Совещание выживших
На следующий день открылся Конгресс. Его название звучало, как эпитафия и мольба одновременно: «Великое Совещание Выживших» — межгалактический форум, собравшийся, чтобы удержать контроль над самым опасным и самым прекрасным творением Вселенной — разумной жизнью. Это было не событие — это была попытка продлить дыхание на грани вымирания.
Делегаты вплывали на парящих платформах прямо из отеля в главный зал, словно тени цивилизаций, идущие навстречу последнему шансу. Каждому предоставлялась индивидуальная капсула — цилиндр, накрытый прозрачным куполом, внутри которого поддерживалась совершенная среда: оптимальная температура, давление, состав атмосферы, спектр излучения, уникальные вибрации поля, настроенные под особенности организма.
Капсулы были оборудованы аудио- и видеоретрансляторами, синхронизирующими потоки восприятия — представители могли видеть и слышать друг друга, а некоторые — даже ощущать присутствие других разумов через сенсорные импульсы. Но никто не мог скрыться от мыслей, пульсирующих в зале: каждый чувствовал, насколько всё хрупко.
Делегаты явились сюда ради одной цели. Обсудить проблему, чья древность превышала историю звёздных систем. Проблему, чьё существование ощущалось как бремя, но отвергать её стало смертельно опасно. На протяжении миллионов лет по галактикам расползался биокод — древний универсальный алгоритм, чьи молекулярные слова и химические буквы были заложены в каждую форму жизни. Он объединял, но и разъединял. Он вдохновлял развитие — и порождал разрушение.
Сегодня, здесь, он должен был быть переосмыслен. Или... станет началом конца.
Когда-то давно, на скромной голубой планете по имени Земля, были обнаружены первые фрагменты того, что позже назовут генетическим кодом. Люди думали, что это их открытие. Наивная гордость. Остальные цивилизации — каждая своим путём, в разное время и в разных условиях — тоже приходили к той же разгадке. Как будто невидимый механизм тайно работал повсюду, оставляя на поверхности реальности одинаковые следы.
Код не нуждался в проводниках. Он самораспаковывался, как если бы заранее знал, где и когда нужно пробудиться. Он не был изобретён — он был найден. Он не был написан — он уже звучал.
Из него вырастали бесчисленные формы жизни: от микроскопических симбиотических кластеров, живущих на грани термальной смерти, до гигантских драконообразных существ, дрейфующих в плотных слоях атмосферы газовых гигантов. От древесных цивилизаций, которые передавали свои мысли шелестом листьев, до многоголовых бесполых организмов, размножающихся тихим почкованием в фазах лунного прилива.
Каждая форма — вариация одной древней мелодии. Собранной из ограниченного набора нот. Написанной до появления времени. Мелодии, которая, быть может, — и есть сама Вселенная.
И всё же, несмотря на колоссальные различия между ёжом, китом и кактусом, во всех формах жизни — от шевелящегося мха до влекущих к себе звёзды цивилизаций — звучал один и тот же диссонирующий, но неотъемлемый аккорд. Его называли по-разному: агрессия, инстинкт самосохранения, борьба за существование. Но суть оставалась неизменной — импульс преобладать, выжить, защититься или уничтожить.
Чем выше организм поднимался по ступеням эволюции, тем отчётливее звучал этот аккорд: сначала как дрожь инстинкта, затем — как барабанная дробь доминирования, и, наконец, как тревожная симфония власти, желания и страха перед другим. Там, где возникал разум, аккорд уже не дребезжал — он гремел.
За ним следовала хитрость. Искусство выживать в аду, строить собственные небеса — и затем разрушать их, ведомым тем же аккордом. Он погонял цивилизации вперёд, к звёздам, к идеалам, к неизведанным горизонтам. И он же швырял их обратно — в пепел, в руины, в мрак забвения.
Но вот теперь — возможно, впервые за всю историю Вселенной — Разум, множественный, расколотый, всё-таки собравшийся воедино, решился на шаг, кажущийся невозможным. Собраться. Остановиться. Оглянуться внутрь.
И попробовать — не победить друг друга, а взломать самих себя. Свой код. Свой древний, неосознанно принятый императив.