Урод

„Вся моя жизнь – это забывать. Это мой самый ценный рабочий навык."

Чак Паланик

Год спустя

Зак был не в себе уже больше недели. По крайней мере, именно так он себя ощущал и совершенно не понимал почему. Он не мог усидеть на месте или сконцентрироваться на каком-то одном действии. Тело не слушалось, а засевшее в нем глубокой занозой желание постоянного движения выливалось в хаос. Приходя куда-то под воздействием внутреннего импульса, парень порой не мог вспомнить, зачем. Его, такого уверенного и дерзкого, подобное не просто настораживало, пугало до чёртиков. Он стал раздражительнее, вспыхивая из-за сущей ерунды. Временами его знобило, а кожа без каких-либо явных причин покрывалась мурашками или противным липким потом. В районе затылка под костями черепа словно копошился клубок из червей, поедая его мозг, переплетаясь и переворачиваясь. Он слышал их изнутри, слизких, мерзких, дурно пахнущих. Работа давалась с адским трудом, и Зак все чаще сталкивался с вопросительным взглядом босса, в глазах которого читалось неприкрытое недоумение.

– Черт! Черт! Черт! Да что со мной?! – сгрызая ногти до мяса, совсем не фигурально бился головой о стену парень.

Все бы ничего, но когда он начал допускать ошибки в служебных обязанностях, даже простеньких, босс вызвал его на ковёр и, выслушав сбивчивое оправдание, больше похожее на лепет юного школьника, чем на речь взрослого мужчины, настоятельно порекомендовал пройти обследование, а до результата оного взять отгул.

Визит к врачу ничего не дал. Он здоров по всем показателям, как бык или древний дракон. Удивительное дело, но едва попав в стены клиники, мучившие его симптомы исчезли, восприятие работало, как часики, способности зашкаливали. Никаких оснований для отсутствия на рабочем месте, даже минимальных, и все же предписание по короткому отдыху получено было, не иначе, как начальство руку приложило. Итог – сегодня его второй день пребывания на домашнем аресте, по-другому и не назовёшь, но лучше все равно не становилось, скорее, наоборот. С каждым прожитым часом Зак все острее ощущал, как давление внутри разрасталось, грозя в один прекрасный момент разорвать его к чертям.

Здорово, правда?!

Это сейчас Зак знал, что действия кустарного антидота дерьмового качества, который он вколол себе из расчёта на год, с трудом хватило на пять месяцев, и они вот-вот должны были закончиться, вызывая в организме чудовищную ломку, сродни страданиям сидящего без дозы наркомана. А тогда понимания сути проблемы было ноль, как и чёткого плана выхода из такого состояния. «Производитель» же, что и понятно, ни о сроках, ни о последствиях наивного покупателя не уведомил, красивыми словами об индивидуальной переносимости и сопротивляемости организма закамуфлировав свой обман. Подобного ярко выраженного синдрома отмены нет у официальных вакцин, но они, соответственно, дороже. Первый опыт в попытке сэкономить закончился ужасными последствиями, зато урок усвоен на всю последующую жизнь. Зак лежал в духоте в комнате с затянутыми окнами на кровати с бельём сомнительной свежести и сухими, потрескавшимися губами что-то бормотал, комкая пальцами простынь, в ее лице имея хоть какую-то опору и связь с реальностью. А она все пыталась ускользнуть, оставив его одного в полной неизвестности.

– Лиам, мне плохо, – прошептал в трубку единственному, кому мог доверить себя сегодня.

– Приезжай, – прозвучало в ответ.

Все, что случилось потом, было чудовищной смесью ломающей кости неизбежности и бессилия. Едва друг открыл дверь, сбивающий с ног аромат течки уложил Зака на лопатки. Стон, вырвавшийся из груди, был подобен воплю агонии. С колоссальным трудом сдерживаемое напряжение последних дней достигло своего апогея, и его все-таки разорвало, по ощущениям вполне реально. Человеческого не осталось ровным счётом ничего ни в одном из них. Дикий голод, наматывающий внутренности на безумный коленвал желания, проворачивался, подминая под себя остатки разума. Бытие альфы и омеги в своей вторичной сущности взяло верх, подарив запредельное по отдаче соитие вечером и не менее отрезвляющее прозрение утром.

Зак проснулся от холода. В спальне Лиама, было светло и свежо. Это не совсем вписывалось в их привычную схему. Да, он часто бывал тут, но вот на ночь, а, тем более, до утра – никогда. Что такого произошло вчера? Звонок и как спешил сюда за помощью к другу он помнил хорошо, а потом пустота. Может, Лиам попросил остаться? Зачем? Странно. Судя по общему самочувствию, ему всерьёз лучше. Что бы они ни сделали, оно сработало. Горло начало першить и, прокашлявшись, Зак приподнялся на локте, посмотрел по сторонам в поисках, чем бы укрыться, и обомлел. Передняя поверхность его бёдер была полностью покрыта белёсой коркой, местами потрескавшейся и осыпавшейся. Он провёл по ней дрожащими пальцами, не чувствуя касаний, лишь грубость и сухость панциря. – Это... это...– язык не поворачивался произнести слово вслух даже самому себе.

