Маргарет

Дневник Андрея Долотова

11 сентября

Большое смятение мне обеспечило письмо друга. Павлуша, как его называла Аглая Николаевна, не был таким нежным и ласковым, как его прозвище; он написал мне о тревожном состоянии не только своей семьи, но и всего города. А в особенности нашей Маргарет.

Я уже мчал на всех парах своего поезда, который вёз меня в давно знакомую мне глушь, о которой я пытался забыть, утопая в работе.

Мой давний друг уже писал мне о происшествии, когда было обнаружено в реке тело знакомой мне Ольги Куликовской. На первых строках я счёл это обычным самоубийством, но, как выяснилось, сестра Паши считает смерть Оли недобровольной. Убийство? С чего бы это?

Маргарет умоляла брата написать мне, попросить о моей помощи. Он написал. И вот я еду в Мирну...

За окном плелись тёмные пейзажи – всё вглубь уходил мой поезд. За старым грязным окном мелькали деревья, болота, луга, дороги и крестьяне. Ближе становился вечер, а это означало, что скоро я увижу вокзал Мирны. Хорошо, что я не застрял в этом вагоне на сутки: запахи были не самые приятные.

Наконец показалась станция. Там ждала знакомая фигура. У этой фигуры прекрасная репутация красавца провинции – завидный жених! Ему это никогда не нравилось, а мне нравилось это повторять.

- Неужели я вижу знакомое лицо? – воскликнул он, встречая меня так, будто удивился моему приезду.

Паша остался тем же Сосновским, что и пару лет назад, хоть и более возмужавшим. Сохранились те же мрачные, завораживающие черты лица, в меру строгие и резкие: скулы, прямые густые брови и нос с еле заметной горбинкой.

Люди, ждавшие следующего поезда, изредка оборачивались, чтобы искоса, хмуро взглянуть на нас, а после, вдоволь насмотревшись, оборачивались к своим и о чём-то шептались. Некоторые молодые дамочки взглядывали с обожанием и восхищением. Были среди них и знакомые из писем лица, о любви которых мне и писал друг.

- Я тоже рад видеть тебя.

- Мы так давно не виделись! – оглядел он меня. – В письмах я видел лишь твой подчерк, и даже представить не мог, что ты можешь перерасти из той детской наружности так сильно...

- Ты меня не узнал? – смутился я.

- Отчасти да, - кивнул он, ухмыльнувшись краем губ и отведя взгляд вниз, - но твоя походка... та же.

Мы, видимо, забыли обстоятельство, что способствовало нашей встрече. Павлуша всё тот же красавец, чьё строгое в линиях лицо с таинственным взглядом прикрывалось тёмными волосами. А я? Неужели уже другой?

По дороге мой друг повторил историю: 4 августа Маргарет, Оля и Инга сбежали с праздника Аглаи Николаевны, и ушли на реку, где потеряли Олю, а после нашли её мёртвой в реке.

Будто яркой вспышкой, я вспомнил своё детство и всех дворянских детей. И Олю. Она была необыкновенно добра и чиста. В ней никак не было места для такого греха, как самоубийство. Я представлял сначала её детское лицо в веснушках, а потом синее безжизненное в воде. Представлял, как потух огонь её локонов в холодной воде.

Я решил расспросить его о весьма деликатной теме, поскольку Оля была всем не чужим человеком.

- Знаешь, я до последнего надеялся, что она выздоровеет, что жизнь её наладится. Но, как видишь, Андрей, ей стало ещё хуже... Да и я был уже не в том положении, чтобы помогать ей. Понимаешь?

Я кивнул, а после спросил:

- Думаешь, она... эм... - замешкался я, - сама?

- А как же? – ответил Паша. – Доводы Марго не логичны.

- Я тоже об этом думал. Странно это всё.

- Понимаешь, сестре нужна поддержка. Ей это поможет, а не поиски убийцы. Марго сильно дорожила своей подругой, поэтому и не может поверить этому.

Я был полностью согласен с ним. Так моей целью стало желание переубедить Маргарет, морально помочь ей. Да и к тому же мы так давно не виделись, не переписывались. Я очень хотел вновь увидеть её.

