Глава шестая
Я был возбужден после той прогулки из кино. Я наконец-то понял, где можно брать свежие эмоции. Гринтаун, так называли этот район в простонародье, находился на противоположном конце города, Винс снимал квартирку неподалеку. Никто не знал, что я могу там оказаться. Никто об этом даже не думал. И поэтому пару раз в неделю я уходил вечером из дома, говоря предкам, что пошел к друзьям, а до Винса добирался чуть позже. Первое время для меня эти походы были чем-то вроде вылазки за соседскими яблоками, а потом становились все серьезнее. Я нашел свою старую шапку и вырезал в ней дырки для глаз, чтобы никто не мог узнать меня в лицо. Я надевал кожаные перчатки, чтобы не оставлять отпечатки. Надевал исключительно ту двухстороннюю толстовку, чтобы можно было смыться незамеченным. Темные узкие переулки того района тянули меня, как магнит. Я выбирал дни, когда были какие-нибудь тусовки в местных клубах, выбирал время, когда все расходились домой. Оставляя мотоцикл в нескольких кварталах, шел пешком. Прогуливался по улочкам, пока не находил себе потенциальную жертву. Темные кирпичные арки между домами, еле горящие фонари создавали жутковатую атмосферу, ту, которая была мне необходима. Я выбирал девушек помоложе и попьянее. Вначале просто пугал их. Хватал сзади, вдавливал в стенки, затаскивал в темные, непроходные места...
Их крики, сладкие звуки вырывавшегося наружу страха, попытки вырваться. Это было прекрасно. Удивительно, но те, кого я ловил на улице, кричали гораздо громче, рыдали сильнее, чем те, которые попадали ко мне домой. Наверное, неизвестность и холодная темная улица пугали их больше, чем теплая кровать и знакомый человек. Я довольствовался малым, до поры до времени, мне, как и всегда, хотелось больше. Тогда, в первый раз, было три часа ночи. Я ушел к Винсу, так и не дождавшись потенциальной жертвы. В тот день группа студентов устраивала вечеринку в стиле «хоррор». Эта пьяная молодежь никак не хотела разбредаться по домам, и поэтому, я так ничего и не получив, ушел к своим друзьям. Но потом мне стало скучно, толпа пьяных дружков Винса устраивалась спать кто под столом, кто в салате. Не самое интересное зрелище. Я подождал, пока все отрубятся и пошел домой. В моей голове тогда даже не мелькали мысли об этом, я материл себя за то, что так далеко оставил свой мотоцикл, когда увидел ее. Девушка в костюме, наверное, жертвы вампира. На вид ей было чуть больше восемнадцати, стройная, с нелепо намазанной красной краской на шее. Она сидела на каких-то выброшенных досках возле мусорного контейнера и плакала. Так тихо, почти неслышно. Нарисованные косметикой синяки под глазами стекали по ее щекам сине-черными ручейками вниз к красным разводам на шее. Из того, что она бурчала себе под нос, было ясно, что ее как раз на той вечеринке бросил парень. Бедная девушка, такая невинная, такая обиженная, такая грустная... наверное, нужно было ее пожалеть. Но, черт возьми! На улице вокруг не было ни души! Я не встретил ни одного человека, пока шел. А она, вот она, передо мной, как сочный кусок мяса, протянутый на блюдечке. Я спрятался за угол, надевая перчатки и маску. У меня тряслись руки. Я волновался как перед контрольной в первом классе. Как ее вообще угораздило оказаться здесь в такое время суток? Вот о чем она думала? Она, убитая своим горем, даже не заметила, как я подошел к ней. Видимо, только когда мои ботинки попали в поле зрения, она подняла на меня свои заплаканные глаза. И даже не успела пискнуть. Я схватил ее в охапку, крепко зажав рот, и затащил в подвал дома, у которого она сидела. В ее глазах был дикий ужас. Моргающий свет тусклой лампочки давил на мозги даже мне, боюсь представить, каково было ей.
