Маргарет

Дневник Андрея Долотова

Как же я был измучен философскими оправданиями друга! Или я просто не хотел принимать его доводов, от которых старался убежать мой слух.

Я подошёл к окну, чтобы распахнуть форточку – мне было невыносимо душно. Вместе с осенним ветром в комнату проникли чьи-то голоса.

«Жизнь моя стала худшим кошмаром...»

«Ты не любишь брата...»

Не знаю, о чём они говорили до этой минуты, но это и не имело значения, поскольку мы появились в разгар признаний.

«Ох, нет! Совершенно наоборот!»

Инга изливала всю свою душу Маргарет.

Она плакала о своём жадном обожании (ох, это точно не любовь!), и видно она не жалела о своём пристрастии, не видя в этом беды для себя. Может, ей это нравилось? Но понял я это не сразу. А тогда какая-то часть меня проявила сочувствие к этой беременной женщине. Сердце моё растаяло, и, как мне казалось, на лице моём это было видно. Откровения Инги были прекрасно слышны – их бережно нёс к нам ветер. И Павлуша всё слышал, что заставляло его винить себя ещё больше. Я надеюсь.

Раньше я бы мог выразить своё сомнение в Инге. Она одновременно восхищала и этим же отталкивала – её кокетство, флирт вперемешку с благородством и великолепными манерами создавали невероятную смесь. Но всё же она знала о чести и достоинстве, и всегда ставила себя и свою гордость выше этой привычки свободного общения. Сейчас же, после её слов о любви, я понял, что она, избалованный ребёнок, не может любить иначе. В её детстве Пётр Григорьевич, потеряв жену, потерял и дочерей – он не умел любить, мог лишь ублажать их капризы. Кажется, Инга восполняла нехватку любви и внимания своим характером, и, конечно, привлекательная наружность сыграла немалую роль.

Но разве она не «любит»?

Паша её не любит и не уважает, а она живёт ради него, сходя с ума от своих же мыслей. Будто скупая старуха над своими монетами, она также не хотела отпускать его, также стерегла и следила.

У Инги нет ни капли доверия, которое бы Павлуша не смог оправдать, поэтому она следит за ним, будто за маленьким ребёнком. От такого насилия, я думаю, и бежал Павел.

- Ты слышал? – повернулся я к нему.

Он ничего мне не ответил, лишь ушёл прочь.

Я бы хотел ему верить, хотя почему – я лгу! Я верил ему! Верил, что он был в борделе лишь раз, и что он только выпивал там. Я просто не могу допустить мысль о том, что он так низко поступил. Да, Инга не достойна такого отношения, что она неосознанно мучает его этим попечительством, а он разве не любит свободы?

Кто виновник этой истории?

Мне, как и Маргарет, предстояло понять, кто здесь жертва.

После бесед в гостиных гости вышли в зал, где уже были покрыты столы к праздничному ужину, который завершился романсом, исполненным именинницей под игру сестры.

Думаю, весь вечер описывать не стоит, но я расскажу о некоторых случаях, которые вам будут интересны.

К пяти часам в зал величественно вошли самые желанные гости: городничий, его жена и сын. Хозяин тут же подошёл к ним. Видеть их здесь для него было настоящим сладким блаженством; вся его мимика, все жесты показывали порочность русского дворянства и мастерство их лицемерия. Иногда я задавался вопросом: «Неужели эти ходячие куски золота с родовитыми фамилиями не видят лживости обхаживаний других?» Не может быть того, что они настолько глупы, ведь глупцы не смогут удержать отцовское наследство – тут работает либо хитрость, либо ум.

Особенно смешным мне это казалось потому, что и граф, и князь, имея фабрики, земли и состояния были куда богаче городничего. Просто нужно услужить перед властью. Как-то крёстного спасли подобные связи, когда один из рабочих умер на его фабрики, завели дело в суде... но, говорю же, всё разрешилось очень даже благополучно.

