Урод

 „Неважно, как сильно ты любишь кого-то, ты всё равно хочешь сделать по-своему."

Чак Паланик

Воскресенье. Десятый день расследования

На сегодня Зак запланировал встречу со вторым потерпевшим из своего списка пострадавших, но постепенно его стали брать большие сомнения касательно успешности задуманного. Голова не варила совершенно, и весь он стал какой-то дёрганый, а все потому, что не видел Кая с четверга и ощутимо нервничал. Вот и утро прошло вверх тормашками как раз по той же причине, не добавив спокойствия. Двери в многоквартирных домах частично звуко и полностью запахонепроницаемы. Это была вынужденная, постепенно сформированная мера, являющаяся обязательной в свете реальности течек и гона. Никому особо не улыбается посвящать в личную жизнь всю округу, равно как испытывать на своей собственной шкуре чужие гормональные всплески. Но, даже зная это, Зак все равно вздрагивал, когда, как ему казалось, на лестничной клетке раздавался резкий звук. Он выбегал из квартиры и с неизменным разочарованием понимал – в очередной раз почудилось. На звонки Кай не отвечал, в редакции, куда Зак обратился, пользуясь ранее предложенной помощью Грина, сообщили, что мистер Сильверстоун взял отгул на три дня.

На три. Значит, в понедельник должен быть на работе. Можно было бы спокойно дотянуть эти сутки, но бурная фантазия, подкреплённая насыщенным и разнообразным в своей жути опытом, рисовала Заку картины одна другой страшнее, ибо на веселящегося на волнах беззаботного туриста сосед смахивал слабо, разве что умотал в дремучий лес. Чувствуя себя полноценным параноиком, он прошерстил все городские морги, с облегчением выдыхая после очередного отказа – не там.

Где же тебя носит, Кай?

Пора бы уже выезжать на встречу. Потерпевший жил за городом. Огромный мегаполис никогда не останавливается, существуя как слаженный механизм с вечным двигателем. Дорога в одну сторону займёт добрых час-полтора, учитывая возможные пробки и заторы. Зак еще раз проверил, все ли на месте, и только успел захлопнуть дверь и обернуться на звук открывающегося лифта, как из него практически выпал Кай. Парень сделал несколько нетвёрдых шагов в направлении коридора, шатаясь, словно стоял на палубе попавшего в шторм корабля, одной рукой держать за стену, второй обхватив себя поперёк живота. Поза, движения, согнутое едва ли не пополам тело – все однозначно указывало на то, что ему плохо, чертовски плохо.

– Что с тобой? – Зак тут же подбежал и попытался оторвать его руку от стены, чтобы подхватить. – Давай я помогу.

Автоматически, сработала профессиональная привычка, зафиксировал: алкоголем от пропажи не несло, значит, не пьян, хотя феромоны пахли несколько иначе, словно были разбавлены.

– Нет! – чересчур эмоционально как для едва держащегося на ногах воскликнул парень и, отлепив руку от живота, стал отпихивать ею Зака, нервно и испуганно оглядываясь по сторонам, что не улизнуло от его внимания. Он точно так же осмотрелся, на всякий случай становясь между Каем и шахтой лифта. Дом стар, пожарная лестница расположена в другом конце здания, так что, кто бы ни угрожал или ни преследовал его, логичнее ожидать нападения не оттуда.

– Ты ранен? – на пару секунд оборачиваясь и быстрым взглядом ощупывая скукоженную фигуру, спросил Зак. – Кай отрицательно покачал головой. – Почему ты держишься за живот? Крови, насколько я вижу, нет. Тебя избили? Авария? – снова похожий кивок. – Тогда где, мать его так, ты шлялся целых три дня?! – не выдержав его молчания, рявкнул Зак и тут же готов был прикусить себе язык, если бы это имело смысл.

Фак! Он все-таки сказал! Вслух! И назад слова не забрать, как ни старайся.

Кай удивлённо уставился на него, а Зак застыл в ожидании вопроса, вполне логичного после его выпада, лихорадочно пытаясь придумать, как объяснить своё поведение. Не мешало бы, правда, перед этим самому себе втолковать, что происходит.

– Ты не понимаешь. Пожалуйста... со мной все...в порядке, – голос парня срывался и, скорее всего, от боли, от которой он же морщился на каждом вздохе. – Мне просто нужно отдохнуть...пропусти...я пойду...домой.