Запах сырости, звук падающих с труб капель, холодный бетонный пол, на котором ей пришлось оказаться... Я тогда пожалел, что не таскал с собой наручников. Рук не хватало, чтобы и держать ее, и зажимать рот, и снимать с нее этот идиотский, якобы окровавленный костюм. Пришлось связать ей руки ремнем, держащим до этого мои джинсы. Черт, как же было неудобно в этих перчатках, я не чувствовал ее горячей кожи, ее дрожь через них еле прослеживалась. Я не мог позволить ей кричать, слишком рискованно, поэтому упивался ужасом в ее глазах. Запах ее клубничных духов пробивался даже сквозь шапку, скрывающую мое лицо. Такой нежный аромат, вперемешку с сыростью подвала. Тогда у меня просто снесло башню. Я забил на осторожность. Сняв перчатки, затолкал их поглубже в карман. Прикасался к ее прохладному дрожащему телу. В подвале было действительно холодно, особенно ей, на бетонном полу. Чем сильнее я впивался пальцами в ее кожу, чем сильнее зажимал ей рот, тем сильнее из ее глаз лились слезы, тем сильнее она вздрагивала. Я с упоением закрывал глаза и хватал воздух, как будто до этого мне не давали дышать. Несмотря на весь подвальный холод, между ног она была теплой. Как приятно было проникать внутрь нее. Такой контраст ощущений, такая захватывающая опасность, такие восхитительные глухие стоны и жалобный писк... Я входил в нее резко, ударяя спиной об шершавый бетонный пол. Она жмурилась, прерывисто дышала, заливаясь слезами. Когда закончил, я развязал ей руки, забрав свой ремень, и, осмотревшись в поисках возможных следов, быстро удалился, оставив ее в том же подвале. А она осталась лежать, свернувшись жалостно в калачик и тихо плача. Выйдя из подвала, я тут же спрятал маску, переодел толстовку зеленой стороной и отправился к мотоциклу.
По пути домой мое сердце рвали мысли, а все ли с ней в порядке, а не подхватит ли она воспаление легких, лежа на холодном полу. Я бесился. Мне казалось, что мое сознание играет со мной злую шутку. Безжалостно изнасиловав незнакомую девушку, я переживал, не простудится ли она. Что за натура такая? А когда приехал домой, меня поглотили другие переживания. Я готов был биться головой об стенку. Опять боялся, что завтра в мой дом вломятся полицейские. Что я оставил слишком много отпечатков в том подвале, что завтра все новости будут пестрить историей о малолетнем насильнике. Но на следующий день в новостях было тихо, и на следующий, и на следующий... Нигде и слова не было о похожих случаях. А значит, она тоже по той или иной причине молчала. Я просидел как на иголках целую неделю, а потом снова решился выйти на охоту.
Я больше не допускал таких ошибок с перчатками, я сменил кожаные на резиновые медицинские. Черт побери! Смешно сказать, я ведь даже начал предохраняться. Я пытался пресечь все возможности оставить следы. Подвалы, безлюдные закоулки стали моими пристанищами. Я больше не обращал внимания на возраст, лишь бы жертва была младше тридцати и более-менее симпатичная. А если место было совсем тихим, то я бил их. Я хотел, чтобы они кричали и за всех тех, кому я не давал возможности кричать. Эмоции меня переполняли, переливались через край, захлестывали с головой так, что периодически и разум отключался. Несколько раз в неделю я выходил на улицы Гринтауна, а затем незаметно возвращался домой.
Пару недель было тихо, но потом в новостях появилась информация об изнасиловании. Стоило заявить одной, как тут же откликнулись и остальные жертвы. Были усилены меры безопасности на улицах. Множество полицейских дежурило на улицах города, высматривая потенциального маньяка. Все, что у них было, это все тот же разброс роста от 170 до 190 см, черная толстовка и маска. Единственная девушка, которая возможно, могла бы помочь следствию, давно смыла с себя все улики. По иронии судьбы в том подвале не осталось ни следа, ведущего ко мне. Они искали парня старше двадцати, со спортивным телосложением. Никому и в голову не приходило, что маньяком может быть школьник, живущий на другом конце города. Как забавно. Несовершеннолетних всегда недооценивают, считают их глупыми и безобидными детьми. Но в итоге, глупыми оказываются те, кто так считает. Слухи о Гринтаунском насильнике быстро разнеслись по всему городу. Я видел предположения о себе и версии о состоянии моего психического здоровья на первой полосе каждой газеты, в новостях любого телеканала. Мне даже было интересно это смотреть. Я усаживался перед телевизором с попкорном и любовался бессмысленными попытками полиции меня найти. Никогда раньше не любил так смотреть новости.