Большое внимание привлекла жена городничего, нежели он сам (скажу, что на вид это обычный низкий и пухлый старикашка по имени Аркадий Иванович). Её звали Анна Павловна. Статная, бледная и худая женщина с обнажёнными плечами и длинной шеей. Голову она держала высоко и гордо, казалось, что смотрит она на всех свысока, расценивая все эти яркие пятна, что сверкали вокруг. Держа руки перед собой на уровне заветной для любой девушки талии, она поднимала локти, подчёркивая декольте и выпирающие ключицы. Тёмно-синее шёлковое платье с вышивками из серебряных нитей и сапфиров и с длинным треном подчёркивало её дворянскую бледность. Цвет её кожи сливался со светлыми волосами, забранными в приглаженный пучок, украшенный заколкой с теми же сапфирами. Весь её вид был строгим и пугающим, особенно острый лисий взгляд, к которому добавлялись скулы и прямой нос.

Николай хоть и похож на неё, но всё же выглядел более мягким. Мы с ним одного возраста, но он казался по лицу ещё подростком: большие глаза, розовые щёки, нос правильной извилистой формы и приятная улыбка. А вот волосы такие же светлые, густые... Но его красивый портрет не внушал мне доверия.

Вы можете сказать, что я ненавижу его – ваше право, но в своё оправдание скажу всё же, что на это есть некоторые воспоминания из гимназии, которые показали мне его истинную натуру. Я всё ещё помню, как он разбил нос однокласснику после брошенного в его сторону слова, хотя оскорбления от Коленьки все вынуждены были терпеть, пропускать мимо ушей. Но ведь это не единственный случай. Опять же вы скажете, что это детский поступок! Но, как я уже говорил, всему виной его избалованность и эгоизм. Только подумать страшно о предстоящей жизни Маргарет с ним.

Начались танцы. И, конечно же, он первым делом пошёл к своей любимой. Он уделял ей внимания достаточно, чтобы все в зале шептались об этом: сзади меня стояли две такие разодетые дамы, местные сплетницы.

Маргарет же выглядела безупречно! Обычно она была похожа на сорванца (видимо из-за детства в нашей компании): простенькое тёмное платье без всяких рюшек и вышивок из самой простой ткани, никаких колец, бус или браслетов (чего она не любила), и кудрявые запутанные волосы, больше похожие на комок, а не на уложенные пряди дворянки. Сегодня же мать ей приказала надеть дорогое бордовое платье из бархата, а непослушные чёрные волосы заплели в пучок на макушке с закрученными прядями, выпадающими из него.

Мне стало душно в этом месте, где этот полумрак и свет жёлтых свечей давил на меня – я вышел из зала.

В гостиной, в которую вела ближайшая дверь, сидела на окне Инга, озадаченно смотря на деревья в парке за каменной дорожкой и ветвями кустов, что под порывами ветра стучали по стеклу.

- Андрей, - заметила она меня, - видно, тебе тоже скучно там?.. – говорила она, не покидая своих мыслей.

- Там душно... - замешкался я, а после согласился: – И скучно. – Указав на рядом стоявший диван, спросил: - Можно?

Она кивнула, и я присел.

Инга сидела, обхватив живот и скрестив кисти в замке, которые время от времени падали бессильно. Шея уже не могла держать голову, отчего Инга опёрлась на стену в расслабленной позе. Мыслями и взглядами она была там, за окном. О чём она думала? Казалось, что глаза её наполнялись слезами: на последних лучах солнца солёная вода в глазах блестела, как роса... или стекло.

- Как ты думаешь, каким отцом будет Паша? – спросила она вдруг, не отрывая взгляда от сада, но и не проливая застывшие слёзы.

Я потупился от такой резкости, боясь даже сглотнуть то дикое паническое смятение, а она даже и не хотела знать моего мнения. Инга сама и ответила:

- Думаю, плохим.

Эти слова убили меня. Что мне ей ответить? Мысли переплетаются проволокой и режут голову изнутри, а кровь от ранений заполняет всё чернотой – в глазах темнеет.

Время было уже потеряно - жизнь Инги совсем неизменчива. Я это увидел, и она давно поняла. «Дальнейшее существование бессмысленно?» Неужели ей выпала доля страдания?

И ребёнок уже ничего не спасёт. Но, кажется, скоро она перестанет жалеть себя – смириться – и начнёт думать о ребёнке. Но не с хорошей стороны... «А не загубит ли его отец и его жизнь?»

- Время это покажет, - сказал я, безнадёжно пытаясь переубедить её, хоть сам и не поверил. – Может не всё потеряно? – я думал, конечно же, иначе, но тогда я должен был лишь сочувствовать, так как не мог помочь ей в действительности.

