Coldplay [Холодная игра]

Смотри, дорога ведет наверх,

Смотри, звезды сияют на небосводе,

Я вижу твой румянец

И умираю от своих желаний,

Всё, что я знаю сейчас –

Я просто люблю тебя очень сильно,

Очень сильно, так, что даже больно,

О да, да, да.

Люблю тебя так сильно, что даже больно...

Coldplay - Ink

Впервые на своей памяти Кастильо смогла выспаться. Ночью ей снился очередной кошмар, снова кто-то склонился над ней и резал ножом. По большей части ей снилась память о боле. Однако всему этому ужасу пришел конец. Тьма развеялась, она очутилась в светлом доме, в котором жила с мамой до того чудовищного инцидента с подругой. Тогда она познакомилась с Паркерами и была счастлива. Очень счастлива. Пригород Инвернесса оказался очень светлым, цветущим. Это настоящая сказка.

Открыв глаза, Кастильо чувствовала тепло, солнце заполняло комнату, с улицы доносились голоса пробужденных трудяг и студентов.
Кастильо не сразу поняла, что что-то ей мешает вздохнуть. На ее талии покоилась мужская рука. Затылок щекотало чужое дыхание, Кастильо предприняла осторожную попытку выбраться на волю.

— Не ерзай, — проговорил хриплый мужской голос.

Господи, что вчера произошло?!

— Объяснишь?

Кастильо ощутила, как стальное кольцо рук крепче прижали ее к крепкому телу. Менсфилд потёрся щекой о её голову.

— Разумеется, только ты не поверишь.

— Да говори уже!

— Ты что ела, что тебя кошмары мучили?

— То, что ты сам вчера приготовил!

Кастильо дернулась, попыталась выбраться из рук Менсфилда, но тот не отпускал.

— Просил же не дёргаться. Из-за тебя я не выспался. Ты всю ночь стонала и кричала. И не я был тому виной, что жутко обидно.

Наконец-то она вырвалась, хотя это её отпустили. Она прекрасно помнила под ладонями бугрящиеся мышцы, подтянутое крепкое тело, к которому явно прижималась всю прошлую ночь, а не только в ту роковую.

Менсфилд откинулся на подушку с довольным лицом, будто бы между ними было нечто серьёзное. В принципе, если смотреть шире, то быть убаюканной мужчиной, в то время как не можешь избавиться от реалистичного ночного кошмара, притом тобой не воспользовались, это... интимно... даже слишком...

Хлопнув дверью в ванную так, чтобы до уха долетела жалоба косяка, Кастильо включила воду и долго смотрела на тонкую прозрачную струйку, а затем сполоснула лицо холодной водой.

Не воспользовался...

Он пошутил, но не стал заходить далеко.

Не стал пользоваться возможностью, когда она была беззащитна.

Эти, казалось бы, незначительные действия откопали со дна памяти помимо воспоминаний о нём и Холли, и скотину Фредди, с которым умудрилась завязать отношения.

Об неё вытерли ноги и сорвали овации.

Когда-нибудь этот сучёныш допрыгается!

Приходит в себя Кастильо только после контрастного душа, смыв липкий холодный пот и ночной кошмар. И неприязнь к бывшему. Это ведь из-за его очередного прихода в участок она решилась на такое, о чем теперь жалеет, хотя Эби просила этого не делать, а воспринять ситуацию, как приключение. Из-за своей глупости она совершила ещё одну, которая сейчас находится в номере.

Менсфилд на удивление был очень внимательным любовником. Тогда он осторожничал с ней, пока не нашел нужный ритм, пока не понял, что не сломает её ненароком, пока не дал себе волю, когда она попросила оставить приличия за порогом. Как там пелось в какой-то джазовой-блюзной песни, которую любила Эби? «Мне в постели не нужен Будда, мне нужен Чингисхан!».

Внимательным любовником...

Стоя под холодными струями душа, Кастильо усмехнулась.

У неё был только один мужчина, с которым она протянула полтора года из-за своей глупости и идиотизма.

Похлопав себя по щекам, Кастильо задвинула подобные мысли далеко в потаённые уголки сознания и привела себя в порядок. Она устала от постоянных черных полос в жизни. Возможно ли, что она родилась такой?

Выйдя из ванны, Кастильо заметила Менсфилда, говорящего по мобильнику. Он стояла возле окна, наблюдая за людьми на улице. Хорошо, что хотя бы оделся. Да, он не залез под её одеяло, а укрыл и себя и её своим. Но под одеялом были только боксеры. Теперь же Менсфилд облачился довольно просто: джинсы, так выгодно подчеркивающие его длинные ноги и белую рубашку, последнее видно просто накинул, но не застегнул

— О, нет, приятель, я сейчас не в Ливерпуле, — смеясь, сказал он. — Заехал в одно чудное местечко по работе.

Менсфилд топтался на месте. Босиком стоять на холодном ковре, игнорируя ковер, этого Кастильо не понимала. Ей нужно было позвонить матери, предупредить, что немного задержится, но то, о чём она попросила сделать ещё вчера вечером, профессор Скай Фрейзер обязательно сделает.

Кастильо невольно залюбовалась стоящим спиной к ней Менсфилдом. Сказка! Шире в плечах, чем этот сученыш, и не качок, как многие.

Нужно думать о деле!

Спустившись в паб «Лис и гусь», Кастильо заказала завтрак на двоих. Затем села возле окна. Через десять минут её оповестили, что половина заказа выполнена, а ещё через пять спустился Менсфилд.

— Прости, по работе позвонили, прошлось срочно проверить почту, — сказал он и заметил жест бармена, что заказ можно забрать, что он и сделал.

— Спасибо, — улыбнулась Кастильо, когда Менсфилд поставил перед ней тарелку с беконом и яичницей.

— Я ни чего не пропустил? Как спалось?

— Не смешно.

— Я серьёзно спрашиваю.

Кастильо заглянула ему прямо в глаза. Да, его чертовы глаза не врут, да и лицо тоже. Мужчина выглядел обеспокоенно.

