тук.

- Эдвард?

Он не сразу понял, что робкий стук и голос Освальда принадлежат реальности. Но в голове вдруг стало пусто и тихо. Снова стук.

- Эдвард, ты там уже давно. Тебе плохо? - неприкрытое волнение чуть дрогнуло, скрипнув вопросом.

В тишине головы вдруг резко появилась яркая, сочная, красочная картинка. Бруклинский изолятор, библиотека, стопки книг, тело, прижатое к стене другим телом. В полицейской форме. Испуганный взгляд Освальда и жадные руки копа. Голубая рубашка, набухшие вены на предплечьях, подавленные вздохи..

- Эд?! - Освальд метнулся назад, когда дверь внезапно распахнулась.

В проёме на секунду завис страшный образ, возвышающаяся безумием длинная фигура, растрёпанные во все стороны волосы и расширенные зрачки, метающие пламя. Освальд отступал назад, а Эдвард наступал. Шаг за шагом, с этим диким выражением на лице.

- Всё в порядке? - голос поддал петуха, когда задница упёрлась в столешницу.

Отступать было некуда. Правую руку Оз завёл за спину и нащупал на столе продолговатый тонкий предмет. Вилка. Не так плохо. Он выставил её вперёд себя, весь напружиненный, как готовая лопнуть струна. Вдруг Эд, уже подошедший вплотную, неловко улыбнулся и не реагируя на приставленное к его груди оружие, ухватил Освальда за затылок. Вторую его руку Освальд почувствовал на своей шее.

Хватка не мешала дышать, но фиксировала его голову так, что он не смог воспротивиться. Губы, окрашенные винным бордо в морщинках, вцепились навязанным прикосновением.

По комнате пролетел скомканный звук, который прозвучал, как бессловесная мольба. Вилка выпала из пальцев на пол, звонко оповестив об этом. Эдвард улыбнулся в поцелуй, ему понравилось.

Освальд впервые не вырывался, он замер. Внутри велась ожесточённая борьба, которая никак не могла выплеснуться наружу. Он не должен позволять делать этого, но он позволял. О нет, Эдвард, металась в голове мысль, а ноги дрожали, теряя опору под телом.

- Наша птица, - услышал удовлетворённое заключение Эдвард и оторвался. Отнял руки, разглядывая невинную жертву своего приступа. Освальд смотрел на него ошарашенно, его глаза блестели зеленью непрошенных слёз, а области вокруг носа и на скулах покраснели.

- Зачем? - как-то жалко спросил он. Эдварда немного сломало, внутри что-то скрипнуло, хрустнуло. Он почувствовал сожаление за этот тон, за этот страх в чужих глазах. Он посмотрел на свои руки.

- Прости, Освальд.

- Зачем ты это сделал, Эд? - уже твёрже спросил Освальд, окончательно выбивая почву из-под ног, требуя ответа. Но ответа у Эдварда не было.

- Мы перебрали с вином, - неловко заикнулся он и повторил. - Прости, Освальд. Я думаю, мне пора спать.

***

Освальд, не шевелясь, разглядывал тёмный потолок. Из-под ресниц изображение размывалось так, словно глаза застелило серой пеленой. Его руки были сложены на одеяле, как у непослушного ребёнка, чьи родители заставляют его держать кисти на виду. Он был всё ещё ошарашен выходкой Эдварда.

По завершению безумной сцены, Освальд позорно сбежал в душ, где до тех пор обливал себя кипятком, пока не стал одним большим розовым ожогом. Когда Эдвард в свою очередь вернулся из ванны, Освальд притворился, что спит.

Он почувствовал, как прогнулась противоположная сторона кровати под весом тела, а затем Эдвард на пару секунд застыл, словно раздумывая, сказать что-нибудь или нет, но просто скользнул под своё одеяло. Слава пернатым богам, одеял было двое.

Дыхание мерно свистело сбоку, вызывая в Освальде ужасные ассоциации. Он представлял, что тёмная часть Эдварда вырывается и делает с ним нечто плохое, набрасывается сверху, душит, а Эдвард не может этого контролировать. Или, он весь сжался под своим одеялом, подавив нервную дрожь, снова целует.

Не таких поцелуев хотел Освальд, не таких поцелуев он заслуживал. Но отругать, ударить, встать и уйти казалось невозможным. Эдвард был его сообщником, он стал его другом, и, откровенно говоря, Освальд не мог отменять тот факт, что он ему нравится.