Затаив дыхание, он посмотрел на тело еще спавшего рядом друга. Дерьмо! Оно точно так же перепачкано засохшим *склизом вперемешку со спермой.

Течка, сука! У Лиама была течка, причём в самом разгаре. И они...были вместе?!

(*Склиз – специфический вид смазки омег, вырабатываемый в организме во время течки. По химическому составу, запаху и консистенции отличается от обычной. Основное назначение склиза – сопроводительное, способствующее продвижению сперматозоидов при оплодотворении, в том числе, защита последних от агрессивной среды. В случае стандартного спаривания механически вымыть семя не представляется возможным из-за участия склиза.)

Ноздри моментально просканировали воздух. Запаха, специфического, насыщенного, вязкого и тёплого с глубокими пряными нотками не было, вернее, больше не было, а в том, что он имел место еще вчера, Зак был уверен полностью, с привычной и внезапно вернувшейся лёгкостью считывал его скудные остатки, но и на них организм среагировал моментально, а быстро брошенный взгляд на член лишь доказал то, что было очевиднее некуда – на стволе даже в полувозбужденном состоянии отчётливо виднелось покраснение и припухлость там, где мог быть узел.

Мог быть или был? Пиздец какой-то!

– Ты проснулся? – раздался сбоку вопрос голосом его «друга».

Зак резко повернулся и вперился взглядом тому в лицо, наблюдая, как его выражение из сонно–расслабленного становится испуганным.

– Как это произошло, Лиам? – спросил он. – КАК? ЭТО? ПРОИЗОШЛО?

– Послушай, – начал было объясняться парень, но виноватый взгляд и просительный тон, так нехарактерные для него, лишь добавляли масла в огонь. – Тебе было плохо и я...

– И ты предложил приехать?! – оборвал его Зак, вскакивая с кровати и выталкивая слова клочьями. От разворачивающегося внутри плотной воронкой гнева и обиды дыхание спирало, говорить было трудно, как и выразить переполняющие эмоции. – Сюда, когда у тебя течка?!! Это, блядь, дурацкая шутка какая-то? Или любовный капкан для двоих?! Тебе не тринадцать, когда еще нет опыта да и мозгов осознать последствия. Нахуя?! Просто скажи мне, нахуя?! Ведь понятно же, чем все закончится!

– Я могу все объяснить. Дело в том, что ты и я, мы с тобой...я давно хотел сказать тебе, да и все как-то не к месту было. – Лиам говорил быстро, сбиваясь и заикаясь. Он сел, морщась от боли.

Ещё бы, мать его, какая жаркая ночь!

– Зато теперь охренеть как вовремя, да?! – визуальное отображение последствий ночи в мимике друга сдетонировало еще один взрыв, и Зак сорвался на крик, уже не контролируя себя. Сейчас ему было плевать на любые аргументы и доводы.

То, чего он всеми силами старался избежать последние три года, контролируя свою жизнь, едва ли не каждый свой шаг с маниакальным упорством, произошло – сущность оказалась сильнее и взяла своё. Да, это их природа, и в ней нет ничего постыдного или ненормального, напротив, она прекрасна, и рано или поздно он познал бы все ее глубины, но хотел сам! Сам! Сам сделать выбор и осознанно отпустить себя, а не сорваться. Вдвойне обидно, что Лиам знал, прекрасно знал об этом, равно и о том, каких усилий стоит хотя бы одна доза антидота, не говоря уже про мучительную физическую адаптацию к ней. Знал и все равно похерил. Какие тут могут быть объяснения, мать его?!

– Я доверял тебе, считал своим другом, а ты...воспользовался моей слабостью! – пытаясь соскрести корку, остервенело, как если бы хотел содрать вместе с кожей, тёр себя руками Зак, оставляя красные борозды от ногтей и не чувствуя, как раздирает себя до крови. Жидкость смешивалась с засохшей смазкой, превращаясь в кашу и размазываясь еще больше. Зак плюнул, поднял с пола одежду и быстро оделся, одновременно натягивая штанины и просовывая руки в рукава. Он хотел уйти, убраться как можно дальше и не важно, в каком виде. Уже стоя у двери, обернулся к другу. Только сейчас он понял, что тот молчал, не отвечая ни на одну его тираду. – Все не должно было быть так, Лиам, не ложь, не между нами. Скорее всего, ты забеременеешь, но я не хочу этого ребёнка. Вернее, я вообще не хочу детей ни от кого до тех пор, пока не являюсь полноправным хозяином своей же собственной жизни. Думал, ты меня понимаешь. Сообщи, когда будешь знать. Все, что касается денег, клиники и прочих затрат, на мне.

– Спасибо, ты очень щедр, – улыбнулся Лиам, зачем-то натягивая покрывало и прикрывая свою наготу.

От звука хлопнувшей двери он вздрогнул и обессилено опустился головой обратно на подушку. Холодно, чертовски холодно. Телу проще, а чем укрыть обледеневшее сердце?