– В порядке?! Да ты, блядь, сейчас грохнешься посреди коридора, не доползя и до порога! Ну уж нет, так не пойдёт. Иди-ка сюда, – огрызнулся Зак, наконец, рассмотрев его плачевное состояние, так сказать, в комплексе: на лице ни кровинки, губы плотно сжаты в одну линию, упрямый подбородок подрагивает. Плюнув на слежку, он снова обхватил Кая за талию рукой.

– Я сказал не надо! – почти крикнул тот, выворачиваясь, и Зак, хоть убей, не мог понять, что тут, черт подери, происходит. – Оставь меня в покое! Уходи, прошу тебя, уходи!

– Хорошо, но ты хотя бы никуда из дома в таком состоянии не выходи, – убрав от парня руки, согласился он, замечая мельчайшие капельки пота, выступившие у Кая над верхней губой. Похоже, сейчас его настойчивость точно не на пользу, заставляя того еще дольше страдать.

Кай ничего не ответил, медленно доковылял до своей двери, открыл ее и исчез в узком проходе, оставив озадаченного спасителя одного. Зак еще какое-то время стоял у его квартиры, напрягая слух на случай, если упрямец таки грохнется в обморок, и лишь не услышав ничего подозрительного и убедившись, что тот в относительной безопасности, спустился вниз. Встреча вместе с дорогой туда-обратно отнимет часа четыре, и чем раньше он приступит, тем быстрее вернётся.

Уже отъехав на приличное расстояние, поступил звонок. На экране высветился Том.

– Шетт! И как только умудряется всегда вовремя? – ворчал парень, принимая вызов. Джонс хоть и был временами хуже горькой редьки, но из-за ерунды никогда не дёргал. – Чего тебе?

– Ты не поверишь, Витла, что я узнал?! – также минуя приветствие и прочий политикес, выпалил звонивший. – Новость всем новостям новость. Даже не знаю, у кого так карма сработала, у тебя или у меня.

– Не тяни, я спешу.

– А ты не спеши, ой не спеши. Сдаётся мне, куда б ты ни летел, в маршрут придётся внести коррективы.

– Том!!

– Ладно, ладно, не кипятись. Ты же в четверг к Ричу ездил, если я не ошибаюсь?

– Да. И что?

– А то, что я сегодня по вызову к нему же мотался. В клинике нынче наш Кингсли, и я настоятельно рекомендую тебе отменить все планы и мчать сюда. Поверь, оно того стоит.

Рича они дружно ненавидели, всем отделом, всем участком, да попросту всей полицией города. Такие, как он, – плевок в лицо общечеловеческой морали и закона, когда ты знаешь, что происходит, а сделать ничего не можешь, ибо не за что ухватиться. И мерзкая тварь, понимая свою неуязвимость, продолжает жить, размножая, подобно матке в улее, себе подобных. Даже если бы он просто упал с лестницы и сломал себе ногу, лучше бы, конечно, шею, но сейчас не Рождество, так что, чудес можно не ждать, даже тогда Зак был бы если не счастлив, то всеобъемлюще и безгранично рад. Достаточно вспомнить, как тот вёл себя и разговаривал с ним три дня назад. Уебок недоделанный.

Связавшись с адресатом сегодняшней поездки, он перенёс встречу на другой день, влетел в первый же разворот и помчался по адресу, названному Томом. От предвкушения и неизвестности даже ладони чесались, и время от времени Зак тёр их о грубую обивку руля. Оно, может, и хорошо, что после войн и вспышки вируса цивилизация несколько притормозила в прогрессе, переваривая неслабые, местами шокирующие перемены. Было бы у него сейчас сверхумное и гиперсамостоятельное транспортное средство, он бы извёлся вконец, не зная, куда девать руки.

Том встречал его у входа, подозрительно светясь от радости.

– Что там, все плохо? – спросил Зак, искренне надеясь, что это так, на ходу пожимая ему руку и, перескакивая через ступени, поднимаясь по лестнице.

– Даже хуже, чем ты мог бы мечтать, – еле поспевая за ним, поддакнул коллега.

Первые! Неужели свершилось? И эта гнида нарвалась на достойного соперника.

У двери в палату Том его остановил.

