Coldplay [Холодная игра]

Каждый твой шаг

Может стать твоей самой большой ошибкой –

Что-то может согнуться, что-то может сломаться.

Но это тот риск, на который ты идешь.

А что, если ты решишь, 

Что ты не хочешь видеть меня в своей жизни,

Что ты не хочешь видеть меня на своем пути? 

Coldplay – What If

Ей было страшно. Она очень осторожно дотронулась до входной двери и толкнула её вперёд. Ей открылось чудовищное зрелище: на кафельном полу в холле, истекая кровью, лежала белокурая женщина. По всему телу зияли черные глубокие раны. Вытянутая рука с такими же глубокими ранами, до самых костей говорила о сопротивлении. Она вдруг поднялась. Словно была живой и повернулась к маленькой девочке, что вошла в дом.

— Ты не дашь нам успокоиться? — хрипло просила женщина.

Она была очень красивая, если не смотреть на кровь и раны. На то, во что её превратило лезвие ножа. Она тянула порезанные, окровавленные ладони к ней. Рана на шее с боку кровоточила,но артерия не задета.

— Анжела..?

— Ты разве не за этим осталась жива? Нет? — продолжала спрашивать женщина. — Мы тебя любили... Я тебя любила... Спаси! Пожалуйста! Останови его! 

— Тётя Анжела... — тихо пролепетала девочка. 

Боль пронзила живот. Рука инстинктивно коснулась пульсирующей точки. Стало мокро. Рука в крови! Откуда-то сверху искажённый голос повторял:

— ЗРАЧКИ РЕАГИРУЮТ, ПРОДОЛЖАЙТЕ!

— Что происходит? — прошептала девочка.

— Что происходит? — переспросив, удивилась женщина. — Ты в больнице, милая...

— КРОВЯНОЕ ДАВЛЕНИЕ ПАДАЕТ! СЕСТРА, ЗАЖИМ! 

Пятнадцать лет спустя... 

«Рано или поздно мы все падём...»

В голове у Кастильо звучал голос Сейди Монктон. Просматривая запись с допроса, инспектор внезапно обнаружила то, чему не предала значение в первый раз, но сейчас эти слова всё меняли. Кастильо помнила, как Монктон подвинулась к ней поближе, помнила взгляд – презрение и гнев, – каким её одарила преступница.

— Паркер, — Кастильо повернулась к вошедшему напарнику, — отличительные черты у Монктон есть?

— Да, — задумчиво ответил Паркер, — у неё тату на руке.

— На какой? 

— Где гипс. Левое запястье. Там маленькая розочка.

Кастильо сорвалась со стула и вылетела из маленькой коморки с вещ.доками, едва не сбив с ног Паркера. В руках распечатанный скан записки от Билла Куайна, копию предсмертной записки Коллина Хендера, который именовал себя Джорджем Шекспиром, перед этим повесившись в парке, и набросок с татуировкой Ислы Мейси.

Она летела по трассе в тюрьму, где сейчас находилась Сейди Монктон. В тюремной робе с номером, утратившая блеск директор маленькой фирмы села на пластиковый стул напротив инспектора и самодовольно улыбнулась, будто бы предвидя, какие именно есть вопросы.

— Добрый день, инспектор, — сказала она нараспев.

— Я была не права насчёт соучастника, — сразу начала Кастильо, заметив, как переменилось лицо женщины-конвоира. — Соучастника никогда не было. Был только заказчик и исполнители.

— Не понимаю, о чём вы, — продолжая улыбаться, произнесла Монктон.

— Вы понимаете, Сейди. Я все это время была слепа. Все последние убийства после нашего столкновения. Ты передала мне «привет» от него. При виде шрамов на животе вид у тебя был весьма довольный. И твоя татуировка. И слова «мы все падём».

Кастильо разложила на столе перед Сейди листки с распечатками и набросок татуировки. Заключённая осторожно взглянула на бумагу. Лицо изменилось.

— Это не возможно, — пролепетала она, показав своё запястье левой руки. Точно такое же тату, как у Ислы. Черная роза в кольце с шипами.

— Кто он? — спросила Кастильо.

— Кто эта женщина? — спросила Монктон.

— В пятницу в оксфордском университете была жестоко убита ассистентка профессора культурологии Исла Мейси. Её убил её же парень, а сам покончил с собой, наглотавшись снотворного. Вот его предсмертная записка, — Кастильо указала на другой скан. — Тогда ты передавала мне от него «привет», не так ли? А сейчас, как поняла, он говорит со мной в открытую. Ему больше не нужны «почтовые голуби». Ты мне скажешь, кто он?

— Вы не понимаете, инспектор, — голос Монктон звучал разбито. Она изменилась. От превосходства и самоуверенности не осталось и следа. — Я не могу назвать его имя.

— Почему?

— Потому что люблю его.

— Он играет тобой. Использует. Как и все мужчины. Ради секса, ради комфорта, мы для них лишь средства для достижения целей. Забудь про эмансипацию женщин. Он не любит тебя, всего лишь использует. Как использовал тебя твой брат. Только твой брат удовлетворял свои низменные желания, а твой... «возлюбленный» удовлетворяет свою извращенную фантазию, убивая и насилуя.

Кастильо замерла. Действительно, все те, кто встречался с ней в последнее время, передавали от этого сумасшедшего своеобразное приветствие. Все убитые, все эти жертвы и были словом «привет».

— Он – художник, — Монктон будто бы погрузилась в свой собственный мир. — Он создаёт личности из осколков. Я была никем...

— Ты и стала никем, ты оказалась в тюрьме, — прямо скала Кастильо. Ей нужно имя. Всего лишь имя. Но если она назовёт хотя бы какую-нибудь отличительную черту, даст маленькую зацепку...

— Он... он создал тебя... — с восхищением произнесла Монктон. В ней не было больше гнева к Кастильо, или презрения, только восторг. — Те шрамы... это он их тебе подарил, как напоминание о своём труде, он подписался на своём произведении.

— Я не его «творение»! — холодно сказала Кастильо. Рубцы на животе загорелись давнишней болью. Они жгли кожу и чёрную рубашку с созвездиями.

— Инспектор, разве в детстве вы хотели быть полицейским? — с наивностью спросила Монктон. — Пока он не снял с вас шелуху, вас все любили. Он только открыл вам глаза...

— Он едва не закрыл мне их навсегда!

— Нет-нет! Он любит вас! Он заботится о вас. Тогда, вы поддались уговорам подруги, поддались низменным желаниям, а он наказал и убил её. Разве это не забота?

Внутри Кастильо похолодело. Холодный пот проступил на спине. Руки затряслись. Всё это время они искали двух совершенно разных людей с разным почерком и своими склонностями к зверствам, а это был один человек. И он где-то рядом.

— Нет, это... — Кастильо не могла найти нужных слов, чтобы описать отвращение к этому человеку. Ей вспомнилось обнаженное тело, покрытое синяками и подвешенное за шею к крыше женского общежития. Вспомнилось обезображенное тело на полу в луже крови, когда она пятнадцать лет назад открыла дверь дома. Тот страх и боль, когда она так же лежала на полу воле входной двери, а некто вонзал ей в живот нож, повторяя: «Я люблю тебя... люблю тебя... люблю...».

