Coldplay [Холодная игра]

Затем был дождь. 

Я провёл ночь с королевой Испании – 

Моё маленькое одинокое сердце снова разбилось. 

Время так жестоко... 

Глубже, чем проникает нож, 

Больше, чем твоя победа то, 

Что ты заканчиваешь с меньшим, чем начала, 

Глубже, чем проникает нож. 

Coldplay – Rainy Day

Кастильо едва не села на землю, у неё заметно подкашивались ноги, так что Нив с трудом могла её удержать. Будь у неё возможность – разрыдалась, но Кастильо с трудом стояла на ногах, пока Менсфилд наблюдал, как специалисты вскрывают тёмный «порше» Реджи.

— Здесь кровь и волосы! — прокричал кто-то из криминалистов. — Вызываем эвакуатор и везём к нам.

Джо Галбрейт уже отпустил Паркера и направился к команде специалистов раздавать указания. А Камерон словно застыл. Он очень медленно подошел к Кастильо, за ним наблюдал Лоу. Но Паркер ничего не выкинул такого, чего стоило ожидать на его месте. Возле девушек у него подкосились ноги, и он оказался на земле. Кастильо выбралась из объятий Нив и опустилась рядом. Они говорили тихо, а потом Кастильо обняла его.

Менсфилд подошел к Нив, но к этим двоим не приблизился. Едва ли было заметно, что Паркер рыдал.

Из дома вышла Карен. Лицо побледнело от ужаса, что с ними за столом сидел маньяк. Внешность Реджи компенсировала его сгнивший мир изнутри. Его так часто сравнивали с ангелом...

Карен дернула за рукав сына и кивнула на рассевшуюся на асфальте парочку, а затем подошла к ним и попробовала им помочь подняться. Менсфилда ринулся к ним. Он обхватил за плечи Паркера, и руку обожгло болью – последствия удара.

— Всё будет хорошо, — сказал Менсфилд зачем-то, направляя Паркера в дом, — самое главное, что его нашли, а там и доказательства найти труда не составит...

Менсфилд отвел их в библиотеку, пока сестры провожали гостей, вот только в собственные слова не верил.

— Миссис Менсфилд... — хриплым голосом обратилась Кастильо к матери Аарона.

— Карен, — поправила женщина.

— Карен, вы не могли бы найти пакет со льдом и полотенца?

Пока Карен ходила за льдом, они простояли в тишине ещё минут пять. Затем забрала холодные пакеты, один сунула в лицо Паркеру, тот приложил его к глазам, а второй отдала Менсфилду, точнее сама приложила к его несколько трясущейся и горящей огнём руке.

— И зачем ты это сделал? — хрипло спросила она.

— Вас могли отстранить за побои, вы же полиция, — сказал Менсфилд, краем глаза заметив, как тяжело вздыхает мама, — да и с Реджи я знаком больше десяти лет, в голове не укладывается, он – маньяк...

— Отклонения никто не замечает, даже если они настолько очевидные, — ответила Кастильо. — Ты же говоришь со мной. Ты тоже выглядишь нормально. Но Реджинальд Нэш в этот раз повел себя самоуверенно: бросив тело, он приехал сюда, потому что был уверен, что труп найдут не сразу, а здесь он будет в безопасности, никому нет никакого дела до вечеринки элиты. Здесь царит неприкосновенность. Но он не знал, что ты пригласишь меня, он не знал, что я из полиции, поэтому, когда я отлучилась ответить на звонок с работы, то он проследовал следом, надеясь сбить со следа. Он услышал, что я не на дежурстве, поэтому попытался пригласить меня к себе.

— Но почему остался? — спросила Нив. Она заняла кресло и обхватила себя руками.

— Он был так уверен, что мы не вернёмся сюда и не подумаем о нём, ведь он адвокат с ангельским лицом, — пожала плечами Кастильо, — но он знал обо мне, понял, кто я, когда мы вернулись, а раз он заодно с Редженским палачом, то ему нельзя меня трогать. Нэш не знал меня в лицо, только имя и история. И я ему рассказала. Я наблюдала за его реакцией. Он сильно занервничал, когда я стала «разоблачать» твоих друзей, а ещё больше, когда понял, что хочу посмотреть на его машину. Я надавила на него, а он себя выдал.

— Не трогать тебя, — с недоверием повторила Нив, — но всыпал-то он тебе знатно...

Ссадина на лице Кастильо покраснела. Менсфилд приложил к ней свой пакет со льдом.

— Ни дела без синяков, да, Кастильо? — с грустной улыбкой спросил он, на что она усмехнулась.

— Думаешь, Редженский палач связан с Флористом? — вопрос от Паркера, озвученный разбитым голосом, заставил её вздрогнуть и снова стать серьёзной.

— Связан. Потому что Реджинальд перед уходом сказал: «Кольцо вокруг роз». Не знаю, что это для них значит, явно, какой-то шифр, но не удивлюсь, если Палач следит за мной. Нас отстранили, следовательно, Флорист ничего не скажет. Он захотел бы увидеть меня или тебя, а нас отстранили.

— Но как ты могла солгать? — спросил Паркер.

— Ты меня знаешь 15 лет, мог бы догадаться какая я врунья, ведь если бы ты узнал, кто это сделал, то мы его не смогли задержать, — ответила Кастильо. — А сейчас я хочу домой. И чего-нибудь выпить. — Она обратилась к Карен. — Мне очень жаль, что всё так получилось. Я правда, не ожидала, что... что всё закончиться так...

— Ты говорила тогда правду, — заметил Менсфилд. — Ты не хотела повторения истории ни с Редженским палачом, ни с Флористом.

В библиотеку вошла расстроенная Эмили.

— Гости ушли, — сказала она, — а полиция разъехалась. Остался только мистер Лоу.

— Это знак, — сказала Кастильо, — нам всем нужно выпить.

Она не надела туфли – так и несла их в руке. Её нагнала Хейзел и что-то сказала возле крыльца. Менсфилд в это время проводил взглядом Паркера, садившегося в машину Лоу. Затем Кастильо подошла к Менсфиду и несколько подозрительно посмотрела на него, протянув раскрытую ладонь с немой просьбой отдать ключи от «жука».

— Ты руку повредил, — обосновала она.

— А тебя трясёт: ты на нервах больше меня, учитывая, что мой друг оказался серийным маньяком. Так что я довезу до дома, — сказал Менсфилд, открывая дверь перед ней, но Кастильо не торопилась садиться в машину. Она окинула его изучающим взглядом и спросила:

— Как я выгляжу?

— Как всегда превосходно, — ответил Менсфилд, невзирая на грязь на платье, перепачканными босыми ногами с порванными колготками, потёкшим макияжем и растрёпанными волосами. Даже ссадина не изменила бы его решение. И видно от этого Кастильо горько усмехнулась, но ему хотелось, чтобы она услышала его. — Превосходно, ты очень красивая.

Кастильо насторожилась. Менсфилд смотрел на неё с нежностью и дал знак садиться в машину. Она как-то растеряно обернулась к крыльцу, где все ещё стояла Хейзел. Та помахала на прощанье и вернулась в дом.

Машины тронулись. Рука уже не так сильно тревожила, как по началу. Лоу перед тем, как рассесться по машинам, осмотрел и перебинтовал кисть. На вопрос, почему не лечит людей, тот сказал:

— Не люблю болтливых пациентов.

