Принцесса выбирает дракона || 18+

🌟 ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ГОЛОС ЭТОЙ ЧАСТИ!🙏🏻🥹 Спасибо! ☺️❤️

В кабинет снова внеслась Таня, опустившись подле Веры и просовывая локоть отца в манжету тонометра. Вера, вскочив на ноги, наполнила пустой стакан на столе водой из графина и поднесла его к губам отца, поддерживая его голову.

Таким отца она видела впервые. Слабым и беспомощным, тщедушным стариком; он вдруг одряхлел внезапно, всю свою силу растерял, будто стальной стержень внутри него надвое с хрустом разломился и больше не держал мешковатую телесную оболочку. Отец ртом хлопал, как выброшенная на берег рыбина с мутным бессмысленным взглядом в жалкой предсмертной корче; и узнать в нём всесильного Профессора, слову которого подчиняться привыкли все окружающие, стало вдруг невозможно.

И Вера с отрезвляющей отчётливостью внезапно поняла, что он — живой, живой сейчас и здесь, что он из плоти и крови сотканный человек, и что эта плоть и кровь уязвимы ровно так же, как и всё живое в этом мире, и что время грубым кирзовым сапогом и его неотвратимо раздавит под тяжёлой своей подошвой.

Вера снова опустилась рядом с ним на пол, зажимая его руку в своих ладонях, встревожено наблюдая за Таней.

Та, казалось, чётко себе представляла, что делать: измерила давление, стащила с отца тесный пиджак, расстегнула полностью пуговицы его тёмно- синей рубашки, широко разводя полы в стороны.

— Пап... — снова позвала Вера, словно со стороны слыша, как беспомощно звучит её собственный голос.

Тонкие побледневшие губы отца слабо дёрнулись в какой-то ободряющие улыбке, он взглянул на неё сверху вниз, и в глазах его разлилось серое спокойствие. Его пальцы легонько сжали ладонь Веры, и она прижалась лбом к его предплечью, крепко зажмурившись.

Скорая, и правда, приехала быстро. Вера, заслышав вой сирены, точно выдернувший её из транса, подскочила и вынеслась во двор как была, босиком. Ворота уже распахнул Макс, и Вера, замерев на каменных ступеньках крыльца, позвала выскочивших из сверкавшей голубыми огнями газели медиков:

— Сюда, — сипло крикнула она, — он в кабинете.

— Снова вы, — поравнявшись с Верой, расплылся в кривой ухмылке мясистых губ коренастый лысеющий мужик — тот же самый, что приезжал на место аварии. — Укокошила всё-таки жениха, что ли?

Вера только болезненно сморщилась от этой циничной колкости, брошенной невпопад и неизвестно зачем.

— Отцу с сердцем плохо, — скупо ответила она, проскальзывая внутрь дома и слыша топот массивных ботинок медика за спиной.

— Ща поглядим, — хмыкнул он с неуместным задором, опустив объёмный чемоданчик на пол возле отца и щёлкнув замком на пластмассовой створке. — Таблетки какие давали? — обратился к Тане, заприметив разворошенное нутро ящичка с домашней аптечкой на полу.

— Аспирин дала. Нитроглицерин под язык, — выдохнула Таня, оседая на кожаный диванчик подле распахнутого окна: с появлением врача и силы, и решительность как будто тут же её покинули. — Нас учили так. Инфаркт, да?

Мужик промычал в ответ что-то нечленораздельное, и Таня зажала в немом ужасе рот ладонью, испещрённой синей сеточкой вен.

Вера, обхватив себя руками, молча наблюдала за врачом, цепко осматривающим отца. Из недр чемодана показался, опасно блеснув острой иглой, шприц и впился в оголённую по локоть руку отца, безвольно покоившуюся на подлокотнике.

— Госпитализируем, — припечатал врач категорично, поднимаясь с колен.

Оглянулся на Веру, смерив проницательным взглядом. — Я так понимаю, снова в центральную. Вы ж в другую, — он обвёл глазами вычурно-дорогое убранство кабинета и хитро подмигнул, — не поедете?