— Он столько сил тратит на тебя, но это... — Монктон указала на письмо от Билла Куайна, — это предупреждение. Ты снова сбилась с пути. Снова поддалась низменным желаниям. Ты не должна отвлекаться от игры.

— Он считает это... «игрой»? — пролепетала Кастильо.

— А разве нет? — удивилась Монктон. — Разве мальчики не дёргают за волосы, чтобы привлечь девочек? Он хочет привлечь твоё внимание. А ты отвлекаешься на другого.

— Другого? Я не... — Кастильо откинулась на спинку пластикового стула и закрыла глаза при осознании. — Менсфилд...

— Он проиграл аукцион, — печально ответила Монктон. — Он знал, что ты придёшь. Но не знал, как именно ты себя назовёшь... Сделал ставку на Звездный блеск...

Тогда Кастильо недолго думала над прозвищем для аукциона. Выручил её лунный диск, который и освещал ей путь через улицу на то злосчастное мероприятие. Про звезды, что носила так часто в быту, она и не вспомнила. К тому же когда-то её родственница носила псевдоним «Леди Лунный Свет», когда выступала на сцене в прокуренных пабах, именно «Леди Лунный Свет» настояла, чтобы Нив Макбин – дочь суперинтенданта Макбина – стала певицей. Именно это и спасло её от Редженского палача – девочка в школьном кружке до последнего репетировала поздравительные песни для деда...

Кто ж знал, что...

Это чудовище присутствовало на аукционе! И хотел заполучить её! Спасло то, что она выбрала другой псевдоним. А её выбрала Тьма. И этой «Тьмой» оказался Аарон Менсфилд. Он в последнее мгновение перехватил её у этого ублюдка!

— Чего он хочет? — спросила Кастильо. — Что хочет Редженский палач?

— Я же говорила, что вы с ним похожи: читаете людей с первого взгляда, находите их демонов и прикармливаете, — ответила Монктон. — Он хочет тебя. Ты великолепно манипулируешь людьми, ситуацией, он хочет довести тебя до совершенства. Тогда вы вдвоём... тогда ты примешь его таким, какой он есть.

— Он хочет... — Кастильо с трудом могла подобрать слова, чтобы продолжить мысль, — хочет, чтобы я... стала такой же? Стала убийцей?

— Нет, он хочет, чтобы ты любила его. Он хочет, чтобы вы были вместе. Ему не нравится, что тебя кто-то любит больше, чем он.

— А разве тебе не обидно? Ты же любишь его?

— Как мастера. Люблю его как гения, он сразу сказал, что его сердце принадлежит...

Она назвала её имя. Настоящее имя, которым Кастильо не пользовалась уже девять лет. Слишком много боли оно принесло для окружающих её людей. Никто её не называл так девять лет. Никто! Кроме отца. Только он не смог смириться с тем, что её теперь зовут иначе. Да, ему льстило, что она взяла его фамилию и его второе имя, но нет, он продолжал её называть старым.

Значит, этот ублюдок следит за ней. Знает о ней всё. Возможно ли, что это тот самый Реджинальд Нэш? А может это и есть Менсфилд, так умело разыгравший спектакль? Подобные маньяки хорошие актёры. Может, она ошиблась, назвав его нормальным? А может, это правда совершенно посторонний человек? И он хочет заставить её сомневаться в окружении. А как же Паркер? Они дружны уже пятнадцать лет. И когда встретились в Инвернессе, ему было тринадцать...

— Он убивает только тех, кто меня любит больше, чем он? Тогда почему не убил моих родителей? Или моего парня – Фредди Бристлоу. Или напарника – Камерона Паркера?

— Инспектор Паркер? – переспросила Сейди. — А, это тот самый, кто отвёз меня в травм.пункт и взял показания в тот день? Это ведь его сестру убили в наказание. Смотри, кем он стал. Цельная личность. Он не любит тебя, он просто тобой дорожит, а значит, полезен до поры до времени. Фредди Бристлоу журналюга. Ты его не любила, как и он тебя. Вы использовали друг друга, а в итоге именно об тебя и вытерли ноги. Он пока не стоит внимания. Родители? Если бы они любили тебя, то не позволили стать инспектором. Они тебя не любят так сильно, как мастер.

— Ошибаешься! Они любят меня! — повысила голос Кастильо. — Они были против моего выбора. Только один человек поддержал. Даже Паркер не сразу принял мой выбор.

— Уже не важно, — улыбнулась Монктон и откинулась на спинку стула. — Странно, что ты сегодня одна, без Менсфилда... расстались?

— Мы не пара! — отрезала Кастильо, собирая распечатки со стола.

— Тогда открою тебе секрет, пока его здесь нет, — сухие губы Монктон растянулись в слащавую улыбку. — Я ведь тогда сказала, что Менсфилд кое-что украл у мастера, и не понял, насколько это ценное.

— И что Менсфилд умудрился у него захватить? — Кастильо готовилась уходить, как Монктон подалась вперёд:

— Тебя.

Кастильо замерла.

— Прости?

— В тот вечер Менсфилд купил тебя. И попользовался. Я видела его ярость, предложила альтернативу – Милли Фейтеру, а он разрешил мне её убить, — Монктон говорила это так просто, будто бы рассказывала не о зверствах, а о походе по магазинам. — Я всё думала, чем мне помочь моему мастеру, и решение само пришло – я увидела Менсфилда с тобой в холле. И решила и его убить, порадовать подарком. Но я не ожидала увидеть в отеле тебя. Там тебя быть не должно.

Вот почему Монктон тогда растерялась, вот почему не так уж и отбивалась. Её хозяину нужна была она – Кастильо, живой и здоровой.

Кастильо не знала, что и делать. Редженский палач не просто пропал, он приобрёл навыки убивать чужими руками, морочить голову. И был рядом.

Хочешь поиграть? Смотри, я настроена на победу. Костьми лягу, но доберусь до тебя!

А что ей сказать Макбину? А что Паркеру? Ей придётся пересмотреть сотни раскрытых дел за эти девять лет, да и за остальные шесть тоже, чтобы найти хоть какую-то зацепку. И не уверена, что это только по Ливерпулю и всему Мерсисайду. Ей придётся пересмотреть дела едва ли не по всему Королевству! У гремевшего по всей стране маньяка-насильника по прозвищу «Флорист» хотя бы свой почерк: девушки от 17 до 25-27, глухая чаща или парк и цветок во рту и руках.

А если не нужно искать по стране? Если нужно искать только там, где жила Кастильо раньше? Если это Ливерпуль пятнадцать лет назад и Данди девять лет назад, а после снова Ливерпуль и дела с тех самых пор, как она попала в убойный отдел. Тогда должно быть легче. Но сколько же время нужно, чтобы подробнее рассмотреть каждое? Сколько ей нужно, чтобы всё-таки найти его почерк? Что у неё? Только татуировка кружка с розой, и всё.

Разбитая Кастильо вернулась в участок. Допросила Пейдж Гэттис снова, но уже с адвокатом. К стандартным приготовленным заранее вопросам добавился ещё один: говорила ли она с человеком, мужчиной 25-35 лет о своих проблемах, на что задержанная в убийстве одноклассницы девушка ответила категоричным «нет».