Они в глубоком молчании доехали до дома Кастильо. Менсфилд припарковался на её месте, заметив в зеркале заднего вида, как машина Лоу остановилась возле «Ведра гвоздей». Они, правда, решили выпить. Менсфилд отстегнул ремень безопасности, но Кастильо продолжала смотреть куда-то в пустоту. И тихо сказала:

— Перед тем, как туда пойти, я должна кое-что рассказать. Это может очень сильно изменить твоё мнение, да и вообще отношение ко мне. — Она прислонилась к стеклу и начала: — Я и Холли были лучшими подругами на протяжении 5 лет после моей встречи с Редженским палачом. Она... она была другой: всегда веселилась, подбивала меня на смелые поступки, она знала об этом, ну... о шрамах. Просто знала. И говорила, что его поймают, этого больного психопата. Рон уже год как учился Абретрей Данди, и мы подали туда же заявления – я на психолога, а Холли на дизайн. Мы поступили, переехали, нам выделили одну комнату. Все было хорошо, мы всем нравились, нам все нравились. А потом мы пошли на эту дурацкую тусовку для перваков. Холли тогда наливала мне и подговаривала переспать с красавчиком-выпускником. Она упоминала Реджи Нэша...

— Так вот почему ты спросила тогда в Оксфорде, где мы учились, — догадки стали приходить к Менсфилду, заполняя пробелы. — Ты узнала его, а он – тебя. Так выходит, мы с тобой учились в одном универе?

— Нет, — тяжко вздохнула Кастильо. — Я плохо помню, что было потом – много выпила, – знаю, что с кем-то ушла с тусовки, потом как в тумане. А утром проснулась голая в постели в мужском общежитии. И... знаешь, я до этого еще не с кем... не с кем... А тут... — Кастильо жалобно всхлипнула и вытерла слёзы, точнее ещё больше размазала потекшую тушь по щекам. — Я сбежала. Была в панике. Понятия не имела, что делать. Я все Холли рассказала. Она уже два года встречалась с Полом Бейли, одноклассником, у нее в косметичке всегда про запас тампоны, презервативы и противозачаточные. Прекрасно помню наш с ней разговор, как она налила чай, дала таблетку, убедила, что все хорошо. И обняла. Она поклялась жизнью ничего не рассказывать. Никому. Даже Рон не знает об этом. А через два дня ее находят изнасилованной, избитой и голой, подвешенной за шею на женском общежитии. Тогда едва ли не всех, кто был мужского пола в тот день в общежитии, и кто имел смутное алиби, заставили сдать ДНК. И не одного совпадения! Не одного!

Мне удалось выйти из комнаты не сразу. Рон тогда пил. Очень много. Это ведь мы нашли её в таком виде. Потом я уехала из страны, а потом вернулась, изменила все, что только могла, ну, кроме волос, и стала легавой. Я просто убедила себя, что её смерть это не повод всех бояться. В смысле мужчин. У меня даже роман был, правда, только убедилась, что вы самовлюбленные козлы. Каждый раз, когда попадался насильник, я молилась успеть добраться до него раньше Рона. Холли – его младшая сестра. Мы были его младшими сестрами. Теперь у него только я. Он единственный, кто все эти годы поддерживал меня и помогал. Он знал о моей ориентации на местности, знал о шрамах, проблемах, знал о пристрастии к сигаретам, что я рассказывала своему козлине-парню. Он просто знает меня, а я его. Я дорожу Роном. А теперь нас отстранили, — Кастильо горько зарыдала, но тут же громко сказала: — И не смей говорить о нем плохо! Лучше говори обо мне: меня же в отделе держат, как овцу для траха, на другое я не способна!

— Не говори так, — прошептал Менсфилд, услышав те самые слова, какие в нее бросала тогда миссис Артруз, подговорившая совладельца убить собственного мужа. А ведь и она знала Редженского палача.

— Почему? — воскликнула Кастильо. — Я ведь действительно пользуюсь своей внешностью. Стоит улыбнуться, как мне без лишних процедур отдают вещ.доки. А если блузка или кофта в обтяжку, то адвокат явно лишний на допросе. Я этим пользуюсь, а это не слишком-то этично.

Менсфилд с трудом притянул её к себе, обнял, чувствуя, как она дрожит. Он нежно гладил её по спутанным волосам.

— Ты сажаешь больных уродов, а как именно не важно. И ты очень красивая.

— Говоришь так, потому что мы переспали, — сказала она, всхлипывая, но её кулак сжимал его пиджак. — Я просто устала. Этот мир слишком жесток. Хотя... по сути, все мы куски мяса. Рано или поздно сгниём. Кто после смерти, а кто и при жизни.

— Ты очень устала. Тебе лучше подняться к себе и лечь спать. А ещё лучше сначала принять душ. Ты бежала за Реджи босиком в такой холод, — Менсфилд поцеловал её в лоб, как обычно успокаивал своих младших сестёр.

— Я приведу себя в порядок и спущусь выпить, — сказала Кастильо, она отстранилась.

— Тогда буду ждать, — улыбнулся Менсфилд. — Только обязательно позвони, если передумаешь. И если кошмар приснится – тоже звони.

Кастильо очень грустно улыбнулась в ответ. Они вышли из машины, но разошлись после того, как Менсфилд отдал ей ключи. Он проводил её взглядом, а затем вышел из дворика, перешёл дорогу и вошёл в паб.

Алва и есть Азалия. Реджи Нэш назвал её Азалией, а Нив обращалась к ней «Аз». Привычки остались прежними.

За стойкой Паркер и Лоу уж пили. Заказали пиво и для Менсфилда. Тот принял жест с неохотой, но Паркер вдруг громко обратился к посетителя.

— Народ! Почти десять лет назад мою сестру жестоко убили. И сегодня эта тварь наконец-то села за решётку! За Холли Паркер!

— За Холли Паркер! — подхватили мужские голоса.

Они просидели полчаса, но Кастильо не спустилась. Даже ничего не написала. Время было позднее. Бросив взгляд на часы, Менсфилд поразился, почти 12 часов. Прошло ещё минут десять. Почувствовалась тревога. И Менсфилд позвонил. Дважды. Первый раз в телефоне звучали гудки, во второй раз: «Аппарат выключен...». Ещё месяц назад он звонил ей поздно, примерно в то же время, но она ответила, хотя голос звучал сонно.

Менсфилд вышел из паба под мелкий дождь и с порога оглядел дом напротив. В её квартире горел свет, так почему она не брала? Не могла же она уснуть в ванной...

Он поспешил в дом, едва не столкнулся с жильцом в дверях. Он поднялся на последний этаж, подошел к её двери и постучал. Тишина. Угнетающая и тяжелая. Менсфилд взялся за дверную ручку, попробовал открыть...

Открыта.

Менсфилд смотрел в узкую щель квартиры, где горел свет. Внутри похолодело. Что тогда испытывала Кастильо, когда вышла в дом по Реджен-стрит? С порога она увидела тело...

Менсфилд толкнул дверь. Небольшой коридор был пуст. Он заглянул в ванную, никого. Затем в студию. Пусто и зловеще.

Она не пускала его в спальную зону, и он стал подниматься очень осторожно. В голове роились ужасающие мысли.

Она могла просто забыть закрыть дверь. Просто уснуть со светом...

На его пути встретился сначала её рабочая зона со столом и стулом, затем кровать. В тот день она была не застелена...

Менсфилд схватился за перила. Это было жутко и прекрасно одновременно: на кровати осыпанная лепестками красных роз спала Кастильо, облачённая в белое свадебное платье...