Вера теснее обхватила себя за плечи, закусывая губу.

— С ним всё будет нормально? — спросила тихо, наблюдая, как Таня вместе с врачом подхватывают отца под локти и помогают подняться.

— Будет-будет, — ободряюще прокряхтел врач. — Эхо сделают, потом стент поставят, там делов-то — в центральной быстро управятся. — Вера, хоть и ловила с напряжённым вниманием каждое его слово, всё равно толком ничего не понимала, только семенила растерянно вслед за ним мелкими шажочками. — Жених-то твой что, живой?

Вера согласно промычала ему в ответ. Не глядя схватив с вешалки пальто и просунув ступни в первые подвернувшиеся туфли — неудобные и не по сезону совсем, — выскользнула из дома в студёную ночную мглу.

— Набери Пчёлкина, — обратилась к маячевшему во дворе Максу, который, казалось, в общей суете и не знал, куда пристроиться. Протянула к нему требовательно руку, чтобы тот телефон передал.

По-хорошему, можно было приказ отца ему просто передать: пускай сам Пчёлкина среди ночи вызванивает.

Но отчего-то самой хотелось сейчас его голос услышать — нет, не услышать даже, а приткнуться, опереться, как на каменную стену, потому что больше не на кого было рассчитывать: отца, который раньше Вере служил опорой, сейчас самого волокли, как безвольную тряпичную куклу, к заляпанной осенней грязью газельке.

А у Пчёлкина голос обычно так же звучал, как у отца — твёрдо. На него опереться можно было.

Макс, выудив из нагрудного кармана трубку, потыкал в кнопки и вложил телефон в ладонь Веры. Длинные гудки слушала долго, слишком долго — хотя, может, и прошло не больше половины минуты, — про себя проклиная всё на свете, и отчаянней всего — не спешившего отвечать Пчёлкина.

— Да, — наконец, раздался на том конце его хриплый голос. Раздражённый, будто оторвали его от чего-то; а на фоне контрастом — заливистый женский смех.

У Веры на секунду перехватило дыхание: все слова тут же замерли на языке.

Она шумно втянула холодный воздух.

— Да говори быстрей, чё такое? — с бóльшим нажимом произнёс Пчёлкин.

— Отцу плохо, – наконец, выдавила она.

— Вер, ты? — тон его стал чуть сдержанней. — Чё случилось?

— Сердце, — с губ сорвался куцый обрывок фразы. — Везут в центральную. Он просил тебя приехать, — Вера сглотнула подкатывающий к горлу ком, — с юристом.

— Ща буду, — коротко бросил Пчёлкин. — Чё врач сказал?

Вера зажмурилась, опираясь локтями на холодный металл крыши стоящей во дворе машины.

— Наверное, инфаркт, — пропищала она жалобно. — Сказали, кажется, стент поставят. Я не знаю, что это такое, — едва ли не хныча, Вера уронила лоб на оледеневшие ладони. Пальто, наброшенное на плечи, чуть не соскользнуло на землю, но Макс позади его придержал у Веры на спине. — Я не знаю, насколько серьёзно...

Там, по ту сторону телефонной связи, Пчёлкина кто-то капризным женским сопрано позвал пошло растянутым «Ви-и-ить», и Пчёлкин выругался коротко и глухо, будто трубку в сторону отвёл:

— Отъебись, — Вера услышала его резкий шумный выдох. Мгновение спустя он обратился уже к ней: — Успокойся, — в ответ на её прерывистый вдох на грани всхлипа, бросил он. — Я ща сам в больничку наберу, там на контроль возьмут. Надо будет операцию — всё чётко сделают. Езжай с ним и меня жди, — твёрдый голос и уверенный, какой Вера и хотела услышать. Пчёлкин сразу сориентировался, а Вере только и оставалось, что его решениям следовать.

Короткие гудки зазвенели в голове набатом, и будто в такт им тело забила мелкая дрожь.

— Поехали за скорой, — вернув трубку Максу, выдохнула она, кутаясь в пальто.