Ко всему прочему Паркер сейчас не помощник – Эйден Найт разошёлся не на шутку, устроив настоящий штаб в их отделе. Кастильо едва не выселили с её рабочего места. Так что понедельник и вторник за неимением возможности выезда на место убийства (очередное затишье) Кастильо строчила отчеты и формы по пятничному делу. Хоть Пейдж Гэттис уже есть восемнадцать, но все равно возникли вопросы. Менсфилда Кастильо попросила ещё в воскресенье не появляться в управлении, пока Найт не уедет. Ей не хватало натравленной проверки.

Медленно, очень медленно над письменным столом в квартире Кастильо появлялись новые детали. Она пыталась структурировать все имеющиеся данные на Редженского палача. Однако полного дела по его кровавой бане на Реджен-стрит 28 на руках не было. Не положено. Да и убийство Холли Паркер расследовали в Данди. А это уже Шотландия.

В среду поздно вечером позвонил Менсфилд:

— Привет, — его голос звучал хрипло, фоном слышалась улица.

— Привет, — ответила Кастильо, одной рукой держа мобильник, а другой снимая полотенце с головы.

— Что-нибудь выяснила про послание? — спросил он обеспокоенное.

— Да, — с тяжелым вздохом ответила инспектор, маневрируя между мебелью в маленькой квартирке, двигаясь к открытой балконной двери. Стояли душные вечера, сегодня солнце жарило нещадно, а ветер приносил едва уловимую прохладу с залива. — Но всё слишком запутано. Я даже не знаю, что сказать своим.

— Всё настолько серьёзно? — насторожено спросил Менсфилд.

— Да, есть большая вероятность, что тот, кто убил мою подругу, тот, кто убил Ислу Мейси, и тот, кто зовётся Редженским палачом – один человек, — ответила Кастильо. Даже если Менсфилд и есть Палач, то пускай знает, что у неё есть. Пускай видит, как она принимает правила его игры. Она увидела его, услышала, что теперь он намерен делать с ней?

— Господи! — Менсфилд выдохнул и тяжел задышал. — Ты дома?

— Да, кхе, — Кастильо кашлянула. — Это ты к чему спросил?

— Обнять захотелось, — повила недолгая пауза. — Если против, то накормить. Еда – хороший антидепрессант.

— У меня не депрессия! — возразила Кастильо.

— Ты не знаешь, как своим сказать, что разузнала. У тебя депрессия!

— Скорее мне нужен выезд на место преступления, иначе я убью Найта! Он достал! Всеми командует, а Паркер в его команде и ничем помочь сейчас не может.

— А чем они занимаются?

— Найт – лучшая манчестерская ищейка в отделе организованной преступности. Он за одной бандой гоняется, ты слышал о ней – «Кроатоан». Подписываются кровью, занимаются наркотиками, проституцией и похищениями, не брезгают убийствами. Найт за ними уже четыре года гоняется, если не больше. Здесь они груз встречают, Найт хочет их накрыть.

Кастильо смотрела на вечерний город, на закат, на темнеющее небо над Ливерпулем. Ей жутко не хотелось завтра в очередной раз сталкиваться с заносчивым Найтом. Но долг зовёт!

— А чем занимался ты? — спросила Кастильо как можно более небрежно, облокотившись о кованые перила балкончика.

— На работе появился, сделку заключил, образумил братьев, что сотрудничать с компанией «Эддингтон» выгодно, — судя по всему, Менсфилд куда-то спешил, раз говорил с ней на ходу, иногда переводил дыхание. — Ещё последовал твоему примеру и посетил родителей. Маме безумно понравились те книги-путеводители с полной историей Оксфорда. Спасибо тебе.

— Рада была помочь с выбором, — Кастильо улыбнулась.

— Ты красива.

Судя по звуку, Менсфилд остановился.

— Это вряд ли, — рассмеялась Кастильо.

— Не знаю, не знаю, — рассмеялся Менсфилд, — мне снизу виднее.

Наступила тишина. Кастильо очень осторожно посмотрела вниз с балкона во двор. Восьмой этаж и сумерки все равно не помешали увидеть фигуру возле подъезда. Как и свет от мобильника, которым махал Менсфилд.

— Перекусить с тобой не получиться: с Эмили иду на концерт, а машину оставил в неположенном месте, — сказал он. — Так что оставил на посту охраны.

Насколько помнила Кастильо, Эмили его сестра, самая младшая у четы Менсфилд из пяти детей.

— Спасибо, — улыбнулась Кастильо.

— Приятного аппетита, — хриплый голос Менсфилда звучал очень нежно. Он помахал включенным на мобильнике фонариком и поспешил за ограду, за забором ещё раз помахал и скрылся.

Кастильо очень осторожно спустилась вниз. По дороге ей снова встретился сосед, тащивший на этаж велосипед.

— Здров, — прохрипел он из-под капюшона.

Кастильо напряглась, когда он проходил мимо.

— Это мода такая? — с наигранной наивностью спросила она.

Парень обернулся и стянул капюшон. Латинос, лет 25 с бритой головой. Он со смущенной улыбкой показал на голову.

— Мёрзну после нагрузок.

— Хорошего вечера, — улыбнулась Кастильо и заторопилась вниз.

На посту охраны её ждал пакет с пластиковыми контейнерами, завернутыми в фольгу, маленькой коробочкой печенья и банкой крупнолистного чая. Видно, Менсфилд снова готовил сам.

На пронзительный шум Кастильо подняла голову. Работник ремонтной службы, балансируя на стремянке, менял камеры наблюдения. Рядом с ним стоял и охранник. Страховал. Он улыбнулся Кастильо и кивнул.

Гарнир и мясо. Желудок Кастильо издал жалобный стон, когда она в квартире только открыла ещё теплые контейнеры. Чай и печенье она сунула в сумку, чтобы перекусить на работе.

В четверг рано утром заглянул Лоу. Увидев беготню в отделе и завалы на столах, он присел рядом на свободный стул, который обычно занимал Менсфилд. Кастильо как раз пила заваренный чай и жевала печенье. Чай ей показался отвратительным. Но шоколадная глазурь исправляла положение, Лоу умыкнул одно.

— А где ваше чадо? — озираясь по сторонам, спросил судмедэксперт.

— Сдали в детский дом, — ответила Кастильо как можно более небрежно и откинула волосы назад. Ей казалось, что лицо горит. Время от времени она прикладывала холодные ладони к лицу, пытаясь его остудить.

— Как поездка? — Лоу принялся рассматривать бардак на столе Паркера, выудил верхнюю папку из целой кипы и пролистал.

— Не без приключений, — Кастильо бросила взгляд на электронные часы, что висели на стене, и сделала ещё глоток остывшего чая. Внезапно её одолела страшная жажда, стало трудно глотать. — Но моей маме «наше чадо» очень понравилось...

— Со «сплетницей» я закончил, сегодня передаю родителям, — сказал Лоу. Кастильо нахмурилась.

— Какая ещё «сплетница»?

— Айви Скотт, — пояснил Лоу, проследив взглядом за приезжей из команды Найта, — я теперь даю им такие имена: «вешалка», «Офелия», «альпинист», «сплетница»... У тебя жар? Неважно выглядишь.