Спала...

***

Кастильо не хотела приезжать на праздник, но, когда Менсфилд сказал, сколько будет гостей, то поняла: это его шанс. Жутко выручила вернувшаяся из Испании Эби – она как-то обедала с Менсфилдом, да и сама вращалась в его кругах, поэтому навести справки о гостях, которые, возможно, будут на празднике, было очень легко, особенно с интернетом. Но когда Эби привела её в салон с очень дорогими платьями, Кастильо поняла: всё может повториться.

Три месяца назад она не справилась. Она сплоховала, всё вышло из-под контроля. В этот раз не должно. Кастильо не имела права без разрешения копаться в базе данных, к тому же она была на больничном, а вот Паркера просить – подставлять его под удар.

Но уже на пороге засомневалась. Она видела в окнах свет, слышала смех. Неужели и тогда, 15 лет назад их дом выглядел бы так же со стороны?

Сегодня она сдала дежурство, посетила мозгоправа. А толку? Она знает, что он спрашивает и зачем, отвечает ему так, как считает нужным. Кастильо не может по-другому. Это который её визит к психологу? Четвертый? Первый раз – когда пришла из больницы и её мучили кошмары, поэтому мама нашла в Инвернессе психолога, второй раз – да, это после смерти Холли, и тогда вроде бы месяца два, а затем уехала, третий раз – после перестрелки на складе, когда ей порвали ухо, а теперь и после того, как не смогла остановить самоубийцу и получила пулю.

Кастильо собиралась постучать в дверь огромного дома. Её отец живёт в таком же, они жили в таком же, пока их не вышвырнули вон. Но Кастильо приготовилась, как дверь сама открылась, впуская её в тот мир, где нет черного и белого, где всё пёстро и в блёстках. Когда-то они с матерью тоже были его частью. И на пороге этого мира стоял потерявший дар речи Менсфилд, а значит, старания Эби и парикмахера оправдались.

И тогда приехал Реджинальд Нэш. Кастильо заметила его возбужденное состояние и поймала взгляд.

В тот раз Менсфилд дал подсказку, в этот раз Кастильо разыскала информацию сама. Она составила целый список его друзей, семьи, потому как для Редженского палача – это хороший шанс напасть снова. И не просто напасть, а наказать Менсфилда за ночь с Кастильо.

Единственные люди, с кем была знакома Кастильо – Менсфилд и Нив. Остальных она изучила с помощью интерната и Эби, составив краткое досье:

Ноа Тёрнер, 30 лет, совладелец яхт-клуба, часто выходит в море, разведён, есть сын, с которым запретили видеться после того, как мальчик едва не утонул.

Пейдж Парсон, 29 лет, директор успешной собственной страховой фирмы, не замужем.

Элиот Портер, 30 лет, профессиональный игрок в регби, женат, часто изменяет.

Джанетт Озборн, 29 лет, известная ведущая ток-шоу в Лондоне под псевдонимом Леа Озборн, не замужем, ходят слухи о её срывах на работе.

Стэнли Тафт, 29 лет, владелец сети ночных клубов и баров, не женат, в последнее время мало посещает собственные заведения, ходят слухи, что у него проблемы со здоровьем.

Реджинальд Нэш, 30 лет, успешный адвокат, совладелец адвокатской конторы в Манчестере, Ливерпуле и Шифе. Абертрей Данди, бабник.

Харви Уокман, 30 лет, совладелец семейного дела закрытого загородного клуба для мужчин, женат. У Генри в отделе нравов этот клуб проходит, как тайный бордель.

Мария Сантьяго, 25 лет, фото-модель, жена Уоквама, по сплетням часто изменяет ему.

Отдельно написала и про семью Менсфилд:

Адам Менсфилд, 64 года, президент «Менсфилд-групп».

Карен Менсфилд, 60 лет, жена Адама, светская дама, меценат.

Итан Менсфилд, 37 лет, вице-президент «Менсфилд-групп», женат, имеет троих детей. Играет в теннис.

Кейт Менсфилд, 37 лет, жена Итана, ландшафтный дизайнер.

Сара Менсфилд – 10 лет. Шон Менсфилд – 8 лет. Эдгар Менсфилд – 4 года.

Чарли Менсфилд, 33 года, заместитель директора в «Менсфилд-групп», игрок в поло, держит конюшню.

Шарлота Менсфилд, 26 лет, жена Чарли, беременна.

Хейзел Менсфилд, 26 лет, глава отдела разработок в «Менсфилд-групп». Занимается музыкой – кларнет.

Эмили Менсфилд, 20 лет, студентка, тусовщица, фотомодель.

Остальное они выдали сами. И зависимость от алкоголя, и рак, и успокоительные, но она не знала ничего об Нэте Куине. Однако почему-то он казался ей знаком, даже имя звучала как-то знакомо. И тогда она бросила все силы на то, чтобы понять, кто он и чем занимается. Поняла только, что он очень наблюдателен, немногословен, изучает и оценивает. Такое она видела у своего мозгоправа. И тогда она решила попытать счастье, и весь вечер она играла с ними. Она заметила, как Реджи занервничал, когда она сказала кем работает. И затем, как отлучилась по работе. Ей тогда сообщили о трупе в лесу неподалёку. Да, она не на дежурстве, но имеет права выбора. И то, как к ней подошел Реджинальд, сказало о многом.

— У меня замечательная коллекция вин с 85 года. Не хотите попробовать? — спросил он, подкравшись сзади к Кастильо, когда она нажала на «отбой».

— Такую ценность привезли сюда? — Она следила за его реакцией.

— Нет, глупышка, у меня дома. Не хочешь сбежать отсюда?

Его руки тянулись к ей плечам, но Кастильо небрежно оттолкнула их.

— И сколько говорят «да» на подобный подкат?

— Можем и здесь уединиться, если не против, — его рот исказила похотливая насмешка.

— Последнее моё уединение с парнем плохо закончилось: он умер, а я попала в больницу. И на вопрос «уединения» скажу: я приехала к очень хорошему человеку на его День Рождения, я ценю и уважаю его. Здесь есть и другие «жертвы», подкатите к ним – там шансов больше уединиться.

Она обошла его, а её трясло. С трудом она согласилась взять с собой Менсфилда, говорила с ним, она разоткровенничалась с ним, но почерк, несомненно, Флориста. И когда они возвращались, то её стало страшно. Она боялась войти в дом, и брызги на скатерти от красного вина будто бы заставили её вернуться. Нет ничего проще, чем вытащить те ужасные воспоминания и проверить реакцию окружающих, прикинувшись сумасшедшей. А ей и не нужно было прикидываться. Она, правда, стала раздумывать, как удить двадцать с лишним человек. Но ей было страшно за детей. Они с Нив вспомнили то время, когда не хотели идти на юбилей деда, где всем перерезали горло. И её младшим братьям.

А ведь, правда, Редженкий палач мог решить, что это Нив и напасть на неё в тот день, и Кастильо должна помнить его лицо... но чертов мозг решил иначе, и отгородился от стресса и боли, стерев воспоминания о чудовище.

Но она это сделала! Она поймала преступника, раскусила его. И Реджи дал дёру. Они бросились за ним с Нив. Удивительно, как рок-певица неслась через пролесок за ним и как смогла сбить с ног, а он её дева не задушил. Но это была победа. Победа Макбинов.

Кастильо сидела напротив закованного в наручники Реджинальда Нэша. Хотел уединения с ней – получай. Только так.