Макс щёлкнул брелоком ключей от машины, усаживаясь за руль, и Вера скользнула на заднее сиденье, ощутив, как плавно трогается под ней машина.

Сидя на низком кожаном диванчике в приёмном покое, Вера невидящим взглядом уставилась в одну точку на бледно жёлтой стене.

Отца на каталке увезли в операционную, и теперь они с Таней, прижавшись друг к другу, как бездомные котята, беспомощно ждали хоть каких-нибудь вестей, то и дело встревожено подхватываясь, когда тяжёлая дверь отделения распахивалась и мимо равнодушно проскакивала очередная медсестра в голубом чепчике.

Но сухопарый хирург в свободной медицинской пижаме синего цвета, под короткими рукавами которой тонули его смуглые жилистые руки с тонкими нервными пальцами, перед ними возник внезапно — словно из воздуха материализовался.

— Вера Леонидовна? — обратился он к ней, и Вера подскочила с места, поправляя полы белого халата. Вцепилась встревоженным взглядом в его подёрнутое усталостью лицо, пытаясь предугадать, какую он принёс весть. — Операция прошла успешно. Выполнили ангиопластику, поставили стент.

Пациент стабилен, в сознании, — хирург сцепил руки в замок перед собой, — прогноз хороший, дальше будем смотреть динамику. Терминальная онкология, к сожалению, часто даёт осложнения на сердце. Придётся постоянно наблюдаться.

Терминальная онкология, так обыденно произнесённая хирургом, по слуху резанула чуть ли не до физически ощутимой судороги где-то в горле. Вера болезненно сморщилась.

— К нему можно? — дрогнувшим голосом просипела она, едва ни поперхнувшись.

— Ненадолго, — разрешил он, — медсестра вас проводит.

Вера скользнула за молчаливой девушкой, маячившей позади хирурга.

Отец лежал на высокой больничной койке в окружении мониторов и размеренно пикающих датчиков; бледное лицо почти сливалось цветом с белой тканью наволочки.

— Пап, — тихо позвала Вера, придвигая стоявший возле белой стены стул ближе к его кровати. — Ты как?

Отец приоткрыл смеженные веки, обводя её рассеянным взглядом, и слабо улыбнулся.

— Жив, — просипел он, разомкнув сухие потрескавшиеся губы, — ты позвонила Виктору?

Вера тяжело сглотнула, прочистив горло.

— Позвонила, он приедет, — выдохнула она и замялась, закусив губу. — Врач сказал, это может быть из-за рака.

Отец втянул воздух ртом, и его грудь под белой простынёй медленно и тяжело поднялась. Он отвернулся лицом от Веры, сокрушённо утыкаясь глазами в глухой потолок.

— Ты не так должна была узнать, — мрачно подвёл он.

Вера не стала ни отвечать, ни говорить, что о раке узнала сильно раньше — ни к чему сейчас было.

Она только напряжённо впилась взглядом в его измождённое лицо. Отец растянул уголки губ в печальной улыбке, снова на Веру со скорбью посмотрев, и высунул из-под края простыни ладонь с тонкими длинными пальцами, неуверенно протянув её в сторону Веры.

Не в их это правилах — вот так вот за руки держаться; несвойственны были её отцу тактильные проявления эмоций, а Вере — хоть, может, и хотелось иногда таких простых и тёплых прикосновений — преодолевать незримый барьер никогда не удавалось.

Она, судорожно всхлипнув, вложила кисть в его руку, вдавливая большой палец в выемку на его мягкой ладони.

— Почему ты не сказал? — беспомощно пискнула она, зажмуриваясь.

— А зачем тебе переживать раньше времени? — чуть сжав её руку, ответил отец и легко погладил её запястье ослабевшими пальцами.

— Пап, мы же время теряем... Свадьба эта, бизнес... Давай в Швейцарию поедем, не знаю, в Германию — там хорошие врачи, они вылечат, и всё будет как раньше, — запустив ладонь в волосы, сбивчиво начала Вера. — Поедем сразу, как тебя выпишут, пап. Сейчас прямо врача найдём, позвоним...

