Маргарет

Ночью меня разбудила какая-то странность. Мне почудилось, что это сон и ничего более, но спустя какое-то время я снова услышал некий шум. Тело моё не пробудилось ото сна, и потому я не смог разобрать этих звуков: казалось, в одно время кричали, в другое шипели, или просто били и кидали.

Выглянув в коридор из своей тусклой комнатки, я никого не встретил – пусто, будто я один в замке. Накинув халат, я протёр глаза и пошёл тихими шагами в ту сторону, из которой, как мне казалось, я слышал шум.

Крик. Это на первом этаже. Мгновенно очутился внизу.

Никакая свеча не горела – все эти тёмные и неживые коридоры с комнатками освещались только отстранённым чуждым светом из окон. Всё заполоняла тёмная пустота. Холодная и шипящая.

Спустившись в эту холодную преисподнюю, я оказался перед столовой, где мы сегодня пили чай: около стола стояла Аглая Николаевна, умазанная в крови, с жуткой ухмылкой на лице, что оголяла её зубы, будто волчьи клыки. Я тут же спрятался за стеной, одним глазом разглядывая её образ. Она в окоченении стояла и вглядывалась в свои кровавые костлявые руки. Привыкнув к темноте, я увидел, как её глаза становились больше – её завораживала яркая краска среди мёртвой темноты.

Но разум быстро к ней пришёл: она вытерла руки о белую рубаху и закуталась в бордовый халат. И ушла, будто всё хорошо.

Я не захотел там оставаться. Так сильно я ещё не боялся силы женщины. Я знал, что моя крёстная очень жестокая, я бы сказал, сумасшедшая старуха, которая могла бы погубить человека. Но я никогда не видел её приступов ярости. Никогда я не видел её кровавых рук и столь дикого взгляда.

Я уходил. И тогда я даже не задумывался, чья это была кровь.

Навязчивые мысли о тревоге и опасности, тихая паника, вытолкала меня, остолбеневшего дурака, оттуда. Я даже не заметил, как очутился в тёмном коридоре второго этажа, среди старых глаз, которые любовались моим страхом.

Комната оставалась такой же холодной. Я зашёл и сел на кровать, отбросив халат на стул около окна. Схватившись за голову, я уставился в пол – разглядывать стены не было сил. Мои мысли не покидало безумие «матери».

Я лишь надеялся, что она никого не убила, всё-таки не хотел, чтобы скрываемая раньше от детей агрессия стала манией к убийству – способу выплеснуть гнев и злость. «Господи!» - я тут же забыл всю доброту этой недостарушки.

Ей было сорок семь, почти пятьдесят, но она была стройна и не так стара, как её подруги, лицо её без улыбки было больно строгим и худощавым, так что скулы и глазные впадины были темны, особенно ночью, как сегодня. Да и волосы хоть и полностью седые, но ухоженные. Сегодня же это была взъерошенная ломкая солома на голове безумца, у которого вот-вот должны лопнуть вены на лбу.

Мои раздумья оборвались, когда в дверь постучали. Это была Маня, горничная. Она передала мне письмо от барышни. Маргарет приглашала меня завтра утром на прогулку в сад. Душа моя улыбнулась, а голова отреклась от вязких мыслей.

Я улёгся и уснул.

Утром меня разбудила Фёкла, вредная старуха, над которой мы часто подшучивали нашей озорной компанией. Она вечно, ворча, нравоучила нас, пуча свои и без того выпученные глаза. А-а-а! Я закрывал голову подушкой, громко и мучительно мыча в неё, пока она досаждала мне:

- Ну, вставай-ка! Нечего валяться! Ох, несколько ты не вырос, Андрюшка... - топталась она по комнате, разглядывая мои оставленные сумки. - А какой бардак устроил! Не успел обжиться, а уже...

Как можно быстрее я собрался и выбежал на улицу. С крыльца я увидел, где стояла Маргарет – за кустами опустевшей сирени.

Маргарет. Моя жизнь так странно сложилась, что я запутался в каждом моменте. Я не могу назвать Маргарет сестрой. Она для меня самый настоящий друг. Могу лишь повторить, что она ближе мне, чем её брат, что уже успел в свои двадцать три найти новую семью. Я всегда испытывал к ней какое-то восхищение, что ли? Мне её не хватало... Почему она перестала писать?

Маргарет заметила меня, но не стала привлекать внимание голосом или видными жестами – мы могли быть в саду не одни. Я подошёл, и уже намеривался спросить, знает ли она что-нибудь о вчерашнем событии, но она начала первой наш разговор:

- Надеюсь, ты уже решился?

- Про что ты?

- Про убийство.

Что?!

- Ты до сих пор не веришь? Но почему?

- Я не уверен в этом, - сказал я прямо, - я не видел никаких доказательств, судя по которым я бы точно сказал, что Куликовскую убили.

