Ио'Таль-Брео
Из центра капсулы — не столько вставая, сколько медленно и грациозно вытекая — поднялось существо, напоминающее сразу водяную медузу и стеклянную статуэтку. Его конечности напоминали струйки водяного фонтана на городской площади.
Существо оставалось внутри защитного конуса. Его очертания едва заметно дрожали в такт невидимым волнам, словно внутренний импульс дыхания — ритм, существующий лишь внутри капсулы. Когда Ио'Таль-Брео заговорил, голос его прозвучал как отражённое эхо дождя, отскакивающее от древних камней пустого амфитеатра.
— Друзья, коллеги... — начал он, слегка наклоняясь вперёд, и щупальца его на миг опустились, как листья под ветром. — После доклада Жду-Лоша у меня, признаюсь, щупальца слегка поникли. Тем не менее, я обязан рассказать вам и о нашем опыте. Он... более оптимистичен. Чересчур успешен. Настолько успешен, что это стало... катастрофой.
Он сделал паузу, пока ретрансляторы торопливо переключались с режима "поэтический перевод" на "галактический нейтральный". Плавное движение вспышек на экранах сопровождалось лёгким треском, как если бы сама речь настраивалась в пространстве.
— Мы пошли другим путём, — заговорил он вновь, и голос его заструился мягко, как тёплая вода по гравитирующим пластинам. — Мы не подавляли инстинкты. Не отключали агрессию. Мы решили усилить светлую сторону. Просто... увеличить количество альтруизма.
Он встряхнул щупальцами, сбрасывая тонкие капли воды, словно ободряя собравшихся, и продолжил:
— Мы нашли молодую цивилизацию, всего в трёх астрономических годах от нас. И, признаюсь, тоже не удержались от эксперимента. Применили ту же тонкую настройку генома, лёгкую модификацию. Повысили выработку нейропептидов эмпатии. Отрегулировали гены сопричастности. Настроили префронтальные зоны на устойчивую доброжелательность.
Он чуть приподнялся в своей капсуле, и свет фонтанирующих прожекторов за его спиной усилился.
— Знаете... это было прекрасно. Первое поколение — насилие снизилось на девяносто девять процентов. Второе — особи начали делиться ресурсами заранее, до осознания нужды. Ни жадности. Ни тени конкуренции. Мир, тишина, всеобщая доброжелательность.
Голос его внезапно стих. Исчезла фоновая мягкость, будто выключили внутренний фонарь. Он замолчал — и в этот миг даже синтезирующие организмы перестали вибрировать.
— А потом пришло третье поколение...
Пауза. В зале повисло напряжение — плотное, вязкое, холодное, как жидкий азот, медленно растекающийся по мраморному полу ожиданий.
— На их планете случилась засуха. Обычное природное явление. Мы все переживали нечто подобное — периоды лишений, испытаний. Ничего критичного. Бывает. Но что же произошло у наших альтруистов? — голос Ио'Таль-Брео стал тише, почти интимным. — Некоторые особи начали... умирать добровольно. Чтобы не отнимать ресурсы у других.
В зале не шелохнулись даже делегаты из пылевых форм жизни. Он продолжил:
— Возникли целые касты дарителей — они отказывались от пищи, чтобы прокормить более голодных. Потом появились те, кто приносил себя в жертву заранее, чтобы, не дай бог, в будущем не стать обузой. Это были не герои. Не мученики. Это стало... нормой.
Туман в его капсуле начал сгущаться — завихрения окутали щупальца, словно дыхание ускользающих мыслей.
— Через сорок циклов численность стабилизировалась на уровне двенадцати процентов от начальной популяции. Остальные... добровольно ушли. В акте безупречной доброты. Слишком безупречной.
Ио'Таль-Брео начал испускать пар. Не просто волнение — это был культурный эквивалент слёз. Боль, оформленная в водяные молекулы. Он не скрывал её.
— Мы попытались вмешаться. Добавили гены-ограничители. Ввели блокаторы избыточного сострадания. Но было поздно. Их система адаптировалась. Альтруизм перестал быть функцией — он стал смыслом. Они жертвовали собой не ради спасения, а чтобы... не мешать нам их спасать.
Он развёл щупальца — медленно, осторожно, почти извиняюще. Движение было настолько тонким, что улавливали его лишь те, кто владел спектральным зрением.
— Мы создали совершенное общество. Без страха. Без зависти. Без границ. Без конфликта. И... без будущего.
Звук исчез. Вибрации притихли даже у бесплотных сущностей — те застыли в голографическом напряжении. Ио'Таль-Брео смотрел вдаль, за пределы капсулы, словно видя тех, кого уже невозможно было вернуть.
— Мы оставили их в заповеднике. Сейчас — это парк. Экскурсии водят туда гостей. Они сидят под деревьями... гладят друг друга по лицам. Бесконечно. Без вопросов. Без желаний.
Он замер. И завершил:
— Они больше ничего не хотят. Им некуда идти. Их день начинается и заканчивается... благодарностью.
На этих словах Ио'Таль-Брео сжался в крошечный энергетический шар — как будто тихо извинился перед самой Вселенной. Затем испустил тонкие клубы тумана и исчез из поля видимости.