Отец смежил веки, резко и надсаженно выдыхая, как будто бы хотел усмехнуться — но не мог.

— Мне больше пары лет ни один врач не даст, я был уже у них, Вера, — ответил он тихо на её суматошное бормотание. — Девочка моя, послушай, — он чуть сдвинулся к ней корпусом тела, сминая под собой простыни, — ты за многое на меня злишься, я знаю, но я только хочу о тебе позаботиться, чтобы ты одна не осталась. Ты с бизнесом не справишься, а Виктора я сделаю со-учредителем, он всем управлять будет после меня. Дай мне только обещание, — он закашлялся, и Вера смахнула влагу с ресниц, — знаю, ты хотела, как мама, журналистом быть, я понимаю всё, — Вера уставилась ему в глаза сквозь застилающую взор пелену невыплаканных слёз, и отец потянулся к её лицу рукой, скользнув подушечками пальцев по коже. — Ты на неё правда так похожа, моя маленькая, — его губы тронула мимолётная горькая улыбка; Вера потёрлась щекой о его ладонь, снова всхлипывая, растроганная то ли его внезапной нежностью с горьким привкусом смертельного приговора, то ли словами про мать, о которой он, казалось, впервые при Вере вспоминал с такой лаской. — Я себе её смерть не простил, Вера, я её не спас, но тебя уберегу. Обещай мне, что не будешь больше ни во что лезть. Не будешь жизнью рисковать, обещай, — его рука поймала в пригоршню Верин подбородок, а в глазах застыла безнадёжная мольба: это был не приказ, к которым Вера привыкла, а просьба — обречённая какая-то, безутешная.

Верино лицо искривила болезненная гримаса, она сипло втянула воздух в полувсхлипе и запустила руки в спутавшиеся волосы.

— Обещай, Вера, — повторил отец, опуская обессилевшую руку на постель. — Об остальном Виктор позаботится. Он тебя не обидит, будешь жить, как и раньше, — с ноткой горькой иронии выдохнул он.

Вера с силой растёрла веки, под которыми снова скопились предательские слёзы — сколько их ещё, почему они не кончаются? — и судорожно покивала головой. А что ещё могла она сейчас сделать, сидя возле его постели и вдыхая больничный воздух с душком смерти?

— Обещаю, пап, — пробормотала она, с болью глядя на него. — Пап, — тихо позвала она снова, когда отец смежил веки, — ты не виноват, что он её убил, я никогда тебя не винила...

Его лицо дёрнулось от мучительной судороги.

— Всё, что я делал — я делал, чтобы защитить тебя, — произнёс он, медленно, точно с трудом, приоткрывая глаза и тяжело глядя на Веру, — чтобы ты не осталась одна. Как мог. Она бы сделала то же самое.

Вера смотрела не него в повисшем молчании, сведя к переносице брови в гримасе невыносимой боли. Столько не высказанных за долгие годы слов между ними повисло, что и жизни бы не хватило наговориться; а отца, казалось, едва хватало сейчас на этот короткий разговор, неспособный объять и сотой доли того, что ей хотелось бы ему сказать и от него услышать.

Позади раздался стук, и дверь палаты раскрылась.

— Леонид Георгиевич? — осторожно позвал из-за её спины Пчёлкин, появляясь в дверном проёме.

Вера, ощутив, как ускользает это эфемерное, едва нащупанное самыми кончиками пальцев чувство близости с отцом, раздосадовано обернулась на голос Пчёлкина и одёрнула полы халата.

Пчёлкин окинул её цепким прищуром и ступил внутрь палаты. За его спиной тенью маячил невысокий человек с тёмной копной вившихся мелким бесом кудрей. Он, поправив массивную чёрную оправу очков на горбатом носе, прижал к животу кожаный дипломат.

Вера поднялась с места.

— Он ещё слишком слаб, – начала она, обеспокоенно мазнув глазами по откинувшемуся на подушку отцу. — Может быть, вы зайдёте позже...

Пчёлкин поджал губы, делая пару шагов внутрь и опуская руку Вере на предплечье, осторожно сжимая.

