Урод

„Как много вы можете знать о себе, если вы никогда не дрались?"

Чак Паланик

Маккензи-стрит. Пятница, вечер. Первый день расследования.

Разделавшись с сытным ужином, Зак расплатился и, выйдя из маленького уютного ресторанчика на перекрёстке в начале улицы, повёл плечами, словно сбрасывал невидимый груз. Дурацкая привычка, но он ничего не мог с собой поделать. Она прилипла к нему именно тут, как жвачка к подошве ботинок, давно и прочно, и когда он наведывался на Макзи, всегда активировалась. Быть может, и глубине души ему совсем не нравилось это признавать, именно здесь он избавлялся от всего напускного и лишнего и просто был самим собой. Ну, а дабы понять, в чем вся прелесть этого места, парочка слов об улице и ее истории будут, пожалуй, не лишними.

Около ста пятидесяти лет назад она была обычной и мало чем примечательной среди прочих таких же: шумной, пыльной, обыденной и очень живой. Индустриальный прогресс 2030-х годов просочился всюду, но два десятилетия войн по всему миру, в том числе, и экономических, последовавших за ними и сопровождавшихся серьёзным и ощутимым технологическим и экологическим откатом, здорово напугали людей, разделив их на два противоположных по своей жизненной философии лагеря. Большая часть населения полностью отошла от идеи моногамности, не говоря уже о браке, равно как и не хотела заводить потомство, не веря более в надёжность систем и не желая вновь оказаться абсолютно беспомощными в водовороте событий, дрожа от ужаса за своих детей. Вторая же наоборот сильнее уверовала в семейные ценности как нечто стабильное в творящемся вокруг хаосе, дающее надежду на бесконечность бытия. Приверженцы этого видения предпочитали селиться рядом, формируя что-то вроде общин, охватывая в городах улицы или целые кварталы. Маккензи-стрит как раз и была одной из них, напоминая классическую торговую улицу довоенного времени с длинным рядом небольших и похожих друг на друга домов, разномастных магазинов и кафешек, продававших и подававших все, что угодно потребителю: от гвоздя до трюфелей. Здесь регулярно устраивались ярмарки и фестивали, гудела обычная жизнь низшего и среднего сословий.

Кто, когда, а главное, почему решил превратить ее в приют для первых двуполых, история умалчивает. Нет, есть, конечно же, общепризнанная версия, и даже главный герой в ней прописан. Ее вложили во все учебники и преподавали еще в начальной школе.

Согласно ей некто Мистер Один под ручку со своим другом Мистером Два, не ведая о том, какие глобальные изменения уже произошли в их телах, а в то время об именно таких последствиях вируса никому еще не было известно, совместно открыли тут бизнес, будучи партнёрами не только в нем, но еще и в постели. Спустя время Мистер Один «заболевает». Врач, к которому он обращается, раскрывает все шокирующие аспекты его «хвори», предполагая, именно предполагая, ибо дать хоть какие бы то ни было однозначные ответы в этой ситуации он не может, что пациент резко и полностью излечится от неё аккурат месяцев через семь. Что, в принципе, и произошло, явив миру первого рождённого от Первого.

Новоявленные родители, как и их дитя, вполне возможно, и не стали бы предметом пристального внимания, скрыв все в тайне, а затем выдав за суррогатное материнство, стандартную версию однополых пар, не окажись докторишка болтливым и жадным до монет, нарушив врачебную тайну и продав информацию со всеми выписками, снимками и прочими подробностями прессе. Шок общественности сам по себе был настолько огромен – шутка ли, не трансгендерный мужчина мало того, что умудрился забеременеть, так еще и родил, что факт совершенного преступления как такового был откровенно проигнорирован. В страхе осуждения или гонения люди, и история кишит такого рода примерами, инстинктивно становясь ближе к своей звериной природе и жмутся друг к другу. Спустя время на улицу переселились и другие подобные пары, так же рожая детей и обзаводясь кое-каким делом. Вирус тем временем набирал обороты, давно выйдя за пределы контроля со стороны государства. Стараясь реабилитировать свою беспомощность и бесполезность, оно применило коронный финт – ссылаясь на кучу непонятной простому обывателю научной терминологии, официально было объявлено о параллельном витке развития и появлении нового вида человеческой расы, а рождение первого ребёнка стало точкой отсчёта новой эры, так называемой «новой жизни».