Кастильо била мелкая дрожь. Возможно, озноб. Не стоило вчера выходить на балкон с мокрыми волосами и в лёгкой одежде спускаться за едой.

Она снова посмотрела на часы, хотя вроде как минуту назад...

Перед глазами стояла какая-то пелена. Голова не держалась прямо. Появилась слабость. Но утром она чувствовала себя великолепно...

Кастильо повернулась к Лоу, как что-то иное привлекло её внимание. Возле кабинета старшего инспектора Галбрейта стояла красивая женщина. Лет ей было не больше двадцати пяти. Нежное белое лицо обрамляли завитые белокурые локоны до плеч, цвет голубых глаз выгодно подчеркивали тени и тёмно-голубое платье. Тонкие пальцы временами касались ключицы и шеи.

— Кто это? — полушепотом из-за севшего голоса, спросила Кастильо

Лоу обернулся в сторону блондинки, а затем обратился к Кастильо.

— Джо Галбрейт.

— Нет, блондинка, возле его кабинета, — уточнила Кастильо, не сводя глаз с женщины.

Лоу снова обернулся в указанном направлении, а затем ответил:

— Кас, ты меня пугаешь.

— С чего бы?

— Там никого.

Кастильо перевела взгляд на судмедэксперта, а затем снова на женщину. Она всё так же стояла возле кабинета и кокетливым взглядом провожала офицеров. Этим она очень напоминала её тётушку, которая всячески запрещала к ней так обращаться. Кастильо поднялась с кресла. Ей казалось, что тело стало тяжёлым, а голова едва держалась на плечах. Но она подошла к ней и строго спросила:

— Простите, чем могу помочь?

Женщина улыбнулась.

— Да, я ищу...

Её голос звучал так, словно она говорила в трубу, словно была не здесь. Но она сказала то, чего Кастильо никак не ожидала от незнакомки. Вдруг инспектора схватили за плечо и резко дернули в сторону.

— Кас, — звал её Лоу, щелкая пальцами перед лицом, — ау, ты в порядке?

— Я... разговариваю... с ней... — Кастильо стало трудно дышать, сердце зашлось, голова закружилась.

Лоу вовремя успел подхватить её под руки и усадить на ближайший стул. Откуда-то со стороны звучал другой голос:

— Ты в этом к деду поедешь?!

— А в чём ещё... — прохрипела Кастильо, вот только мозг плохо соображал, что происходит. Её вело из стороны в сторону, хотелось прилечь.

— Кас! Сосредоточься! — гремел голос Лоу. — Что ты ела сегодня?

— Ничего... я вот сейчас завтракала...

Кастильо снова посмотрела на незнакомку. Увиденное ввергло её в шок: красивое голубо платье испачкалось в крови, причёска растрепалась, но – о, ужас! – на щеке зиял чёрный рубец, кровоточила рана на шее, на груди, животе, возле ключицы и, особенно, на руках кровоточили глубокие порезы. Кожа стала мертвенно бледной. Окровавленная рука в рубцах тянулась к Кастильо, а голос хрипел:

— Почему ты ещё здесь? Где он?

Кастильо падала. Все исчезло. Кругом стояла вязкая, как кровь, чернота. Она снова слышала эти жуткие слова: «Я люблю тебя... люблю тебя... люблю...».

И вдруг туман рассеялся. Она оказалась возле симпатичного домика с бордовой дверью и латунной табличкой «28». Из дома должны были доноситься радостные голоса, должна играть классическая музыка, которую так любит дед. Но стояла тишина. Пугающая, холодная тишина.

Мимо прошла толстая женщина с таксой. Псина лаяла на дом 28 и никак не хотела успокоиться. Кастильо стало очень страшно. Особенно когда петли двери чуть скрипнули, пропуская в просторный холл, где её уже с порога должны были встречать. Да, её встречала Анжела Брайн на полу в луже крови. Казалось, сейчас встанет, поползёт, что так не свойственно. Кастильо закрыла рот и нос руками, чтобы не кричать и не вдыхать запах крови.

Она бросилась в гостиную слева от двери. Неужели никто не увидел Анжелу в таком виде? Что с ней? Почему никто...

Там Кастильо вытошнило на ковёр. Захлёбываясь слезами и рвотой, ей стало стыдно перед родственниками.

Розыгрыш! А я так себя веду!..

С превеликим трудом на трясущихся ногах она подняла голову, выглянула из-за спинки дивана.

Двое мужчин в креслах – дед Этан и его брат Райли – и один на диване... у них перерезано горло! Кровь забрызгала им белые рубашки, точнее пропитала насквозь.

Кастильо бросилась в кухню. Неужели никого здесь нет? Что происходит?

В проходе между гарнитуром и обеденной зоной на полу лежали двое – вроде Кейт и Том Макбин. И здесь кровь!

Кастильо попятилась назад. В панике она взлетела на второй этаж и поспешила в конец коридора. Сейчас её мозг плохо соображал.

Распахнув дверь, Кастильо вихрем ворвалась в спальню кузенов, и захлопнула дверь. Они спали, укрывшись с головой одеялами.

Всё хорошо, они спят. Всё хорошо. Но почему днём? И почему так тихо?

— Дэн? Марк? — позвала она. Те не откликнулись, не пошевелились.

В спальне тоже витал металлический запах. И холод. Кастильо стало дурно от осознания. Она снова вылетела из комнаты и открыла первую попавшуюся дверь. Там на кровати с перерезанным горлом лежала Марта Марлоу, в проходе между комодом и кроватью лежал её муж Джон Марлоу – Кастильо где угодно бы узнала его рыжие волосы, а рядом...

Кастильо едва не вытошнило снова.

Рядом лежала её кузина-одногодка Алекса. Пустой взгляд голубых глаз она устремила на вторженку.

Кастильо бросилась вниз. А где остальные? Где Нив? И где Джек? Где Люси и муж Анжелы? Она уже была так близка к лестнице, как что-то сшибло её с ног, и девочка кубарем полетела вниз. Кастильо больно ударилась головой и коленкой, но ничего чудом не сломала. Но подняться ей не дали: кто-то сел на неё сверху, и боль прожгла живот. Затем ещё раз и ещё раз и ещё раз. И этот кто-то зажал ей рот рукой.

Она плакала.

И слышала слова: Я люблю тебя... люблю тебя... люблю...

Затем это чудовище исчезло. Живот всё ещё кровоточил, но Кастильо больше не двенадцатилетняя девочка, хоть и сидит на том же месте, где наносили удары, а истекающая кровью Анжела смотрит на неё с укором:

— Почему ты не дашь нам успокоиться? — повторила она. — Зачем ты осталась жива? Зачем? Мы тебя любили... Я тебя любила... Спаси нас! Пожалуйста!Останови его! 

— Анжела... — тихо пролепетала Кастильо.

Она смутно слышала, что ей говорила Анжела, ей мешал чужой голос и болезненные ощущения: 

— ЗРАЧКИ РЕАГИРУЮТ, ПРОДОЛЖАЙТЕ!

— Что происходит? — прошептала Кастильо, пытаясь осмотреться.

— Что происходит? — переспросив, удивилась Анжела с легкой насмешкой в голосе. — Ты снова в больнице, милая...

— ПРОДОЛЖАЙТЕ ПРОЧИЩАТЬ ЖЕЛУДОК!