Они долго друг на друга смотрели. Кастильо уже видела приблизительную картину того, как он измывался над девушками, калечил их, насиловал. Может, Холли и была права насчёт его внешности, но затем Кастильо вспомнились и другие её слова в адрес парня:

— Хоть все и говорят, что переспать с ним – это мечта, но он какой-то странный, слишком красивый. И от этого жутко. Такие, как он, испорченные...

— Я ничего не скажу, — заговорил Нэш.

— Ты уже говоришь. Нет, — Кастильо улыбнулась, — ты уже многое рассказал мне. Из родителей только строгий отец, от которого помощи не жди, насилие со стороны мачехи – издевалась, как могла. Забитый тихоня в школе, а вот в Абертрей Данди стало посвободнее, но травмы остались. Ты был разбитым и сломанным. И ненавидел себя. Тогда вы и встретились...

— Я ничего не скажу, — повторил Нэш.

— Разумеется! Он же запретил со мной говорить, да? А, нет, не так. Ты снова сломался. Почти 10 лет ты... калечил женщин. Ты был хорошим творением, — Кастильо заметила, как напрягся Нэш, — а сегодня попался с поличным.

— Я не понимаю, — сказал Нэш, но взгляда не отвёл, Кастильо улыбнулась.

— Ты же хотел уединиться со мной – довольствуйся! Здесь только мы с тобой. Совсем скоро ты меня не увидишь: я не буду вести твоё дело, — объяснила Кастильо, заметив, как изменилось выражение лица Нэша, он сильно удивился, видно не ожидал. — Тобой займётся кто-нибудь другой.

— То есть? — спросил Реджинальд.

— У меня нет никакого желания разговаривать с убийцей подруги, к тому же у меня с напарником личная заинтересованность – ты убил его сестру, — ответила Кастильо с улыбкой. — Нас отстранят, а с тобой до посинения будут работать другие, и им ты будешь повторять своё «без комментариев» или «я ничего не скажу». Улики мы собрали: в этот раз ты был слишком самоуверенным и наследил. И, к слову, — сказала Кастильо, поднявшись со стула, — я взгляну на твою коллекцию вина 85го. Это ведь там ты прячешь «трофеи», не так ли?

Ей не нужно было слышать его ответ – за него всё сказали глаза, микромимика, поведение. И она передала его в руки коллегам. Но когда его уводили, то, что он закричал, заставило Кастильо сорваться. Она видела столько убийств, столько различных способов, что перед глазами поплыло. Ей хотелось до него добраться. Ведь он подтвердил свою связь с Палачом...

Но Менсфилд её опередил, а Нив поймала и не отпускала.

Её могли уволить за причинения вреда...

Но цель ещё не достигнута. Редженский палач на свободе!

Рано!

И их, правда, отстранили у всех на глазах. Небывалый позор...

Кастильо не волновала ссадина на щеке грязные ноги, испортившееся дорогое платье. Она молилась, чтобы план удался, ведь Нэш знал её настоящее имя. Чёртово настоящее имя знали все, с кем она пересекалась, все, кто передавал ей «привет». И от этого появилась теория о том, что Палач не называет её Алвой Кастильо, а по-прежнему обращается к ней «Азалия».

А могло ли её имя стать отправной точной для «фирменного» жеста Флориста?..

Перед тем, как уехать её нагнала сестра Менсфилда – Хейзел. Красивая, очень эффектная. Насколько помнила Кастильо, они ровесницы. Заправив за ухо светлый локон, Хейзел начала:

— Это не моё, конечно, дело, но это правда? Реджи – убийца?

— Нет, Реджи – серийный маньяк, насилующий и убивающий женщин ради удовольствия и оставляющий им цветы, — ответила Кастильо.

— А Аарон знал об этом, ведь так? — наивно поинтересовалась Хейзел.

— Нет, это выяснилось сегодня. Мне очень жаль, что я все испортила, — в который раз извинилась Кастильо.

— Ну, — задумалась Хейзел, — сегодня я услышала от Аарона нечто интересное: при виде тебя, он дар речи потерял, однако расщедрился на комплимент – он так редко делает их женщинам...

— Могу поспорить: он постоянно твердит, что я красивая, — пожала плечами инспектор.

— Красивая? — нахмурилась Хейзел, а затем будто бы не веря, посмотрела на брата. — Именно «красивая»? Другим он говорит что угодно «чудесная», «роскошная», «хорошенькая», но не «красивая». Так он обычно говорит только маме или нам. Для него сказать кому-то «ты красивая», равнозначно сказать «я люблю тебя».

И Кастильо спросила. И услышала ответ. Ей стало противно. От себя самой. У неё столько секретов, столько черных тайн, от которых никак не избавиться, сколько грехов, а тут слово «красивая» всё это время значило нечто другое. И ей пришлось рассказать о горьком первом опыте. Ей не хотелось быть идеальной, ей не хотелось быть красивой. Ей хотелось быть собой...

И её таковой приняли.

Кастильо поднялась к себе. Она зверски устала в эмоциональном плане. Но усталость перебороло желание выпить. Однако никак не могла выкинуть следующем ходе Редженского палача. Он должен напасть на неё, должен лично дать о себе знать, поскольку Кастильо поймала его лучшую марионетку. Его следовало называть Кукольник, а не Редженский палач. Мастерство манипуляций достойно признания. Особенно взгляд.

Она видела его взгляд.

Он сегодня передавал ей «привет».

И в следующий раз должен лично поздороваться с ней. Но как скоро?

Приведя себя в порядок в ванной, и оставив там платье, Кастильо поднялась в спальную зону, открыла шкаф...

Не так скоро!..

Ей показалось, что пол продавился под тяжестью веса. Кто-то стоял у неё за спиной, но предотвратить нападение и обернуться ей не дали. Она погрузилась в сон...

— Азалия! — доносился голос откуда-то со стороны.

— КАС! — прокричал голос Паркера.

Её трясли за плечи, били по щекам. Кастильо с трудом пришла в себя. Во рту стоял отвратительный привкус, тело почти не слушалось, чувствовалась страшная слабость. Да вот только что полиция, врачи и криминалисты делают в её спальне?

— Кастильо, не паникуй! — сказал Джо Галбрейт, он тоже очень устал.

— Алва, постарайся не двигаться, — просила Дженни, проводя манипуляции с кисточкой. — Я сейчас сниму с тебя отпечатки, если, конечно, он наследил... но платье зачётное.

Кастильо с ужасом смотрелась. Кругом лепестки алых роз, подушка украшена цветами, и она в платье. Белом. Чёртовом. Платье!

— Он был здесь, — сказала Кастильо, осматриваясь по сторонам.

— Мы это уже знаем, — сказал Паркер, устало потерев переносицу. — Менсфилд заметил, что ты трубку не берёшь, решил заглянуть, а у тебя дверь открыта. Ты понимаешь, что это – место преступление, его опечатают и досконально изучат. Так же тебе придётся пока пожить где-нибудь в другом месте...

— Понимаю, — ответила Кастильо, но сейчас её не интересовало, где она будет жить, больше волновало платье – хотелось поскорее его снять. Сжечь.

Он считает меня – своей невестой? Какая мерзость!

Процедура снятия отпечатков заняла полчаса, но на Кастильо ничего не нашли. Затем на ватных ногах она спустилась в ванную, чтобы переодеться в спортивную одежду, захваченную Дженни из участка. Рассказала, что знала, и отдала ключи от квартиры констеблям.