Повозка привезла нас к поместью Сосновских, что возвышалось мрачным фасадом и острыми крышами над рекой и всей лесной чащей, расплывающейся по холмистой местности. У подножия этого холма с задней стороны, скрытой от постороннего глаза, протекает ручей с ледяной водой, где мы раньше пытались рыбачить.

Поместье всегда казалось жутким, но поскольку я вырос здесь, то и не боялся его тайных глубин. Читателю наверно интересна моя принадлежность к семье Сосновских. Всё просто: граф Фёдор Васильевич Сосновский мой крестный отец, друг моего отца, а после смерти моих родителей мой опекун. Так всю жизнь я был чужим и родным одновременно. Будет гнусно, если я отзовусь о своих крёстных, как о плохих родителях (да и людях): жизнь у них была сложная, отчего и их личности были со своими потаёнными странностями, а меня это особо не волновало.

Старый польский замок в глубине леса, на холме, где, казалось, и рождалась новая луна, находилось в трёх верстах от самой Мирны. Сосновские за эту отдалённость, а может и за свой общий, семейный характер, стались некими загадочными отшельниками. Все думали о них по-разному, но всё же сводилось всё к одному: мол, «бог знает, что они о себе думают эти скупые гордецы! Не ровня мы им, ха!» – по крайней мере, именно так я представлял тех старых дам, которые перешёптывались с недовольной миной, как только входила чета Сосновских старших в зал приёма.

Да и вечер 4 августа изрядно подпортил репутацию и так редким приёмам Аглаи Николаевны.

Небо становилось хмурым. Здесь часто были дожди, и, как мне казалось, только над поместьем летали тучи. Лес сразу же стался мрачным – это место за оградой было у нас складом нечисти из страшилок и сказок няни. А сколько же воспоминаний содержит сад во дворе замка!

Мы вошли в дом, около дверей нас встретил управляющий, которого все называли просто - Михайлыч, бывший крепостной, но на милость графа обучен писать и читать, так и остался здесь, в родном доме. Он, низенький, хилый и полноватый, вроде хмурый лицом, но очень добрый старик, был рад мне. Любил он помещичьих детей как своих.

Перед глазами открылась знакомая картина: огромный холл с массивной лестницей слева от дверей, а дальше, напротив главного входа, ещё один зал, потолок и стены которого были поглощены мраком, и над этим проходом балкон, примыкающий к лестнице.

- Родители ждут нас в обеденной, - пояснил Павел, подойдя ко мне и скрестив за спиной руки.

- А как же Маргарет? – спросил я спонтанно для себя, а после сам себе удивился и замкнулся.

- Барышня наша в трауре и несколько дней не выходит из опочивальни, - ответил Михайлыч и повёл нас к родителям.

В зале, украшенном портретами и уставленном цветами, как раньше мне казалось очень даже экзотическими, нас уже ждали Аглая Николаевна и Фёдор Васильевич – они любили чай пить перед сном.

Я их давно не видел, ведь уехал около пяти лет назад. Такие же приветливые лица, хоть и замысловатые характеры: Фёдор Васильевич достаточно высокомерен и привык держать всё в ежовых рукавицах, а его супруга доброжелательная (не приравнивайте это слово к «доброта» и «забота») лишь к своим детям, в своё время мучила крепостных не хуже Салтычихи.

- Андрюша! – встала из-за стола Аглая Николаевна и подошла ко мне с объятиями и поцелуями. – Мы так ждали тебя!

Фёдор Васильевич же спокойно и с тем же грозным лицом подошёл ко мне и пожал руку – я вспомнил детские ощущения его дедовской грубой руки.

- Как работа? Место? – спросил он так же грозно и спокойно, но я знал, как умело прячет он эмоции под офицерской маской.

- Спасибо, работаю усердно, – ответил я, садясь за стол по его предложению, - в сыскной части.

Фёдор Васильевич приказал служанке Фёкле принести ещё чаю, та вышла через другой проход в маленький коридорчик напротив главного входа.