— Почему ты здесь? — прохрипела Кастильо.

— Потому что ты так любила слушать мой голос! — у Анжелы полились слёзы, перемешиваясь с кровью. — Потому что я так любила тебя!

— Ты защищалась до последнего, — проговорила с изумлением Кастильо. — Ты – единственная, кому он не перерезал горло.

— Считай это – моей личной маленькой победой над ним. Все пошло не по его плану. И разве мы с тобой не бойцы? Застанешь нас врасплох редко...

— Я люблю тебя, — улыбнулась ей Кастильо, — и если я здесь, то значит, близка к нему...

Она больше всего любила Анжелу. Леди Лунный Свет. Женщину с сильным голосом, который словно был создан для джаза и блюза. Может, поэтому Кастильо разделяла интерес Эби, слушая Каро Эмеральд*? Они все любили её – Алекса, Нив и она – любили слушать, любили её и другие. Даже отец Кастильо восхищался её голосом. Анжела была настоящей душой семьи Макбин...

Глубоко вздохнув, Кастильо открыла глаза. Ей было очень плохо, в глаза бил яркий свет, а на неё саму уронили рояль. Скорее даже два.

— Эй, ты как? — на звук голоса Паркера она с трудом повернула голову. Рядом с ним, ухмыляясь, стоял Лоу.

— Досталось же тебе, — подметил судмедэксперт. — Ты где такой чай взяла?

— Какой? — прохрипела Кастильо, пытаясь подняться повыше. Голова ещё кружилась.

— С белладонной, — обладателя этого голоса Кастильо видеть здесь не хотела никак. В палате сидел Найт.

— Не знаю, вчера... — инспектор запнулась. Еду ей принёс Менсфилд... — Мне нужен мой телефон. Паркер, позвони Менсфилду.

— Это он тебя чаем угости? — Паркер едва не озверел.

Кастильо не решалась рассказать ему прямо, что случилось вчера.

— Кажется, тут дело в другом. Мне больше интересно, когда тебя «крыть» начало, кого ты увидела? — поинтересовался Лоу, наблюдая за тем, как Паркер набирает номер Менсфилда.

— Джазовую певицу, — Кастильо была близка к правде, она протянула руку за мобильником, в котором уже раздавались гудки. Через какое-то время на том конце прозвучал бодрый голос Менсфилда.

— Да.

— Менсфилд, — голос Кастильо звучал жалобно и хрипло. Она ещё не пришла в себя. Жутко хотелось пить, но ей нужно знать, — что ты вчера мне принёс?

— О, привет, Кастильо! — бодрый тон вдруг стал ленивым, но слышались нотки настороженности. — Что случилось?

— Содержимое пакета, который ты вчера оставил на посту охраны, что в нём было? — спросила Кастильо, голос отказывался слушаться, звучал надтреснуто и хрипло.

— Что с тобой? — Менсфилд не на шутку обеспокоился.

— Просто скажи!

— Два контейнера: один с мясом, второй с гарниром. Неужели тебе Эмили из ревности слабительное туда подсыпала?

— А банка с чаем и печенье?

Повисло молчание.

— Какой чай? Какое печенье? — голос Менсфилда выдавал его удивление и обеспокоенность. — Я оставил тебе два контейнера. Ещё в пятницу чай тебе купил... Ты где?

Кастильо не ответила. Ей казалось, что весь пол в больничной палате залит кровью, а на дальней койке лежит обнаженное тело Холли. Однако губы продолжают шептать, и Кастильо слышит её слова: «Спаси меня!...»

Как?

Телефон из рук забрал Паркер. Он вкратце рассказал Менсфилду утренний случай, а Кастильо закрыла глаза и похлопала себя по щекам. Галлюцинации исчезли. Пока не повернулась в сторону. Тётя Анжела, всё такая же прекрасная и ухоженная, сидела рядом. Даже запах табачного дыма и алкоголя принесла с собой, а так же сладких духов. Она улыбалась очень нежно. Эту улыбку она дарила только родственникам.

— Как? — с удивлением переспросила она. — Не ты ли говорила, что нужно задавать правильные вопросы?

Верно, не «как помочь Холли и Макбинам», а... «почему Сейди Монктон заговорила сейчас?».

— Мы отправили банку с чаем экспертам на анализ, — прервал мысленный диалог Найт. — Сама не знаешь, кто мог тебе её послать?

— Ну, — Кастильо постаралась вспомнить вчерашний день, — вчера Менсфилд занёс мне еду собственного приготовления. Он торопился, поэтому подниматься не стал, а просто оставил на посту охраны в моём доме. Я спустилась за ним примерно через десять минут.

— Нужно проверить камеры в холле, — Паркер хотел было выскочить из палаты, но голос Кастильо его остановил:

— Бесполезно. Вчера их меняли. Заметила, когда забирала пакет. Однако есть предположения, кто это мог быть.

— И кто? — спросил Лоу, присаживаясь рядом на кровать Кастильо, та согнула ноги в коленях и устроилась поудобнее.

— Редженский палач, — сказала она.

Она видела, как изменилось лицо Паркера, как нахмурился Лоу и с каким недоверием на неё покосился Найт. Паркер знал, что с ней случилось после того, как познакомился с ней, а Найт раскопал её прошлое, поскольку собирал в тот раз команду.

— Много чести, Кастильо, — холодно сказал он, скрестив руки на груди. Из-за этого казался ещё шире и мощнее. — На тебя так красавка подействовала?

По мужской красоте он не уступал никому из присутствующих, но его отталкивающий вид Кастильо привлекательным не находила.

— С чего вдруг ты решила, что это он? — насторожился Паркер. Он тоже присел, но на соседнюю пустую койку по правую руку от Кастильо.

Ей пришлось рассказать про поездку в Оксфорд и про убийство. Про то, что она обнаружила там. И про странную записку. Однако про приятеля Менсфилда – Реджинальда Нэша – рассказать не решалась. И про совпадение с университетом тоже. Она не была уверена. Ни в чём. А затем перешла к рассказу о своей поездке к Сейди Монктон в тюрьму после пересмотра допроса.

— Поэтому ты меня спрашивала о наличии у неё тату? — уточнил Паркер, на что Кастильо кивнула. Она нашла в сумочке распечатки сканов записок от Билла Куайна и Коллина Хендера, показала набросок татуировки Ислы Мейси и фото с запястьем Сейди Монктон.

Она продолжала говорить, пересказывать свой диалог с Монктон. Рассказала о том, как женщина изменилась, и с каким восхищением отзывалась о Редженском палаче, называя его «Местер». Затем поделилась теорией о том, как следует его искать, но что она не сказала, так это причастность Палача к смерти Холли. Это могло вывести из равновесия Паркера. Так же не сказала о своей догадке, что все следующие жертвы после Фейтеры были приветствием. Однако Найт сам предложил перепроверить прошлые дела, но взял, конечно, куда больший объём – пять лет.

— Это было очень странно, — сказала Кастильо. — То, как она отзывалась о нём. Назвала его «художником», будто бы «он создаёт личности» из разбитых людей.

— Калеча жизни и судьбы? — воскликнул Лоу. Как врач, он не понимал подобных вещей. Да и остальные, видимо, тоже.