Прошло лет тридцать, и бытие на улице снова стало мирным и тихим, превратив ее в некий оазис «мутантов». Слишком хорошо, чтобы быть правдой? Так и есть, ибо долбанная людская природа, какого бы вида она ни была, так и подбивает подойти и потыкать, потрогать, попробовать самому, что же оно такое – человек не такой, как ты. На улицу стали захаживать любопытствующие, те, кому хотелось отведать секса с парнем с маткой или с девушкой с членом. Приблизительно так все выглядело в их нелепых и примитивных фантазиях. Можно подумать, ничего подобного к тому времени не было в реальности. Полно! Операции по смене пола давно перестали быть чем-то невероятным или недоступным. Да и окружающему миру, в целом, все равно, отрежешь ты себе член или пришьёшь. Но нет же, это не то. Натуральный, не модифицированный продукт подавай! Ах, да, еще и вдохнуть цвето-феромонов конечно же.

Дальнейшее развитие событий для Зака было загадкой. Версий в его голове крутилось несколько. Либо пара из представителей двух рас «сломалась», натворив дел, либо какой омега дрогнул и предложил себя, ну, или альфа решил изучить нетронутые глубины чьей-то девственной задницы. Так или иначе, но первый случай контакта не по любви имел место быть, и он так и канул бы в Лету, не появись на горизонте вездесущие мексиканцы, быстро смекнувшие, что на этом можно сколотить бабки.

Постепенно формат улицы менялся, еще за каких-то пару десятков лет превратившись из жилого в развлекательно-бордельный. Вывески бывших кафе были по-прежнему красочными, даже ярче предыдущих, вот только к подаче предлагалось совершенно иное меню: омеги, альфы, беты, по одному и в комбинациях. Любопытно, что мутация к тому времени поглотила планету, логично достигнув своего пика, и двуполость стала такой же обычной и естественной, как и однополость ранее. Кроме того, однополые дети больше не рождались даже у таких же пар. А вот привычка наведываться на Макзи в поисках компании на ночь прочно прописалась в геном жителей города. Загадочным образом она мгновенно передавалась вновь прибывшим, осчастливливая как приехавших надолго, так и залётных туристов. Бизнес, а это был именно он, процветал, набирая обороты.

Нырнув в такой знакомый шум и гам, Зак в который раз задал себе вопрос: как при его «любви» к человечеству тут он пребывал в полном согласии с собой. Ответ очевиден – вечер, вот все, что нужно, чтобы превратить его из злобного ворчащего гремлина в сговорчивого паиньку.

– Про паиньку это я, конечно, перегнул, – подумал парень. – Но что-то вроде того.

Улица, ведущая по большей части ночной образ жизни, просыпалась, расцветая огнями и цвето-феромонами. Если провести ассоциацию, то это был, пожалуй, бесконечный карнавал, дающий своё грандиозное ежедневное представление. Кабаре, поражающее великолепием и роскошью сцены, тут же отрезвляя лицемерной беспринципностью закулисья. Именно здесь и обитал лучший друг Зака.

Лиам

Не сразу, лишь спустя три-четыре десятка лет от момента появления первого двуполого проявилась так навязываемая истинность. Сему явлению предшествовало усугубление феромонизации, изменения в ее структуре с курсом на индивидуальность. Первые омеги, альфы и беты, выделившиеся позже всех, имели, по большей части, некую одну типичную для конкретного вторичного пола формулу запахов. В дальнейшем она усложнялась и многократно дифференцировалась, вместе с цветотипом формируя бесконечное множество комбинаций, пока в один прекрасный день не появился первый ген в цепочке ДНК, отвечающий за связь между конкретным носителем и его персональным цвето-феромоном.