— Снилось сначала, будто резали, а затем подвесили, прикололи, как листок бумаги булавкой к стене, — ответила Кастильо и дунула на выбившиеся локоны. — А потом... потом я оказалась дома с Холли и Роном. Давно так не высыпалась.

— Рад, что смог помочь, — хитро улыбнулся Менсфилд. — У вас бессонница – обращайтесь.

С улыбкой Кастильо помотала головой.

После завтрака они направились обратно в университет. Там уже кругом сновали полисмены, констебли, сержанты, инспекторы... Дело громкое.

Их остановил седеющий мужчина в пальто и костюме лет сорока.

— Брайн Эллакот, старший инспектор отдела убийств городской полиции Оксфорда. Я могу задать вам пару вопросов? — он показал своё удостоверение и смерил их таким взглядом, под которым невольно говоришь «да».

— А-а, это я, значит, с вами говорила, пока ехала сюда по М5, — оживилась Кастильо и ползла за удостоверением в карман. — Алва Кастильо, инспектор отдела убийств городской полиции Ливерпуля. Не преисполнении. Личный номер 1-1-2-3-1. Приехала сюда, чтобы повидаться с профессором Скай Фрейзер, это моя мама.

Старший инспектор окинул её тем же взглядом, каким на неё смотрел и её собственный шеф Галбрейт.

— Чего вам?

— Хотела бы узнать, как идет расследование.

— Тогда не вам мне говорить, что о ходе расследования вправе знать только родственникам убитой, — сухо ответил Эллакот.

— Я хочу лишь знать, что вы не подозреваете мою мать в убийстве.

— Вы заинтересованы, потому что убита Исла?

— Потому что убита Исла, — повторила за ним Кастильо. — Да, я знаю, что вы раскопали на мою мать и что мы пережили, но то, что произошло вчера, не имеет к нам никакого отношения. И у Фрейзер есть твёрдое алиби: она была в Америке, вернулась в четверг ночью, а утром ушла на пары и не заходила в свой кабинет. Насколько я помню, камеры установлены в коридорах.

— Я нарушу устав, и вы младше по званию.

— Тогда я позвоню своему суперинтенданту Джеку Макбину, Макбин позвонит вашему суперинтенданту, а он позвонит вам. Давайте, не будет утруждать звонками наших шефов в субботу, особенно в такое прекрасное утро. Просто покажите мне место убийство, или фотографии оттуда. Если возможно, и Ислу. И я помогу.

Кабинет профессора Фрейзер был опечатан. Старший инспектор Эллакот снял пломбу и разрешил войти, но только в перчатках. Разработанный план по проникновению сюда через соседний кабинет, а точнее через окно, Кастильо стался про запас. Она порадовалась своему дару убеждения и милому лицу. И ещё связям.

Дверь в небольшой кабинет профессора была открыта, там к столу приделали выставочную аркбалистру, большой арбалет, с которого сняли колёса. Притом этот арбалет являлся собственностью университета, их, на памяти Кастильо, вроде было два. Один стоял в зале, а другой на складе, вроде сломан. Здесь одно из «плеч» было заменено.

Стена напротив двери в кабинет профессора была в крови. Огромная вмятина в деревянной панели, какими была оббита приёмная, идеально вписывалась в наконечник метательного копья, чем и была убита Исла Мейси. Очень осторожно по оставленным пластиковым «островкам» Кастильо дошла до стены и встала на место жертвы. Ровно напротив неё стояла аркбалистра. Менсфилд и Эллакот оставались стоять в коридоре, наблюдая за действиями инспектора Ливерпуля. Кастильо позвала Менсфилда

— Встань туда, — попросила Кастильо, кивнув на кабинет профессора.

— Хочешь, чтобы я подошел к этой штуковине? Прицелился и выстрелил? — уточнил Менсфилд.

— Да, — ответила Кастильо.

Девушка тогда открыла дверь, даже не задумываясь, что в буквальном смысле открыла дверь смерти. Механизм спускового крючка – обычную верёвку – отвязали сразу же и увели на экспертизу.

Менсфилд встал возле аркбалистры и сделал вид, что целиться.

— Мистер Эллакот, — подала голос Кастильо с места жертвы, — а окно в кабинете профессора было закрыто?

— Да, наглухо, — ответил старший инспектор, продолжая наблюдать за незваными гостями.

— Менсфилд, а теперь встань на моё.

Они поменялись ролями, теперь Кастильо стояла за большим арбалетом, а Менсфилд – возле стены. В голове инспектора Ливерпуля пронеслись мысли, как приверчивали это орудие смерти к столу, как человек целился, как натягивал верёвку. Это в одиночку сделать почти не возможно. Нужен тот, кто мог быть на месте «жертвы», чтобы настроить аркбалистру.

— Мы проверяем тех, кто имел доступ к выставочным образцам, — добавил Эллакот.

Кастильо не отрываясь смотрела на Менсфилда возле стены. Тот, кто сделал подобное, должен обладать не просто доступом, он должен обладать умом хладнокровного психопата. Он должен видеть мучение на лице жертвы, наслаждаться этим, видеть в этом высшее искусство.

— Окна здесь были закрыты? — спросила Кастильо.

— Да, — с раздражением ответил Эллакот. — Сразу же проверили и сняли на предмет отпечатков.

— В кабинет имела доступ только Фрейзер и Исла, — вслух рассуждала Кастильо. Её мысли посетила безумная теория. Точнее две. — Стой там, — сказала она Менсфилду, а сама осмотрела ближайшие полки напротив места преступления в приёмной. От взгляда не скрылось маленький островок посреди пыли. — Здесь была камера. Этот ублюдок следил, скорее, наслаждался тем, как девушку пригвоздило к стене. Он наслаждался муками.

Эллакот бросился к ней и проследил за взглядом. Тут же сообщил своим о находке. Но благодарить не спешил – его упущение.

— Всегда нужен свежий взгляд, — пожала плечами Кастильо и улыбнулась. — Идём, нужно ещё кое-что узнать. И, сэр, — она взглянула на старшего инспектора, — с вас фото убитой.