– Все очень и очень странно, Зак. Это не просто преступление, варварство в чистом виде, сильно смахивающее на месть. Говорю тебе сейчас, чтобы подготовить. А не то, зная тебя, еще аплодировать начнёшь и хвалу воздавать всем известным тебе конфессиям. Адвокат, как ты понимаешь, уже примчался. Ещё бы, редкий случай в практике, можно сказать, уникальный – выбить побольше денег за услуги от съехавшего с катушек клиента. Ага, – продолжил парень, видя, как Зак от услышанного даже рот приоткрыл. – Ну, долго рассказывать. Пойдём, сам все увидишь. Но я тебя прошу, дорогой, придержи свой поганый язык. Нам это дело нужно провести грамотно.

Зайдя в палату Зак был вынужден признать, что сюрприз превзошёл все его самые смелые хотелки. Ещё пару дней назад лопавшийся от распирающей его безнаказанности высокомерный сноб сейчас выглядел даже не жалко или отвратительно, о нет. Данное слово и приблизительно не описывало нелепости и тошнотворности происходящего. Рич лежал на кровати на спине с согнутыми в коленях ногами и руками, просунутыми между ними. Накрытый простыней, но и с этим атрибутом суть происходящего была предельно ясна – мужчина яростно мастурбировал, полуприкрыв глаза и не прерывая занятия ни на секунду, в упор не замечая ни присутствующий персонал, ни адвоката, ни вошедших людей. Лицо пациента имело нездоровый серый цвет, глубокие глазницы с темными синяками под ними. Даже щеки казались впавшими с небрежной щетиной, хотя Зак знал, что очередная грандиозная вечеринка была только вчера, а, значит, Кингсли, по обыкновению, был на ней франтом, а не такой вот жалкой пародией, больше напоминающей зомби, нежели живого человека. Посторонний монотонный звук показался слишком долгим.

– Что это жужжит? – уточнил Зак у молоденькой сестры, пунцовой, как юная девственница в солдатской казарме.

– Вибратор, – выдохнуло эфемерное создание и покраснело еще сильнее.

Чтооо?! Однако, протоколы лечения претерпели сильные изменения в отдельно взятом случае.

Ну, зато стало понятно, с чего вдруг у неё такая реакция. Небось, в медицинской школе не было лекций на тему оказания первой помощи остро припадочным пациенту с помощью силиконовых изделий интимного назначения с автономным питанием. Но жизнь забавная штука, научит и не такому.

– Стесняюсь спросить, это врач прописал? – Зак не то, чтобы решил доконать девчушку, но что поделать, коль она тут единственный представитель клиники.

– Мы...мы не могли по-другому. Сейчас придёт доктор и все объяснит.

– Да уж, хотелось бы! – подумал Зак, кривясь от постоянного звукового сопровождения. Рич, до сей поры молчавший, переключился на стоны и подвывания, чем начал не лучшим образом действовать на его и без того расшатанные нервы.

– Добрый день, господа, – поприветствовал их порядком офигевшую от происходящего троицу моложавый мужчина, надо думать, лечащий врач, классический бета, собранный и серьёзный. – Не вижу смысла переходить в мой кабинет, так как пациент все еще не в себе и никого не узнает. Кэтрин, вы не могли бы оставить нас на минутку, – попросил он сестру, и та ужом юркнула за дверь.

– Что с ним, доктор? – не утерпел Зак, нахально ввинчиваясь в приветственную речь.

– Мистер....

– Витла, Заккери Витла. Я помощник детектива Джонса, – пришлось выкручиваться, но ему не привыкать, иначе выставят вон, как малышку Кэт.

– Мистер Ричардсон поступил к нам в крайне плачевном состоянии. Думаю, ваш коллега успел детально рассказать с юридической стороны, – на этой фразе Зак утвердительно кивнул, втихомолку косясь на Тома. – Я же добавлю с медицинской.