Природа, как мы знаем, разумна, но иногда тоже любит пошутить. Вслед за первым новым геном появился и второй, напрямую связанный с реакцией на один единственный во всем многообразии живущих запах, посылая в сознание хозяина сигнал о его невероятном счастье. Это если на пальцах. В плоскости науки за всем этим процессом стоят определенные химические реакции, оказывающие мощнейшее воздействие на мозг и психику индивидуума, и возможные исключительно в случае совпадения нужных «ингредиентов», правильных или истинных. В каждом отдельном случае это было нечто разное, не обязательно уникальное или редкое в целом. Не мудрствуя лукаво, и был введён в обиход всем известный термин, подчёркивающий максимально возможную химичность для конкретной пары особей. Само явление в жизни человека, что подтвердилось эмпирическим путём, могло иметь место лишь единожды или вообще не случиться, в случае, если твой идеальный партнёр, например, не успевал родиться в отведённый для твоего жизненного цикла отрезок времени. Никаких зависимостей, последовательностей или законов в истинности обнаружено не было, сплошная химия и лотерея. Очень похоже на любовь, в той лишь разницей, что данная реакция была необратимой.

Приблизительно семьдесят последующих лет человечество кружилось в вихре эйфории, наслаждаясь как истинностью, так и своей собственной свободой от мук поиска и выбора партнёра, пришедших вместе с ней. Люди, по сути, уже рождались с мыслью и стремлением найти своего суженого. Но, как известно, ничего стопроцентно идеального не существует, и когда произошёл первый случай несвоевременности, назовём это так, выяснилось, что какой бы сильной ни была любовь, уже имеющая место быть на текущий момент времени в жизни человека, встреча с истинным партнёром перечёркивала ее одним махом. Этому невозможно было сопротивляться, как невозможно убедить свою ногу, к примеру, сгибаться в противоположном направлении.

Неизвестно, кто именно первым задумался о возможности «отключения» истинности как реакции, но такой активист однозначно существовал, ибо дальнейшее было делом рук явно не эволюции. Идея деактивации гена бродила в умах, пока, наконец, не вылилась в изначально подпольное производство противоистинных вакцин и операций, разной степени успешности. В процессе разработки и экспериментов обнаружилось также, что, помимо купирования гена истинности, антидот еще и притупляет реакцию на течку или гон, не активируя режим спаривания и не приводя к беременности партнёра. Движение приобретало все больше сторонников и приверженцев, и по достижению некоей критической массы удерживать его и дальше в тайне не представлялось возможным. Как говориться, не можешь остановить безобразие, возглавь его, что и провернуло правительство, выведя данную опцию из тени пятнадцать лет назад. Но, в излюбленной манере естественно, с определенными правилами и ограничениями. Каждый человек по достижении им восемнадцати лет имел законное право инициировать процесс деактивации. На время, используя вакцину, или навсегда, путём дополнительного вмешательства и воздействия на саму структуру белковых молекул РНК. И та, и другая опция далеко не бесплатны, но спрос был стабильным, как и количество желающих, принося дополнительное пополнение в бюджет.

Зак относился как раз к ним, вот уже четырнадцать лет коля антидот. Пока что ему не удалось добраться до суммы, нужной для полного отключения, но осталась самая малость, и он с носорожьим упрямством двигался в нужном направлении. На это у парня были свои железобетонные аргументы.

С Лиамом Зак познакомился в самом начале своей карьеры, будучи молодым детективом, неопытным и горячим. Действий больше, чем нужно, мыслей, соответственно, наоборот. На Макзи он забегал сначала по работе, ибо, помимо знойного разнообразного секса, улица с тем же успехом предлагала и криминальные услуги соразмерно широкого спектра. После, пообтесавшись и осознав, что быть проститутом не всегда равно быть шлюхой, наведывался и из сугубо личных мотивов. Да, это покупное, и даже не любовь, а удовольствие, но все названо своими именами, и никто никому не врёт. Важный момент – никто также не стремится влюбить тебя в себя. Безусловно, каждый из нас мечтает встретить своего единственного, даже если отнекивается и бьёт себя пяткой в грудь. Вот только для Зака само это слово носило совершенно иной смысл, отличный от стандартно принятого в обществе. Когда-нибудь, когда будет полностью свободен от ограничений своей природы, он найдёт того, кого будет любить. И этот выбор будет сделан не крошечной деталькой в его хромосомах, а сердцем и разумом. А до тех пор Зак избегал сколь-нибудь долгих отношений и привязанностей, понимая, что не владеет собой полностью и не может дать партнёру ровным счётом никаких гарантий. Бесспорно, и в любви случаются крутые виражи, да еще какие! И все же он предпочитал сам управлять своей жизнью во всех ее аспектах.