Уже в коридоре она осознала, что ей некуда идти. Мама в Оксфорде, Эби вроде сейчас в Шире, а отец... знать не должен. Нив, наверное, приехала к своему отцу, чтобы рассказать, что случилось, их тревожить тоже нельзя. Так что, прислонившись к стене, Кастильо сползла по ней и уселась на пол. Ей было страшно. Победа над Флористом – поражение с Редженским палачом. Она закрыла ладонями лицо.

Её трогали.

Страшно хотелось помыться.

— Идём, — сказал голос Менсфилда, а руки помогли подняться.

Он молчал. Как в первый вечер знакомства, когда она спасла его и подвернула ногу, едва не упав с лестницы. Он прикладывал ей лёд, затем вызвал такси и отправил домой. И это было весной. Сейчас осень, Менсфилд с перевязанной рукой, на которую она так же несколько часов назад прикладывала холодный компресс, увозил её на такси из дома. История повторяется, но в обратном порядке.

Кастильо пришла в себя уже стоя под горячими струями в гостиничном душе. Всё верно, Менсфилд привез её в свой номер. Дал ей новую мочалку, которой она растирала кожу до красна, только бы стереть чужие руки.

Ей казалось, что этот день никак не кончится. Какой там день! Всё началось весной, когда она согласилась помочь Генри с аукционом, это и стало отправной точной её мучений. Все настолько вышло из-под контроля, что невозможно понять, а было что-то в её жизни так? Она переспала с незнакомцем, затем они узнали друг друга на очередном деле об убийстве, Менсфилд стал их «балластом», он же разузнал о ней почти всю подноготную, познакомился с её мамой, затем всплыли убийцы её семьи и подруги, а и вот ещё – её ранили, а теперь переодели как куклу!

Кукловод, а не Редженский палач...

Кастильо поёжилась. Ей казалось, что она плохо помылась, словно всё равно кто-то прикасался к ней. Если и сможет подремать этой ночью, то снова будет просыпаться от очередного кошмара.

За окном погода испортилась. Дождевые капли стекали по стеклу, оставляя разводы. А ещё в отражении был виден Менсфилд.

— Иногда тебе нужно отпускать ситуацию, — сладко произнёс Менсфилд.

Почему она не заметила, в какой момент он подошел сзади и сказал ей это едва ли не в ухо. Она с осторожностью повернула голову, перед ней в тусклом свете его лицо выглядело как скульптура Люцифера, которую церковь посчитала слишком красивой. Менсфилд с жадностью разглядывал её губы, а его дыхание обжигало кожу. Кастильо прикрыла глаза. Она ни на что не надеялась, а что между ними может произойти, когда они наедине?

Жар тела и близость мужчины заставляли сердце биться сильнее. Особенно если учесть не вовремя вылезшие из глубин разума воспоминания о страстной ночи и их близости в этом самом номере. Вон на том ковре...

Мягкие мужские губы накрыли её, и тут же язык принялся исследовать открытую территорию, дотронулся до зубов и погладил верхнее нёбо, а потом отступил.

Кастильо распахнула глаза то ли от испуга, то ли от разочарования, что все так быстро закончилось. Но стоило ей увидеть Менсфилда, его удушающую ухмылку на лице и раздевающий взгляд, как сдалась. Она сама прильнула к его губам и повторила его действия. Однако не слишком-то умело. За все эти годы кавалеров у неё почти и не было. Только он один. От осознания жар нахлынул к её щекам. Заметив это, Менсфилд прищурился, ему пришелся по вкусу отзеркаленный поцелуй. И его возбуждала она. Менсфилд схватил за плечи девушку и прижал к стене возле окна.

Резкость его действий испугала Кастильо, она уставилась на Менсфилда, совершенно не отдавая себе отчет, насколько в это мгновение для него она выглядит невинной и соблазнительной. На какое-то время она растерялась, заметив это, уголки губ Менсфилда поднялись вверх.

— Сущий дьявол! — прошептала Кастильо, попадая в плен его чарующей улыбки. Его прохладные ладони возбуждали её ласкающими движениями вниз по плечам. Тянущее чувство внизу живота стало невыносимым, между ног пульсировало и горело от боли.

— Лично для тебя я не против им быть, — с хрипотой ответил Менсфилд и поцеловал податливые губы. Властно, напористо. Язык скользил в её ротике, он посасывал её нежный язычок, и прикусывал, и снова лизал.

Кастильо казалось, будто она тает, её трясло, а в горле застыл крик. Умоляющий крик прекратить боль. Алва обняла Менсфилда, обвила руками его шею, пальцы запутались в волосах. Мужское колено оказалось между её ног, а то, чем он прижимался к ней, выдавало его желание.

— Ах! — не выдержала Кастильо, впившись в плечи мужчины, ноги не держали.

Мужские руки заскользили по талии, задирая футболку, которая вскоре отправилась куда-то в угол. Менсфилд едва держался. Боль усиливалась, требовалась срочная разрядка. Он прикусил губу Кастильо, а затем отстранился, чтобы повернуть её к себе спиной и прижать телом к стене.

О, как он давно мечтал об этом!

Да, идеально!

Его бедра оказались вплотную к её аппетитным ягодицам. Он потёрся, девушка заёрзала, предприняла попытку хоть немного отодвинуться от стены. Длинные шелковистые волосы щекотали его лицо и шею. А Менсфилду хотелось сейчас же войти в неё, заставить кричать, рыдать и стонать от бешеных движений, а самому избавиться от нестерпимой боли.

Непристойная картинка, засевшая в его воображении, заставляла желать девушку сильнее. Она ведь уже его, так в чем проблема? В её эмоциях. Она напугана маньяком. А не воображает ли этот больной извращенец подобные картины с ней? Это взбесило Менсфилда.

Зубы впились в нежную кожу шеи. Язык легко очертил следы укуса, словно зализывая раны, а затем яростные поцелуи оставили алые засосы. Руки расстегнули лифчик, в ладони идеально легли полные упругие груди, холодные пальцы ласкали соски. Кастильо откинула голову назад, положила ему на плечо и страстно выдохнула в шею.

Правая рука с силой сжала сосок, отчего девушка вскрикнула, затем медленно опустилась вниз, очерчивая выпирающие ребра и подтянутый живот, скользнула в штаны. Там ожидала промокшая насквозь ткань.

— Плохая девочка, — прошептал Менсфилд тягучим голосом и прикусил ухо девушки, от чего та вздрогнула.

Пальцы нежно провели по промокшей ткани, а с губ Кастильо вырвался судорожный стон, она часто задышала. Левая рука продолжала играть с грудью, кончик языка прошёлся по чувствительной порванной ушной раковине. Менсфилда забавляли её частые вздохи и слабые стоны. И соблазняли.

Руки оказались на спортивных штанах Кастильо и стянули их вниз с предательски мокрым бельём. Прижавшаяся к стене обнаженная девушка готовая к безудержному сексу – наивысшая форма искусства.

Менсфилд расстегнул брюки, давая свободу возбуждению. Член жутко болел, сочился влагой и жаждал оказаться в Кастильо. Мужчина улыбнулся от осознания, что вот-вот его мечта осуществиться. Расположившись между ног, он потерся о её влажные бедра. Движения становились жёстче. Ширинка брюк натирали нежную кожу, на ягодицах появились красные отпечатки. Кастильо затряслась в его руках, повлажнела ещё больше, особенно когда вмешались пальцы мужчины. Громкий вскрик сообщил, что она готова.