— Оставь нас пока, Вера, — донёсся до неё тихий, но требовательный голос отца.

Пчёлкин провёл ладонью по её руке, качнув головой в сторону двери.

— Подожди в коридоре, — попросил он, мягко подталкивая её к выходу.

Очкастый — юрист, по всей видимости, как решила Вера — так в дверях и мялся, не решался войти, пока Пчёлкин не поманил его рукой.

Вера, не сдвинувшись с места, продолжала стоять, взгляд переводя то на отца, то на Пчёлкина.

— Вер, — повторил Пчёлкин настойчивей, — подожди снаружи. Она напряжённо поджала губы.

— Он же только после операции, — почти взмолилась она жалобным голосом, — разве это... — Вера покосилась на зажатый в руках юриста дипломат, скривившись отчаянно, — не подождёт хотя бы до завтра?

Пчёлкин тяжело уставился на неё исподлобья, дёрнув щекой, и молча перевёл мрачный взгляд на отца.

— Вера, — отец осадил её уже жёстче, — нам нужно решить дела. Иди.

Смерив долгим взглядом отца, Вера вернулась сощуренными глазами к нависающему над ней Пчёлкину и раздражённо выдохнула, принимая собственное поражение. Пчёлкин, скользнув к её запястью ладонью, легко огладил его подушечкой большого пальца и коротко кивнул.

Она, свою руку из его захвата вырвав, стремительно прошагала к двери и едва ею с громким стуком не хлопнула — еле сдержала силу.

Резко опустилась на стул возле двери палаты, вперившись в стену мрачным взглядом.

Сколько так просидела – не знала: то ли пара минут, то ли полчаса, то ли сутки прошли. Счёт времени потерялся, пока она с болезненным упоением

окуналась в топкое болото обиды.

Внутри на медленном огне закипал гнев: да, Пчёлкин, конечно, без раздумий бросился в больницу, только вот совсем не из-за беспокойства за здоровье отца, и не от желания помочь.

Нет, не ждала Вера от него таких порывов, не могла ждать — сама себя в том рьяно убеждала. Минутную слабость только допустила, когда в телефонной трубке ловила так необходимые ей тогда нотки твёрдой уверенности в голосе.

Вера с места вскочила, бесцельно меряя коридор шагами, заметавшись в раздумьях. До двери отделения — и обратно, к палате; и снова тем же путём, считая шаги, чеканя их цокотом каблуков неудобных туфель.

— Всё? Получил, что хотел? — бросила она с плохо скрываемой злобой, когда из-за наконец-то распахнувшейся двери показался Пчёлкин.

Он равнодушно вздёрнул бровь на её слова, пропуская вперёд засеменившего к выходу юриста.

— Твой отец сам меня позвал, если помнишь, — ответил он холодно, устало сминая ладонью лицо и с силой моргая — отгонял сонливость.

— А ты, если бы про юриста не услышал, — процедила Вера, враждебно уставившись на него исподлобья, — даже не подумал бы приехать, да?

Пчёлкин цыкнул языком, утомлённо поморщившись, и приблизился к Вере.

— Домой сама доедешь? — спросил спокойно, пропуская мимо ушей её упрёк. Вера, тяжело выдохнув в бессильном гневе, сделала шаг назад, чтобы от

Пчёлкина отдалиться.

— Макс отвезёт, — едва ни выплюнула она, отворачиваясь.

Пчёлкин смерил её непроницаемым взглядом и, кивнув согласно, пожал плечом. Сделал несколько шагов, намереваясь уйти, но Вера, ртом нервно дёрнув от бессильной злобы, бросила ему в спину:

— Стервятник, — вздёрнула она верхнюю губу в брезгливом оскале.

Пчёлкин замер, дёрнув шеей, его сведённые плечи заметно напряглись. Он медленно к Вере обернулся, опуская подбородок, и вцепился в неё немигающим взглядом, сощурив глаза до узких щелей — таких, что и цвет глаз невозможно было разглядеть; казалось только, что вот-вот молнии из них посыпятся. Крылья его носа угрожающе раздулись.