Почему друг оказался на Макзи, он не рассказывал, на прямой вопрос, заданный Заком еще тринадцать лет назад, дав такой же прямой отказ. Впрочем, не нужно было быть гением, чтобы догадаться – явно не от сладкой и сытой жизни занесло его в этот мир человеческих пороков. Все, что поведал, возраст – он попал сюда год назад в семнадцать лет. На момент знакомства они были почти ровесниками, но по жизненному опыту как с разных планет, и Зак, будучи старше на два года, впервые усомнился в собственной зрелости, самому себе показавшись неоперившимся юнцом.

Сегодня Лиам встречал его в своей уютной, хоть и необычной квартире-студии, занимавшей оба этажа небольшого дома, такого же, как и прочие на улице, плотно лепившиеся друг к дружке, будто в каком-нибудь голландском рыбацком городке. После звука открывшегося замка Зак прошёл через маленький и тесный коридорчик, большую часть которого оккупировала лестница наверх к спальням, и оказался в просторной комнате, полученной снесением всех межкомнатных перегородок. Через четыре окна вдоль стены солнечный свет проникал беспрепятственно и был чем-то вроде антагониста самой локации. Он отражался от поверхностей, легкомысленными зайчиками скользя по мебели и тёмному полу. У одной из стен сгрудились холсты всевозможных размеров в разной степени готовности.

Большой мольберт непрозрачно намекал на любимое занятие хозяина, собственно, как и разные кисточки и карандаши, торчащие в высоко, на китайский манер, уложенных густых и длинных темных волосах мужчины, встречающегося гостя. Он выглядел невероятно органично в своём домашнем холщевом костюме аляпистой яркой расцветки, созвучно перекликаясь с общей атмосферой помещения и разноцветными мазками краски на белых стенах.

– Черт бы тебя побрал! – возмутился Зак, рассматривая его. – Как называется ведьма мужского рода?

– Ведьмак, – усмехнулся парень.

– Вот, это ты! – согласился детектив, крепко его обнимая. – Сколько мы знакомы, ты не меняешься.

– Эх, если бы, – картинно огорчился Лиам, закатывая глаза, тем не менее зная, что друг близок к истине. Это было его особым наследием, доставшимся от семьи – оставаться долго молодым, что, надо сказать, весьма кстати в рамках его «профессии». – Юные наступают на пятки, а некоторые настолько борзые, что, боюсь, скоро на пенсию спровадят.

Зак лишь покачал головой, зная, что этому так просто не бывать. Лиам был звездой улицы, ее Королевой и музой. В этом поколении, а может, и во всей ее истории не было никого ярче, эффектнее и соблазнительнее, и дело не только в привлекательной внешности. Среднего роста, безупречно скроенное мускулистое тело, атлетичное, а потому далёкое от типичного представления об омеге, выделяло парня из толпы. Его предки были представителями коренных народов континента, что обеспечило уважительное к нему отношение боссов Макзи, свято, хоть и несколько оригинальным образом, чтящих прошлое, и нашло отображение в выразительной лепке скуластого лица, чуть раскосом, но не узком разрезе темных, почти черных глаз, характерной форме носа, длинных волосах и смуглом цвете кожи. Двигался он бесшумно и плавно, иногда застывая на месте, как охотящаяся пума. В парне растворилась дикость, первобытная, уходящая корнями глубоко к истокам. Смотря на него, казалось, моргни, и реальность большого и шумного города исчезнет, оставив вокруг лишь бескрайние просторы прерий, для которых он будет таким же естественным и органичным элементом, как солнце и ветер, разносящий тысячелетний песок. Это манило, неизменно влекло, вызывая желание близости, физического контакта и риска. Опасность и неизвестность всегда были странно привлекательными для людей, как и смерть. Не даром же в каждой культуре именно ей отводится почётное место, зачастую большее, нежели самой жизни. А Лиам их буквально излучал. В довершении, друг был темно-оранжевым, большой редкостью в последнее время.