Пациент определенное время находился под воздействием сразу двух сильных стимуляций: нейронно–сенсорной в виде синтетического симулятора класса 2Х, одномоментный приём критически допустимой дозы которого привёл к необратимым последствиям в разрезе психики, и тяжёлой физической, усугубившей этот эффект. Данный препарат вызывает максимально правдоподобную течку или гон, в зависимости от пола, со всеми, так сказать, сопутствующими факторами, как то мощный гормональный всплеск и соответствующую реакцию систем организма на него. Двойная же доза по уровню нагрузки подобна, постараюсь найти верное сравнение, пожалуй, выходу в открытый космос человеку без скафандра. В протоколе полиции указано, что пострадавший был найден в его доме в некоем специально оборудованном помещении для развлечений сексуального характера, конкретно привязанным на столе со встроенным автоматизированным приспособлением для полового акта. Мистер Ричардсон пребывал в состоянии глубокого обморока и психоэмоционального истощения. Если исходить из анализов и показаний его сотрудников, пробыл он на данном столе не менее трех-четырёх часов. Чудовищно, катастрофический много при подобных сопутствующих обстоятельствах.

В больнице он, спустя время, вернулся в сознание, но, к нашему величайшему сожалению, причинённый психике вред коррекции не поддаётся. Если отойти от медицинской терминологии, больной просто на просто сошёл с ума на почве секса. Он постоянно нуждается в нем и впадает в агрессию, если не получает нужной разрядки. Все, что нам удалось по состоянию на сейчас – дать ему возможность с помощью вибратора сгладить потребность, в противном случае он домогается всех подряд и весьма активно. Мы, конечно, попытаемся подобрать корректную схему лечения, но нужно чётко понимать, – тут доктор говорил уже больше адвокату. – В прежнее состояние пациент не вернётся уже никогда. Медицинские препараты, направленные на угнетение гиперболизированного либидо, в данном случае будут вынужденно мощными и приведут, в том числе, к снижению общей активности, превращая мистера Ричардсона в весьма пассивное существо.

Доктор не произнес «овощ», соблюдая врачебную этику, но присутствующие прекрасно поняли, что он имел в виду. Адвокат тут же «ушел в себя», явно взвешивая перспективность дальнейшего служения. У этой братии все просто: деньги-товар, товар–деньги. Том просто стоял с непроницаемым выражением лица, а вот Зака интересовал еще кое–что.

– Скажите, доктор, когда Рич, мистер Ричардсон, попал к вам и за время пребывания упоминал ли он что-то или, быть может, кого-то: имена, названия, отвлечённые вещи? Понимаю, что он сейчас не самый болтливый пациент, но все же, в перерывах между трах...мастурбацией.

– Вот так сходу ничего вроде бы на ум не приходит. А впрочем... – ответил док, затем постучал себя пальцем по нижней губе, чуть оттопыривая ее.

Это был симпатичный жест, даже соблазнительный, и еще какую-то неделю назад Зак бы однозначно не пропустил его и постарался пригласить бы доктора после работы посидеть–выпить или уболтал сходить в клуб с одной единственной целью – изучить эти губы на вкус, и не только губы.. Сейчас же все, чего он хотел, чтобы тот поскорее определился, есть в его памяти что-либо, стоящее внимания, или нет.

– Впрочем, знаете, вы правы, мистер Витла, – воодушевилось светило медицины. – Пару раз, только придя в сознание, пациент говорил нечто вроде «мой альфа, возьми меня». Ещё «мои крошки». Точнее не вспомню, к сожалению, не знал, что это может оказаться настолько важным. У мистера Ричардсона разве есть дети?

– Есть, – ухмыльнулся Зак. – Но не буквально. Прошу простить, нам с коллегой нужно отлучиться на пару минут.

Выйдя в коридор, куда, слава Первым, не доносились стоны пребывающего в персональной нирване Рича, Зак потянул Тома чуть в сторону от общего прохода.

– Может, уже расскажешь, что это было? – взял быка за рога приятель. – Раз уж ты мой помощник.

– Эксперты еще в доме Рича?

– Естественно.

– Звони им. Зуб даю, записи с камер будут удалены. Это первое. Второе – нужно проверить, на месте ли вот эти картины. – Зак написал название и показал коллеге.

– Постой, постой, – начал догадываться, куда тот клонит, Том. – Не хочешь ли ты сказать, что дело несчастного каким-то образом связано с твоим?

– Если я прав, а я уверен, что это так, то самым прямым. Деталей раскрыть не могу, но все происходящее суть звенья одной цепи, а она, приятель, между прочим, довольно длинная и не самой прозрачной чистоты.

Том принялся раздавать указания коллегам, а Зак в нетерпении едва ли не приплясывал рядом. В палату он не вернулся.