Чтобы немного успокоить нервы, он вспомнил момент искренности в прачечной Бруклинской тюрьмы. Тогда темнота была не пугающей, а дыхание не вызывало в нём паники. Он вспомнил дружелюбие руки, тепло шёпота и сладость общих тайн, которыми они поделились. Этого было достаточно, чтобы остаться рядом и попытаться помочь Эду справиться с его демонами. Или направить их. Возможно, стоило перестать бояться. Будь мужчиной, сказал сам себе Освальд, и встреться с той странной хренью, живущей в голове друга лицом к лицу. Даже если это проявление болезни, Освальд точно видел, как меняется Эдвард, когда его захватывает приступ. Можно было сыграть с ней в эту игру, признать её, как отдельную часть. Тогда с ней можно попытаться справиться.

- Спокойной ночи, Эд, - сказал Освальд, снимая покров притворства. Рядом тяжело вздохнуло и легонько зашуршало постельное.

- Оз, - он ещё раз печально вздохнул. - Ты меня простил? - его голос звучал так разбито, что Освальд не смог сдержаться и секундным движением протянул руку и погладил куда-то по груди, накрытой одеялом, но задерживать прикосновение не стал.

- Да, - сказал он.

- Спокойной ночи, Освальд, - выдохнул Эд и повернулся к нему спиной.

Освальд устало прикрыл глаза, веки стали тяжёлыми, а тревожная свистопляска в голове начала отпускать. В конце-концов, если он и проснётся от того, что его душат, на тумбочке рядом стоит лампа, родилась успокоительная мысль, позволив смелость тоже повернуться к Эдварду спиной.

***

"Альфонс, манипулятор, преследователь", сатанински грянул голос Губерта Крингла. "Убийца!"

Слова, как наждачная бумага застыли в горле, сделав его шершавым, не позволяя вырваться крику. Пальцы Эдварда сжались на предплечьях, в попытке сохранить хоть какую-то связь с реальностью.

"Разбилась, разбилась, разбилась", как заведённая пластинка заело ранящее слово. "Убийца!"

Эдвард почувствовал, что падает в перевёрнутый и исковерканный сон. Он пытался выплыть, не желая проваливаться, но длинные руки потянули его вниз, толкнули с обрыва, и он оказался в темноте.

- Здорово Крингл всё выкрутил, да? - фонарём ослепила белозубая улыбка. Идентичная той, которой любил пользоваться Эдвард. - Или она.

- Кристен не виновата, - пытаясь нащупать под ногами твёрдость, ответил Эд.

Ночные кошмары были одним из самых неприятных, что случалось с ним после всего произошедшего. Привычное болезненное напоминание, заставляющее задыхаться в болоте видений из прошлого. Поэтому он так не любил спать.

- Она знала, - Загадочник прошёл на два шага вперёд. Темнота понемногу рассеивалась, открывая вид на катакомбы, почти такие же, как те, в которых несколько дней назад ему удалось побывать с Люциусом.

- Сегодня даже без огня, - съязвил Эдвард.

- Без потопа, без яда, - согласно кивнул Загадочник.

- Без монстров?

- Это как посмотреть, - двойник остановился у стены, материализовав дверь. Издав тихий скрип на петлях, она приоткрылась. Альтер эго махнуло рукой, мол, заходи. И Эдвард зашёл.

Тут же его окрутил водоворот навязчивой попсовой музыки и блеск гирлянд, а в глазах зарябило от обилия красных стаканчиков. Вечеринка. Он прошёл в толпу людей по знакомому дому. Очередной тимбилдинг, на который кого только не приглашали. Проще говоря, попойка. К тому моменту они уже были в разладе, поэтому явились отдельно. Эдвард вспомнил, как раздумывал, стоит ли идти, шумные компании никогда не давались ему легко. Единственное, что подтолкнуло - возможность поговорить с Кристен.

- Пойдём, - почти интимно взял его за ладонь Загадочник. - Нам туда.

- Нет, - Эдвард попытался остановиться, но ноги не слушались, несли в тот момент, который стал первым из роковых. Он попытался крепко зажмуриться, чтобы не видеть.

- ..Эй, - услышал он. - Том, прекрати, я ничего не сделала. Мне больно.