Представители этого цветотипа омег обладали сверхмощной чувствительностью и могли на глубинном уровне считывать эмоции человека, включая те, о которых он и сам не догадывался, а наиболее сильные даже воздействовать на них. Всего несколько раз за свою практику впоследствии Зак встречался с подобными, но поверхностно, чисто «по делу». С Лиамом же все было по-другому, и, помимо обусловленных вторичным полом особенностей, имелось в нем кое–что еще, необъяснимое и почти неуловимое. И в моменты, когда случайно удавалось поймать его взгляд, не предназначенный быть увиденным, Зак сталкивался с чем-то необъяснимым, кожей ощущая, как его обволакивает горячим дыханием и утягивает на дно омута, лишая воли к сопротивлению. Происходящее казалось правильным, хотелось поддаться, позволить себя поглотить. Правда, через мгновенье все исчезало, словно хозяин подзывал невидимого зверя, вырвавшегося на свободу, обратно к себе и загонял в клетку, надёжно скрытую от чужих глаз. Зак был уверен, что этот зверь охотился только на него. Лиам знал о его зависимости от антидота, тем не менее, даже это не остановило бы хищника, спусти его хозяин с цепи. Но он не сделает этого, больше нет, хорошо помня, чем все закончилось в прошлый раз. 

13 лет назад

– Витла, – окликнул его босс, стоя в дверях. – Зайди ко мне.

– Чееерт! – простонал Зак и нехотя, едва ли не шаркая ногами, как ребёнок, которого заставляют делать что-то, что ну очень не хочется, поплёлся в начальственный кабинет. – Интересно, что на этот раз?

Он год назад приступил к службе в участке, но уже успел понять, что, мягко говоря, не совсем так себе все представлял. С его-то цветотипом не избежать ему от убойного, как ни крути. Вот только пока что задания были, как для дурачков.

– Небось, опять пьянь всякую допрашивать, – выругался он себе под нос, от досады буквально падая на стул для посетителей. Тот от неожиданности проехался ножками по полу, издав противный звук.

– Да уж, Витла, – скривился босс. Звук и правда был мерзким, до мурашек. – Вижу, что ты искришься от радости и желания выполнить новое задание. Так? – Зак посмотрел на него, всеми фибрами своей души желая, чтобы то, что он на самом деле думает в эту секунду, не отразилось курсивом на его лице. – Ладно, можешь не напрягаться, – смилостивился тот. – Знаю я, что у тебя на уме: задвигают, не дают расти. Вот только рост в нашем случае, приятель, как раз в том и заключается, чтоб уметь работать в самых разных условиях, не только с «людьми», но и с идиотами, гнилью и отребьем, выжимая из них при этом максимум пользы. И это далеко не обязательно маргиналы. Поверь моему опыту, гниль иногда очень красиво упакована, так с разбегу и не просечёшь, что к чему. Вот сегодня с одной такой как раз и познакомишься в рамках расширения кругозора. Командирую тебя на Макзи. Там один не самый воспитанный юноша получил знатных люлей, а если верить сухому протоколу, был избит представителем местного трудового резерва. Пикантность момента в том, что омегой, – рассмеялся мужчина.

– Омегой? Как это? – удивился Зак. С трудом верилось в такое, настолько, что цвето-феромоны сгустились.

– А, зацепило? – посмеиваясь подколол его босс. – Вижу, что да. Вот и узнаешь, как. Имей в виду, парня своего братья Родригес в обиду не дают. Замес на некоем историческом прошлом, там корни какие-то особенные, нам не понять всей их тарабарщины, да и ни к чему. Твоя задача стандартная – аккуратно разложить все по полочкам и параллельно говнюку этому зажравшемуся, что чудить надумал, указать дорогу домой. А уж чтоб не возвращался никогда, братья точно проследят.

– Вы...мы защищаем Макзи? – недоумевал парень. Сказать, что это было неожиданное открытие, не сказать ничего. И как вязалось с их прямым назначением?

– Мдаа, – протянул шеф, и в его голосе явно слышались нотки разочарования и досады, хотя где он успел накосячить, Зак не понимал. – Это не просто улица, дружище. Это кладезь полезнейшей информации и огромное море контактов. Считай, безграничное справочное бюро, не менее эффективное, нежели наша собственная база, и да, мы помогаем друг другу, если возникает такая необходимость. В рамках закона, разумеется. Вот подрастёшь и поймёшь. Жду к концу дня отчёт.