Только когда они вышли за пределы крыла, где находился кабинет, Менсфилд решился заговорить.

— Как ты поняла, что там была камера? — спросил он.

— Сам подумай: жестокое убийство: в тебя летит не просто стрела, а целое копьё, оно прикалывает тебя к стене на огромной скорости, притом насквозь. Это очень хочется увидеть собственными глазами. И у меня две теории, как она могла пропасть: первое, это то, что окно было открыто, так убийца проник в кабинет и установил аркбалистру.

— Но инспектор сказал, что оно было закрыто, — напомнил Менсфилд.

Кастильо остановилась возле длинного открытого с крышей коридора, откуда можно выйти во двор, где расположились студенты, греясь на траве. Солнце только начинало греть, сегодня обещали тёплый денёк.

— Оно было закрыто, когда они пришли, — ответила Кастильо. — Не стоит упускать из вида то, что его могли закрыть перед приездом полиции. Но в таком случае, у нас все равно есть второй человек – пособник. Иначе, как убийца смог проникнуть в кабинет, если взлома не было.

— А второе?

— Второе? Второе, окно всегда было закрыто. А вот убийца был рядом. Такие психопаты любят наблюдать за мучениями жертвы. Исла умерла в мучениях на глазах у моей мамы. Но кто ещё был в кабинете? Кто мог забрать камеру?

Лицо Менсфилда переменилось. Эта перемена очень нравилась Кастильо, такое могло значить, что у человека мозги начинали работать в нужном направлении.

— Тот, кто вызвал службу спасения! — осенило его. — Ты это сразу поняла, так почему полиции не сказала?

— Если у моих оксфордских коллег есть мозги, то они уже сами пришли к подобному выводу, и уже взяли этого типа, если нашли доказательства, — просто ответила Кастильо. — Зачем мне говорить им очевидное? У меня выходные, вчера убийство школьницы закрыли, да и искала я другие следы.

— Ты искала следы того, кто оставил следы на тебе? — спросил Менсфилд.

Прикусив губу, Кастильо промолчала. Очень точно слова попали в цель. Да, она искала следы этого урода, который сделал с ней это. Она искала его везде, в каждом убийстве, даже тогда, когда они нашли тело Милли Фейтеры. Перерезанные глотки и множественные ножевые – его почерк, но сейчас-то что не так? Завёлся маньяк-садист?

— Это твой отец?

А вот этот вопрос едва не вышиб почву из-под ног. Кастильо насторожено посмотрела на Менсфилда.

— Ты больной? С чего это взял?

— Просто решил, что раны на животе и то, как тебе обращаются твои старые знакомые, говорит о том, что ты с матерью живёшь под другими именами.

— О-о-о, в тебе есть потенциал, — улыбнулась Кастильо, — но нет, мой отец очень уважаемый человек. И с мамой они в разводе после... того инцидента. Я с ним просто не общаюсь. Но ты прав, мы с мамой живём под другими именами. Но сменили их не после развода, а девять лет назад, когда погибла подруга. Мама тогда решила, что нас преследует кто-то, вот и сменили имена.

— А как тебя звали раньше? — у Менсфилда появилась очаровательная улыбка, которая могла любую заставить говорить правду, но и Кастильо имела ту же технику очарования, включала она её, когда нужно получить что-то быстро и без ордера на руках.

— Роберта? Роксана? Роза?

— Скажу, что и «Ро» только прозвище, а не имя, — хитро улыбнулась в ответ Кастильо.

Пусть помучается. Этому красавчику полезно.

Она направилась в другое крыло, где сейчас находилась её мама. Сегодня она читала лекцию на внеклассном занятии. В строгом костюме профессор выглядела шикарно. Кастильо чувствовала гордость за маму, видя через стекло, с какой жадностью субботним утром её слушают желающие.

На перерыве Кастильо заглянула в аудиторию, чтобы спросить о своих догадках.

— Ты не помнишь, где находился и что трогал этот парень, ну, который нашел вас и позвонил в девять-девять-девять?

Они расположились на первом ряду парт в аудитории. Менсфилд сел на ряд выше, чем мать с дочерью. Какое-то время Скай Фрейзер не могла отвести взгляда от спутника Кастильо, впрочем производил он такой эффект на всех. Однако, догадывались ли они, насколько он хорош в...

— Билл? — удивилась профессор. — Да я на него внимания вообще не обратила, это он меня вывел в коридор. Всё тогда было, как в тумане.

— Тогда бесполезно тебя спрашивать, закрыто ли было окно в твоём кабинете, — Кастильо больше утверждала.

— Да, — кивнула Фрейзер.

— Тогда давай поговорил об Исле? Она не вела себя подозрительно в последнее время?

— Конечно! У неё парень появился, а афишировать это она не хотела, — беззаботно как-то проговорила это профессор Фрейзер.

— А с чего ты взяла, что у неё парень появился? — удивилась Кастильо.

— Как будто не знаю, как выглядят влюблённые дурочки! Очнись! Я работаю с бушующими гормонами, — профессор обвела руками пустую аудиторию, а затем хитро посмотрела на дочь, — к тому же и тебя видела в таком же состоянии, когда ты встречалась с тем козлом. Как его там?

— Фредди, — подсказала Кастильо несколько подавлено.

— Да, Фредди. Если я его увижу, тебе придётся арестовать меня за его убийство с особой жестокостью. Даже эта... этот случай с Ислой...

— Мы поняли тебя, мам, полагаю, на него ориентировку тебе Паркер прислал?

— Да, ношу его фотку в сумочке, когда в пабе, то вешаю её на мишень в дарц, целюсь в глаза, — призналась женщина. — Но Исла правда, не хотела о нём говорить. Да и сама стала уверенней, даже имидж, как я поняла, решила кардинально поменять.

— То есть? — спросил Менсфилд.

— Тату. Она сделала себе тату на запястье, — профессор подняла руки, словно вспоминая, затем подняла левую. — На левом! Точно на левом! Она скрывала сначала бинтами, а затем длинными рукавами. Но я-то заметила.

— А что за тату?

