Маргарет

Глубокая ночь 20 сентября

Пробуждением мне послужила потаённая во мраке игра на органе: окутав мой слух и погрузив в мрачные ноты, что поглощались эхом старины каменных стен, музыка распахнула мне глаза. Именно так звучало сердце этого замка: зловеще, пугающе, но магически завораживающе.

Была поздняя ночь, и за окном медленно рассыпался туман, пожирая тёмно-изумрудный лес, а в глубине замка, в одном из его тёмных залов, продолжала плескаться музыка из звонких труб. Чьи-то пальцы водили по клавишам с благородным изяществом и величественностью – я представлял это именно так. И, пробравшись через коридоры, что казались подземельями, я увидел сердце поместья. В том зале не было ничего кроме органа в углу, обрамлённом каменными арками с готическими фресками и мифическими статуями – всё текло под властью оживающих нот к их источнику. Это место было похоже на средневековый алтарь или красный угол, где исполнитель поклонялся духам предков и тварям лесной чащи.

Я подходил всё ближе в надежде разглядеть музыканта, придать его силуэту чёткие границы, но не пытаясь взять себя в руки и совладать с пьянящей манией мрака.

Так искусно играла Маргарет.

Это её руки управляли этими вздохами, криками и всхлипами поместья.

Её образ был чёрным, выделяющимся среди громады тысячи свечей, чьи жизни, тая, стекали к пыльному полу. Маргарет, сияя станом, грациозно водила руками по консоли, будто лебедь плыл по лазурной глади, но давила после клавиши с такой силой, отчего игра приобрела вид весьма раздражённый – Маргарет выплёскивала свой гнев на орган, на сердце замка.

Я был уже слишком близко: её взъерошенные кудри касались моей руки и рёбер, что ненадёжно скрывала рубашка. Кажется, она почувствовала моё дыхание, лишнее дыхание. Она обернулась, посмотрела на меня спокойным, будто равнодушным, но искренним взглядом, чуть задёрнув голову назад – все кудри упали, скатившись с её плеч, с её открытого чёрного платья. Маргарет, не отводя своих прекрасных тёмных глаз, прикоснулась ко мне, взяв за руку. Она медленно поднялась, не отпуская моей руки. С тихим вздохом Маргарет отвела взгляд и направилась к одной из стен, ведя меня за собой.

Я не мог что-либо сказать. Я разучился говорить.

Часть стены была украшена пустой аркой, похожей на вход, что был заложен камнем. Маргарет коснулась одной из статуэтки на импосте, и тогда камни с грохотом разошлись, отчего на наши лица полетели клочья столетней пыли от потрескавшегося булыжника, что падал со звоном. Никто ничего не услышал. Перед нами открылся тайный проход: узкое тёмное помещение, на полу которого судорожно дрожали тени от бегающего пламени свечей. Мы зашли туда. Ни окон, ни мебели, ни света – ничего, лишь деревянная винтовая лестница, что скрипела из-за свистящего сквозняка. Маргарет повела меня наверх по ветхим ступеням – она не опускала взгляда на меня, а я... был очарован?

Поднявшись на второй этаж, она отпустила мою руку и прошла вперёд, и я остался совсем один. Лунный мутный свет, проникающий из узкого незастеклённого окошка, не давал прекрасной видимости, а потому я потерял Маргарет среди холодного мрака.

Щелчок. Вспыхнула свеча. А около неё, около стола, стояла Маргарет с какой-то беспричинной ухмылкой, скрестив руки за спиной и чуть опустив голову – глаз почти не было видно за кудрявой чёлкой. Я подошёл ближе к столу, и, кажется, даже без этого слабого пламени она бы поняла, что я рядом: из-за напряжённого дыхания. А может по скрипу ветхих половиц?

За окном шумел ветер, в тени расцветала осень, расплывались запахи холодной свежести и гниющей листвы, а я не замечал того и не хотел: совсем близко Маргарет и её жгущий насквозь взгляд. Она отодвинула стул и села за стол, сложив руки перед собой. Её тень, обрамлённая жёлтым рассеянным дрожащим кругом, упала на каменную стену, чьи кирпичи уже крошились под действием времени.