Менсфилд не сдержался и облизнул пальцы, а затем поцеловал Кастильо, посасывая её язык. Оба давно хотели друг друга. Жаждали слиться, и оба прятали свои чувства, но если Кастильо пыталась схоронить все улики по потаённых шкафах, то Менсфилд старался показывать свои чувства осторожно, чтобы не спугнуть добычу.

Одно неосторожное движение, и она сжимает его, ловит в сладкую ловушку. Менсфилд начинает двигаться медленно. Кастильо вскрикивает, пытается обернуться, но мужчина непреклонен. Неторопливо двигаясь, он срывает с себя рубашку, спускает брюки и прижимается горячим телом.

С губ Кастильо срывается сладкий стон, когда на неё навалилась гора из стальных мышц, а с виду и не скажешь, что Менсфилд накачен. Его руки обхватили её тело, огородили от холодной стены, а толчки стали чаще, и вдруг прекратились. Менсфилд развернул её к себе лицом, подхватил за бёдра и продолжил яростное движение.

— Вы когда-нибудь занимались сексом на полу?

— Нет.

— А у стены?

— Нет.

— Скучно живёте, мисс. Давайте так: начнём с пола, здесь нужна лёгкость, а у стены попозже, когда захотите попробовать по жёстче.

Кастильо закричала. Ногти вцепились в бугрящиеся мышцы, дыхание участилось. Менсфилд продолжал неистово двигаться в ней, неожиданно зарычал и укусил за плечо. Кастильо вскрикнула. Волны жара накрыли её с головой, пальцы на ногах сжались, тело задрожало, спина изогнулась, крик сорвался с губ, а затем всё утихло.

Менсфилд сделал ещё несколько глубоких толчков и издал то ли рык, то ли стон, а внутри Кастильо разлилось тепло. Мужчина вздохнул с облегчением, а девушка почувствовала себя наполненной.

Затуманенным взглядом Кастильо приводила Менсфилда в восторг. Пятна на шее и плечах алеть будут долго. Она, как и при их первом столкновении в отеле, станет носить водолазки с высоким горлом.

— Мерзавец, — выдохнула ему в губы и обняла мужчину, прижалась к нему. В шею она прошептала: — Ненавижу тебя. Опять развел.

Губы мужчины тронула улыбка.

— Неправда, — хрипло произнёс Менсфилд, ещё не до конца придя в себя от страсти. Очень осторожно выйдя из любовницы, мужчина поменял расположение рук и, бережно взяв её, понёс на кровать. — Не слишком ли ты часто ненавидишь меня? Неужели сплоховал, и тебе было не хорошо? — Он опустил её на постель. Улыбка не сходила с его лица, глаза хитро наблюдали за реакцией. — Могу сейчас же убедить тебя в обратном.

— Аарон, — хрипло произнесла Кастильо, — пожалуйста, не улыбайся так, не смотри.

Мужчина нахмурился. Его не удивила просьба, скорее то, как именно к нему обратились. Она так редко звала его по имени, по пальцам сосчитать можно.

— Почему?

— Из-за этого, кажется, что ты живьём меня съесть готов, или затрахать до смерти.

— Тебе не кажется.

— Азалия, — Кастильо посмотрела ему в глаза. — Моё настоящее имя. Ты же хотел знать.

— А почему Паркер и другие так часто называют тебя «Ро»?

— Старая привычка. Из-за созвучности «Азалии» и «Розалии» все родные назвали меня Роз. Я сменила имя в девятнадцать лет.

— Алва Кастильо тоже красивое имя, Азалия ... не знаю, которое мне нравится больше... Алва... Подожди, Алва разве не мужское имя?

— Алва означает «красота».

— То есть ты «красивая крепость»? А Азалия?

— Азалия – «вечность».

Менсфилд закинул руку на талию Кастильо и довольно улыбнулся, а затем подвинул к себе поближе, утыкаясь носом в ложбинку на тонкой шее. Плечи и ключицы покрылись алыми пятнами, однако это волновало Кастильо в самую последнюю очередь.

— Спи, — тихо произнёс Менсфилд и поцеловал в шею.

Впервые за очень долгое время Кастильо почувствовала себя в безопасности, особенно после сегодняшнего дня. Ей ничего не снилось, и спала она крепко. Такое было только под действием обезболивающего в больнице или тогда в Оксфорде, когда она проснулась в одной постели с ним.

Когда Кастильо проснулась, было светло. После дождливой субботы воскресенье радовало солнцем. Лучи беспрепятственно проникали в номер – кто-то предусмотрительно раздвинул шторы. Кастильо осмотрелась. Номер Менсфилда, да, он привез её вчера сюда. Его одежда, костюмы висят в встроенном шкафу. Её спортивная одежда аккуратно сложена на ближайшем стуле. Поскольку это был пентхаус и люксовый номер, то зал был отделён специальной выдвижной перегородкой. Да, именно её в тот раз они приняли за дверь.

С небольшим бумажным пакетом Менсфилд вошёл в спальню, с улыбкой посмотрел на Кастильо и присел на край кровати.

— Доброе утро! — бодро произнёс он. Он. Был. Одет.

— Доброе, — вяло ответила Кастильо. Она не знала, как себя вести.

Менсфилд протянул ей бумажный стаканчик с кофе и бумажный пакет с выпечкой.

— А я уж испугался, что опять уйдёшь, — сказал он.

— Если ты забыл, то тогда я соблюдала контракт, — ответила Кастильо и сделала глоток. — Я долго спала?

— Прилично, чтобы не будить, — как-то расплывчато ответил Менсфилд, наблюдая за ней. — Особенно после вчерашнего. Говорил же, обращаться во время бессонницы.

Он очень соблазнительно рассмеялся, от чего Кастильо невольно залюбовалась. Менсфилд снял куртку, отложил её куда-то в сторону, но глаз от Кастильо не отводил.

— Как к тебе обращаться? — вдруг спросил он. — Азалия или Алва?

— Как ты привык, — ответила Кастильо, откусывая булочку.

— Тогда вы сами виноваты госпожа-инспектор, — рассмеялся Менсфилд. Очень осторожно большим пальцем он дотронулся до уголков её губ и стёр джем, а затем слизнул.

— Снова пытаешь развести? — нахмурилась Кастильо.

— Секс на следующий день после бурной ночи? Госпожа-инспектор, за кого вы меня принимаете? — в тон ей спросил Менсфилд и так же нахмурился. — Я не собираюсь тебя истязать, но если ты настаиваешь...

Его ладонь оказалась у неё на шее, он притянул её к себе и жадно поцеловал. Кастильо было очень стыдно за свои действия, а ещё хуже, оказалось, признаться себе, что всё это время ей хотелось Менсфилда. Ей хотелось его безумства – она устала от смертей, хотелось жить хотя бы так. Ей хотелось не думать о Редженском палаче, и о том, что он вчера навестил её и самолично сказал «привет».

Кастильо пришла в себя, когда губы Менсфилда заскользили вниз по её ложбинке между грудей, а широкие ладони обхватили их и стали мять. Когда его губы нашли белёсые рубцы и розовый шрам от пули на боку.

— Менсфилд... — простонала она.

— Ты знаешь, их можно убрать косметической хирургией или лазером? — спросил Менсфилд и поцеловал самую длинную белую полоску на животе. Говорили, что ещё чуть-чуть вправо, и её было бы не спасти.

— Я об этом не думала, — ответила Кастильо и откинулась на подушки, но её мобильник издал истошный звонок. — Это Джо, я должна ответить...