- Ой, Андрюша, мы так отчаялись, – начала Аглая Николаевна, когда Фёкла налила ей чаю. – Этот траур у Марго... - она вздохнула, отведя сомнительный взгляд в пол. – Не до этого сейчас... не до э-то-го!..

- Да, понимаю, - ответил я, смотря, как служанка наливает мне чай в старый фамильный сервис.

- Марго всегда была... Как бы это сказать? – сказал Паша, задумавшись. – Чувствительной, что ли.

- Скорее вспыльчивой, - ухмыльнулся я, уткнувшись в чашку, а крёстная недовольно кашлянула.

- Честно, я не верю в утверждения сестры, - сказал резко Паша. – Всем известно о судьбе Оли... - опущенные глаза бегали по скатерти. - Она просто не выдержала! А Марго не может поверить в такие обстоятельства. Бедняжка...

- Но время лечит, - добавил граф, - и Маргариту тоже вылечит.

- Марго совсем не выходит из комнаты! - вздохнула графиня, обратившись ко мне. – Может, ты поговоришь с ней?

Я согласился. И после семейного чаепития поднялся наверх, чтобы обустроить комнату, а после встретиться с Маргарет.

Как давно я её не видел. Могу сказать, что с ней я дружил даже крепче и ближе, чем с Пашей, хоть он мой лучший друг и по сей день. Она была более неугомонной, что ли, - смелой авантюристкой, которая делала, что ей вздумается, никого не слушаясь. Никакие наказания её не пугали.

Я помню её, как озорную неусидчивую девчонку со всякой всячиной в карманах.

Выйдя из комнаты, я направился к спальне Маргарет по тёмному коридору, что освещался лампами и свечами на столах около картин. Я постучался и на «кто там?» ответил: «Это я, Андрей». Мне показалась в её последующих словах какая-то радость. Я услышал, как она вскочила с кровати, а ещё скрип старых половиц, и открывающуюся замочную скважину. Мне отперла дверь не весёлая девочка с бантиками на голове, а красивая молодая барышня с тёмными заплаканными глазами в ночной рубахе, скрытой толстым халатом. Она, увидев меня, ещё больше расплакалась и крепко обняла, набросившись.

После неловкой минуты она пригласила меня в комнату и усадила на кровать. Я увидел её траур: она сухо поникла, устремив пустой взгляд исхудавшего лица вниз. Она будто умерла.

Я начал первым:

- Соболезную... знаю, какими хорошими подругами вы были... видно, ей было совсем худо...

- Нет! – воскликнула она, оскорбившись моими словами. – Она убита! Понимаешь?.. – она схватила ледяными руками мои. С молящими красными глазами Маргарет смотрела мне прямо в душу.

Стало больно.

Я пытался мягко объяснить ей, что под всеми тяготами жизни Оля могла не выдержать и совершить грех. Но она продолжала возражать. Это могло длиться вечно, но я решил уступить.

- Хорошо. Если это и так, то я всё равно не могу помочь.

- Но почему? Нам важно лишь найти убийцу, - сказала она.

«И что ты будешь делать с ним?»

Не хотелось мне на это соглашаться, честно говоря, так как не верил в мысль Маргарет. Порешал я на том, что подыграю ей, и просто вскоре её это рвение утихнет и исчезнет.

Я знаю трагичную историю Оли, поэтому самоубийство - простой вариант произошедших событий.

Года два назад она вышла замуж за Сергея Куликовского, местного дворянина из высшего круга. Он ещё со школьных лет добивался её расположения и внимания – хитрыми методами ему это удалось. Где-то вначале этого года Оля вот-вот должна была родить, но она, видно, наскучила Куликовскому, и он сбежал во Францию с другой. А Оля-таки вскоре родила ребёнка, но тот умер ещё в утробе. Это сильно сказалась на ней: Паша писал о её помутнении разума. А однажды как-то, незадолго до смерти, она сильно поссорилась с Ингой и стала очень скрытной, даже для Маргарет.

Я оставил Маргарет и ушёл в свою комнату. Голова была переполнена мыслями.

Улёгся в постель и не отпускал её диких догадок из головы. Так и пролежал бы половину ночи, застыв взглядом на потолке, если бы не одно происшествие.