Эдвард широко раскрыл глаза. Ярость свежим пятном вспыхнула в самом центре груди и пронеслась по всему телу в землю. Здоровый парень грубо держал его Кристен за руку. Патрульный, судя по форме, как он потом узнает сам, попал в полицию только потому, что больше никуда брать не хотели, и прекрасно освоился. Брал взятки за "крышу" наркобарыг, да и сам приторговывал.

- Кристен, - рот сам собой раскрылся, из глотки вырвался хриплый оклик. Девушка вскинула голову.

- Эдвард, ты невовремя, - сказала она, пряча руки за спину. Но он подскочил к ней и схватил её за запястье, на предплечьях были глубокие синяки. Он присмотрелся, на шее тоже было пятно, не похожее на те, которые любовники оставляют друг другу в постели.

- Ты Нэштон? Я Том Доэрти, - глумливо поздоровался патрульный.

- Эдди, покажи ему, - подначил голос внутри головы.

- Что здесь происходит?

- Воспитываю мою девушку, - ответил Том. - Научить?

- Не смей трогать Кристен, - прошипел Эд. Сцена проигрывалась снова, и он не мог повлиять на ход действий.

- Эдвард, не лезь в мои отношения, - сказала ему Кристен. - Я сама разберусь.

- Слышал? Она сама разберётся, пойдём, - Том схватил Кристен за талию и увёл в другой конец дома. Эд смотрел в их спины, а Доэрти обернулся с победоносным видом и показательно прихватил рукой её правую ягодицу.

- Опять ты в дураках, - снова появился Загадочник, а все остальные перестали замечать Эдварда.

- Зачем ты мне это показываешь?

- Это не я, это твои непроработанные переживания. Я это - ты, - затянул свою старую шарманку двойник. - Жаль, что мы тогда не сожгли всю эту вечеринку к чертям, как хотели.

Эдвард знал, что будет дальше. Он помнил. Он видел свои пальцы, набирающие гадкие сообщения с угрозами и мольбами, он видел фотографии и слежку. Он видел сброшенные звонки. Её испуганно-сердитое лицо. Хотелось как можно скорее с этим расквитаться, пройти путь до конца, иначе ему не выбраться из сна.

Вокруг снова стало сыро и сумрачно. Какое-то время было тихо, только Загадочник шагал впереди, а потом повернулся к нему лицом.

- Ты действительно всё ещё думаешь, что девушкам нравятся хорошие парни? Прискорбно.

- Я не хороший парень, - буркнул Эд, чувствуя влажность на руках. В ушах затрещал звук распиливаемых костей, патологоанатомической пилы, которую он когда-то спёр из колледжа. Влажные шлепки земли, отбрасываемые лопатой.

- Боль и радость, амбивалентность, что может быть слаще? - спросил его Загадочник. Эд промолчал. - Я знаю что. Помнишь как мы прятали его тело? На краю гибели, каждую минуту нас могли поймать, что ты тогда чувствовал?

- Это не важно.

- Это как раз самое важное! - крикнул ему в ухо Загадочник. - Самое важное чувствовать и осознавать, что труп найдут, останки раскопают, придут к тебе, но они не приходят. Адреналин кипит, чертовски хорошо! И когда дело закрыли, что ты чувствовал, Эдвард?

Голос альтер эго грохотал и разбивался о стены, сбрасывая мокрые капли со сводов туннеля. Он прорезался в самую глубь Эдварда, вызывал нестерпимую тошноту, выдавливал капли пота через поры на лице. Тыкал носом в постыдную дурную привычку, почти интимное удовольствие. Эдвард остановился.

- Я знаю, - тихо сказал он. - Я знаю, что я чувствовал.

- Как это было? - также тихо спросил его Загадочник.

- Это было великолепно.

- Тогда идём дальше, - довольно улыбнулся Загадочник и распахнул следующую дверь.

Тёплый летний воздух влетел в лёгкие, раскрыл в них свои мотыльковые крылья. Под ногами захрустели маленькие камушки. Щиколотки защекотали травинки. Эдвард повернул голову на голос и увидел Кристен.

- Ты ненормальный! - глаза девушки были расширены, руки нервно сжаты у груди. Она держала в них свою маленькую сумочку. Рыжая прядь упала на лицо. - Тебя посадят в тюрьму и будут делать там с тобой ужасный вещи! И ты этого заслуживаешь!

- Нет, но я же.., - он смотрел как уже другой Эдвард, немного моложе, удивлённо растрёпанный, суетливо пытался удержать Кристен, которая, сделав шаг вперёд, споткнулась и чуть не упала на приусадебную дорожку.