Их первое новое утро должно было быть другим. Он не хотел так, даже не думал, что они оба утратят контроль. Рассказы в семье были другими. До вчерашнего дня они не виделись почти две недели. Зак все время куда-то спешил и ссылался на загруженность. Конечно, он уловил перемену в нем, слышал злой и срывающийся голос. Его друг и в обычной-то жизни был далеко не ласковым котёнком, но лишь увидев Зака на пороге, Лиам понял, насколько все плохо, и тут же пожалел о своём решении, вот только изменить его уже не смог. Больше ничего, кроме жгучей всепоглощающей потребности в близости, не имело значения.

Почему, ну почему он не сказал самого главного?! Не сегодня, сначала, раньше. Знал ведь, всегда знал, с первой встречи. Боялся, что не поверит? Не примет? Оттолкнёт такого? Теперь поздно – Зак его не простит, даже слушать не станет.

Одинокая капля скатилась на подушку и медленно впиталась в ткань, глаза же остались сухими.

Самые страшные слезы – текущие внутри.

Готовясь к тому, что, скорее всего, неизбежно, Зак каждую свободную минуту возвращался к случившемуся, понося себя последними словами. Есть ли его вина? Безусловно, ведь не погонись он за дешёвкой, имел бы запас по иммунитету, и ничего подобного не могло бы произойти, а самое страшное, что им грозило бы, – безумный и выматывающий секс, да и то вряд ли. Это не первая течка Лиама за год их знакомства, и они прекрасно справлялись, ловко жонглируя временем и инстинктами. Зачем? Почему сейчас? Что толкнуло друга на такую подлость? Какие, мать их, весомые аргументы могли оправдать предательство?

Через три недели стало очевидно, что его предсказание сбылось. Лиам сделал аборт и на время решил вернуться в свой родной дом. Братья отпустили его, о чем и сообщили Заку, когда тот разыскивал парня. Правда, где именно этот самый дом, не сказали. Настаивать он не стал, бесполезно, а вот по роже получить вполне себе получится, и не только по роже, судя по взглядам, которые посылал ему Мауро. Внутренний голос нашёптывал Заку, что это неспроста, и шутить они вряд ли намерены. Само собой, на связь друг не выходил, а его геолокация исчезла со всех радаров.

Несколько лет, что они не виделись, мысли об этом дне жили в сознании Зака темным, болезненным пятном. Обида давно улеглась, злость сдулась и забылась, остался лишь горький осадок и за свою во всем роль большей частью. Отчаявшись и запутавшись, Зак даже пробовал представить иной результат: они вместе, ребёнок, семья. Так вполне могло все закончиться, и не худший из вариантов, на самом деле. Но положа руку на сердце, глубоко внутри он знал, что никогда не был бы по-настоящему счастлив во всем этом прекрасном благополучии. Приспособился бы, возможно, на какое-то время привык, но, скорее всего, в итоге сорвался бы, испортив жизнь как Лиаму, так и их ребёнку, ибо стать счастливым по чужому образцу просто невозможно.

Через три года Лиам неожиданно вернулся. Зак, до которого эта новость долетела в кратчайшие сроки, благо, он к тому времени поднаторел и научился правильно использовать свои связи с Макзи, прилетел на улицу так быстро, как только смог, ворвался в знакомый дом и застыл, во все глаза рассматривая повернувшегося на звук его шагов человека. Он скучал, дико скучал. Друг выглядел прекрасно и внешне почти не изменился, разве что окрепнув. Та же гибкость в теле, сбивающая с ног сексуальность и манкость, ставшие, казалось, глубже и осознанней, нежное лицо и густые волосы, которые он по-прежнему отказывался обрезать. Но кое-что стало другим: его взгляд. Не было больше юноши, перед ним стоял мужчина, и лишь в этот момент Зак понял, что за эти три года они оба стали взрослыми, окончательно и бесповоротно.

– Я рад тебя видеть, – сказал он, делая несколько шагов навстречу. – очень рад. Прости, не знал, где тебя искать. Я был неправ, не совсем прав...вернее

– Зак, остановись, – перебил его Лиам, проходя и свои шаги тоже. Это была одна на двоих исповедь и прощение к ней. – Мы были молоды и сделали глупость. Оба. Я сто тысяч раз пожалел о случившемся, и, если бы было можно повернуть время вспять, никогда бы так не поступил. Я был влюблён в тебя тогда, вот и натворил дел, прости.

– Влюблён?! – несмотря на то, что такие подозрения мелькали в голове у Зака, когда он пытался хоть чем-нибудь объяснить поведение друга, услышать их в реальности оказалось сродни отрезвляющему душу. – Но ты...никогда...

– Конечно, никогда. Любовь проститутки не красит никого, я знал это, но был слишком опрометчив и позволил себе забыться.

– Прекрати! – вспылил Зак. – Я никогда не относился к тебе так, и тебе это прекрасно известно!

– Да, – согласился Лиам. – Но это, к сожалению, не отменяет того, как я сам к себе относился. В любом случае, все уже прошло, Зак. Тут не о чем больше говорить, правда. Я переболел и многое переоценил. Мы...мы можем снова быть друзьями? Клянусь, ничего подобного больше не повторится.