Я сел напротив.

Манящая сказочная пелена спала с моих глаз. На душе было тоскливо, будто сердце со скрипом тёрлось о рёбра – от того чувствовалась тяжесть, что всё сильнее сжимала нутро. И по всхлипывающему дыханию Маргарет я понимал, что на душе у неё творилась подобное. Но грусть её сохраняла тот же загадочный оттенок музыки органа в чаще забытого средневековья.

- Если бы всё вернуть... - внезапно начал я, взглянув на неё тоскливо, но пытаясь сохранить позитивный настрой. – Представляешь, Маргарет? Вспомни наше детство, беззаботное...

Она грустно с долей холодного сожаления ухмыльнулась краешком тёмных губ, что освещались шатким пламени догорающей свечи.

- Ах... то было бы прекрасно, - вздохнула она, – прекрасна была наша слепота! Так было легче, и даже веселее, - она с тяжёлой грустью растягивала слова, заполняла паузу в мыслях. Маргарет, замолчав, повернулась к окну, подперев подбородок рукой.

- Когда всё так быстро изменилось? Когда же это прекрасное время закончилось?

Томность взгляда пропала: Маргарет повернулась ко мне лицом, что сверкало обидой на дребезжащим пламени свечи. Пламя будто боялось её.

- Когда ты уехал.

Я услышал то, чего так боялся. Я боялся признаться даже себе.

- Всё пропало, всё исчезло, - продолжила она дрожащим голосом, приобняв себя за плечи то ли от холода, то ли от ядовитой печали. – Было так плохо, так... одиноко. С тобой я будто не чувствовала всего ужаса этой жизни, - она горько ухмыльнулась, качнув головой на бок.

Я уже думал, что всё высказано, что всё услышано и отпущено. Но, оказалось, нет. Снова мы вернулись к потаённым, глубоко зарытым в душе мучениям и страхам.

- Тогда, - она продолжала, - в то лето, в которое ты уехал... помню так хорошо, будто это было вчера... ночью я проснулась от криков в этой башне...

Она, сильно зажмурив глаза, сглотнула ком, что встал от горечи в горле.

- Я подошла, - тяжёлый вздох вышел из её рта. Она открыла глаза. – Я слышала крики за этой стеной, - она указала на камни, что ограждали её комнату от заброшенной башни, - здесь. Я ещё тогда знала, как сюда можно пройти, а потому и шкаф был давно уже отодвинут... и тогда, подойдя к заколоченной дыре, я, приглядевшись, заметила, как щели наполнились кровью... она выступала из них и текла мне на ноги. Она была липкая, густая... как же я пропахла этим запахом, она всё ещё на моих руках...

Ей тогда было четырнадцать.

Маргарет долго вглядывалась в свои ладони, пока не закрыла глаза - она уже не могла сдерживать слёзы. Всхлипы невольно выходили из горла.

- Тогда жизнь, судьба и все существа стали открывать мне глаза – заканчивалось моё детство. Тогда я увидела, где я живу и кто меня окружает.

Зрачки с чёрной райкой дрожали – Маргарет смотрела мне прямо в душу. Мне стало плохо: я тонул в ужасном чувстве вины.

- Увидев в ту ночь кровь, что текла по воле мамы, я познала всю жестокость мира. Всё стало чужим, отвратительным, а самое главное – опасным. Я же знала вкус материнской строгости, знала о содранной коже от её тяжёлых оков, но... но почему я, убрав доски, испугалась окровавленной головы, упавшей на мои колени?

Ком снова встал у неё в горле – Маргарет вскочила к окну, закрывая шмыгающий от слёз нос. Она молча пустила мутный взгляд в дали леса, даже не замечая, что на небе появилась бледноликий месяц. Ночное светило обнажило все её опечаленные черты.

Я тихо и незаметно подошёл к Маргарет и мягко взял её за плечи, чтобы она не погрязла в гнетущих думах с мёртвым взглядом и не блуждала по топкому болоту страшных воспоминаний, задыхаясь от смрада.

- Испытать такое невероятно ужасно, и ты, безусловно, не заслуживаешь таких испытаний и терзаний, - вытер я слезу на горячей щеке большим пальцем, будто ребёнку. Маргарет не отрывала утомлённых глаз с серого пола, от которого веяло кладбищенским холодом. – Увидеть мёртвого всегда страшно...