Однажды утром я как обычно спустился вниз на кухню, начал готовить себе завтрак. Весь в своих мыслях и даже в хорошем настроении, пока не услышал краем уха разговор матери. Она трепалась со своей подругой, старой девой, живущей неподалеку. Сидя около телефона в полотенце на голове и с огурцами на лице, она воодушевленно представляла, как становится жертвой Гринтаунского насильника. Описывая женщине на другом конце трубки все ярко и красочно. Черт! Я никогда не испытывал такого отвращения! Картины того, что она описывала, непроизвольно промелькнули у меня перед глазами. Тошнота подкатила и встала комом поперек горла. Из моих рук даже выпала тарелка с завтраком, вдребезги разбившись о кафельный пол. Ярость охватила меня с невиданной силой. Да как она вообще могла мечтать о том, чтобы ее жестоко изнасиловал родной сын? Она, конечно, этого не знала, но я-то знал! И это не укладывалось в моей голове. Я вырвал телефонную трубку из ее рук и швырнул об стену так, что та разлетелась на мелкие кусочки. На мгновенье в глазах моей матери промелькнул страх, она замерла. «Да как ты смеешь? Как ты вообще можешь о таком мечтать? Тем более делиться этим с другими!» — я орал на нее, во всю глотку, срывая голос от злости. Я никогда до этого не кричал на родителей, а сейчас сорвался. Когда она, наконец, смогла выдавить из себя хоть пару слов типа: «Демиан... Я же просто шутила...», я, молча, направился к двери, так и не позавтракав и не убрав осколки с пола. Мать кричала мне вдогонку, что она очень любит папу, а эта шутка — просто женская фишка... Боже! До чего же это отвратительно! Я просто схватил свою сумку, висящую на вешалке возле выхода, и, хлопнув дверью, ушел. Мать, наверное, тогда подумала, что я бешусь из-за отца. Из-за того, что она мечтала о сексе с другим мужчиной. Оно и к лучшему. Но, черт возьми, как же это мерзко, когда твое подсознание, играя с тобой злую шутку, проигрывает подобную картину в твоей голове, где в роли жертвы твоя мать! В огурцах...
Я сел на мотоцикл и помчался на всей скорости к Винсу. Черт! Я ушел из дома, как был, даже не взяв какую-нибудь кофту. Погода тогда не ладилась, и на улице было довольно прохладно. Когда я, наконец, добрался до Винса, то встретил у него и остальных, кто обычно с нами общался. Они помогли мне немного отвлечься от утреннего происшествия. Посмотрев пару комедий, мы отправились на прогулку в торговый район города. Сегодня там было не только много народа, но и полицейских. Холод, пробирающий меня до мурашек, наконец, сподвиг немного прибарахлиться. Мы весело прошлись по магазинам, прикупив новых шмоток. Я даже купил себе новую толстовку, нельзя же все время в одной ходить. Простая черная толстовка с замком. Мне всегда нравился черный цвет. А так как было холодно, то я сразу ее и надел. Но стоило нам пройти 200 метров, как меня остановили полицейские. Сказали, что я подхожу по приметам. Мое сердце тут же провалилось в пятки. Я даже потерялся, не зная, что ответить, но тут ситуацию спас Винс:
— Демиан? Да вы что! Да он же мухи не обидит! И чего это вы до школьника докопались? Он же ребенок!
— Нам приказано проверять всех, кто подходит по приметам! Черная толстовка, темные джинсы, рост от 170 см...
— Да он ростом то всего 168 где-то! Вы посмотрите на этого мальчишку! — продолжал крутиться вокруг меня Винс, осаждая полицейских.
Я был растерян. Винс впервые называл меня ребенком, но я был совсем не против. Я был ему благодарен. Он дал мне время собрать мысли в кучу. И только тогда я заметил, что в кулаке сжимаю какие-то бумажки:
— Офицер, п-простите, но под это описание подойдет половина мужского населения города, тем более в-вот, — я протянул ему бумажки, смятые в кулаке, которые представляли собой чек и этикетку — я десять минут назад купил эту кофту...
— Ха! Ты даже забыл наклейку с размерами оторвать! — улыбнулся Винс, отдирая от моего капюшона прозрачную полоску с указанным на ней размерным рядом.
Офицер внимательно посмотрел на чек, затем на меня, и сказал, что мы свободны.
Первые метров пятьдесят шел, как оцепеневший. Я только что был на краю пропасти? Такое чувство, что в миллиметре от моей головы пролетело лезвие гильотины. Как же меня так пронесло? Меня трясло, а мысли в голове продолжали атаковать сознание. И в таком подвешенном состоянии я шел, пока Винс не стукнул меня по плечу:
— Дем! Ты чего это так перепугался? — весело проговорил он, тряся меня.
— Я? Да... я... просто... не знаю, полицейские меня пугают! — поняв, какую я только что снес ахинею, я посмотрел на всех ясным взглядом. Они смеялись. Это был добрый смех.
— А я то думал, ты уже взрослый! Ничего не боишься! — потрепав меня по волосам, проговорил Винс. На его лице светилась добрая улыбка. И не смотря на стеб по поводу моего возраста, я тоже улыбнулся. Как же я тогда был благодарен ему. Ведь если бы не Винс, то я бы мог повести себя неадекватно, ляпнул бы что-нибудь не то или, еще того хуже, бросился бежать. Тогда я понял, что впредь мне придется быть еще осторожнее. Просто на улице теперь было опасно. Но меня это не остановило.