– Подрастёшь и поймёшь, – передразнил Зак, идя по коридору на выход, стараясь не обернуться и не показать язык. Босс смотрел ему вслед, тихо посмеиваясь.

Парень был многообещающим, возможно, даже гениальным особенно с учётом его данных, но пока что это алмаз, а вот получится ли из него бриллиант, время покажет. Сам он был куда старше, просто альфой голубого сектора, но с особым талантом – умел растить и направлять, именно поэтому и делал то, что делал.

Оказавшись на Макзи, Зак зашёл в ничем не примечательное снаружи здание и осмотрелся. Он уже бывал тут однажды и хорошо знал, что за неброским фасадом кроется святая святых хозяев улицы, братьев Мауро и Фернандо Родригес, лощёных брюнетов тридцати шести и тридцати восьми лет от роду соответственно. При чем главным в их дуэте был именно Мауро, красивый, как самый греховный грех, известный также как La Muerte Hermosa, Прекрасная Смерть. Собственно, из самого словосочетания легко можно было понять, почему, и особенно видя перед собой оригинал. Убедившимся же на личном опыте в правильности формулировки рассказать о своих выводах было крайне проблематично...из могилы, если она у них, конечно же, была.

– Тебя же надо пойти на место, верно, Синий? Никто не будет мешать, но сделай все красиво, – бархатистым голосом заправского мачо с лучистой улыбкой голодной акулы на красивых губах уточнил младший, приветствуя ни много, ни мало, представителя закона в своих чертогах, и щёлкнул пальцами. – Проводите его.

Две почти идентичные с виду «гориллы», материализовавшиеся из ниоткуда и пристроившись спереди и сзади, довели Зака до одного из соседних домов. Там он и увидел Лиама впервые. Парень, одетый лишь в прозрачный черный халатик, не скрывающий ни дюйма его совершенного и отнюдь не нежного тела, а лишь подчёркивающий имеющуюся развитую рельефность, совершенно расслабленно полулежал в кресле, закинув стройные загорелые ноги на подлокотник и потирая перебинтованные костяшки рук. Длинные тёмные волосы гладкими блестящими змейками струились по плечам и груди, стекая в вырез запахнутых пол и вздрагивая, словно живые, при каждом вдохе и выдохе. Скажи ему кто-нибудь, что перед ним омега, Зак никогда бы не поверил. Нет, безусловно, во всей жуткой смеси следов цвето-феромонов разной степени давности, царящей в помещении, он сразу же и безошибочно уловил его, почти сбивающий с ног, густой и плотный, как утренний туман над торфяными топями, полыхающий настолько насыщенным оранжевым, что впору было зажмуриться. Что Зак и сделал, в замешательстве осознавая собственную заинтересованность в паху, а когда поднял веки через мгновенье, столкнулся с насмешливым изучающим взглядом темных глаз. Сидящий был очень молод, моложе него, лет восемнадцать от силы, но чёртов засранец однозначно был в курсе производимого им впечатления.

– Сразимся? – мысленно бросил ему вызов Зак. Он еще никогда, в силу пока что небольшого личного опыта, не встречал равного. Диаметрально противоположного, но такого же сильного. От осознания этого мурашки пробежали по всему телу сначала вверх, а потом вниз, финишируя опять-таки у паха. И лишь силой воли он все же остановил себя, вспомнив, что, на минуточку, ведёт расследование. – Прошу всех покинуть помещение, – резко скомандовал, приступая к работе, заодно и самому себе давая отсечку.

Через час, выяснив последовательность и детали событий по показаниям участников и тому, как и насколько менялся след каждого действующего персонажа, Зак спровадил наглого сученыша, запертого в соседней комнате и уже не кричавшего, что пожалуется папочке, ибо ему популярно и во всей красе разъяснили, что вариант с удушением без согласия партнёра, где бы это ни происходило и даже здесь, тянет на красивую цифирь в годах, которую он может провести в замкнутом пространстве и тесном общении с брутальными, охочими до гладкокожих холеных юношей и чуть-чуть несдержанными мужчинами, не знающими слова «нет». Такого рода перспективы явно не входили в планы недалёкого умишка, и буянящая досель передоросль шустро собралась и умчалась в родное гнездо, прижимая руки к расквашенному в месиво личику. Гориллы, как ни странно, тоже ушли, оставив Зака с его новым знакомым один на один.