- Ты прав...в чём-то... - отвернулась она от меня и собралась было уходить, как вдруг повернулась и добавила, - но, когда найдут в реке второе тело, вспомни, что я тебе говорила.

- Что? – остановил я её. – Что ты хочешь этим сказать?

Она повернулась ко мне, ухмыльнулась, выпрямилась и продолжила:

- Много было девушек, чьи смерти связывала одна крестьянская сказка, - пробормотала она, впав в свои мысли, - Оля об этом рассказывала...

Я видел в её выражении лица некоторую детскую игривость и задумчивость, сопровождаемые пугающей улыбкой. Так она, будучи маленькой девочкой, додумывала и приукрашивала.

Опомнившись, она встряхнула голову, чтобы поправить кудрявые пряди чёлки. Так Маргарет показала, что старается отмахнуть чувства и сосредоточиться на деле – она слегка подняла уголки губ.

В раздумьях я сел на скамейку, пока она смотрела на меня и ждала ответа. Видно, она уже усвоила эти истории и знала, как сделать шаги наперёд. И мне уже хотелось узнать про эту интереснейшую и жуткую историю, из-за которой, оказывается, умирают.

- Никакой мести, никакой случайности... – продолжала она. – Всё не нашими, не живыми, руками. Я так думаю.

Но мой встревоженный вид из-за малой доли любопытства, жадного нетерпения и глупого предположения насчёт убийства на весьма малых и уж точно не веских обоснованиях был прерван фигурой на заднем плане.

- Но знаешь... - начала Маргарет.

Я перебил её:

- Видно, я много пропустил, раз вижу тебя взрослой интриганкой, а не той девчонкой, что пускала бумажные кораблики в ручье и влюблялась в каждого встречного, – отпустил я, когда распознал на крыльце мать Маргарет, у которой вскоре случился приступ кашля. Так я переменился в лице, и поставил точку в этой теме. Я действительно думал, что на этом всё и закончилось! Если бы...

Маргарет, замешкалась, а после улыбнулась, когда, обернувшись, заметила строгое лицо матери. Я протянул ей руку, и мы пошли весёлые и невинные к террасе.

Позже я успокоился, так сказать, разобрал все мысли и чувства. Так я заметил, что моему детскому сердцу хотелось приключений и риска. А сколько же почвы для воображения в таинственной смерти. Да ещё и такой день – 4 августа! Неужели Маргарет имела под словами «не живые руки» русалок, что топили всех, кто лез в воду? Всё ещё хорошо помню рассказы няни про мавок. Признаюсь, это возбуждало мой интерес ещё больше.

В один момент крёстная вспыхнула передо мной в своём ужасном образе: глаза стали выпученные и дикие. И кровь! Много крови... она вытирала дрожащие руки о платье. Она вытирала и вытирала, но крови становилось всё больше. Ручьями она бежала изо рта, по шее за шиворот, оставляя следы на белом воротнике. Крёстную это, кажется, только смешило.

Видение моё быстро испарилось. Предстал перед нами её обычный вид. Аглая Николаевна была красива нарядом и манерами, но её строгость и недовольство были сильнее даже холодного ветерка, игравшего с её непослушными седыми прядями на висках.

Я даже предположить не могу, что ей не нравилось: наша странная беседа в саду, будто тайная, или вчерашняя ночь. Видела ли она меня? Казалось, она каким-то невиданным образом разорвёт меня, и не знаю за что: за нашу странную беседу или за вчерашнюю ночь...

Смотря на эту женщину, я пытался разгадать её натуру: что она творит? Но она лишь сказала таким же бесчувственным тоном, как и её вид:

- Тебе не стоит ходить без накидки в такой холод, Маргарита, - и после она ушла, раскашлявшись.

Я увидел испуг Маргарет – сразу стало понятно, что её матушку что-то не устраивает, иначе она бы не стала так обращаться к дочери.

Она опустила голову, вздохнула, показала на стул замёрзшей рукой, на которой блеснуло колечко, попросив сесть за стол – она хотела что-то рассказать.

- Ты, видно, подумал, что расстроил или разгневал её чем-то, - усмехнулась она, - нет же, маменька считает, что я виду себя неподобающе. Сейчас совершенно другой случай, - возразила Маргарет. – Никто не успел тебе сообщить о том...о том, что я... - она перебирала и сжимала пальцы в кулаки, пытаясь высказать всё. – Я обручена.

- И с кем же?

- С сыном городничего, Молвина.

- Коля Молвин?! – перебил я.

Маргарет кивнула. Я видел, как она поникла, но всё же до последнего пыталась скрыть грусть. Мною были предприняты всяческие попытки поддержки, но поддерживать я не умел (это одна из моих слабых сторон). Маргарет лишь усмехнулась моим жалким стараниям, а после встала и вошла в дом, добавив напоследок:

- Тебе стоит подготовиться к сегодняшнему вечеру.

- А что будет? – нахмурился я.

- Ты забыл? Сегодня именины у Инги. Мы едем к ним.