Маленький белый домик выглядел игрушечным. В нём она росла, в нём жили её родители. Там её волосы становились длиннее с каждым днём, там она впервые надела на себя очки. Через приоткрытую дверь гаража выглядывал детский велосипед, память о былом, которую руки любящих родителей боятся разжать и отпустить.

- Я сделал это, потому что он обижал тебя! - тот Эдвард попытался взять её за руки ещё раз, по его лицу прилетела пощёчина. - Потому что я люблю тебя! Кристен!

- Я еду в полицию, - сказала она почти спокойно. Открыла дверь автомобиля. Эдвард застыл.

- Ты не в себе.

- Это ты не в себе, Эдвард! Ты убил человека, пришёл рассказать мне об этом и ждёшь, что я тебя пойму, - дверь автомобиля хлопнула. Эдвард бросился к машине, прислонил руки к стеклу и был отброшен в сторону. Кристен резко нажала на газ, набирая сразу огромную скорость.

- Эдвардапокалипсис, - прокомментировал ситуацию Загадочник. Эдвард из сна смотрел на то, как Эдвард из прошлого сел прямо на траву посреди лужайки Кристен Крингл. А рядом стоял другой Эдвард - который Загадочник.

- Не подходи, ты знаешь, он просидит так всю ночь. Будет ждать, что за ним приедет полиция, идиот, - хмыкнул Загадочник и погасил картинку. Мир вокруг снова стал заброшенными катакомбами.

- Я не хотел причинять ей боль, - Эдвард уселся прямо на мокрый пол. Холод не отрезвлял, он проносился по позвоночнику, лицо опустилось в ладони. Загадочник возвышался сверху своим изумрудным превосходством.

- Эдди, она сама нетрезвой села за руль, это не твоя вина, когда ты уже поймёшь?

- Она села за руль из-за меня.

- Виноват другой водитель.

- Она села за руль из-за меня! - крикнул Эд. Какое-то время эхо мячиком отскакивало от стен, пока всё не затихло. Только капли отбивали свою дробь, да лёгкие дуновения сквозняка гудели в туннеле.

- Время освежиться, - услышал Эд. Когда он отнял руки от лица, то увидел, что находится в пустой комнате.

Стены облупились, помещение болезненно смахивало на камеру допросов. Плесень стекала по углам, оставаясь в них размашистыми кляксами. Эдвард потерял два вдоха, когда увидел, кто соседствовал с ним в этой комнате.

Освальд сидел на стуле, единственном предмете мебели. На нём комом висела почти стёршаяся из памяти тюремная роба, а лицо было спокойным и немного ядовитым. Зелёные глаза сверкнули, остановившись на Эдварде. Тонкий рот растянулся в улыбке.

- Привет, я - Оз, - сказал он, улыбаясь ещё шире. - Bűntársсообщники должны держаться вместе.

Пока Эдвард пытался понять, к чему это послание, позади стула материализовался Загадочник, но не в привычном зелёном наряде, а в костюме фокусника. Тоже зелёном. Пиджак и брюки были усыпаны переливающимися блёстками, а в руках он держал высокую шляпу. Манерно махнув правой рукой, он вытащил из рукава шестёрку пик. Махнул рукой, и шестёрка стала тузом.

- Подойди, - прошипел он, глядя Эду в глаза, а сам ребром карты провёл по щеке Освальда. Тот даже не дёрнулся, не опустил лица. Шляпа полетела на пол, а вторая рука в зелёном рукаве, ухватилась за плечо, скрытое робой.

- Подойди, - пригласил Освальд. - Я - твоя главная карта.

Эдвард поднялся, на негнущихся ногах, сделал шаг вперёд, но остановился. Загадочник указал взглядом на пол, куда упала шляпа, там теперь лежала корона. Нелепая, золотая, инкрустированная безвкусными камнями, как из детских сказок. Он убрал карту в карман, обошёл стул немного сбоку и короновал голову Освальда.

- Птице к лицу, - отступил он немного назад, оценивая работу. Освальд послушно сидел на стуле. Эдварду захотелось сорвать с него этот ширпотребный мусор и потрясти за плечи. В глотке пересохло.

- Перестань, - смог попросить он, обращаясь то ли к Освальду, то ли к Загадочнику.