Порой в нашу жизнь входят люди, с которыми сложно, иногда невыносимо. Они причиняют боль, зная нас лучше всех и умудряясь ранить в самое уязвимое место, но представить жизнь без них сложнее, чем простить. И речь совершенно не обязательно о любви. Такими друг для друга были эти двое. Перевернув лист воспоминаний, они смогли вернуться к себе прежним с той лишь разницей, что тема секса была закрыта раз и навсегда. И в сложные времена Зак частенько искал совета друга, равно как и наоборот. Именно поэтому он и был сегодня здесь. Единственное, что сбивало его с толку, – зверь, притаившийся в темно-карих глазах. Он не нападал, но ждал. И чего именно, Зак понять не мог.

На вопрос о том, где пропадал и чем занимался эти три года, Лиам ответил уклончиво, сообщив, что уехал к семье в родную деревню. А вернулся потому, что писать картины и трахаться – это единственное, что, как оказалось, он может делать хорошо. Бедная, почти нищенская жизнь в забитой горной глубинке не дала парню ни единого шанса на достойное образование, зато наградила умом и красотой, так что, он принял взвешенное решение работать с тем, что есть. Лишь через несколько лет, знатно налакавшись виски, Лиам признался, что был фактически куплен братьями в обмен на спасение его большой семьи из долговой ямы, в которой они оказались после смерти отца. Выплатив Мауро все до последнего коина, он был свободен, но предпочёл остаться на Макзи, творя и работая на себя, выбирая клиентов по одному ему известному принципу. Впрочем, для их с Заком отношений это никогда не являлось проблемой, ни раньше, ни сейчас. Для братьев же такой подход был по-прежнему выгоден, ибо сместить Королеву с трона никому пока что не удалось, и Лиам был чем-то вроде визитной карточки улицы.

– Расскажи мне, что стряслось, – спросил он, протягивая бокал с золотисто-красной жидкостью, мягко опускаясь в огромное кресло-пуф и приглашая друга последовать его примеру.

– Я ищу кое-кого, и думал, что ты сможешь мне в этом помочь.

Грей, начало. За 10 лет до основного повествования

Я родился обычным ребёнком в среднестатистической семье. Оба моих отца не представляли собой ничего примечательного в плане половой принадлежности: все, как полагается, *бета и омега, типичные, можно сказать, стандартные. Немного грубо, конечно, но так понятнее.

(*Каждый из трех вторичных полов обладал своим уникальным набором физиологических и психоэмоциональных характеристик. Разнообразие комбинаций для исключительно сексуальных контактов и возможного деторождения разнятся, первых значительно больше.

Матка наличествовала лишь у женских особей всех полов и мужчин-омег.

Комбинации с потенциальным появлением детей:

А(м)А(ж), А(м)Б(ж), АО

Б(м)Б(ж), Б(м)О

О(м)О(ж)

Вторичный пол ребёнка по большей части наследуется от одного из родителей, но возможно также проявление отличного от них. Теоретически у двух омег может родиться альфа, хотя на практике такие случаи встречаются крайне редко.)

Мы были нижней ступенью среднего класса, стоя на социальной лестнице приблизительно между «как все» и малопривлекательной бедностью. Суровая реальность южного района пригорода с бесконечными плантациями гидропоники, где трудились практически поголовно все взрослые нашей коммуны, и куда, скорее всего, в конечном итоге, лежала дорога и мне. Я был сообразительным малым и отлично учился в школе, но кого это волновало, когда денег постоянно не хватало, а нужно было как-то жить, что-то есть. Работа на плантациях выматывала, не так физически, как физиологически. Постоянный контакт с не самыми безопасными для здоровья веществами стоил моим отцам хороших пары десятков лет, незаметно превратив сильных когда-то мужчин в тень самих себя. Но судьба непредсказуемая в своей оригинальности, и я, как вы, наверное, догадываетесь, по стопам родителей не пошёл.

Жалею ли? Уверен, что девяносто девять из ста, задав мне этот вопрос, ожидают услышать «да», но их, как и всех вас, ждёт разочарование, потому что нет, я не испытываю жалости к себе. Не уверен, что эта эмоция в принципе входит в список наличествующих у меня, по крайней мере, не в общепринятой и ожидаемой форме.

До моих пятнадцати лет мы, мои родители и я, совершенно не подозревали, что со мной что-то не так. Да и откуда могли бы? Грешили на позднее созревание, так случается, тем более что я всегда был щуплым и каким-то тонкокостным что ли. Боюсь, что навести я хоть с десяток светил медицины даже сейчас, когда процесс формирования давно и полностью завершён, все равно не услышал бы ничего вразумительного в ответ, не констатирующего того, что я и так знаю, а объясняющего причины. Зато какой бы их ждал сюрприз!

Скорее всего, так бы все и закончилось: огромным скандалом, соизмеримым с тем, что случился сто пятьдесят лет назад, но в моей собственной Вселенной произошло событие, гораздо более значимое как по уровню трагизма, так и по силе последствий. Ужасная авария на плантациях унесла жизни более пятиста человек, среди которых оказались и мои родители. Управляющий списал все на нарушение техники безопасности, обвинив рабочих и, что и следовало ожидать, не выплатив ни коина компенсации. Семьи остались без кормильцев, а в моем случае сразу без двух, иными словами, без средств к существованию.