А чего он там не видел? Досталось уроду, и поделом! Может затрахает себя до смерти, вот была бы умора! Интересно, что бы написали на надгробной плите? «Умер от члена в заднице»? Или лучше «с членом»? Можно даже вибратор вместе с ним похоронить. В древности коней хоронили, слуг. Чем резиновый друг хуже?

Пока Зак изгалялся подобным образом, Том уже раздобыл нужную информацию и держал ее в клювике, хитро щурясь.

– Выкладывай!

– Записей нет, картин тоже.

– Есть! Да! Да! Да! Черт бы побрал, да! – выкрикивал Зак, привлекая к себе внимание персонала. Джонс многозначительно продемонстрировал значок сунувшемуся было к их дуэту охраннику, и тот ретировался, вернувшись на занимаемую позицию.

Зак же расхаживал по коридору, трепля себе волосы и испытывая неподдельный кайф. Именно такой момент, когда ты убеждаешься, что все догадки и допуски верны, все мозговые штурмы себя оправдали и ты на правильном пути, стоят если не на одной ступени с потрясающим оргазмом, то на следующей за ним однозначно.

– Мне нужно проверить след. Пустишь? – утихомирившись, спросил он коллегу.

Приехав на место, Том, зная специфику Зака, попросил всех временно очистить помещение. Вонь из феромонов в доме стояла ужасная. Немудрено, после очередного шабаша. Но места общей тусовки парня интересовали мало. Быстро минуя гостиную и множество холлов и коридорчиков, он оказался в спальне хозяина, оттуда перейдя в помещении, один вид которого вызвал неконтролируемое желание блевонуть, затем вернуться в клинику, вытащить долбаный искусственный член из задницы Рича и засунуть ему в глотку, глубоко, так, чтоб его желудку пришлось потратить весь остаток жизни на переваривание силикона. Взяв себя в руки, Зак сосредоточился на цели своего нахождения здесь и пережил еще одно фиаско, разрушившее его ставшую такой стройной версию. Он рассчитывал на ситуацию, подобную той, что произошла со Сприном, а точнее – на полное отсутствие следа какого-либо неопознанного альфы. В таком случае, можно было бы предположить, что весь преступный каскад строится на малолетках с простой и понятной целью – отсечения хвостов. Досадная досада, но явно не в этот раз. Запах альфы, достаточно зрелой, а не юной, особи, имел место быть. Блядь! Не сработало!

Проникнуть в эту часть дома во время вечеринки невозможно – все блюдётся и постоянно мониторится. Штат охраны у Рича почище, чем в каком-нибудь пусть и второсортном, но королевском дворце. Вывод, хотя с такими промахами Зак снова начал осторожничать в прикидках, может быть таким – след действительно принадлежит вору, но в двух граничащих по времени кражах главную скрипку играли два совершенно разных музыканта, причём второй куда кровожаднее, вон как Рича отделал. Знать бы еще за что. Неужели по доброте душевной? Этакое воровское благородство. А в том, что все произошедшее было делом рук загадочного альфы, Зак не сомневался, ибо в игровой след был еще заметнее, да и не сам же Рич себя приковал. Находиться здесь дольше необходимого желания не было совершенно. Куски рамы, неопрятной и какой-то осиротевшей без холста кучкой, лежали на полу. Вор, похоже, даже не планировал заметать следы. Намеренно или случайность? По логике должен бы, а с другой стороны, при таком техническом сопровождении можно не бояться – ни единого доказательства его присутствия, за которое можно было бы зацепиться и идентифицировать личность, все равно нет.

Четыре часа пролетели незаметно, и Зак, попрощавшись со всеми участниками, поспешил домой. Несколько раз, в промежутках между разговорами и поездками, он звонил Каю, но тот не отвечал, заставляя сердце детектива биться сильнее. И сейчас, сидя в салоне авто в одиночестве, когда никто и ничто не отвлекает до дум, именно в них парень и нырнул с головой.

***

Кай

Бывают дни, когда хочется просто лечь и сдохнуть, когда сил даже на самые базовые вещи, что, казалось бы, может и должно делать человеческое тело: дышать, моргать, глотать, элементарно передвигаться – не осталось совершенно, и ты похож на пустую бляшанку, нанизанную на позвоночник, как на кол, и дребезжащую на ветру. Вот сегодня именно такой, почти добивший меня в ноль.