- Эд, - позвал Освальд, а затем издал резкий хрип, вздохнул и булькнул горлом.

Эдвард в ужасе смотрел, как рука Загадочника мучительно медленно взрезала бледное горло прямо посередине, раскрывая его наподобие кровавой улыбки. Корона оказалась терновым венцом.

- Эд, мы же во сне, - вернул откинувшуюся голову на место Освальд, когда тот ринулся вперёд, за две секунды преодолев расстояние между ними и упал на колени, протягивая руки, чтобы остановить кровь. Шея его была нетронута, но венец всё ещё покоился на чернявой голове и, кажется, приносил Освальду боль. Лицо его морщилось, он слегка постанывал, капли крови стекали со лба по щекам, огибая брови, и сбегали к подбородку.

- Будешь хорошо себя вести, получишь всё, мой король, - пообещал Загадочник, нежно зашипев на Освальда и подтянув его лицо за подбородок выше. Освальд улыбнулся кривой улыбкой, капли крови стекали теперь к ушам. Он кивнул головой.

- Мы все будем хорошими, так, Эдди?

Пальцы Эдварда заледенели, он не чувствовал собственного тела, только глаза были распахнуты в ужасе, а затем он понял, что даже его нижняя челюсть свесилась, глупо приоткрыв рот. Он ещё раз сглотнул глухим горлом, закрыл рот и поднялся на ноги. Руки сами сняли с Освальда терновый венец. Рукава протирали ручейки крови, больше размазывая, а сам Освальд просто подался вперёд и впечатался лицом ему в живот.

Освальд жался в него, напряжённый, болезненный, передающий свою дрожь, пока Эд растерянно гладил его по волосам. А затем он почувствовал жаркую боль холодной стали в своём животе, как масло взрезающую плоть. Под хохот Загадочника он опустил взгляд и увидел, как Освальд, отстранившись, с детским задором проворачивает лезвие внутри, вспарывая органы, погружая с каждым мгновением по самую рукоятку. Утекающим от непривычной для сна боли сознанием, он услышал голос Загадочника.

- Вот к чему могут привести твои слабости, Эдди. Если ты не покажешь ему, кто ты на самом деле, он сделает с тобой это в жизни. Будет как с Кристен, будет как с Томом, как со всеми, кому ты позволил себя обижать. Но теперь я могу тебе помогать. Подчини себе птицу, сделай своей, даже если ты ещё по тупости своей не решил, что будешь дальше с птицей делать. В конце-концов, не хочешь любить, ты всегда можешь убить его.

Сквозь слова прорвался хруст его собственного, ломающегося под лезвием позвоночного столба, Освальд добрался до самой глубины, а темнота окончательно погрузила разум в небытие.

***

- А-ау, - издал протяжный звук Освальд, потянувшись в постели. Глаза еле разлеплялись, пропуская сквозь ресницы солнечный свет утра. В голове, как ни странно, было достаточно бодро. Мысли тут же заскакали планированием предстоящего дня. Он даже чувствовал себя как-то беспечно. Сел на постели и спустил ноги на пол. В этот момент Эдвард хлопнул дверью холодильника. Освальд поднял на него взгляд.

- Доброе утро, - сказал он. - Прошу, только не подкармливай кошек к порогу.

Эдвард вперился в бутылку молока в своей руке, до него не сразу дошло, что имел в виду Освальд. Кошка, да. Вчерашний разговор. Он издал непонятный звук и пошёл к шкафчику с посудой. Он успел полностью одеться и причесаться, но тело под костюмом двигалось как-то напряжённо, слегка механически.

Освальд не особо обращал внимания, он занимался тем, что искал под кроватью завалившийся тапочек. Попойки с вечера всегда грозили потерянными предметами наутро. Найдя искомое, он уселся обратно на постель и чуть не ткнулся носом Эдварду в бёдра. Тот, зелёной бесшумной тенью, успел подобраться к нему анфас и как-то странно смотрел сверху-вниз. А в руке держал стакан с молоком.

- Я приготовил это для тебя, - рука чуть дрогнула, протянув его вперёд. Освальд недоумённо уставился на напиток, затем снова на Эда, слегка прищурившись. Почти знакомые перемены в его лице, заставили задуматься, но спросонья он не совсем разбирался в происходящем.

- Зачем? - глупо спросил Освальд.

- Выпей, - почти мягко, но напористо.

- Что?