— Толком не разглядела. Круги черные какие-то. Она ничего об этом не говорила. Как-то так.

— Левое запястье, говоришь? — произнесла Кастильо и задумалась. Ей почему-то представилась Сейди Монктон с гипсом на левом запястье, в котором та пронесла в участок лезвие и хотела убить себя, перерезав вены. Неудачно. Теперь после больницы, её перевели в изолятор и тщательно следят за ней. Но чтобы Исла Мейси сделала тату? Девушка-ботанка? С чего вдруг? Да и ради парня?

У неё появился парень...

Стала уверенней, даже имидж поменяла...

Может ли быть такое? Но даже если это не Флорист, то и не Он...

В «Пьяном монахе» сегодня было не протолкнуть, особенно после двенадцати, когда те, кто работал по субботам, вышли на обед. Однако Менсфилд нашел замечательный столик на двоих и сделал заказ. В этот раз платил он, хотя и Кастильо пыталась сопротивляться. Менсфилд заявил, что это благодарность за завтрак, но цены за трапезы значительно разнились. Так что, поедая картофель с отбивной, Кастильо раздумывала над имеющимися фактами.

— Ты решила, что у убийцы так же был сообщник, как и у Монктон? — озвучил мысли Менсфилд.

— Исла и была этим сообщником, — сухо ответила Кастильо.

Аппетит пропал, теперь инспектор ковырялась вилкой в тарелке, размазывая содержимое по поверхности, как ребёнок, в которого уже не лезет. Хорошо, что это не видит её бабушка.

— Почему?

— Как и сказала мама, она изменилась, стала уверенней. Что могла заставить ботана изменить себя?

— Любовь?

— Любовь, но и когда любимый говорит, что что-то значишь. Тут такая же схема, как с Монктон: её, повергавшуюся насилию, заставили поверить в себя. Открыться, посмотреть на мир иначе. Увидеть в уродстве красоту. Тут такая же схема. Бедняжке задурили голову, заставили изменить себя, и она стала невольным участником своего же убийства. Возможно, ей сказали, что подготавливают сюрприз для профессора, поэтому она не заходила в её кабинет на протяжении недели. А тут, когда мама вернулась, то у Ислы из головы вылетело предупреждение, что дверь она не должна открывать. Но она открыла. И погибла.

— А с чего ты взяла, что целью была твоя мама? — нахмурился Менсфилд. Он небрежно вытер губы салфеткой, смял её и бросил в пустую тарелку.

— Потому что до того, как мы сменили имена, её звали Исла.

Повисло молчание. Кастильо за это время успела допить кофе и так же, но очень изящно вытерла губы салфеткой, однако поправить тинт все же стоило, поэтому удалилась в уборную.

Зачем ему сказала? Не дура ли? С этого все и начинается...

Но сказанное не воротишь. Кастильо вернулась. Они снова шли по залитому солнечным светом двору университета.

— Не только Ислу Мейси обманули, — сказала она, когда Менсфилд поравнялся с ней. — Эллакот не даст мне фото. И мы не узнает так, что изображает тату. Но...

— Но? — подхватил Менсфилд.

— Но мы можем найти того, кто делал ей это тату.

— В таком городе примерно пять или шесть салонов, — прикинул Менсфилд, на что Кастильо рассмеялась и указала на группу студентов.

— Нам не обязательно идти по салонам, — полушепотом сказала она, е сдерживая улыбку, — я знаю, кто этим здесь занимается.

Та группа студентов была похожа на хиппи. Или на готов. Или на эмо, но при ближайшем рассмотрении дикая смесь всего с рокерами. В наколках и пирсинге, в коже и цепях, с растрепанными космами и дредами. Глазами Кастильо выбрала бородача в бандане со странной символикой и черепами, в руках которого был альбом и карандаш.

Кастильо подошла к нему, достала удостоверение и показала его дружкам. Заговорила она очень громко, чтобы все слышали:

— Алва Кастильо, инспектор отдела убийств городской полиции.

И как только возле выбранной жертвы освободилось место, то девушка села на траву, потащив собиравшегося дать дёру парня за штаны назад вниз. Менсфилд не побрезговал сесть рядом с другой стороны. Банда рокеров испарилась.

— Не преисполнении, — добавила Кастильо, когда они остались втроём. — Ты тату делаешь?

— Допустим, — очень осторожно ответил рокер, пряча альбом в рюкзак, который тут же придал к груди.

— А это ты тату Исле Мейси сделал? — вкрадчиво спросила Кастильо.

— Допустим, — повторил рокер, у него бегали глаза.

— А что ты ей нарисовал?

— А что с ней?

— Погибла. Несчастный случай. И это не заражение крови или инфекция, не из-за тебя, как что расслабь булки. Лучше скажи, что ты ей нарисовал.

— Вы точно не арестуете меня, я ведь без лицензии, — очень осторожно спросил рокер.

— У меня здесь нет власти – я из Ливерпуля, — призналась Кастильо, указав на удостоверении город. — Баш на баш: я призналась, и ты говори.

— Я покажу, — ответил рокер и достал из рюкзака альбом. Он пролистывал страницы, на некоторых их них Кастильо заметила обнажённых женщин, на других чудовищ, а на третьих карикатуру. Наконец, парень нашел страничку с зарисовками и ткнул пальцем в один из них. — Вот это.

Маленькая роза находилась в середине круга из шипов. Обыкновенные чернила, никаких цветов. Черно-белая.

Круги черные какие-то.

Внизу была приписка кому сделана эта татуировка, дата и какими именно красками. Очень предусмотрительно.

— А кто-нибудь ещё делал что-то похожее? — спросила Кастильо.

— Не у меня, — ответил парень, — она попросила повторить.

— То есть «повторить»?

— Исла фотку на телефоне показала. Уже готовой. Но сделана не в нашем городе. Хотел отказаться, вдруг авторское право и все дела, но Исла убедила, что это не в нашем графстве. Но не сказала в котором.

— А рука была женской или мужской? — уточнила Кастильо.

— Чёрт знает, — большим и указательным пальцем рокер на запястье показал маленький участок, где располагалась та тату. — Разве разберёшь.