Менсфилд с трудом оторвался от неё и передал телефон с ближайшего комода. Действительно, звонил шеф.

— Кастильо, — начал стерший инспектор, — приезжай в участок. Знаю, тебя отстранили, но с Флористом-Нэшом наши парились всё утро, он либо молчит, либо просит поговорить с тобой.

— То есть – всё утро? — спросила Кастильо и посмотрела на экран телефона, где в верхнем правом углу высвечивалось 13:43.

— Ты время видела? — шеф на том конце рассвирепел.

— Теперь, да, так я же отстранена, и вчера пережила нападение Палача, не удивляйтесь, если сплю до ужина, — парировала Кастильо и бросила взгляд на Менсфилда.

— Двигай сюда, поболтаешь немного с Нэшом, а потом заглянешь к Арчи Додсону – у него к тебе дело есть, — сказал Джо.

Кастильо отключила мобильник и посмотрела на Менсфилда. Тот улыбнулся.

— Какое-то проклятье, — вздохнула она. — Я никак не могу выйти на работу!

— Значит, в жизни пора что-то менять. Как понимаю, тебе нужно в участок. Одевайся, я отвезу.

Менсфилд поднялся с кровати и направился в зал. Кастильо же очень быстро и очень осторожно схватила свои вещи и скрылась в ванной. Если же ей сейчас попадётся Редженский палач, то она его придушит голыми руками: столько лет соблюдать строгий ритуал по утрам, одеваться со вкусом и неким стилем – а теперь вот, пожалуйста, из всей одежды у неё спортивный костюм и вчерашнее нижнее бельё, которое этот маньяк снять не решился. А вот Кастильо жутко хотелось хотя бы постирать. Трижды.

Когда Кастильо вышла из ванны, Менсфилд ждал её возле входной двери.

— Прозвучит очень странно и не вовремя, но мы можем по дороге заехать в какой-нибудь торговый центр? — спросила она и показала на ветровку. — Я не могу всё время в этом ходить.

Менсфилд кивнул. Они спустились на лифте, вышли из отеля, на парковке Менсфилд проследовал к черному «лендроверу». Внутри Кастильо огляделась. Просторный кожаный салон...

Теперь понятно, почему он с таким лицом садился в моего бедного «жука»...

Поток машин в воскресенье не такой плотный, как по будням, поэтому они очень быстро доехали до торгового центра. Кастильо попросила Менсфилда остаться в «лендровере», а сама забежала в небольшой молодежный отдел, где было и бельё и рубашки. Там нашла вещи своего размера: джинсы, блузку, ботинки, нижнее бельё и сумку. Ушла приличная сумма сбережений. Там же Кастильо переоделась и вернулась в машину.

— Уже лучше? — спросила она, закрывая дверь и пристёгиваясь.

— Намного, — ответил Менсфилд. — У тебя свидание?

— Да, с Реджи. Очень настаивал.

В участок они поднялись вместе, но вели себя как обычно, будто бурной ночи не было. Кастильо сразу же свернула к допросной, а Менсфилд присел на стул возле её рабочего места в отделе.

Кастильо схватилась за дверную ручку допросной, но входить не спешила. Она несколько раз глубоко вздохнула, а затем...

— Эй, Эми, — Кастильо поймала дежурного сержанта, девушку лет тридцати из соседнего отдела, — косметичка с собой? Свою потеряла...

— Разумеется, — кивнула Эми.

В женском туалете Кастильо быстро придала себе должный вид, поправила воротник, чтобы скрыть следы Менсфилда и вернула Эми косметику. Затем снова подошла к двери допросной, сосчитала до десяти и толкнула дверь.

Реджи Нэша заставили переодеться в робу, одежду изъяли для проведения экспертизы, но кровь и волосы, что нашли в багажнике его машины и так красноречиво говорили – виновен. Мужчина же не растерял блеск, продолжал улыбаться и производить впечатление настоящего ангела. Он следил за каждым шагом, каждым жестом Кастильо, она заняла место напротив него, как положено, проверила, работают ли камеры.

— Реджнальд Нэш, я инспектор уголовной полиции Ливерпуля из отдела убийств Алва Кастильо, — начала она процедуру. — Вчера в субботу 6го сентября вас обвинили в серии убийств, опознав в вас почерк Флориста...

— И тебе привет, — перебил он, продолжая улыбаться.

— На счету Флориста только за этот год насчитывают около пяти...

— Хорошо выглядишь, — снова перебил Реджинальд и звучно втянул носом воздух. Кастильо откинулась на спинку стула. Она ждала. — У тебя был секс. Безудержный, как я погляжу. Пока я ночевал здесь, ты трахалась. Не думаю, что Аарон на такое способен, значит, побывала на том аукционе или приняла предложение Мастера. Одно из двух, я прав?

Без тени эмоций Кастильо очень долго смотрела ему в лицо, затем встала с места и озвучила свои действия:

— Мы закончили. Счастливо оставаться!

— Стой! — голос Реджи Нэша прозвучал обеспокоенно, когда она приоткрыла дверь допросной. Кастильо чуть наклонила голову в сторону, а сама закрыла глаза. Для него этот жест означал вопрос – для неё «я посмотрю, как ты пытаешься вести свою игру». Она продолжала держать дверь приоткрытой, словно в любой момент выйдет за порог и оставит его, а сама чуть развернулась, посмотрела из-за плеча.

— У нас с Менсфилдом уговор: он говорит мне имя убийцы и называет хотя бы три причины его таковым считать, — поделилась Кастильо. — Так вот, назови мне хотя бы три причины выслушать тебя, иначе ты больше меня не уведешь. Ни меня, ни Паркера, ни свободы.

Она улыбнулась ему так, как он улыбался ей.

— Я знаю, кто такой Редженский палач, — сказал Реджи.

— Придумай другое. Дальше, — оборвала его Кастильо.

— Он хотел убить Менсфилдов, — сказал Реджи.

— Это я тоже знаю, подумай лучше.

— Он хотел, чтобы Аарон истекал кровью на твоих глазах, чтобы он умер у тебя на руках, чтобы ты осталась одна...

— Ты оглох?! Специально для тебя повторяю: «Я. Это. Знаю». Подумай ещё.

— Я хотел убить Эмили Менсфилд, — скороговоркой выговорил Нэш.

Кастильо закрыла дверь изнутри. Она очень медленно вернулась на своё место и сказала:

— Наконец-то, мы говорим о тебе, а не об этом психе.

— Разве ты не хочешь узнать о нём побольше? — удивился Реджи. — Не хочешь узнать, кто он?

— Передо мной сидишь ты, а не он, мне нет сейчас до него никакого дела, — жёстко проговорила Кастильо, закинув ногу на ногу. — То, что ты его хорошо знаешь, меня сейчас не интересует. Если залезть тебе в голову, то ты хочешь выбить сделку: расскажешь всё про Палача взамен на смягчение, на тебя повесят трёх девушек, на кого ты укажешь, а про остальных за эти десять лет и не вспомнишь. А их – тридцать шесть. Теперь представь, что этот круг – тридцать шесть девушек – намного больше. У каждой из них была семья, родители, братья, сёстры, друзья, парни, возможно, и девушки. Ты читал «Убийство в «Восточном экспрессе»» Агаты Кристи? Гангстер убил ребёнка, мать ребёнка погибла во время выкидыша, отец ребёнка застрелился, считай, пошла цепная реакция. И того гангстера убил не просто убийца, ему отомстили жертвы, а их, вроде, было около двенадцати человек. Он убил одного ребёнка и искалечил двенадцать судеб, а ты убил тридцать шесть девушек. Подумай, сколько ты судеб сломал. В том детективе гангстера зарезали. А если тебя отдать близким убитых... да они тебя живьём разорвут.