Я же не мог в эту минуту рассказать ей всё о похождениях мужа, чтобы подтвердить её страхи и вогнать в большую печаль? Это единственное на что я был способен.

- Ты веришь этому? – посмотрела она на меня. – Ты знаешь его лучше, чем я. И, думаю, знаешь, куда он уходит...

Инга раздирала меня своим взором. Я видел в её красных глазах жестокость и пустоту – она ужасно измучена мыслями о муже.

- О, нет... Я терпеть такого не буду – разведусь!

Повинуясь каким-то установкам, забыв про свои рассуждения о правде и лжи, я начал переубеждать её и успокаивать.

- Я совсем не хочу докучать тебя своими безумными мыслями и обвинениями, – вскочила она, повернувшись ко мне спиной, скрестив руки. – Ты знаешь, что тебе думать... - прошептала она, а после оглянулась и добавила: - И я знаю, о чём я говорю.

Разжав кулаки, она отмахнулась и вышла из комнаты в коридор. На бал она точно не хотела смотреть. И больше я её не видел в тот вечер.

Я знал, что согласен с ней.

Мне не хотелось оставаться в этой комнате, окутанной полумраком, где источником света служили лишь последние лучи заката через высокие окна. Я вернулся к гостям.

Открыв дверь, я был ослеплён бликами на кружившихся платьях от свечей на хрустальных люстрах и подсвечниках на стенах между колоннами.

Там меня встретила Лили. Эта отважная женщина сама ко мне подошла. На праздник она надела голубое платье с белым кружевом на рюшах – подчёркивало её светлые глаза, в которых сверкали тысячи огоньков, будто алмазы тонкой работы. Но по сравнению с другими гостями, знатными дамами, её платье не было таким дорогим и роскошным – её богатство была в глазах. А значит и в душе?

- Андрей Платоновьич, - она, улыбнувшись, кивнула и встала боком, рядом со мной.

Она смотрела на молодые пары, что кружились в быстрых движениях. А в центре зала красовалась Маргарет в бордовом платье, выделяясь ярким пятном среди остальных. Впрочем, я смотрел туда же.

- Моя воспитанница очьень рада празднику, - начала она, вдумчиво растягивая слова, - а особенно приезду Инги Петровны и Маргариты Фьёдоровны. Хотя Маргарьита весьма опечалена летньим происшествье, она всьё ещьё в траурье... - она опустила голову и долго не отрывала взгляда от своих перчаток.

Я прервал это молчание:

- Это очень омрачило их жизни. Но думаю, время вылечит все раны.

- Андрей Платоновьич, я слишайт, - Лили резко бросила взгляд на меня, теперь танцующие не волновали её, - вы приехать сюда именно по этому делу.

- Маргарита нуждалась в моей поддержке, - ответил я, зная, что она хочет сказать. – Да и к тому же я давно не наведывался в Мирну. Хотелось встретиться с семьёй, знаете ли.

- А что вы думать насчьёт смерти Ольги Кульиковский?

К этому всё и шло. Но ей это зачем знать? Почему её это волнует?

- А вы?

Она посмеялась, отведя зажмуренные глаза и закрыв рукой рот.

- Можетье не отвечать, - смотрела она на меня и всё же не могла спрятать улыбку, - ведь я и сама всё прекрасно знать о вашьих предположеньях. Она быть убита, не так ли?

- И кто же вам такое сказал, Лили?

- Вы соглашаетесь со мной, сударь? – усмехнулась она. – Вы так бистро сдались. Что ж... Господа говорить об утвержденье Маргариты Фёдоровны и сводить всё к тому, что смерть бльизкой подруги сказалась на ньей ужасно, - говорила она всё это медленно и картаво, - якобы рассудок её помрачилься.

- Как видите, она чувствует себя уже лучше, - указал я ей на центр зала, где кружились Маргарет и её жених. – А остальное осталось предрассудками и выдумками. Видите ли, такая огромная потеря, как эта, не смогла пройти бесследно, из-за чего Маргарет стала твердить об убийстве. А те, кто воспринял слова скорбящей души всерьёз, весьма глупы. Впрочем, я должен спросить вас о весьма личном деле.

- Не уж то вы собираеться устраивать допрос, господин следоватьель?

- Давайте выйдем из зала.