Затем парень посмотрел на свою руку, затем взял руку Менсфилд и приспустил манжету рубашки, чтобы лучше рассмотреть запястье. Или дороги часы? А после попросил руку Кастильо.

— Кажется, всё-таки женская.

Теория о парных тату подтверждалась, но рушились подозрения насчёт причастности Билла.

— Может, это её девушка, типа, «лезби навсегда»? — неудачно пошутил рокер.

Без лишних слов он отдал Кастильо альбомный лист с зарисовкой тату Ислы, а затем убрался. И хорошо! От него страшно воняло дешевыми сигаретами и почему-то землёй.

Однако Кастильо не собиралась вставать с травы и уходить. Она подставила лицо солнцу, а ноги вытянула. Когда-то в университете она с Холли так же грелась на травке, наслаждаясь последними солнечными деньками, выпавшими в сентябре. И Холли в точно такой же день пообещала найти ей пару. Кастильо хихикала и не замечала самых простых вещей в жизни. Да, это словно другая жизнь. В той жизни она не одевалась каждый день так, словно спешила на войну, не задавала вопросы про половую жизнь у подростков, и краснела в компании незнакомых людей. Про себя Кастильо отметила, что когда она надевает красивое платье, то что-то случается. Например, не так давно в черном шикарном она переспала с красавчиком, что сидит рядом, в коричневом с воланами она обнаружила Холли мертвой, а будучи в красном с кружевным горлом ей позвонили из участка с разносом о том, что она проболталась какому-то журналюге о ходе расследования.

Внезапно нависла тень. И это не тучи.

— Как хорошо, что вы ещё здесь! — сказала профессор Фрейзер, присаживаясь на траву рядом с дочерью. — Вы пообедали?

— Да, — сказал Менсфилд с улыбкой. — Я проследил: ваша дочь плохо питается.

— Ох, спасибо, мистер Менсфилд! — улыбнулась в ответ профессор. — Хорошо, что я захватила термос с чаем и пирожки. Вчера никак не могла успокоиться, вот и оккупировала кухню, — она достала из пакета булочки и протянула мужчине. — Держите, мистер Менсфилд. Сама испекла. С яблочным джемом.

— Благодарю, миссис Фрейзер, и можете называть меня Аарон.

— Тогда уж, что там! Можно просто Скай. Держи, детка, это тебе.

Кастильо взяла булочку и откусила небольшой кусочек. Но продолжала смотреть в небо. Когда-то они устраивали в местном парке пикники. Мама брала с собой огромную корзину и плед, а она, Холли и Камерон гоняли по лужайке. Даже разница в возрасте их не сильно-то смущала.

Мимо прошли студентки. Красивые длинноногие. Подружки хохотали над шуткой...

— Опять думаешь о Холли? — спросила мама, Кастильо кинула. — Думаешь, это кто-то...

— Нет, мам, это не они, не их почерк. Тут другое. Наслаждение муками. Даже «процессом смерти». Лучше расскажи мне о Билле.

— Хороший парень, исполнительный, тихий, очень умный. Но тебе не пара. Я хотела его свести с Ислой.

— А Билл чей ассистент?

— Заведующего кафедры истории. Я же к ним отношусь.

— А у Билла один специалитет или...?

— Кажется, он раньше психологию изучал... не уверена, — замялась мама.

— Профессор Фрейзер! — прокричал кто-то с дорожки. Кастильо допила из пластикого стаканчика чай, который мама разлила во время разговора и присмотрелась. Вроде этого человека она знает. Как раз тот самый завкаф.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала мама, поднимаясь с травы и отряхивая юбку. — Ещё увидимся вечером. Рассчитываю на вашу компанию, Аарон.

— Почту за честь, — с улыбкой Менсфилд кивнул головой, словно отвешивал поклон. Дождавшись, когда профессор удалиться, он сказал: — Твоя мама ведь культуру народов мира преподаёт, а сегодняшняя лекция была на тему этикета. Это многое объясняет.

— Что именно? — спросила Кастильо, повернув голову к нему.

— Ты не так сильно реагируешь на элементарное открытие двери, как другие женщины. Ты знаешь, что мужчины должны делать, а что нет. Ты заметила это, но ничего не сказала. Скорее восприняла как должное, а не как скрытое ухаживание. Похвально.

— Она против этих «заскоков» феминизма. Говорила, что это самое обычное уважение к слабому полу, а не указ на беспомощность. Но ты, я смотрю, тоже следуешь правилам.

— Как младшему из братьев, на меня сваливали заботу о сёстрах, — ответил Менсфилд и устремил взгляд куда-то вдаль. — Сёстры заставляли меня играть с ними в семью. Жутко обижались, когда не приносил пластиковые продукты из их кухни. Наблюдая за этим, бабушка и дедушка, когда приезжали к нам, давали мне советы, как вести себя с девочками, отсюда и знание элементарных правил этикета. Как я понял, ты единственный ребёнок в семье.

— Моей сестрой была Холли, а брат – Камерон. Но... есть у меня сестра, кузина двоюродная. Но я её уже давно не видела. И, наверное, хорошо. Иногда складывается впечатление, что все те, кого я люблю или дорожу, причиняют мне боль: кто-то уходит навсегда, кто-то разбивает сердце.

— Ты не одинока.

Слова Менсфилда звучали тихо, с долей тоски. Кастильо казалось, что их она не слышала так давно. Она снова повернула голову посмотреть на Менсфида. Тот прожигал её взглядом. Костяшками своей руки он дотронулся до её щеки и нежно погладил.

— Ты красивая. Ты это знаешь?

Его голос обволакивал, хотелось остаться на этой лужайке под лучами солнца. Хотелось положить голову ему на плечо. Хотелось, чтобы длинные пальцы нежно касались волос и гладили макушку. А ещё больше хотелось, чтобы это было ночью, потому что это и было той ночью, только не на траве, а на ковре.

— Менсфилд, — тихо позвала его Кастильо, — не пытайся очаровать мою маму.