– Почему? – спросил тот, смотря в упор.

– Что?

– Ты знаешь. Почему ты не выдал меня и не рассказал, что я его спровоцировал?

– Поворот! Ты еще и так умеешь? – восхитился Зак. Он, конечно, знал, что такое оранжевый, но на практике увидел впервые. – Рассчитывал, что сам поведаешь, раз уж даже Мауро не в курсе. Или его надо поставить в известность? Мало ли что...– потёр он пальцами подбородок, изображая крайнюю озадаченность.

Рывок был настолько молниеносным, что Зак его пропустил, и в следующий момент оказался схваченным за шкирки и впечатанным в ближайшую стену. Тьма в глазах, ставших черными, заворачивалась водоворотом, не давая оторвать взгляда. Краешком слегка офигевшего от такой скорости событий сознания Зак вспомнил, что парень, прижимающийся к нему всем корпусом, по сути полностью обнажён, а кожей улавливал исходящий от его тела жар. Нелепо, не вовремя...

– Он был дерьмом, – выдохнул ему в лицо Лиам. – Мерзкой, вонючей тварью, которой нравилось издеваться надо мной.

– Надо же, а по виду и не скажешь, – с трудом повёл шеей Зак, а натянутая ткань горловины футболки впилась в кожу не хуже заправской лески.– Ты мог бы отказаться.

– Идиот! – еще раз швырнул его о стену парень, и он в этот момент именно так себя и почувствовал, почти физически уловив боль в его голосе. Или это затылок, который успел тесно подружиться со стеной, поспособствовал пониманию. – Клиент, особенно жирный и постоянный, – это деньги. Да, в обиду меня не дают, но и вожжи не попускают. Единственный вариант избавиться – заставить преступить закон. Вот только мелкий ублюдок хорошо балансировал на грани. Пришлось подтолкнуть.

– Эээм, – протянул Зак, уже не в пример лучше представляя и даже ожидая последствий своей следующей фразы. – Все бы ничего, но что-то слабо верится, что это ты его так разукрасил, детка, – на последнем слове он сгруппировался, сделал подсечку и повалил державшего на земь.

Каково же было его удивление, когда парень выполнил ответное, филигранно отточенное движение, и буквально через секунду в челюсть Заку прилетел знатный хук. С этого момента драка была неминуемой, не постановочной, а вполне реальной. Двое перекатывались по полу, взаимно уворачиваясь от ударов, одновременно не забывая прощупывать друг друга и пытаясь найти слабое место в навыках противника. В голове у Зака несколько раз успела проскочить мысль о каком-то диком несоответствии: ну, не мог омега только что так зарядить ему, что в глазах полыхнуло зарево. И тем не менее нарастающая боль и солоноватый привкус крови во рту говорили сами за себя. Воздух вокруг них накалился, как песок в пустыне, обдавая жаром лица, по которым ручейками стекал пот. В определённый момент, хоть и не без труда, Зак все же сумел удержать парня под собой и, заблокировав обе его руки своей, второй надавить на горло, перекрывая доступ кислорода.

– Сдаёшься? – победно раздувая ноздри, восседал он сверху. – Сдаёшься?! – сильнее прижал руку и повторил вопрос.

Зак был охрененно зол: не на драку, как таковую, или зудящую челюсть. Это все фигня. Но если бы не эта счастливая случайность, давшая несколько секунд паузы, он вышел бы из себя полностью и всерьёз избил лежавшего под ним, а вот это было бы глупейшей ошибкой, чудовищным личным проколом, учитывая все то, что ранее рассказал ему босс.

– Я... не могу ...дышать... – просипел Лиам и не врал, судя по бордовому цвету его лица.

Чуть ослабив нажим, Зак уловил его судорожный вздох...

Кто был первым поцеловавшим, они не знают до сих пор. Адреналин, злость накопленные у каждого по-своему и удесятерённые во время драки, требовали выхода, и самым доступным и простым решением оказался секс. Не помня себя от взорвавшего мозг желания, они даже не смогли встать с пола, срывая одежду рывками и вбиваясь в тела друг друга. Все произошло быстро, жёстко, без какой-либо особой нежности, но от этого не менее страстно, да и техникой двоих природа не обделила. Лишь через несколько минут, когда накал эмоций, наконец-то, спал, пришло осознание произошедшего и вернулась способность мыслить и говорить.