— Она сказала, что он... создал меня... — призналась Кастильо, заметив настороженный взгляд Паркера и реакцию на её слова вновь появившуюся Анжелу. С серьёзным лицом она подняла голову, будто бы соглашалась. — Что именно он толкал меня...

Кастильо только сейчас подняла, что в словах Монктон был скрытый смысл. Это чудовище толкало её не просто на поступки, оно толкало её к одиночеству, к изоляции. Влезая в шкуру убийцы или жертвы, Кастильо прекрасно понимала, что и тот и другой чувствовали. Тогда, дотрагиваясь до аркбалистры на столе в кабинете профессора, она отчетливо представляла восхищение, когда целилась в живот Менсфилду, представляла мучения Ислы Мейси. И наслаждение. Иногда, от подобных мыслей, ей становилось не по себе, но... возможно, что это чудовище хочет её заполучить, сделать себе подобной. И наслаждаться видом крови и мук. Однако от первого Кастильо обычно страшно мутило.

— Хочешь сказать, что это он заставил тебя выбрать полицию? — спросил Лоу.

— Он заставил меня все эти годы, все пятнадцать лет думать о нём, о его мотивах в тот день. И... не просто работать в полиции, а залезать в шкуру к себе подобным. Смотреть каждый раз бездне в глаза. Бездне зла.

— Он хочет, — голос Найта звучал холодно, — чтобы ты приняла его «бездну зла» и стала ему подобной. Говори же, криминальная психология и профилирование, которыми ты балуешься, до добра не доведут. За возможность влезать в шкуру убийцы тебе придется дорого заплатить. К тому же, он может посчитать тебя не достойной.

Кастильо смотрела Найту в глаза. Ей было, что сказать на это.

— Монктон сказала, что он любит меня, — эти слова довались ей с трудом. — Все эти годы, когда он убивал, тем самым «создавая» меня, так он, по её словам, «заботился» обо мне. Тогда, я думала, что она не выдаёт его, потому что безумно влюблена, а оказывается, он была для неё что-то вроде гуру. И она сказала, что «ему не нравится, что кто-то любит меня больше, чем он».

Она заметила, как лицо Паркера изменилось ещё больше. Он видно что-то понял, и Кастильо взмолилась, чтобы он не подумал про свою сестру.

— Ты как-то говорила, что когда тебе снится этот... монстр, — Паркер никак не мог подобрать нужные слова, — когда режет тебя, то... ты слышишь... признания в любви...

— Но если это и есть Редженский палач, то почему вернулся спустя пятнадцать лет? — спросил Найт и бросил небрежный взгляд на дверь в коридор. — Не много ли времени прошло?

— Монктон это объяснила тем, что я сбилась с пути, — ответила Кастильо. Галлюцинация Анжелы понимающе кивнула. — Письмо от Билла Куайна своего рода предупреждение. Он видно, хотел... меня наказать за то, что... я отвлеклась от его поисков. Он хотел убить не Ислу, а мою мать...

В палате повисло недолгое молчание. Однако Паркер вздохнул и сказал:

— А ведь всё началось с «вешалки»...

— Какой вешалки? — удивился Найт, на что Лоу грустно хмыкнул:

— Да, это он мою привычку обзывать «пациентов» перенял, он про убитую ассистентку говорит – Милли Фейтера, кажется. Ее и убила Сейди Монктон: та узнала про её грязные делишки с наркотиками и подпольным аукционом. Я прав?

Кастильо и Паркер кивнули, однако Найт наконец-то изменился в лице: нахмурился, поза выдавала его напряжение и настороженность.

— Какой ещё аукцион? — его тон так и требовал разъяснения.

— У Ро была наводка из отдела нравов о том, что в городе появился новый бордель: там вроде устраивают «свидания вслепую», — ответил Паркера. О роли этого аукциона Кастильо не рассказала. Как и то, что её едва не купил маньяк.

— Там требовалось прохождение медкомиссии? — спросил Найт.

— Да, — устало ответила Кастильо.

От того, как громко хлопнул в ладони инспектор из Манчестера, присутствующие вздрогнули. А от одного взгляда на Найта, Кастильо поняла, что ей не жить.

— Ты не читала дело «Кроатоан»! — заявил он.

— Я не состою в вашей команде, — парировала Кастильо, однако чутьё подсказывало неладное, да и перекосившееся лицо Паркера оказалось красноречивее слов. — А в чём дело? Они же занимаются наркотой, убийствами и проституцией.

— Считай, что они перешли на новый изощрённый вид бизнеса и жестокости: под видом модельного агентства или эскорт-услуг они похищают девушек и продают их органы на черном рынке. Отличительная черта у этих агентств – обязательная медкомиссия. Я приехал по наводке, что местное такое заведение отклонилось от курса, и их лидер сам хочет навести здесь порядок. И скорее всего, это и есть ваш аукцион.

— Генри, — прошипела Кастильо, — ты – труп!

Не попасть к маньяку, так попасть на стол к мяснику и быть разобранной по органам. Да, только мне так могло повезти!

— Сегодня в доках состоится облава, — разъяснял Найт, и Кастильо поняла, к чему они так долго готовились и изучали карты местности. — Я был бы рад пригласить тебя в команду, но ты не сдавала норматив по стрельбе, и табельное тебе бы вряд ли выдали, а раз ты попала в больницу, то о результатах узнаешь завтра. И, к слову, просили передать, чтобы ты побыла под наблюдением ещё день-два. Мы с Паркером вернёмся в управление и продолжим подготовку, пока есть ещё время, а вам, — Найт вдруг обратился к двери, прибавив строгости в голосе, — стоит всё-таки зайти, иначе придётся вас арестовать за шпионаж.

В палату заглянул Менсфилд. В дорогом костюме (а это можно было увидеть невооруженным взглядом) он плохо вписывался в обстановку и мужскую компанию, из которой только Лоу как-то, да соблюдал дресс-код.

— И давно ты там стоишь? — поинтересовалась Кастильо.

— Минут десять, не хотел мешать вашей дискуссии, — то, с какой ловкостью Менсфилд разрядил обстановку, Кастильо находила высшую форму искусства.

— Ладно, оставляем вас, — сказал Найт.

— Офицер Манчестер, — рассмеялся Лоу, поднимаясь с больничной кровати на ноги, — если вы решили, что эти двое пара, то вы жутко заблуждаетесь. Паркер и Кастильо на самом деле давно женаты, а это их ребёнок. Вырос чутка.

Кастильо демонстративно стала озираться в поисках чего-то, чем можно запустить в судмедэксперта.

— Я бы в тебя чем-нибудь бросила тяжелым и сдала норматив по меткости при Найте. Так что давай, вали отсюда. И спасибо тебе за помощь.

Лоу развел руками.

— Я бы сказал «обращайся», но пожалею тебе больше не травиться.

Они удалились. Менсфилд очень осторожно подошел к больничной койке и присел на самый край. Хоть он и улыбался своей дежурной улыбкой, но по его глазам и микромимике Кастильо могла прочитать волнение.

— Что случились? — тихо спросил он.

Кастильо пришлось рассказать всё сначала. Так же рассказала о своём визите к Монктон. Когда дошла до своеобразных признаний в любви от маньяка, Менсфилд поднял руку.