За два дня до вечеринки я настраивался, буквально не выходил из дома, воспроизводя по памяти и напитываясь феромонами альфы. Процесс, доведённый до автоматизма, давным-давно переставший быть неприятным или болезненным, но, честно говоря, так и не раскрывшийся для понимания. Я и по сей день не знаю, по какому принципу все устроено в моем организме: мозг ли работает губкой, впитывающей запахи, с которыми я сталкиваюсь, как исходный информативный код, запоминает их, а потом вынуждает тело по запросу воспроизводить нужный. Или поглощение происходит на уровне каждой клетки, что кажется еще менее вероятным.

Экспериментальным путём я выяснил, что могу контролировать интенсивность отдачи, как и ее насыщенность, играть тональностями, подтасовывая цветотип под выбранный запах, а вот всерьёз комбинировать и воспроизводить нечто, ранее не существовавшее в принципе, пока не получается. Черты лица неуловимо, но тоже менялись, скорее даже не черты, а его выражение: от более резкого и грубого для альфы, до нежного и трогательного для омеги. Добавить сюда цветные линзы и тонирование волос, подходящий случаю и личности гардероб – и вуаля, совершенно другой человек.

Фигурально, я как водитель, а не механик: отлично умею управлять всей конструкцией, знаю, где и на что нажать, чтобы переключить скорость или дрифтануть, как войти в резкий поворот и избежать столкновения, и даже догадываюсь о простейших составляющих и их назначении, но ни собрать-разобрать, ни починить свое транспортное средство не могу. Просто отлично, что оно не ломается! И сказать бы спасибо отцам, но звучать будет, боюсь, двусмысленно.

Обычно я не уходил в дебри феромонов: для работы и просто жизненного функционирования на бытовом уровне поверхностных ноток было вполне достаточно. Люди, если речь идёт не о выборе партнёра, не особо внюхиваются и уж точно не всматриваются, с переходом в двуполость меньше доверяя глазам: плюс-минус композицию и тон уловили, пол идентифицировали, галочку поставили, ну, и ладушки. Так и живём: по десять лет соседствуя в одном доме или работая в одном коллективе, ни цвет глаз вспомнить, ни запах по нотам разложить. Мне это только на руку. Но для задач посложнее, тем паче миссии по задумке, нужно куда более весомое содержание, тут простым намёком не отделаешься. Даже мелькнула мысль встретиться с источником, чтобы обновить, так сказать, запас, добавить какой-никакой оригинальности, и, возможно, раньше я бы так и сделал, но теперь не смог. Нас ничего не связывает, кроме одной ночи и моих нелепых и неподдающихся контролю чувств, но у любого живого существа должно быть хоть что-то светлое, не замаранное в жизни. В моей это была она – все еще живая любовь к мужчине.

– Как жаль, что он не узнал меня, – думал я после первой встречи. – Как замечательно, что не узнал, – скажу сейчас.

Любовь людская порой противоречива: пока объект воздыхания недоступен или недостижим, мы грезим о том счастливом случае, когда судьба сведёт нас вместе, представляя, как сразу же узнаем друг друга по мельчайшим, одним нам понятным штрихам и будем еще долго вечерами, после яркого и обязательно фееричного секса растекаясь в неге, радоваться, что души нашлись в бесконечном скоплении иных. На этой, назовём ее подготовительной стадии нас мало что смущает, преграды и различия кажутся преодолимыми, все – возможным, перспективы – светлыми. Это в том случае, если мы вообще задумываемся о чем-то скучном и прозаическом, ведь хочется просто любоваться и любить, кружиться и кружить, ждать и предвкушать.

И вот он, тот самый случай, переломный момент. Сбылось! Получилось! Хватай свое счастье обеими руками!! Оно твое, настоящее, близкое!!! Ан нет – именно сейчас, как ночные тени в грязном переулке, выползают на свет недодуманные сомнения, не принимаемые в расчет постыдные подробности и забытые скелеты в шкафу. Начинаются терзания и метания, перерастающие, если их не остановить, в полноценные страдания. Это вторая стадия, драматургическая. Спустя еще какое-то время эмоциональный драмкружок сворачивается, ставя жирную запятую, за которой начинается нормальный житейский штиль, либо такую же объемную точку. Так бывает довольно часто, но не со мной. Это в пятнадцать я был наивным мальчишкой, а в двадцать иллюзии уступили место трезвой оценке себя, его и наших перспектив, точнее, их отсутствия.