— Я не против, если ты будешь в их числе, — улыбнулся Реджи.

Кастильо притворилась, будто бы принюхивается.

— Кажется, опять Редженским палачом потянуло, я пойду, — сказала она и поднялась с места, украдкой наблюдая, как Нэш следит за её действиями. — Да, Реджи, в тюрьме могут оказаться знакомые тех родственников. И почему убийцы и «серийники» не вспоминают о теории шести рукопожатий?

— Потому что умнее тех, кто их ищет, — сказал Реджи, когда Кастильо подошла к двери.

— Однако именно это и губит: вы совершенно не задумываетесь, что найдётся кто-то, кто будет умнее вас, — сказала Кастильо, взявшись за ручку. Как и в первый раз, она оглянулась, посмотрела через плечо.

— Но ты такая же, как и мы, — крикнул Реджи, корпусом подавшись вперёд, когда дверь открылась. — Но разница в том, что ты не такая умная, потому что никого не убивала. Убьёшь – и откроется новая ступень знаний, о которой не имела ни малейшего понятия.

— А я не хочу, — просто ответила Кастильо. — Какой смысл в лёгких загадках, на который так просто найти ответ. Удачи, Реджи. Не проси больше встреч со мной, я тебе не девочка по вызову. Жди открытки.

Кастильо вышла из допросной. Рядом кругами ходил Паркер – его не пускали, иначе полицию могли обвинить в превышении полномочий по его вине.

— Как он? — с нетерпением спросил Паркер, следуя за Кастильо на её рабочее место. — Что говорит?

Кастильо отодвинула стул и осмотрелась. На столе всё осталось по-прежнему. Менсфилд так же вопросительно смотрел на неё снизу вверх. Рука оставалась на спинке офисного кресла. Кастильо не заметила, с какой силой её держала.

— Он, правда, хорошо знает Редженского палача, — ответила она, присаживаясь за стол. — Думал, заставит меня умолять его рассказать что-нибудь о нём.

— И ты...? — Паркер не находил слов.

— Что – я? Я о Палаче не спрашивала, — призналась Кастильо, её голос звучал твёрдо. — Буду ещё ползать в ногах у убийцы Холли! Он на сделку рассчитывал, а я в ней ему отказала.

— То есть – сделка? — нахмурился Менсфилд. — Он хочет срок себе сократить?

— Да, — кивнула Кастильо. — Он сознается в убийстве последней... как её? Её личность установили?

— Ещё нет, — с сожалением ответил Паркер.

— Так вот, он скажет, что убил только эту, про других тридцать пять ничего не знает, — закончила мысль Кастильо, заметив, как лицо Менсфилда изменилась, услышав страшную цифру. — А ты чего хотел? Он же серийный маньяк, за этот год успел пятерых «оприходовать».

— А какой же мотив? — пролепетал Менсфилд.

— Напоминаю, что Реджинальд Нэш, известный более как Флорист, серийный маньяк, а у маньяков нет мотива, только потребность.

В ящике своего стола Кастильо нашла пачку сигарет, которую умыкнула у Паркера тремя месяцами ранее, и показала её Менсфилду.

— Когда мы курим, то успокаиваемся. У него работа напряжённая, так что каждая убитая девушка – эта своего рода сигарета. От этого он получал кайф.

Паркер отобрал у неё пачку и сунул в карман куртки, а сам сел за свой рабочий стол напротив.

— Но почему ты ничего не спросила про Палача? — спросил он.

— Потому что я знала, что он мне скажет, — ответила Кастильо. — В принципе, ничего нового. И теория подтверждается.

— Теория? — спросил Паркер.

— Да, — Кастильо откинулась на спинку кресла, — Редженский палач хочет, чтобы я начала убивать. Ты помнишь содержание разговора с Эммануэлем Мартинесем: он хотел, чтобы я застрелила его. Реджи сказал примерно то же самое. Если я начну убивать, то стану умнее.

— Кастильо! — прокричал Джо через половину отдела. — Тебя Арчи хочет видеть. Быстрее!

Кастильо тяжело вздохнула и поспешила в информационный отдел этажом выше. Спец по информационной безопасности симпатичный Арчи Додсон в тонких очках и клетчатой рубашке не слишком-то был похож на устоявшийся стереотип программистов. Навскидку они были ровесниками. Его контора была захламлена различной техникой и проводами, витал запах пыли.

— Давай свой телефон, — сказал Арчи, протянув руку, но от монитора не оторвался. Кастильо вложила ему в раскрытую ладонь новенький мобильник. Из-за того, что карман джинсов от крови из простреленного бока намок, телефона хватило на два звонка, а дальше он накрылся. Пришлось купить новый.

— Что-то не так? — спросила Кастильо, присаживаясь на стул рядом.

— Хорошо, что ты сидишь, — заметил он, проводя манипуляции с её новым телефоном. — Я тут Паркера утром попросил твой старый мобильник привезти. В кровище весь. Ужас! Хорошо, что не выкинула. Я его проверил, и... — Арчи прямо посмотрел на Кастильо, — ты в курсе, что тебя слушали?

— В смысле? «Жучок» стоял? — растерялась Кастильо.

— Приложение. Никто же не читает инструкцию, что устанавливает, вот тебя и слушали. На новый не поставили. Ты тот теряла? Давала пользоваться кому-нибудь?

— Один раз где-то обронила, — стала вспоминать Кастильо, — но мне тогда вернула какая-то девушка. Вроде в кафе дело было... не знаю.

Менсфилд привёз Кастильо назад в номер разбитую. Она видела, как наблюдает за ней, осторожничает. Даже за ужином по дороге в отель она выглядела несколько растерянной.

Её слушали всё это время...

Удивительно, что в доме не нашли ни камер, ни прослушки, но означает ли это, что она была на шаг впереди Палача? Выходит, что он знает о ней только поверхностно, знает её круг общения, предпочтения, кем работает, её настоящее имя.

Когда Кастильо устало легла на кровать в нижнем белье и укрылась, то стала наблюдать за Менсфилдом, работающим в зале. Он сидел на диване перед камином, возле которого на шкуре они впервые были близки после аукциона. Он сидел под светильником, что-то проверял в бумагах.

Но когда Кастильо закрывала глаза, то снова оказывалась на полу в его доме при толпе гостей. Снова обрызганная скатерть, перекошенные лица разоблачённых друзей Менсфилда. Как она следила за Нэшом.

Матрас просел под тяжестью веса. Кастильо открыла глаза. Кругом царил мрак, а мужские губы коснулись виска в легком поцелуе.

— Это я, не пугайся, — голос Менсфилда как и прежде обволакивал, но теперь ещё стал настолько родным.

Крепкие руки обняли её, прижали к телу. Здесь не было страсти или власти, только забота и нежность. И в этот раз ей не будут сниться кошмары. И утром она встанет на работу с Менсфилдом, он довезёт её до участка, она отработает, займётся бумажной работой, а после заглянет к мозгоправу, а затем, её, возможно, встретит мужчина, что обнимает сзади.

Но Кастильо и представить себе не могла, что у кого-то будет в планах на завтрашний день в светлом кабинете пропитать ковёр кровью из перерезанной сонной артерии...