Что может противопоставить пятнадцатилетний школьник суровым реалиям почти нищенского положения в бедном районе? Практически ничего, особенно когда в дверь твоего дома стучатся приставы, оперируя терминами, указанными на голограмме, выведенной ридером, из которых ты понял лишь одно – у семьи огромные долги за проживание, и если они не будут погашены в двадцатидневный срок, он, как единственный представитель, не имеющий постоянного дохода, будет отправлен на исполнительные работы, дабы их возместить.

Предписание было принудительно перелито в домашний ридер, установлена запирающая дата на всех дверях и окнах, а на мою ногу нацеплен тонкий браслет с датчиком навигации. Никто из соседей или немногочисленных друзей не вызвался помочь. Да оно и понятно, откуда такие деньжищи? Самим бы выжить. У меня же в голове не укладывалось, каким образом родители докатились до этого, и наша семья оказалась в столь плачевной ситуации. Наивный честный малыш! Не было никакого долга, а вот дом был, который просто хотелось отнять у глупого беззащитного птенца. Дни летели, а ясности, как и продуктов в холодильнике, было все меньше. Соседи кое-как подкармливали или хотя бы пытались, но радикально это ничего не меняло. Школа, уроки, будущее, даже долбанная плантация, когда-то казавшаяся мне ужасной, – все отошло на второй план. А, может, даже на третий, в любом случае, став далёким и неважным. Накануне истечения срока предписания я с абсолютной уверенностью знал лишь две вещи: во-первых, из дома нужно бежать. Путь меня и найдут, но есть хоть крохотный шанс, что не сразу. Вдруг произойдёт чудо, и Первые сжалятся надо мной, позволив где-то скрыться. Во-вторых, если я в ближайшее время хоть что-нибудь не съем, определенно грохнусь в обморок. Ну, а тогда меня точно схватят, и все, конец.

Говоря «чудо», человек обычно подразумевает что-то или кого-то особенного, почти волшебного, чаще всего доброго и овеянного ореолом загадочности и красоты. Но, и тут я уверен, никто и никогда не смог бы предположить, что им окажется сутенёр, убийца и глава местного криминального мира. И все же, должен признать, Мауро Родригес был красив, как древний бог...и так же своеобразно добр. Красоту, правда, я заметил первой, буквально сразу же, как только пришёл в себя от довольно ощутимых шлепков по щекам, с помощью которых он пытался привести меня в сознание. Вернувшиеся к работе глаза хоть и со скрипом, но отправили в мозг сигнал о том, что моё бренное тело валяется на земле у шершавой и потрескавшейся стены здания в каком-то боковом переулке. Похоже, в последние секунды перед падением в темноту я пытался спрятаться от возможных преследователей. Но толку-то с браслетом на ноге!

– Все, мне конец! Конец! – пронеслось в голове, и я начал хаотично отбиваться от прикасающихся ко мне рук, одновременно пытаясь уползти в сторону.

Толком ничего не получалось, так как тело от постоянного недоедания почти перестало реагировать на посылаемые ослабленным мозгом команды. От полной, всеобъемлющей безнадёжности и осознания своей беспомощности перед неизбежным я начал плакать, беззвучно, даже не закрывая глаз. Хотелось запечатлеть последние минуты «своей» жизни свободными и яркими, прежде чем ворота трудовой колонии навсегда захлопнутся за моей спиной – оттуда еще никто не возвращался. Картинка предо мной плыла, размывалась и теряла чёткость, видимо, тогда-то я и позволил себе обмануться, приняв красоту внешнюю за внутреннюю. А с другой стороны, был ли у меня выбор? Боюсь, что нет.

– Тише, тише, – мужчина говорил почти ласково, словно успокаивая. – Вот ведь шустрый какой.

Моё лицо обхватили сильные пальцы и, крепко сжав подбородок, подняли вверх и повертели в разные стороны. Надавив большим, незнакомец приоткрыл мне рот, опустил губу и рассмотрел зубы. Было в этом что-то унизительное, словно меня оценивали, как товар на рынке. Как оказалось впоследствии, так оно и было, но конкретно в тот момент я расслабился, понимая, что кем бы ни был человек, сидящий рядом на корточках, он точно не ищейка, отправленная на поиски.

– Ты хорошенький, – удовлетворённо заключил тот же голос. – Особенно глаза. Впервые такие вижу. Чуть подрастёшь и как знать, может, Лиаму придётся уступить тебе корону.

Я естественно не понял ни слова из сказанного, кроме того, что меня вроде бы сочли не совсем уродом, хотя что касаемо глаз, тут я был не так уверен. Обычно они меня бесили своим цветом почти полностью прозрачного льда, вернее, бесцветностью в моем тогдашнем понимании, но если сейчас это каким-то невероятным образом было отнесено к достоинствам, пусть и на ничтожную малость, по повышающим мои шансы на выживание, я только за. Стараясь унять сильную дрожь, колотившую с ног до головы, попробовал моргать быстрее, насколько это было возможно в моем тогдашнем состоянии, чтобы высушить слезы и все же рассмотреть говорившего. Он же тем временем продолжал изучать моё тело, ощупывая и вертя в разные стороны.

– Гм, любопытно, – и страх ледяным панцирем сковал внутренности, когда я почувствовал уже знакомые пальцы на своей щиколотке.

– Теперь я точно пропал. Никто не захочет связываться с законниками.