— Это я слышал, — пояснил он.

Однако Кастильо призналась ему, что не рассказала коллегам о связи с Холли Паркер и аукционом. И видела, как мрачнел Менсфилд.

— Знаешь, в это есть и хорошая сторона, — призналась Кастильо и ответила, поймав изумлённый взгляд: — ты вне подозрений. И... знаешь, — слова она подбирала с трудом, — спасибо, что купил тогда.

Менсфилд очень грустно улыбнулся и пересел чуть поближе.

— Рад, что принёс вам, госпожа-инспектор, хоть какую-то пользу, — с наигранной учтивостью ответил он, но вдруг стал серьёзным: — Говоришь, то, что произошло в Оксфорде, случайность? И цель тогда была твоя мама?

— По словам Монктон, он считает, что я отвелась на тебя, — Кастильо опустила глаза. — Считает, что я полюбила тебя, как должна любить только его. И он очень зол на тебя за то, что ты получил меня на том аукционе. Он был так уверен, что знает меня, что я выберу какой-нибудь ник со словом «звезда».

— А почему ты выбрала «Леди Лунный Свет»? — вдруг спросил Менсфилд.

— Ну, — задумалась Кастильо, — считай это данью уважения к одной джазовой певице, которую знаю только я. Её так и называли Леди Лунный Свет. И мы очень-очень любили слушать её голос. И, когда... появились симптом, начались галлюцинации, то... я увидела её. Такой красивой, какой я её помнила. И... такой обезображенной им. Он словно этим осквернил её...

Кастильо отвернулась в сторону окна. Галлюцинация Анжелы смотрела на мир через стекло, как это частенько любила делать дома. Затем она подошла к кровати Кастильо.

— Ты ведь его найдешь, — шептала она. — Ты такая упорная, как и все мы...

— Что с тобой? — Менсфилд очень осторожно дотронулся до лица Кастильо. Она не сразу поняла, что плакала.

— Токсины белладонны... — растеряно ответила девушка, — меня ещё «кроет», и я её вижу...

— Тебя от нас отличает то, что ты жива, — говорила Анжела. — И, милая, запомни, как бы ни сложились обстоятельства, этому чудовищу, сотворившему со всеми нами такое, ему не жить! Даже если нам всем суждено греть в аду за его убийство, мы готовы. Мы всегда готовы. Как и ты, моя красавица, моя Розалия...

— Не называй меня так, — по старой привычке произнесла Кастильо, — это даже не моё имя...

— Хорошо, Ро, — ласково улыбнулась Анжела и погладила племянницу по щеке. Кастильо поклялась бы, что почувствовала женскую ладонь и такое знакомое тепло. — Не играй с плохими детками, моя красавица, и не разговаривай. Я люблю тебя...

От переизбытка чувств, Кастильо заплакала. Но когда снова подняла глаза, то Анжелы рядом не оказалось. Возможно, токсины отпустили сознание, но тошнота никуда не ушла, как и жажда. И Кастильо стало стыдно: она плакала перед Менсфидлом, сказала, что ловит глюки. Звучно всхлипнув, Кастильо размазала и без того потёкшую тушь.

— Как она выглядит? — тихо спросил Менсфилд. — Что говорит?

— Она уже ушла, даже попрощалась в своей манере, — ответила Кастильо. — Но если ты и, правда, хочешь знать, то у неё светлые завитые волосы до плеч, глаза пронзительные голубые, лицо чистое и белое. Она очень хрупкая и изящная. У неё тонкие пальцы и очень сильный голос. И когда она поёт, то выглядит, как настоящий ангел. И она сказала, что любит меня. Всегда говорила это на прощание. И что я найду его. Боже! — Кастильо запустила пальцы в волосы. — Это же мой мозг! Он воссоздал её лучше всех, даже привычки её вспомнил! Но почему я так уверена, что найду его?

— Может, потому что ты настойчива? — с улыбкой спросил Менсфилд.

Он снова смотрел на неё, словно пытался затянуть. Снова дотрагивался до щёк, стирая слёзы. И говорил с такой нежностью. Как говорил когда-то её отец. Как говорила её семья, которую она потеряла. Не просто похоронила, а именно их семья рухнула, как карточный домик. Сплоченность исчезла. А Менсфилд, подобно белладонне, заставлял её вспоминать о том, что она потеряла навсегда.

— Менсфилд, — прошептала она и посмотрела ему в лицо, — иди на работу.

— Умеете вы, госпожа инспектор, с небес на землю опускать, — рассмеялся Менсфилд, но всё-таки попрощался с ней и ушёл. Правда, несколько раз звонил разузнать про самочувствие.

Кастильо прохаживалась вдоль по коридору, но галлюцинации больше не приходили, оставалась только слабость, иногда тряслись ноги. Хотелось пить. Врачи объяснили ей это последствием отравления и последующей прочисткой желудка. Ей ещё повезло – доза оказалась не смертельной. Звонил и суперинтендант, ему Кастильо не хотела говорить. Да, уговор есть уговор, но это только слова заключенной. И сказала она это при личной встрече, а не на допросе. Сейчас ей нужны доказательства. Однако про галлюцинацию в виде Анжелы поделилась, вызвав смех.

В палате она была не одна. Соседствовала с какой-то женщиной латинос, а постоянно жаловалась на боли в животе, а врачи несколько раз направляли её на те или иные процедуры. Заводить знакомства Кастильо не хотелось, да и выпишут её завтра, если осложнений не будет.

Однако ночью ей не спалось. А если и удавалось засыпать, то открывала глаза от малейшего шороха, тяжкого вздоха соседки или шагов в коридоре. То, что она узнала, теперь давило грузом на психику.

Очень осторожно Кастильо открыла окно пошире и высунулась наружу. Её обдал весенний прохладный ветер. Она знала, что сейчас примерно третий час ночи, где-то вдалеке звучала сирена неотложки, а вот на сердце стало не спокойно. Когда она, казалось, так давно, убегала утром от Менсфилда из отеля, то перед звонком от шефа с сообщением о трупе тоже звучала протяжная противная музыка экстренной службы.

А ещё Кастильо поняла, что дрожит, но не от холода, а от страха. Сейди Монктон знала её настоящее имя. Знала её историю. Просто знала её. При первом разговоре, при первом допросе в ней чувствовалось превосходство, и теперь понятно почему: она знала все о Кастильо, тогда как та ничего не знала о ней. И женщина ликовала. Однако презрение и гнев тоже объясняемы – ей было не совсем понятно, почему её «мастер» так помешан на Кастильо. Но что теперь будет с Монктон?

Да и что теперь ей самой делать? Как спасти любимых? Да и следующая цель Палача Менсфилд. Да и то, только потому, что перешёл ему дорогу, да и вертится вокруг Кастильо сейчас...

Внизу вой сирены стал звучать близко. Следом за машиной неотложки ехала и служебная полицейская с мигалкой. И это заставило Кастильо насторожиться. Она видела, как дежурные парамедики выбегают навстречу машине, как распахивают двери и помогают с носилками. Среди них мелькает черный жилет с надписью «полиция».

Кастильо накинула пиджак поверх больничной сорочки и выскользнула из палаты. Очень осторожно она спустилась по лестнице к стойке информации и спросила у дежурных медсестёр, показав удостоверение:

— Кого только что привезли? — тихо спросила она.