Его рука так и замерла в воздухе возле её щеки. Кастильо стоило больших трудов не разомлеть под нежными прикосновениями и подняться на ноги. Она смотрелась. На них никто не смотрел. Нет, что-то странное. Странное чувство, будто кто-то прожигал их взглядом. Это и не затянуло её в омут. Это заставило её мыслить трезво.

Померещиться такое! Нужно срочно обустраивать личную жизнь!

Кастильо набрала смс маме, чтобы та расспросила очень осторожно про Билла. Хоть инспектор и знала преподавательский состав, но не знала ассистентов и методистов. Из кармана джинсов Кастильо вытащила сложенный альбомный лист с наброском татуировки Ислы Мейси. Роза в кругу из шипов. Странный выбор.

Номер старший инспектор Эллакот Кастильо нарочно не дал, чтобы не мешалась под ногами. Большой блеф в звонке суперинтенданту он видно раскусил, хоть и не сразу. Жаловаться её начальству не станет. К тому же это не её дело. Она не вправе вмешиваться в расследование.

— Ты когда-нибудь был в Оксфорде? — спросила Кастильо, взглянув на продолжающего лежать на траве Менсфилда. Тот отрицательно покачала головой, щурясь и улыбаясь. — Тогда идём!

Они посетили Крытый рынок, где затарились сувенирами, и Музей Эшмола. Немного прогулялись по улице до знаменитого паба «Орёл и ребёнок». На какое-то время Кастильо отвлеклась от работы. Переключилась на нечто другое. Удивительно, но Менсфилд её не подкалывал. Он с ней спокойно разговаривал об искусстве, когда они были в музеи, советовался насчёт сувениров для семьи, когда они ходили по рынку, спрашивал про творчество Толкина и Льюиса, когда они подходили к пабу. Кастильо призналась, что, будучи ребёнком, представляла волшебный мир, а грейхаунда отца считала либо просто говорящей собакой, либо лошадью. Менсфилд признался, что чаще всего представлял себя главным героем из книги «Одиссея капитана Блада».

Внезапно для себя Кастильо поняла, что из-за постоянной работы упустила не просто свидания, а обычные взаимоотношения с людьми. Она не заводила друзей, у неё были только связи по работе, приятели, но не было друзей (Паркера не в счёт). Она честно призналась, что не заводила друзей из-за боязни просто потерять их.

Вскоре позвонила мама, приглашая их в уютный ресторан. Профессор расспрашивала Менсфилда о том, как он встретился с Кастильо. Тот честно сознался, рассказал историю их знакомства, промолчав про аукцион, секс и стычки на эту тему. Так же рассказал о своей работе и увлечениях. Кастильо предполагала, а теперь и убедилась в том, что Менсфилд занимается экстремальной ездой и ночным стритрейсингом (объяснение штрафов за превышение). Затем разговор перешёл к рассказу о семье. Так вышло, что родной брат его отца – комиссар полиции, вот и объяснилось «давление сверху». Так же профессор выяснила, что Аарон находиться в середине, то есть его старший брат обзавёлся детьми, второй брат только недавно женился, а у младших сестёр серьёзных отношений нет.

— Но всё-таки, что заставило вернуться тогда в участок? — спросила Фрейзер, пригубив ещё немного белого вина. По расчётам Кастильо, это был уже третий бокал, заказанный Менсфилдом.

— Ну, — Менсфилд опустил взгляд, чуть наклонил голову в бок и ответил с предельной прямотой, от чего Кастильо поперхнулась десертом: — ваша дочь красавица. Не смог удержаться, захотелось ещё раз увидеть.

Кусочек от вафельной вазочки с мороженым заставил Кастильо несколько раз больно ударить себя по груди. А мама продолжала щебетать:

— Она внешностью наглостью в своего отца пошла, а вот упорством и безрассудностью в мою родню, — с улыбкой ответила она. — Вы хоть представляете, как со мной познакомился её отец?

— Мама, — осторожно позвала её Кастильо, но профессор не слышала.

— Он подошел ко мне на выставке в Лондоне и притворился, будто английский не знает. Потом попросил проводить. А затем сознался в двух вещах: что по-английски говорит, и что действительно на местности теряется. И это у неё от Ала, тоже заблудиться может. Она сюда-то, когда первый раз ехала, потерялась. Уж не знаю, как в Ливерпуле ориентируется.

— Вы свою дочь в его честь назвали? Алва от Ала? — спросил вдруг Мнесфилд, за что получил неодобрительный взгляд от Кастильо.

— Почти. Алва – его второе имя. А зовут его Алехандро. Алехандро Алва Гарсия Кастиль...

— Мама! — не выдержала инспектор. — Не стоит.

— Я был не прав, назвав вас тогда «миссис Фрейзер»? — спросил Менсфилд, профессор задумалась.

— Э-э-эм, я оставила девичью фамилию, Алва носит фамилию отца, — ответила она, но уже более сдержано.

Кастильо благодарила Бога за то, что мама додумалась назвать испанское имя отца, и за то, что успела оборвать её на полуслове. А затем помолилась, чтобы Менсфилду нигде не встретилось это имя.

Истина в вине. Какая ирония! Надо заканчивать ужин, пока мама все секреты ему не разболтала под действием белого полусухого.

— Аарон? — вдруг раздался откуда-то сбоку мужской голос.

Менсфилд поднялся из-за стола и обратился к незнакомцу:

— Реджи! Какая встреча! И какое совпадение!

— Да? — удивился высокий мужчина в деловом костюме. Ареол золотых волос при здешним освещении создавал образ некого ангела с нимбом. Довольно сексуального ангела.

— Нат утром звонил, сказал, что в Ливерпуле проездом, предлагал встретиться, — объяснил Менсфилд, в то время как Кастильо подозвала официанта и попросила счёт.

— И мне. А я здесь по работе, считай командировка. Только что с делового ужина: два дня назад сделка в Лондоне, а теперь в Оксфорде, — с улыбкой пояснил друг Менсфилда. У него был характерный лондонский говорок.

Официант хотел было положить кожаную книжку с чеком на стол, но Менсфилд перехватил и, не глядя на счёт, сказал:

— Я оплачу картой.