Крах этой внезапно появившейся и рухнувшей надежды уничтожил остатки моего сопротивления, и стало все равно, что со мной будет и как. Наверное, это отразилось внешне, и мужчина грубо встряхнул меня за плечо.

– Э нет, сероглазик, ты так просто не отделаешься. Я тебя нашел, так что, теперь ты мой.

Знать бы тогда, что это значит!

Он поднял меня на руки, благо, с моим весом это было проще простого, а вот идти самостоятельно у меня бы точно не вышло, прошёл метров десять и запихнул на заднее сиденье автомобиля, следом садясь рядом. Мы куда-то ехали, а мой «спаситель» на испанском быстро и резко раздавал команды. По приезду на улицу, которая в последствии стала мне домом на несколько бесконечных лет, меня точно так же на руках занесли сначала в здание причудливой формы, а затем в комнату, где уже находился маленький человек неопределённого возраста: сухой, как обтянутый кожей скелет, с несуразно большими ладонями и ступнями, впалой грудью и огромными черными глазами навыкате на лице абсолютно лысой головы Что и как он провернул, я и понять не успел, но в результате его манипуляций «неснимаемый» браслет оказался уже не на моей ноге, а у него в руках.

– Обожаю самоуверенных идиотов, – неожиданно низким голосом сказал «скелет», вертя его в руках. – И когда эти приставы поумнеют? Я перекодирую данные за последний час. А затем ребятки устроят этому дефективному чуду техники лёгкие покатушки по городу и утопят с пристани. Будем считать, что малец-удалец покончил собой, хэ хэ хэ. Да, крошка? – сверкнул он глазищами в мою сторону и плотоядно улыбнулся, протягивая руку к лицу. – Ух, какой милаш, чистенький, свеженький. Как тебя звать-то?

– Грей, его зовут Грей, – рявкнул «спаситель», отчего скелет тут же одёрнулся, я же принял это как нечто само собой разумеющееся.

С новым именем началась и новая жизнь, которую, в отличие от него, серой точно не назовёшь. По крайней мере, не в первый год, ибо я стал товаром на Макзи и любимой игрушкой Мауро. Вполне возможно, его интерес к моей персоне давно бы иссяк, если бы не одно НО – я не ломался и, как ни странно, не надоедал. Он был моим первым любовником, как всегда говорил, учителем, и надо отдать ему должное, преподал секреты мастерства очень и очень доходчиво, «с разных сторон», если вы понимаете, о чем я.

Именно Мауро оказался тем, кто раскрыл мою тайну, он же подтолкнул к пути решения. Можно ли назвать его появление в моей жизни спасением, и будет ли спасителем тот, кто сохранил тело, но изувечил душу? Даже сейчас, спустя время, я не могу найти ответ. Сложно сказать, что руководило им. Может быть, ему доставляла удовольствие такая игра «в меня», что-то вроде конструктора, который мог складываться самым разнообразным образом, никогда не повторяясь. А возможно, его плотоядный ум уже тогда просчитал все наперёд, готовя очередную ловушку. Но он ошибся. Мальчишки, подыхающего от страха в вонючем переулке, давно уже нет в живых.

***

Грей. За три недели до основного повествования

Кабинет Мауро почти не изменился за последних пять лет. Ровно столько я не был здесь: в этой комнате, в этом доме, на этой улице. И не хотел бы быть больше никогда. Мне не было стыдно. Стыд – абстрактное явление, выдуманное, навязанное одним человеком другому на базе неких моральных критериев, зачастую носящих субъективный и весьма спорный характер. Так что, нет, дело не в стыде. Мне было мерзко. А это как раз понятное и более чем реальное моё собственное ощущение. Может, со стороны это кажется смешным для такого, как я, видевшего и знавшего «в лицо» множество членов нашего великолепного и немаленького города, но тот факт, что ты сидишь по уши в дерьме, поверьте, иногда совершенно не означает, что тебе это нравится, или что ты не хотел бы сменить вонючую коричневую жижу на прекрасные белые пески пляжей Антарктики.

Все, что касалось заказов, мы обсуждали исключительно лично, встречаясь в максимально людных местах. И вовсе не потому, что я боялся посягательств с его стороны. Эту стадию мы давно уже пережили, а вот дебри и чернота натуры Мауро мне были известны, как никому, и верить в его честность и порядочность мог разве что идиот, коим я точно не являлся. Помнится, ранее, все еще считая меня глупым щенком, Мауро частенько обсуждал со мной во время секса свои каверзные схемы. Так ему особенно нравилось: чтобы он меня жёстко трахал, а я, подыхая от наслаждения, но не кончая, долго не кончая, до тех пор, пока он не разрешит, умудрялся удерживать в голове нить беседы и отвечать на его внезапные вопросы. А так как этот мужчина обладал гигантским опытом, колоссальной сексуальной выдержкой и мог долбить, не переставая, такого рода сеансы растягивались на долго, убийственно долго. Впоследствии этот навык, надо сказать, мне здорово пригодился, и я мог абсолютно равнозначно получать удовольствие от нескольких процессов одновременно: непосредственно траха, в каком бы амплуа ни выступал, и анализа ситуации вокруг. Так что, учитель и в этот раз преподнёс мне полезный урок.