– Ты охуенен, ты знаешь это? – сказал Зак, проводя пальцами по мокрой от пота груди парня, лежащего рядом. Холодные доски пола не радовали и мягкостью, судя по ноющим натёртым коленям.

– Знаю, – ответил Лиам, поворачивая голову. Его глаза выдавали удовлетворение. – Вынужден признать, ты тоже годный как для случайного перепихона.

Уронив было челюсть, через секунду Зак, откинувшись на спину, заливался хохотом. В последний раз так непринуждённо и искренне он смеялся разве что в детстве. То, что произошло, – случайный секс, не санкционированный и запретный, тем кажущийся еще слаще, и ни один из них не хотел даже пытаться анализировать, как он оказался возможным в принципе. Не сейчас, когда отголосок пережитого бурного оргазма все еще растекается по венам.

А дальше...дальше произошло то, за что Зак готов был вырвать себе горло, впоследствии каждый раз мысленно возвращаясь в этот день. Вставая и застёгивая пуговицы на ширинке джинс, он задумался о более чем прозаических вещах, стараясь увести взгляд от пристального другого, которым все еще лежащий на полу и расслабленный, в отличие от него, Лиам откровенно скользил по его телу.

Что теперь? Должен ли я заплатить? Он – парень с Макзи, я – детектив на задании, но мы переспали, хотя изначально ничего такого не планировалось. Как, черт подери, правильно поступить в этой ситуации?

Лиам же, как на зло, ни разу не помогал, будто специально лишь созерцая. В его глазах вспыхивали странные огоньки, природу которых Зак не мог понять.

Это был первый раз, когда он обидел его, сбросив коины на виртуальный кошелёк. И первый, когда зверь вышел на свободу, явив ему свой оскал, правда, понимание сего пришло позже, гораздо позже. А тогда он так ничего и не услышал в ответ на своё решение, тупейшим образом наблюдая, как огоньки гаснут один за другим. Они продолжили встречаться, будучи скорее друзьями, но время от времени, под настроение, позволяя себе лирические отступления, не ожидая друг от друга ничего, не ставя условий или рамок, просто наслаждаясь, даря и получая удовольствие. Разумеется, в дальнейшем не бесплатно, ибо с братьями этот фокус не прокатил бы, а время Лиама стоило денег, вне зависимости от того, чем конкретно они занимались, хоть разговорами, хоть сексом. Минул почти год до события, разрушившего их маленькую идиллию.

– Зачем оно нам? – как раз в это же время, когда двое, тяжело дыша, пытались осознать произошедшее, спросил Фернандо Родригес младшего. Аккурат после возвращения охраны с докладом об завершении разбирательства с избитым клиентом и БЕЗ детектива. Временами брат с его мыслями и поступками был для него полной загадкой. – Они сейчас там трахаются вовсю, ты же понимаешь? А что, если Лиам уйдёт?

– Иногда ты так туп, Фернандо, – покачал головой Мауро с выражением тоскливого недоумения на опасно красивом лице. – Настолько, что я начинаю сомневаться в нашем родстве. Может маменька согрешила с кем, а списала все на отца? Все, все, не кипятись, – видя, что лицо старшего потемнело, а под глазом запульсировала тоненькая голубая венка, верный признак того, что тот в бешенстве, похлопал его по плечу. – Лиам не уйдёт. Возможно, потом, но точно не сейчас, когда спас свою семью от голодной смерти в тюрьме. Он стал шлюхой, оставаясь честен. А уговор есть уговор. Парень приносит колоссальные бабки, и это только начало, я чую куда большие перспективы. Но ты забываешь кое о чем, братишка, – он тоже живой. Я не хочу сломать или опустошить его, мне это банально невыгодно, знаешь ли, ибо второго такого просто нет. Так что, если все у них срастётся, я предпочту закрыть на это глаза и дать Лиаму его личный антистресс. Да и мне коп на верёвочке лишним не будет.

Фернандо лишь растерянно моргал секунд десять, а потом, когда замысел брата достиг нужных извилин, довольно крякнул. Все же, младшенький у него далеко не дурак.