- Выпей, Освальд, - в голос скользнули стальные нотки.

- Оно отравлено?

- Нет, - просто, лаконично, но не очень в стиле Эдварда. Может быть это тот самый, подумал Освальд, но мысль была прервана, хватка цопнула его кисть и почти насильно всунула в неё стакан молока.

- Выпей, - повторил он третий раз с нажимом.

- Но я не люблю молоко, - попытался отбрехаться Оз.

- Я знаю.

- О господи, - Освальд весь скукожился, глядя на стакан в своей руке. Его плечи поникли от тона, с которым говорил с ним Эд. Не осталось вчерашнего тепла и улыбок, как будто вечера не существовало, его стёр один момент, который случился совсем не по его вине. Он весь поёжился, но зелёная гнида монолитом стояла над ним, подавляла морально и чуточку физически. Поэтому он скорчился и пригубил.

- Весь стакан, Освальд. Это полезно.

Уф, выдохнул Оз, и опрокинул оставшееся в себя залпом. Глотая холодную жидкость, он чувствовал на себе взгляд Эда. Внимательный, прожигающий и не менее холодный, чем его тон. Вдруг его разобрала злость. Какого чёрта он подчиняется глупым прихотям Эдварда? Что на него нашло? Он поднял пылающий взгляд и встретил улыбку. И это окончательно его расфокусировало.

- Молодец, Освальд, спасибо, - Эд забрал из его пальцев пустой стакан. - Будешь на завтрак глазунью или омлет?

- Глазунью, - прошептал уже в спину ему Освальд. - Молока мне на сегодня достаточно, - сказал он ещё тише.

Эдвард усиленно завозился на кухне, загремел сковородками и больше лицом к нему не поворачивался. А Освальд думал о его улыбке, машинально собирая одежду из шкафа, а затем ушёл в ванну. Улыбка была сытая и ненормальная, с ноткой похвалы, ещё шире, чем обычно бывает у Эдварда. Кажется, шиза его окончательно настигла, с неутешительной грустью подумал Освальд. Острые черты так напоминали тот момент в тюрьме.. Но говорить об этом сейчас не хотелось. Просто стоило держаться настороже.

- Я тебя ненавижу, - шептал под нос Эд, пока разбивал яйца на шипящую сковороду. - Ты ублюдок. Ты отвратителен.

Он парадоксально чувствовал злость на самого себя, на ситуацию с поцелуем, против своей воли винил Освальда в своих бедах, потому что с Загадочником он справиться не мог. И сейчас он с ним не справился.

- Контролируешь ситуацию, говоришь, - ухмыльнулся ему из отражения кружки кофе Загадочник. - Ты слишком самоуверен и недооцениваешь меня.

- Зачем ты это сделал? - спросил уже про себя Эд, опасаясь, что Освальд выйдет из ванной и услышит его диалог. - Какой глупый фарс. Ты совсем ополоумел.

Он видел всё. В этот раз двойник позволил ему наблюдать, как он мягко, но настойчиво захватывает тело, забирает волю. Эдвард видел ошеломлённое лицо Освальда, он смотрел через собственные глаза, но не мог контролировать ничего. Как сквозь стекло, через которое его сознание не способно было пробиться. Он в ужасе видел и слышал, как его рот отдавал гадкие приказы, его тело нависало над Освальдом, и в какой-то момент он даже мечтал о том, чтобы сообщник не поддался, перерезал ему глотку, оттолкнул, попытался бороться. Но Освальд не боролся. Как прошлым вечером, когда он его поцеловал. И это злило ещё сильнее.

- Подчини птицу своей воли, она уже почти готова, - шепнул Загадочник в его голове и исчез.

- Завтрак? - опасливо уточнил Оз из-за спины. Эдвард повернулся к нему. Тот держался немного на отдалении и прожигал его внимательным взглядом, что-то отыскивая в чертах.

- Да, - ответил Эд слегка хрипло. И поставил тарелки с яичницей на стол.

Трапеза прошла в напряжённом молчании. Освальд думал, что пока не стоит обсуждать с Эдом его болезнь, и стоит ли это делать вообще. А Эдвард не желал обсуждать это вовсе, слишком много всего пришлось бы сказать. Но оба смотрели друг на друга с недоверием. События вчерашнего вечера дали в их коммуникации явную трещину. Требовалось какое-то время, чтобы её залечить. А потом, может быть и обсудить всё в спокойной обстановке.