Она смутилась моему предложению, после чего оглянулась. Вокруг нас было много любопытных людей, хоть и большинство из них старые и глухие. Лили испугалась, полагая, что тема для разговора у меня назрела серьёзная, отчего она шагала робко, постоянно поглядывая на меня.

- Вы так не пугайтесь, мадмуазель, - закрыл я дверь за нами. Она прошла чуть дальше и оглянулась, ожидая, чтобы я подошёл к ней. – Вы задавали мне очень нескромные вопросы... Нет, я не в обиде на вас! Это всё было плохо от того, что мы стояли в полном гостями зале. А сейчас бы я хотел узнать от вас, как от наблюдателя всего происходящего в этом доме, о господах Сосновских, Павле и Инге.

- Что вы иметь в виду?

- Видите ли меня давно не было в Мирне – много пропустил... - я пустил в ход растерянную ухмылку. – Вижу, что между ними... как бы сказать? Напряжённые отношения...

- Но это совершьенно не относиться ко мнье, - возразила Лили с потупленным взором.

- Да, но и смерть Ольги Куликовской не имеет к вам никакого отношения.

Её голубые глазки вспыхли гневом.

- Что вы хотеть сказать? Я сплетница, по-вашему?! Можетье вы плохо менья знайт, отчьего и допускайт такой дерзость, но впредь знайте, что так спрашивать недозвольенно и грубо!

Я осознавал, что моё желание начать без прелюдий, сказать прямо, что меня интересует, вызовет такую реакцию, поскольку это расценивается как грубость. Да и к тому же я спрашивал у неё о чужой личной жизни, выставляя её женщиной, что следит за другими и их ссорами, чтобы потом раскрыть кому-нибудь чужие тайны. За второе я переживал больше. Как мог я так оступиться? Каков глупец!

Она засмеялась.

- Вы так поникли, услышав мои слова! – успокоившись, она продолжила: - Конечьно, я много о них знать.

Осознав какую же глупую и недоумевающую физиономию она видит перед собой, я сразу же сделался серьёзным и принялся толковать своё желание вмешательства в семейную жизнь Сосновских.

- Но я уметь хранить чужие секреты, – она посмотрела на меня с какой-то детской робостью и нежностью, но всё ещё нахмуренная.

Она, видно, привыкла быть лишь свидетельницей ссор и хранительницей тайн, но никак не участником, и точно не спасителем.

- Только вы можете мне помочь, – машинально схватил я её за локти. – Инга серьёзна в своих намерениях. Если не помирить их, то будет поздно.

- О чём вы, Андрей Платоновьич? – вздрогнула Лили то ли от моего резкого прикосновения, то ли от моих слов.

- Она хочет развестись с мужем, - отпустил я её.

Гувернантка впала в исступление от такого известия: выпучив глаза, она ждала, пока я закончу. Но была она такой недолго – она выпрямилась, расслабила взгляд и сделалась грозной.

- Вы, видимо, хотите обиграть менья, – сказала она, кинув на меня презрительный взгляд. – Я сочувствую молодим господам. Их судьба сложилась весьма печально, но это ни коим образьом не касаться менья и моих обязанностьи в этом доме, прошу заметьить, что я не работаю в домье Сосновьскьих. Думаю, вам поможьет Маргарита Фёдоровна.

С этими словами она ушла.

Это дама изумила меня своей догадливостью и хитростью, но при этом она осложнила мою работу. Я полагался на её женское сострадающее сердце, которое я смог бы растопить с помощью жалости, и может тогда бы она поведала мне бы тайны их жизни, чтобы узнать о причастности Ольги Куликовской (я слышал всё из беседы Маргарет и Инги) к отношениям Павла и Инги. Видимо, Оля знала что-то секретное и волнующее, что заставляло Ингу сомневаться, то есть то, что могло бы при своей правдивости разрушить их семью.

Размышляя об Оле и тайне, которую она узнала, я припомнил, что Лили спрашивала об её смерти. Точно! Она догадывается, что это убийство. Этот факт, конечно, нарушает секретность нашего с Маргарет расследования. Но Лили уже доказала, что чужие тайны она не раскрывает. Но! Зачем ей знать об этом?

Может, она ведёт свою игру? Верно, она узнала что-то весьма пугающее, и ради своего страха и любопытства разгадывает эту тайну.