Пчёлкин в два шага преодолел расстояние между ними, и Вера увидела, что зрачки на его внезапно приблизившемся лице потемнели так зловеще, как темнеет свинцовое небо перед надвигающейся грозой, и только сверкнувшая искра ледяной ярости осветила их на короткое мгновение.

Пчёлкин недобро осклабился, словно готовый вцепиться в неё клыкастой пастью зверь, и окинул взглядом пустой коридор.

Ни души вокруг, только они двое — и воздух, едва не бившийся электрическими разрядами.

Его пальцы резко вцепились в Верино горло, и Пчёлкин прижал её всем телом к холодной стене, не разрывая контакта глаз. Вера схватилась за его запястье обеими руками, пытаясь ослабить крепкий захват.

— Если такая умная, — прошипел он, глядя ей в лицо со слепой яростью в глазах, — иди, блять, и сама всем рули, — он дёрнул головой в сторону двери, за которой минуту назад скрылся юрист, — с бизнесом разбирайся, врачей ищи. Ты ж лучше всех всё знаешь, всё умеешь, да?

Лёгкие жгло от нехватки воздуха. Вера раскрывала рот в тщетной попытке вдохнуть хоть немного кислорода, но всё крепче сжимавшаяся на шее рука Пчёлкина не позволяла урвать ни единого вздоха.

Вера уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, но лишь сильнее вжалась от этого в бетон холодящей спину стены.

— Отпусти, — прохрипела она из последних сил, бесполезно растрачивая последние запасы воздуха.

Пчёлкин сжал губы в тонкую белёсую нить и опустил веки, расправляя в глубоком вдохе сведённые напряжением плечи. Пальцы свой охват чуть ослабили, и Вера судорожно ухватила ртом порцию спасительного кислорода, приникнув к стене. Она бы сейчас так и сползла по ней вниз, прямо на бледно- голубой пол, если бы не его рука на шее. Пчёлкин своей смертельной хваткой её ослабшее тело надёжно удерживал в вертикальном положении.

Вера снова схватилась за его запястье, но уже как будто не в бесплотной попытке его руку убрать, а чтобы повиснуть на нём, не упасть.

— Думаешь, мне лишний головняк сейчас нужен? — произнёс он спокойней, возвращаясь к её лицу глазами. — Пиздец хотелось среди ночи подрываться на другой конец Москвы, ещё и очкастого этого из постели вытаскивать?

Вера молча смотрела на его заострившееся от гнева лицо и не находилась с ответом.

Его ладонь скользнула с шеи к подбородку, приподнимая в крепком захвате её голову.

— Прекращай вести себя, как сука, Ве-ра, — вкрадчиво, но со звеневшими в голосе нотками стали пригрозил Пчёлкин, чеканя слова. — Ты уже не в том положении, принцесса. Вот сюда себе запиши, — он постучал пальцем по её виску, — что со мной нужно разговаривать нормально. И лучше меня слушаться. Иначе, — Пчёлкин приблизился губами к её уху, резким движением отвернув её подбородок в сторону, — слушаться я буду заставлять. Поняла меня?

Он снова развернул Верино лицо к себе и обвёл его свинцовым от злобы взглядом, вздёрнув бровь. Вера, сжав зубы, отвечать ему не спешила.

Он усмехнулся куда-то в сторону, по-звериному осклабившись, и встряхнул её голову за подбородок.

— Ещё раз спрашиваю: поняла? — повторил он с сочившимся в голосе тихим бешенством.

Вера, вперившись в его плечо безнадёжным взглядом из-под дрожащих ресниц, кивнула, подавив тихий всхлип.

— Вот и славно, — острота его черт разгладилась, сменившись улыбкой — добродушной, но ничего хорошего не сулящей. — Домой езжай. С врачами я сам поговорю.

Да, правила его игры Вере ещё только предстояло выучить.

🌟 ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ГОЛОС ЭТОЙ ЧАСТИ!🙏🏻🥹 Спасибо! ☺️❤️