Так уж вышло, что я много и со вкусом играл в разнообразные игры Мауро, зная их почти наизусть, как и его излюбленные фишки в них. Возможно, вы подумаете, что это слабость или покорность. Уверяю вас, это не так. Подобное случается гораздо чаще, чем вам может показаться, и не только с выпавшими за границы морали. Просто, за идеальными фасадами образцовых отношений бывает сложнее разглядеть происходящее. Сначала мозг бастует, отказываясь примерять на себя насильственно надеваемые роли, но потом, когда иного выхода нет, что-то неуловимо меняется в сознании, и ты принимаешь правила, становясь полноправным участником процесса. Банальное желание выжить, не более того.

И вот теперь, стоя здесь, я был несколько обескуражен, с недоумением глядя на накрытый на двоих стол.

– Ты все-таки приехал, – проурчал Мауро и указал рукой на второй стул, вольготно восседая явно в ожидании...меня?

Годы не прошли даром, он постарел. На нейтральной территории это не бросалось в глаза так, как здесь, в логове братьев Родригес, где каждый чёртов кирпичик стен был связующим звеном, мостом между двумя отрезками моей жизни, как между берегами реки. Разумеется, я сел под аккомпанемент пристального жгучего взгляда, ибо не родился еще тот человек, а вернее, не остался в живых, что отказал братьям. На столе с зажжёнными свечами под огромными серебряными полукруглыми крышками, убранными официантом, на большом блюде у каждого из нас было нечто великолепно пахнущее и, скорее всего, безумно вкусное. Какая жалость, что аппетита у меня не было! Было ли это препятствием? Ни в коем случае! А посему, отрезав кусочек кулинарного шедевра, я засунул его в рот и прожевал. Должен признать, было, действительно, великолепно. Великолепно и бесполезно – меня этими декорациями не проведёшь, я давно перестал воспринимать действия учителя отдельно от урока. Прошла четверть часа, приличествующая часть изысканного блюда съедена, полагающиеся вопросы о природе и погоде заданы, гостеприимство хозяина уважено.

– Зачем ты сделал это? – спросил я, оставив приборы в покое и переходя сразу к делу.

– Сделал что, Грей? – расслабленно и сыто улыбаясь, Мауро наслаждался своей властью.

– Отправил меня по ложному следу?

– Я?! По ложному?! – чистейшее удивление отразилось во все еще привлекательных глазах. Сложно представить, но когда-то они мне безумно нравились. Да уж, если бы за фарс давали Оскара, у младшего Родригеса их было бы несколько. – Помилуй, малыш, на кой мне это? Я ведь тоже «в деле», а наши клиенты, как ты знаешь, люди серьёзные, их не особо интересует, почему нет. Деньги заплачены и не малые, сроки оговорены. Ну, а тот факт, что ты опростоволосился, как наивный школьник, так вопрос-то к тебе, не ко мне. А теперь еще и штраф, и заказ, который нужно завершить так или иначе, да и сроки поджимают. Клиент зациклен именно на этих работах, посему надо бы фокус повторить. На все про все месяц. Или ты хочешь, кроме штрафа, еще и всю стоимость вернуть? Валяй! Но не забывай, что деньги уже пошли в работу, а это означает, что, помимо основного тела, еще и неустойку мне за утраченную прибыль, – сделав выразительную паузу, Мауро продолжил, доставая из внутреннего кармана пиджака конверт и протягивая его по столу в мою сторону. – Но я добрый, ты же знаешь. Птичка на хвосте принесла песенку о том, что ты мечтаешь об острове, уединённом и тихом. Уже и справки навёл, место присмотрел. А я-то все думал, куда тебе столько денег?! Хочешь спрятаться? Понимаю. Именно поэтому мы с тобой пока что в одной лодке. В конверте новый заказ, Грей. Не переживай, простенький, как для твоих талантов сущая ерунда. Выполнишь его, закроешь долг по предыдущему и свободен. Справишься?

Не спеша отвечать и интуитивно оттягивая время, я собирал себя по кусочкам где-то в параллельной реальности, до которой суть сказанных Мауро слов не дотягивалась. Я не был наивен и знал, что все мои даже сверхосторожные телодвижения рано или поздно дойдут до его ведома, но горькое отчаяние на мгновенье раскалённым прутом прошило сердце. Всего мгновенье, и я вытащил его голыми руками, затем аккуратно промокнул салфеткой губы и взял бокал. Сделав глоток, поперхнулся, и капли вина упали на подбородок. Похоже, парня из бедного квартала не удалось истребить во мне полностью, и, стерев их большим пальцем, я совершенно неосознанно облизал его. Именно тогда, в эту самую секунду, по резко изменившемуся выражению лица Мауро, безотрывно следящего за моими действиями, и его дёрнувшемуся острому кадыку я понял, в чем, на самом деле, заключалась игра на этот раз.