Мой багаж прошлого уличной девки не уместить ни в какой чемодан, тут грузовой контейнер надо. В него же запихнуть последние пять лет, которыми я частично горжусь, и сверху, на самое видное место, где невозможно не заметить, водрузить мою суть. И с этим приданым вот так просто, на голубом глазу, взять и заявиться на ПМЖ в жизнь другого человека? Большей глупости сложно себе и представить!

Не уверен, возможно, это врождённая способность, своего рода компенсация за мою ущербность, или все банальнее, и жизнь в условиях постоянного ожидания быть распознанным, притворства и пародии на грани сюрра, но что-то из этого однозначно сработало, прокачав мою наблюдательность до уровня подкованного в боях тайного агента. В первые год-два на Макзи это помогало выживать, затем стало неотъемлемой частью моей сенсорной системы восприятия, как глаза, нос или пальцы. Начиная с этого понедельника и первой встречи в коридоре уже в статусе соседей, я был свидетелем того, как Зак шарахался от меня, как от чумы, пытался улизнуть в другое время и, если не выходило, скрывал волнение, стоя рядом в лифте, почти не дыша, а мой мозг в это же время буквально сносило ударной волной его запаха, ставшего со психа концентрированнее в разы. Всегда бесившая меня ранее альфячья особенность. Но контейнер был почти полон, и все, что мне было доступно, – поддержать его игру, оставаясь невозмутимым. Оо! Это я умею, как никто!

Но было еще кое-что, что не давало мне покоя – Лиам. Я никогда не спрашивал прямо, сначала был слишком мал и ошеломлён всем происходящим вокруг и крутым виражом, сделанным жизнью. Потом благодарен за участие и чувство семьи и боялся своим любопытством его разрушить, да вроде как и сам не дурак, скумекал, что их с Заком отношения не совсем обычные. Взрослея, я обрастал опытом, и, надо заметить, не только постельным. Почему так происходило и происходит, судить не берусь: из любопытства, от одиночества, не самых удачных браков, неприятия близкими твоего Я, да много чего еще, но поток клиентов на улице не иссякал, и некоторых после секса тянуло на разговоры, по большей части, рассказы о себе. Так я узнал много нового о человеческих отношениях в целом и о каждой клиентской истории в частности.

К несчастью для меня, понимание того, какой именно глубины и окраски чувства испытывает друг, было запоздалым – я сам успел влюбиться. Это было второй важной причиной моего отъезда – вина, стыд, саморазочарование давили, отравляя существование. Я устал от всего: от такой жизни, от съедающих изнутри эмоций и невозможности что-либо изменить. Мысли о том, как разорвать этот замкнутый круг приходили все чаще и были все темнее.

Даже не представляю, чем бы все закончилось, не произойди то, что произошло, и не вмешайся в последствии Мауро. Он опять спас меня и опять по-своему: в отличии от Лиама, настойчиво пытавшегося не дать мне окончательно потерять связь с нормальной жизнью парня моего возраста, напаривая с энтузиазмом начинающего адвертайзера товар, в который сам, похоже, верил слабо, раз продолжал торчать на Макзи, – прекрасную новую жизнь, Мауро сделал проще – распахнул дверь клетки настежь и разрешил вылететь. Даже улететь, но сначала птичка должна принести дюжину золотых зёрнышек. И я согласился. А кто бы не согласился на моем месте, когда на одной чаше весов лежит то, что ты уже и так имеешь, ранее не понимая совершенно, для чего его можно было бы использовать, кроме как для простейшего выживания, теперь же видя вполне реальные иные возможности, а на другой нескончаемые члены и задницы? Смешно, но выходит, можно смело утверждать, что даже рождением мечты я, в определенной мере, обязан этому кареглазому монстру.

Интересно, когда-нибудь моя жизнь перестанет состоять из сплошных парадоксов?