Затем развернулся к женщинам. Кастильо хотела было возмутиться: она видела здешние цены, к тому же, кто думал, что они так плотно поедят, а затем закажут десерт.

— Считайте это благодарностью за ваше общество и приятную беседу, профессор... — Менсфилд выдержал театральную паузу, чтобы затем себя поправить, — Скай.

Мама расцвела. Она поднялась с диванчика, давай проход и дочери. Кастильо тут же вскочила на ноги, но путь ей преградил приятель Менсфилда. Его взгляд ей не слишком-то понравился.

— Это профессор Скай Фрейзер, и её дочь и моя коллега Алва Кастильо, — представил Менсфилд, — а это мой университетский приятель Реджинальд Нэш. Жили вместе в общежитии.

— Очень приятно, — улыбнулся Реджинальд и скользнул очередным взглядом по Кастильо. — Лицо ваше кажется знакомым. Мы с вами раньше нигде не пресекались?

— Я бы так не сказала, — холодно отрезала Кастильо, затем обратилась к Менсфильду. — Мы поедем домой.

— Хорошо, — кивнул Менсфилд. — Напиши, как доберёшься.

— Всего доброго, — сказала Кастильо и увела маму из ресторана. Она не слышала ничего. Смутно помнила, как довезла родительницу до общежития, зато в ожидании, когда в окне профессора загорится свет, она задумалась. Она точно помнила это лицо, светлые волосы и очаровательную улыбку. А так же хищный взгляд голубых глаз. Но прочитать его не смогла, тот отвернулся. И его имя казалось почему-то знакомым. Реджинальд Нэш. Училась Кастильо до того злосчастного дня в школе для девочек, только потом в общей школе вместе с Холли и Роном в Инвернессе. Но среди друзей Рона не было никого с таким именем. К тому же они с Менсфилдом явно ровесники, Нэшу лет тридцать.

— Твою мать! — Кастильо ударила по рулю кулаками.

Она не посмотрела в его личном деле, где он учился после школы! Её тогда интересовало другое.

Уже в номере Кастильо отправила ему смс.

Мама в общежитии, я в номере. Заперла дверь – стучи по три раза.

Ответ не заставил долго ждать, видно телефон под рукой.

Хорошо. Постараюсь не будить, попрошу ключ. Ложись спать.

Кастильо улыбнулась. Однако всё-таки решилась и спросила:

А где вы учились?

Прошла ровно минут после отправки её сообщения, как телефон звякнул, оповещая о пришедшем ответе.

Абертей Данди 2010г. Он на праве, я на бизнесе.

Её прошибло током. Ноги отказывались держать, чудо, что кровать оказалась позади.

Абертей Данди 2010г.

Кастильо запустила пальца в волосы. Её била крупная дрожь. Она часто врала о том, куда поступала, другим незачем знать. И не потому что стыдно или неловко, а потому что дело было громким. Паркеры и она поступили в Абертей Данди! В 2009 они поступили, а Менсфилд и Нэш были выпускниками!

Перед ней словно призрак появилась фигурка Холли в короткой юбочке и джинсовке, а голос звучал, будто бы стояла совсем рядом.

— На вечеринке будут выпускники! Даже шикарный Реджи Нэш с права. Вылитый ангел! Попробуй с ним замутить. Да и просто переспать с ним уже достижение!

Она видела его тогда на вечеринке, но больше ни разу не встречала. Однако и Менсфилда она не помнила. Холли в первый же день обучения разузнала о местных красавчиках, но ни разу не упомянула Аарона Менсфилда.

Кастильо откинулась на подушки.

Надо же какое совпадение!

Встретились они случайно, учились там же, где и Кастильо, Холли упоминала его...

Когда Кастильо заснула, ей опять снилась тень, наносившая удары ножом в живот. И эта же тень накидывала на шею Холли петлю, а затем подвешивала на крыше, однако теперь это было не общежитие, а её дом.

Проснулась она посреди ночи от настойчивого шума. Кто-то стучал в дверь. Накинув на плечи первое, что попалось в темноте под руку, Кастильо пошла открывать дверь. Стучали чётко по три раза. И в коридоре стоял Менсфилд. Алкоголем от него не шибко-то пахло. Он тихо извинился за то, что разбудил. Сам закрыл дверь и отправился в ванную. Кастильо посмотрела на время. 2:41.

Ей не хотелось снова видеть все эти жуткие сцены, нарисованные её же воображением, но стоило голове коснуться подушки, как Кастильо погрузилась в сон без сновидений.

Утром она проснулась раньше Менсфилда. В этот раз он спал на своей кровати. Кастильо привела себя в порядок, а затем отправилась в общежитие на встречу с мамой. Очень редко они могли вот так видится. Хотелось сейчас отдохнуть от Менсфилда.

Прогуливаясь по цветущей аллее, Кастильо наконец-то поделилась тем, что узнала вчера, после того, как мама рассказала о каких-то кладбищенских мародёрах, которые помяли цветы на могиле её сестры. Тогда Фрейзер молча выслушала дочь, затем спросила:

— Считаешь, что с этим Нэшем не все чисто?

— А не слишком ли много совпадений за один день? К тому же вчера мне показалось, будто кто-то следит за нами.

— У тебя разыгралось воображение, — с улыбкой ответила мама, однако тут же приняла серьёзный вид. — Но если ты так уверена, то проверить не помешает.

— Мама, я не на работе, и это не моя территория. Может, я просто отвыкла от обычного общения? Мне везде мерещатся преступники?

— Может и так, а может, и нет, кто знает? Но Аарон мне очень понравился.

— Все маньяки нравятся, пока не открывают истинную сущность. Однако, раз я ещё жива, значит, я не его цель. И зачем только решила вмешаться в расследование. В чужое!

— К слову о Билле, — вдруг вспомнила мама. — Его вчера после дачи показаний никто не видел. С пятницы.