Шумная и развратная улица с ее жителями, постоянными и забегающими случайно клиентами – один огромный кукольный театр, в котором он, как Карабас Барабас, дёргал актёров за ниточки. Этот ублюдок хотел меня до дрожи. Ничего нового, в принципе, знаем, плавали, не появись на этот раз в его реакции нечто принципиально иное. Он хотел не только меня как такового, но больше моей поверженности. Сам факт, что я смог вырваться, обрезать все нити, соединяющие моё тело и его разум, все эти годы не давал ему покоя. Мауро даже приблизительно не собирался выпускать меня из своих лап ни в прямом, ни в переносном смысле. Значит, я не ошибся, след действительно был ложным, и новая попытка закрыть долг, я чуял это нутром, будет еще одним фиаско. Скорее всего, я должен провалиться и, в результате, задолжать еще больше. А поскольку такой суммы у меня нет, отдать все, что имел, и снова закабалить себя. И так до бесконечности, до последнего стука моего сердца.

– Справлюсь.

Протянув руку, я забрал конверт. Знаю, что на моем лице не дрогнул ни единый мускул. Я был хорошим учеником, можно сказать вундеркиндом и, спокойно отвечая на цепкий и изучающий взгляд мужчины напротив, кожей чувствовал кайф от предвкушения, испытываемый им. И все же, конкретно со мной старый лис перехитрил самого себя. Если бы давно, еще десять лет назад именно он не убедил меня в моей исключительности, возможно, сейчас я бы и купился. Хотя кого я обманываю? При таких раскладах я бы даже до этого стола не дотянул, уже давно загнувшись выброшенным в канаве для отработанного материала. Больше пары лет в бешеном ритме Макзи мало кто выдерживал, меня же спасла, по большей части, эмоциональная гибкость и уникальность и нетипичное, благодаря им, отношение босса. Да, я урод, но особенный. Таких не хранят в общих сундуках с разным ширпотребом. Нет, нас ставят на полку, хвастливо демонстрируя гостям, а после на прикроватный столик, любуясь в одиночестве перед сном и теша своё эго владением. Вот только в отличие от других актёров его театра у меня есть планы на свою гребаную жизнь. И в них нет и никогда не было пункта, посвящённого Мауро Родригесу, но ему об этом знать совсем не обязательно.

Ну, что ж, сроки оговорены, выводы сделаны, пора и честь знать. Выйдя из дома, я успел пройти не более ста метров, когда чуть было не столкнулся с единственным жителем всего этого клоачного мирка, к которому испытывал нормальные человеческие эмоции, здоровые, а не исковерканные происходящим. Хотя он был когда-то таким же товаром, как и я, отношение к Лиаму было другим. Его уважали все, как бы странно это ни звучало применимо к месту и времени. А уважение куда сильнее страха и угроз, ибо явление добровольное. Он старше меня всего на шесть лет, но шесть лет в обычной жизни и столько же на Макзи разнились, как небо и земля. Тогда, в мои пятнадцать, Лиам, как сплетничали все вокруг, только вернулся на улицу после трёхлетнего отсутствия.

– Вернулся! С ума сойти, зачем? – думалось мне годом позже.

Разве можно вернуться в место, подобное этому, вырвавшись из его хватки? Я не понимал его, ибо был слишком юн и видел мир в формате черно-белого кино: хорошо-плохо, добро-зло. Типично для незрелого подростка, даже такого, как я. Со временем, когда уровень контрастности естественным образом спал, до меня дошло – какой бы ни была причина, она явно оказалась сильнее всего букета противоречивых чувств и эмоций, порождаемых нашей «профессиональной деятельностью».

Не знаю, почему, но парень, всегда державшийся обособленно, можно сказать, взял меня под опеку, обучая, наставляя, утирая мои слезы после сеансов с подонками и залечивая раны в душе. Как старший брат, которого у меня никогда не было, или отец, которого никогда больше не будет. С его подачи и настойчивости я все же закончил школьное образование и задумался о будущем. Будущее у шлюхи...мило, не так ли? И тем не менее, всего лишь одна случайность, неосторожное действие с моей стороны, порождённое банально болью и обидой, вселило непоколебимую веру в то, что оно у меня все-таки есть, и явно за пределами Маккензи-стрит.

Лиам был вторым человеком на всем белом свете, знавшим МОЙ секрет. А вот о НАШЕМ с Мауро в курсе не был. Такси ожидало в каких-то десяти шагах, и как-то нужно было их преодолеть, не обнаружив себя. Надвинув капюшон черной худи еще ниже на лоб, спрятав волосы за уши, а глаза за большими стёклами солнцезащитных очков, я успел дойти до машины и даже открыть дверцу. Обрадовался. Получилось!

– Грей?! – не получилось, так как моё предательское тело успело дрогнуть и остановиться на мгновенье, услышав имя. В следующую секунду я, не оборачиваясь, сел в салон, захлопнув за собой дверь, и уехал.

Я сбежал, и мне было стыдно. Да, да, вы не ослышались, вот теперь мне действительно стыдно. По моей собственной шкале дерьмовых поступков этот был в ТОПе, но лучше так, чем подвергнуть его опасности. Я не смог бы найти правдоподобного объяснения своему появлению, тем самым зародив подозрения в его голове. А так он будет думать, что обознался. Лиам хоть и стал свободен, бесконечные щупальца Кракена достанут его везде, но он этого не заслуживает. Это моя партия, и поражение, если таковое случится, должно быть тоже только моим.