— Раненного офицера, — ответила девушка, продолжая заполнять формы за стойкой.

— А как зовут? Может, из моего отдела?

— Не положено, — отрезала медсестра и в упор посмотрела на Кастильо. — Возвращайтесь в палату.

— Кто это? Паркер? О'Браен? Галбрейт? Каловер? — Кастильо наблюдала за реакцией медсестёр, продолжая называть фамилии. — Лоу? Макбин? Найт?

Одна из сестёр отвела взгляд, другая вернулась к заполнению форм. Сердце словно оборвалась.

— Бог ты мой! Найт! — пролепетала Кастильо. — Как же так?

— Ро! — голос Паркера разрезал мнимую тишину в больнице.

Её друг и напарник выглядел потрёпано, кое-где засохла кровь. Взмокшие светлые волосы липли ко лбу, а руки слегка дрожали, что явно говорило о пережитом – у него начинался шок.

— Что случилось? — голос Кастильо дрогнул. Неважно, враг Найт, или нет, но она такой же офицер, как он. Это могло случиться с каждым. Риски велики.

— Мы накрыли их, перехватили целый контейнер... Контейнер! Ро! Контейнер для морских перевозок! Там двадцать человек! Живых! — Паркер говорил очень возбуждённо. Он вытирал перепачканными кровью ладонями лицо, размазывая грязь ещё больше. — Думали, повязали всех, но двое дали дёру. За ними Найт кинулся. Я отвлёкся на этот чертов контейнер! Они там все были такие перепуганные... Ро! Я потерял Найта из виду.

— И его подстрелили? — прошептала Кастильо.

— Я бежал на звуки выстрела, а затем раздался второй... — Паркеру становилось всё труднее говорить, его била крупная дрожь. — Там был Найт и ещё один. Так понял, Найт его подстрелил, а напарник другого пальнул в Найта. Найт приказал бежать за другим. Я бежал, Ро, бежал, но тот прыгнул в катер и укатил... Я пару раз выстрелил, но... там было темно. Ей сейчас водная полиция занимается...

— Подожди, ты сказал «ей»? — нахмурилась Кастильо.

— Да, второй сначала мне слишком щуплым показался, мелким, пока мимо фонаря не пробежал. Волосы в косичке... э-э-эм фигура женская...

— Что с Найтом? — перебила его Кастильо. Паркеру нужно переключиться.

— Попали в бок, на вылет прошла.

— Рон! — сурово проговорила Кастильо, — ты сейчас едешь домой, примешь душ, переоденешься. Ты вернёшься сюда и привезёшь мне папку с делом «Кроатоан». Хочу посмотреть, почему Найт уже четыре года гоняется за ними. С его-то хваткой и чутьём...

Когда Кастильо вернулась в палату, то уснуть так и не смогла. Ей казалось, что такой, как Найт, состоит из железа. Как же он ей отчитывал, когда она высунулась из укрытия, когда приняла на себя огонь, и когда зажимала задетое ухо. Ей было больно не физически. Ей до слёз в тот день было обидно, что ей старания оказались не замененными.

Ближе к шести утра Паркер вернулся в чистом и с увесистой папкой. К тому времени, Кастильо уже знала, что операция Найта прошла успешно, и он на пятом этаже сейчас спал под действием наркоза.

Кастильо же разложила содержимое папки на кровати и принялась изучать. Новый лидер «Кроатоана» поистине считался жестоким. Однако прошлый только устраивал притоны, да и сам ими пользовался. Так почему о новом лидере ничего нет? Ей пришлось звонить Лоу за помощью. Тот как раз провел ночь в компании с подстреленным.

— Занешь, судя по тому, как этот парень был подстрелен, и как он упал, его застрелили свои же, — говорил Лоу, а судя по звукам и его пыхтению, тот до сих пор работал, а мобильник поставил на громкую связь. На заднем плане звучал женский голос. — Это Кастильо. Тебе тут Дженни привет передаёт. И вот ещё, его пальцы порохом пахнут, а пушки с собой нет.

— Спасибо и ей и тебе, — сказала Кастильо и обратилась к Паркеру, сидящему на свободной койке. — Найт сказал, что сегодня хочет взять лидера. И, кажется, я теперь поняла, почему он такой осторожный в отличие от предшественника.

— И почему? — спросил напарник, его лицо по-прежнему было бледным, а глаза красными от переутомления.

— Это женщина. Найт побежал за двумя, и думаю, он мог решить, что девушка – заложница, и замешкаться. Тогда в него выстрелил мужчина. Отсюда первый выстрел. Затем, поняв, что за копа можно сесть надолго, и её подельника будут искать, она застрелила его. Отсюда второй выстрел. Пушку она забрала с собой, а тут появился ты, она рисковать лишний раз не стала, и так задержалась надолго...

— Ты прости, Ро, но мотив убийства подручного звучит не очень, — заметил Паркер.

— Нужно поступать во вред себе, чтобы запутать врагов, но ты прав, я плохо соображаю: почти не спала. Но ведь операция прошла успешно.

— Тут не поспоришь, — ответил Паркер, доставая вибрирующий мобильник из кармана. — Да, шеф.

Кастильо отвернулась. Её выписывают в обед, дают ещё день придти в себя, а затем снова в бой. Да и выходное дежурство на ней.

— Вот как... — голос Паркера звучал не слишком-то обнадеживающе, особенно его напрягли слова Галбрейта. Он отключил связь. — Ро, у нас проблемы. Точнее у тебя.

— В смысле? Страховка не рассчитана на подобное отравление? — напряглась Кастильо, но Паркер покачал головой:

— Всё намного хуже, Ро. Даже не знаю, с какой новости начать. Одна хуже другой.

— Давай в том порядке, в каком назвал Джо, — предложила Кастильо.

— Звонили из женской тюрьмы насчёт тебя. В ночь с понедельника на вторник Сейди Монктон повесилась в своей камере. И из-за того, что ты тогда была, навещала её, то тебя хотели бы допросить.

Кастильо закрыла глаза. Её надежда на имя Палача умерла вместе с Монктон. А ей добавилось проблем. Однако на этот исход и ставила Кастильо. Преданные своему гуру не могли его предать, а она и так слишком много сказала в понедельник.

— Вот же черт! — воскликнула Кастильо.

— Но ты не думай, что это худшая наша проблема, — проговорил Паркер. — Сегодня в одном из домов обнаружили семь тел. И у всех перерезано горло. Ты была права, Ро...

— Он решил поздороваться со мной лично...

Кастильо казалось, будто ей в виски гвоздями вбивали фразу, сказанную Мокнтон, однако голос теперь принадлежал тому, кто каждый кошмар вгонял нож ей в живот:

— Я рад, что встретил тебя. Надеюсь, что ты услышишь меня. Услышишь и обратишь внимание. Пожалуйста, пожалуйста, не отворачивайся! Люди, которые будут встречаться на твоём пути, предназначены лишь для того, чтобы сказать «привет». Вот и теперь ты слышишь это: «Привет!». Я это громко сказал?

*Каролина Эсмеральда ван дер Леу, известная Каро Эмеральд — нидерландская джазовая певица.