Это дело новый толчок для Кастильо. Она вернулась в номер, разбудила Менсфилда. Пока тот приводил себя в порядок и завтракал, расспросила дорожного постового о расположении участка. Потом они приехали туда и встретились со старшим инспектором Эллакотом. Тому пришлось выслушать все, что узнала Кастильо. Ей пришлось поделиться догадками, а затем она попросила послать к Биллу хотя бы дежурных, чтобы узнать, как он, потому что ни на чьи звонки он не отвечает, и с пятницы его никто не видел. Эллакот очень долго отказывался, но подошедший сержант Джошуа Бакер решил рискнуть и проверить догадку Кастильо.

Ждали они примерно минут пятнадцать. Затем дежурные доложили о трупе по адресу проживания Билла. Кастильо и Менсфилд проследовали за полицией Оксфорда. Те подтвердили, что в квартире обнаружили тело Билла Куайна. Предварительная причина смерти – передозировка снотворным. В ночь с пятницы на субботу. На столе записка и маленькая видеокамера. А там запись смерти бедной Ислы. Не многие решились смотреть на это.

Однако ни на тело, ни на записку и запись, Кастильо взглянуть не допустили. Ей пришлось договориться с сержантом Джошуа Бакером, чтобы он прислал ей скан записки по почте.

Невзирая на бесподобный вид, Менсфилд старался не показывать, насколько ему «хорошо» после вчерашней встречи с другом, но выдержал и поездку в участок и «прогулку» к дому Билла и даже согласился заехать в университет, чтобы Кастильо попрощалась с матерью. А после очень спокойно собирал вещи в номере, но вести машину попросил хозяйку «жука», а сам согласился на роль штурмана.

Когда они уже рассчитались за номер и укладывали вещи в машину, к Кастильо подошел вчерашний рокер. Новости о самоубийстве Билла распространились очень быстро.

— Я кое-что вспомнил, — сказал рокер. Он вздрогнул, когда Менсфилд закрыл крышку багажника. — Из разговора с Ислой. Спросил тогда, что это значит, а она: «Это «Кольцо вокруг роз». Детская песенка. Напела мне её. Жуткая. Аж мороз по коже.

— Спасибо тебе.

— Жаль его, хороший человек был...

— И плохой шутник.

Когда «жук» отъехал на приличное расстояние от Оксфордшира, Кастильо пришло уведомление на телефон. Она заметила, что это скан записки от сержанта Джошуа Бакера и попросила Менсфилда прочитать вслух. Тот зачитал, после чего Кастильо безапелляционно заявила, что предсмертная записка фальшивка. Да и Джошуа так же подписал в теме письма «Нелепая подделка». Менсфилд вдруг задумался и сказал:

— Исла сказала, что татуировка означает «Кольцо вокруг розы». И это детская песенка. Притом жуткая. Но я её не помню.

— Это вроде очень старая песенка. Появилась во время бубонной чумы. Выскакивали волдыри и лопались, образуя красники и воспалившиеся кольца. Отсюда и пошло название «кольцо вокруг розы». Но полностью текст я не помню.

— Сейчас загуглю, — уверил Менсфилд, затем провел несколько манипуляций с телефоном, прочистил горло и зачитал с выражением:

Кольцо вокруг роз,
Полный карман цветов!
Пепел, пепел,
Мы все падаем!

Кольцо вокруг роз,
Как считаешь,

Одолеем ли мы эту тьму,

В которой погибаем?

Кольцо вокруг роз,
Это зло, оно меня знает,
Последний призрак...
Я не могу упасть!

От того, как резко Кастильо нажала на тормоз, из рук Менсфилда вылетел телефон. Он принялся его искать под ногами и попутно возмущаться по поводу вождения Кастильо, но та не могла понять, когда именно упустила.

Господи! Как же всё было очевидно!

— Та предсмертная записка! — заявила Кастильо, ей пришлось пристроить «жук» у обочины, поскольку за ними ехали и другие машины, но расстояние было приличным. Менсфилд достал её телефон и прочитал ещё раз, а затем передал Кастильо.

— Перечитай, — потребовал он. — Мне одному кажется, что с ней что-то не так. Даже для подделки выглядит слишком подозрительной.

Лицо Кастильо изменилось. Она перечитывала снова и снова записку, а когда подняла на Менсфилда глаза, то в них читался неподдельный страх.

— Аарон, — имя непривычно сорвалось с её губ, — это не предсмертная записка, и даже не её подделка. Прочитай внимательно. Это послание.

— Кому? — Менсфилд снова прочитал. Да, нечто можно теперь трактовать иначе.

— Это он... Послание адресовано мне...

Здравствуй, дорогая!

Мне очень жаль, что я так поступил с тобой. Это я принёс в кабинет профессора арбалет и привязал спусковой механизм к дверной ручке. Я не хотел этого. Мне так жаль. Однако рассчитывал, что ты вспомнишь.

Ты мой цветок, моя роза, и вот, кольцо сжалось, шипы впились в кожу. Прости меня. Да буду я гореть в аду за то, что позволил этому случиться.

Мне жаль...

Твой любимый.

« But in bed I don't want a Buddha, I want a Genghis Khan» — строчка из песни Emma Wallace «Part Of Your Mudra» («Часть языка твоего тела»).

Крытый рынок («Covered Market») — находился в центре города, под открытым небом. Являясь самым опасным с точки зрения санитарии местом, рынок должен был быть уничтожен, но в итоге власти решили, что целесообразнее будет переместить его в здание, что и было сделано в 1774 году. Сейчас там можно купить продукты, разнообразные товары и сувениры, посидеть в кафе.

Эшмолеанский музей искусства и археологии; Музей Эшмола — старейший общедоступный музей в Оксфорде; одно из четырёх музейных учреждений, действующих при Оксфордском университете.

Паб «The Eagle and Child» (рус. Орёл и ребёнок) — один из старейших пабов в Оксфорде. Примечателен тем, что в нём проходили встречи литературного кружка «Инклинги», членами которого являлись Дж. Р. Р. Толкин и К. С. Льюис. Собственником паба является колледж Сент-Джонс.

Абертейский университет (Университет Абертей Данди — University of Abertay Dundee) — британский университет в Шотландии, г. Данди.