- И мёртвой ту девушку сделала моя мать, - заставила она трепетать меня перед её резко брошенным взглядом, ужаса которому добавляли огромные белки глаз.

- Но теперь это не важно.

- Ах да, конечно... Но мне всё кажется, что она ещё ходит по земле... - Маргарет вновь сделалась поникшей и тоскливой. – Я не знаю, могу ли я оплакивать матушку – после всего, что она натворила. Заслужила ли она траура? Она... – ей было и страшно и стыдно произносить, - убийца. Но она моя мать. Понимаешь, я не отвернулась от неё, хотя знала обо ВСЁМ.

- Ты стыдишься?

- Я боюсь её... боялась. А что помешает ей убить меня? Пашу? Отца? Вдруг и на это она была способна...

- Нет, Маргарет!

Я сразу вспомнил старую могилу на тайном кладбище. И мне тут же захотелось рассказать Маргарет о давней жертве крёстной, убившей в ней человечность и переросшей в неограниченную агрессию и опасную вспыльчивость.

- Ты знаешь?..

- Что?

- Аглая Николаевна... - всё сжалось внутри. Мог ли я такое рассказывать? – Она потеряла ребёнка. Это было давно. Очень.

- Андрей о чём ты?! – нахмурилась она в недоумении. - Это она тебе рассказала?

- Нет, я сам узнал: я видел на старом кладбище могилу её... их дочери. Там было написано имя – Оля.

- Оля... - ухмыльнулась она.

Маргарет ещё больше поникла, отошла с белого света, отвернувшись от меня.

- Она родилась и умерла двадцать восемь лет назад.

- Оля... - пробормотала Маргарет еле слышно, стуча костлявыми пальцами по краю зашарпанного стола. – Снова она... - потом она обернулась и произнесла спокойным строгим голосом: - Что же ты хочешь этим сказать? Прошу не своди всё к...

- Крёстную и Олю, нашу Олю, связывали похожие истории.

- Дева смерти?

- Да. Ребёнок Аглаи Николаевны также рано умер, как и Олин. Потому она и обратилась к крёстной, - рассказал я, пока она обдумывала это, смотря на древние стены. – Хотя она даже ничего не расспрашивала.

- Следила?

- Может.

Что было в голове Маргарет? Она также думала о жестокости матери, а может о смерти подруги или об умершей когда-то сестре?

- Так вот что, Андрей: давай закроем эту тему, - кинула она на меня хмурый взгляд исподлобья, но тут же сделалась нежной и молящей: - Прошу... Давай оставим прошлое в прошлом. Не верить всему этому – самое лучшее, что мы можем сделать для себя.

Тогда я спросил прямо, чтобы всё разъяснить:

- Кто убийца? Кого ты им считаешь?

Она тяжело вздохнула, оскорблённая моим пренебрежением к её просьбе, но ответила.

- Вначале я ничего не предполагала толкового, а потом... эта дева, - лицо её скривилось в отвращении. - Я начала верить мистике, - она сама ужаснулась этому факту. – Понимаешь, это переходит в сумасшествие...поэтому и тебе говорю бросить, - спешно подойдя, схватила она меня за плечи, - не хочу, чтобы ты погряз в этом.

Она не знала, что процесс уже бурлил в котле, словно ведьмино зелье. И я вместе с ним.

Я отвернулся от неё.

- Забудь обо всём, что ты узнал и понял! – прикоснувшись к моей щеке, Маргарет повела ладонью по коже – я повернулся к ней. Тогда она опустила руку и, окутав заботливым взглядом, продолжила: - Хочу, чтобы ты не повторял моей ошибки.

Она улыбнулась, склонив голову на бок. Я не мог не отпустить накипевшее негодование.

- Но знай! Мне было очень неприятно, когда ты стал обвинять Ингу в этом! – скосила она брови и добавила еле слышно, отведя опечалившийся взгляд на пол: - Она была со мной...

После Маргарет, смягчив чувства, обняла меня. Она всё решила, а я знал, что это точно не конец.