Сегодняшнее откровение Мауро загнало меня в угол, всколыхнув целый коктейль эмоций: тоску по несбывшемуся, власть и жажду мщения, разочарование и слабость. И страх, бесконечный страх за другого человека. Вдвоём нам не выстоять в этой схватке, да и не нужно – я справлюсь один. Думал, что справлюсь, пока не наткнулся на Зака утром. От ужаса и без того слабые ноги едва не подкосились – слишком часто приходилось быть свидетелем того, как слова младшего из братьев не расходились с делом, но этот упрямый болван, вместо того, чтобы, как обычно, благополучно отморозиться, включил совершенно незнакомый мне в его исполнении режим гиперопеки и заботы. Не разрывай меня боль напополам, я бы растаял, растёкся в лужицу, как говорят подростки и до чёртиков влюблённые особы, но не мог. Не мог! Не мог! Не мог! Оттолкнул, прогнал и испытал облегчение – никто не заметил, он не пострадает.

Дверь закрыта, я в знакомой безопасности. Теперь можно и сдохнуть. Образно, конечно, но все, что сподобилась сотворить кучка мышц, это дотащить меня до кровати и свалить на неё. Вот так, в чем был и не раздеваясь. От меня разит двумя чужими, ненужными мужиками. Увидев Зака, стало противно от самого себя.

Завтра на работу. Нужно попробовать поспать, должно помочь. Затем душ, и неплохо было бы закинуть в себя что-нибудь съестное. Но потом, ибо сейчас от мысли о еде живот снова свело, и рот наполнился слюной. Тело отреагировало самостоятельно, без помощи мозга, рефлекторно правильно сглатывая. Этот навык был освоен одним из первых и работал безотказно, особенно после того, как меня по первости пару раз стошнило на клиентов.

Я устало закрыл глаза, максимально расслабляя мышцы всего тела, незаметно проваливаясь в сон. Последней была мысль о том, что съезжать отсюда будет даже жаль.

Сквозь плотную вату, в которую временно трансформировалось моё сознание, доносились сразу несколько звуков. Будь это что-то одно, фиг бы я проснулся, постепенно адаптировавшись, но они абсолютно не сочетались, раздражая ту часть нервных клеток, что успела отдохнуть и вернуться в рабочее состояние. В привычном приглушенном освещении весёлыми зелёными цифрами мигали часы и минуты. Судя по всему, ибо точное время падения в бездну я не засек, ориентируясь на внутренние ощущения и уход из дома Мауро, поспать удалось часа четыре. Мало. Через четверть минуты, оклемавшись, я смог идентифицировать раздражители, оказавшиеся звонком на ридер и стуком в дверь. Звонил Лиам. Стало страшно.

Расставаясь, мы договаривались, что не дёргаем друг друга, если все хорошо. Собственно, это было его предложением, а я его не оспорил. Вслух никто из нас не произнес того, о чем каждый подумал – не впускать в новую жизнь отголоски старой. Лиам не боялся, для себя он давно все разложил по полочкам, но хотел, чтобы я не оборачивался назад. Будь я на его месте, поступил бы так же. Звонок умолк, пока я собирался с мыслями, и тут же сработал заново. Рука потянулась к аппарату, стук стал громче.

– Лиам, что-то случилось? – ответил я на звонок.

– Ну, слава Первым! – с явным облегчением послышалось с экрана. Лицо друга было взъерошенным. И не помню, видел ли его когда таким. – Почему ты не отвечаешь? Где ты? Не могу разобрать в полумраке.

– Дома. Я спал.

– Дома?! Ты, блядь, оглох?! Я скоро двери вынесу к хуям!

Лиам переходил на мат крайне редко. За все время нашего знакомства я слышал от него ругань раза три, не больше. В этом смысле они контрастно смотрелись с Заком, рот которого довольно часто походил на помойку.

– Так это ты там наяриваешь?

– Нет, блядь! Санта прилетел средь бела лета! Открывай!

– Хорошо, хорошо, секунду.

Звонок отбил, кое-как собрал себя в кучку и, крепчая с каждым шагом, пошёл к двери. Лиам был, и правда, в ударе, потому как тут же, как только створка подалась и отошла в сторону, ввинтился в квартиру, буквально отталкивая меня с дороги. Судя по всему, он был зол, злее некуда.

Быстро осмотрев моё скромное, хотя и весьма милое жилище, он развернулся ко мне, все еще застывшему сзади. Видно, что он точно не в гости наведался, проходя мимо. Что бы ни привело его сюда, это должно было быть чем-то экстраординарным, но к реальности даже я оказался не готов.

– Расскажи мне о своём острове, Грей, – попросил друг, и моё сердце пропустило удар.